Читать книгу Зорге, которого мы не знали. Жизнь и гибель великого разведчика в Японии - Hans Helmut Kirst - Страница 4

– Вы можете списать Германию со счетов, – произнес мужчина.

При этом он попытался доверительно улыбнуться, что удалось ему с трудом. Тот, кто увидел бы его со стороны, не слыша сказанное им, мог бы полагать, что он сделал какое-то несущественное замечание.

– Ваша Германия находится в списке всемирной истории среди проигравших, – еще раз подчеркнул говоривший.

Он поковырял вилкой в своей тарелке и бросил взгляд на недопитую бутылку рома и пустой бокал, стоявший рядом.

Другой мужчина, сидевший за столом, взял бутылку и наполнил бокалы до краев. Приложив бокал к губам, он посмотрел на собеседника, который продолжал спокойно заниматься свиной ножкой. Затем осушил бокал жадными глотками.

– За труп, – с нажимом произнес он.

– Я знаю, – сказал мужчина, уделявший, казалось, все свое внимание еде, – что вы мне не верите. Вы просто не хотите мне верить. Вы излишне сентиментальный парень, Зорге.

Мужчина, названный Зорге, ничего не ответил, дав понять, что не считает необходимым отвечать на сказанное. Затем допил содержимое бутылки. Действие алкоголя на него было совершенно незаметно.

Его собеседник продолжал не торопясь заниматься едой. Потом закурил, положив коробок спичек на стол. Зорге взял его и стал вертеть в пальцах. Затем тоже закурил и сунул как бы невзначай коробок в свой карман.

– Токио не столь далек от Берлина, как это кажется по карте.

– Как бы то ни было, а мы мировая держава, – усмехнувшись, ответил Зорге и, подозвав хозяина, заказал еще бутылку рома.

– Коли он пришелся вам по вкусу, пожалуйста, – ответил хозяин, – сейчас принесу.

– Давай, давай, папа! – воскликнул Зорге голосом веселого гуляки, завсегдатая этого заведения.

Папа – владелец ресторана «Райнгольд» в Токио, известного немецкими блюдами и напитками: свиной ножкой с кислой капустой, берлинским светлым пивом с малиновым соком, сардельками и зайчатиной, – лично убрал лишнее со стола, протер его салфеткой и тут же принес новую бутылку рома, дружески подмигнув Зорге.

– Он принимает вас за приличного человека, Алекс, – произнес Зорге, наливая золотистый ром в бокалы.

Оба выпили молча.

Их столик занимал угол заведения и отделялся от общего зала деревянной перегородкой. В ресторане было еще мало посетителей. Около буфетной стойки сидела японская официантка, одетая по-немецки, перелистывая от скуки газету. Уличный шум слабо проникал в помещение.

– Нацисты не способны вести войну, – произнес Зорге. – Они просто спятят, если станут вынашивать эту мысль.

– Они уже спятили, – спокойно ответил Алекс, произнеся это как нечто само собою разумеющееся, подобно утверждению, что после дождя улицы обычно мокрые.

Зорге знал, что дискутировать с Алексом бесполезно. У того не было ни склонности к этому, ни времени. Он слыл опытным оперативником, к тому же человеком, не тратившим попусту время на обсуждение вопросов, которые были для него ясны и понятны.

– Что нового в Мюнхене? – спросил Зорге.

Под Мюнхеном подразумевалась Москва. Алекс работал там в Четвертом управлении Генерального штаба Красной Армии, куда можно было пройти, миновав дюжину дверей и двух часовых. Он выглядел как солидный служащий банка или государственного учреждения: грубые черты лица с добрыми светло-голубыми глазами моряка, совершившего не одно дальнее плавание.

– Никаких значительных новостей, – ответил мужчина, которого за рубежом друзья и сотрудники звали Алексом. В Красной Армии он занимал высокое положение, и его знал лично Сталин. – Следует, пожалуй, лишь упомянуть, что Вольфганг прекратил свою работу.

Зорге закурил, использовав, однако, другой коробок спичек, а не тот, что только что спрятал в карман. При этом он внимательно разглядывал свои руки, которые, казалось, немного подрагивали.

Алекс тоже посмотрел на его едва заметно дрожавшие руки и просто сказал:

– Вы слишком много пьете, Зорге.

– Это мое дело, – резко ответил тот. – Разве вы оцениваете мою работу по моему образу жизни?

Алекс, ничего не ответив, тоже закурил. Затем положил коробок спичек, положенный Зорге на стол, себе в карман.

– Жив ли еще Вольфганг? – спросил Зорге.

– Вполне возможно, – буркнул Алекс.

– Имеются ли признаки того, что он заговорил?

– Пока еще нет. Тем не менее будьте более осторожны, чем прежде, Зорге. Встречайтесь со своими сотрудниками лишь в исключительных случаях. И меняйте места встреч и транспортные средства.

– Можете об этом не говорить, Алекс. Я ничего не забыл из того, чему научился у вас.

– Тем лучше, – ответил тот спокойно. – Ведь вы рискуете собственной головой. И не забывайте, что она у вас всего одна.

На лбу Зорге обозначились глубокие морщины. Сообщение о Вольфганге его взволновало. Не то чтобы он испугался, подобные известия приходили чуть ли не каждый день. Но Вольфганг делал то, что сам Зорге. И он, Вольфганг, был для Рихарда не просто товарищем, а другом, настоящим другом, которые редко встречались в жизни Зорге. В той области человеческой деятельности, где трудился Рихард, друзей вообще быть не могло, с чем приходилось считаться.

Вольфганг стал его другом задолго до того, как он начал заниматься делом, которое теперь заполняло всю его жизнь. Они вместе лежали в окопах Первой мировой войны. Вместе с ним он пробивался сквозь толпу, когда спартаковцы попытались овладеть Берлином. С Вольфгангом он вступил и в коммунистическую партию. Затем оба решили работать на Москву.

Однако сейчас с Вольфгангом прервалась связь. Следовательно, он попал в руки гестаповцев. А те уж постараются выжать из него все возможное. Прежде всего имена! В этом списке мог оказаться и он, доктор Рихард Зорге, в настоящее время корреспондент газеты «Франкфурте? цайтунг» в Токио.

– Думаю, что этого не произойдет, – произнес спокойно Алекс, будто бы прочитавший мысли Рихарда. – Но все же лучше быть готовым ко всему.

Алекс считал, что хорошо знает Зорге. Ведь он в течение долгих месяцев в Москве работал с ним, готовя Рихарда по всем правилам ремесла к предстоящей деятельности. Оба были упрямыми людьми. Зорге оказался самым трудным учеником Алекса, зато теперь он стал самым лучшим из его подопечных. Поэтому необходимо было предпринять все возможное, чтобы обезопасить токийского резидента.

– Каковы ваши требования и пожелания, Зорге? Рихард сделал усилие, чтобы не думать больше о Вольфганге. Видимо, тот уже мертв. Ничего другого он себе представить не мог, поскольку такой конец в их деятельности являлся вполне нормальным. Каждого в свое время съедят черви. Осушив бокал, Рихард подумал: «Прощай, Вольфганг!» – а вслух произнес:

– Мне нужна новая система связи, Алекс, здесь, в Токио. Контакты через Шанхай затруднительны и опасны.

– Принято, – ответил Алекс.

Зорге посмотрел на него удивленно, так как не ожидал немедленного согласия. Любого другого связника можно было бы уговорить довольно просто, но только не Алекса. Тот появлялся за рубежом не часто и не без особого на то основания.

– Кроме того, – продолжил Рихард, – предлагаю сократить использование курьеров и перейти в основном на радиосвязь.

– Согласен, – сказал Алекс.

– Более того, радиосеансы надо проводить по различным дням, в том числе и по воскресеньям, с трех часов дня до десяти часов утра по токийскому времени.

– Не возражаю, – ответил Алекс. – На этот режим перейдем через две недели, то есть с пятнадцатого сентября. Будем ждать ваших передач в течение первых пятнадцати минут каждого часа.

Все шло гладко, даже слишком гладко. Зорге собирался грызть гранит, так как его собеседник считался непреклонным человеком. В последний раз он виделся с ним шесть лет назад, в 1933 году, в Шанхае. Именно тогда Алекс поставил перед ним задачу перебраться в Японию – страну, язык которой Рихард не знал, никакого представления о ее жителях и истории не имел и в которой никогда до этого не бывал.

Что же теперь хотел Алекс?

Сидевший перед Зорге представитель московского разведцентра – мужчина с сильными руками, выглядевший не слишком интеллигентно – на самом деле владел шестью иностранными языками и был отличным организатором и гением конспирации.

– Знает ли ваш радист секретный код? – спросил он.

Зорге без промедления утвердительно ответил на вопрос и добавил:

– Это намного облегчает мою работу. Но может быть, у вас имеются какие-либо сомнения по этому поводу?

– не-е-т, – протянул Алекс. – Он хороший радист, но очень слаб в орфографии.

На лице Зорге появилась ухмылка, кустистые брови поднялись, губы сжались, но он ничего не сказал. И его глаза оставались серьезными.

– Если дело дойдет до войны… – начал после некоторой паузы Алекс.

– Они больше об этом болтают, – резко отреагировал Зорге. – А наделав в штаны, поднимут крик, чтобы как-то замаскировать вонь.

– Если дело дойдет до войны, – спокойно продолжил Алекс, – она распространится и на эти места. И Англия не останется в стороне, да и Америка будет в нее вовлечена.

– А Советский Союз?

– Советский Союз, – ответил Алекс, – единственная азиатская мировая держава. Второй здесь может стать Япония. Непосредственная же угроза для Советского Союза будет исходить из Германии. Поэтому мы и послали вас в Токио, Зорге!

– Я это знаю, – произнес Зорге, но предпочел не уточнять, что именно ему известно. Советскому Союзу необходим немецкий шпион в Токио. Но это говоря примитивно. В действительности же избранному им новому отечеству надо было иметь в Токио тайного представителя своих интересов, знающего образ мыслей и японцев, и немцев.

– Угроза Советскому Союзу со стороны Германии – абсолютное идиотство, – сказал Рихард.

– К сожалению, такие идиоты имеются, – возразил Алекс.

– А как же пакт о ненападении, заключенный между Германией и Советским Союзом?

– Его могут нарушить.

– И это учитывается?

– Вы что же думаете, ваша Германия на это не осмелится?

– Моя Германия! – воскликнул с возмущением Зорге.

Алекс скупо усмехнулся, потом продолжил:

– В спичечном коробке, который вы положили в свой карман, новые инструкции. Обстоятельно с ними ознакомьтесь, а завтра сразу же после четырех часов встретимся накоротке у главного почтамта. Если вы со всем согласны, держите в левой руке две газеты. Коли же у вас будут какие-либо возражения, придется встретиться еще раз.

– Я завтра там буду, – ответил Зорге, – и с двумя газетами в левой руке. Или вы ожидаете чего-то другого?

Алекс заулыбался и осмотрел ресторан, как будто увидел что-то веселое. И тут же спросил:

– Хватает ли вам денежных средств? Я готов их удвоить, если в этом есть необходимость.

Зорге, протянувший было руку за недопитым бокалом, ничего не ответил, обдумывая это предложение. Решив, что такая щедрость Центра еще больше свяжет ему руки, Зорге сказал:

– Спасибо, не надо.

– Ну и ладно, – произнес Алекс, подмигнув Зорге, и вновь склонился над тарелкой.

А тот, поднявшись, смотрел на него, своего учителя и соратника, с глубоким уважением и душевным трепетом, хотя не любил сантиментов.

Они обошлись без рукопожатий. Зорге лишь подумал: сколько пройдет лет до их новой встречи? И что к тому времени будет?

Подойдя к стойке, Зорге заплатил по своему счету: мужчина, случайно оказавшийся за его столиком, его не интересовал. Дружески ущипнув за подбородок официантку, он, не оглянувшись, вышел на улицу и смешался с толпой прохожих.

Навстречу ему попался продавец газет, привлекавший к себе внимание звоном бубенцов, висевших у него на поясе. Вручив ему десять сенов, Зорге тут же развернул свежеотпечатанную газету и просмотрел заголовки.

На первой странице крупными буквами было напечатано: «Немецкие войска вторглись в Польшу».

– Что за дураки! – воскликнул он, скомкал газету и бросил ее на дорогу. А потом наступил на нее ногой.

Шпионаж столь же стар, как мир. В древнейших документах человеческой истории можно найти напоминание о нем. Кажется, что без шпионов не обошлось ни одно военное столкновение еще более десяти тысяч лет тому назад.

Даже в Библии говорится об этом виде человеческой деятельности. Так, например, Иосиф, обвиняя своих братьев, восклицает: «Вы лазутчики и пришли сюда, чтобы уточнить, где страна наиболее открыта».

И в наши дни подобные разговоры между западными и восточными немцами, представителями коммунистической и националистической частей Китая, да и между американскими социалистами и маккартистами не являются редкостью.

А в Ветхом Завете записано, что Яхве дал совет Моисею направить лазутчиков в Ханаан. И тот лично подобрал агентов. Задание, которое он поставил перед ними три тысячи двести пятьдесят лет назад, классически просто и применяется до сих пор: разведка страны и коммуникаций, оценка военной мощи, сведения о настроениях среди населения, хозяйственно-экономический потенциал и выявление слабых мест в оборонительных сооружениях.

Иерихонская проститутка Раав, вне всякого сомнения, занималась шпионской деятельностью. Далила, выявившая слабости Самсона, была, по-видимому, первой шпионкой в бесконечной цепи ее последовательниц, которые добивались успеха, использовав свои прелести, о чем говорится в различных произведениях романтического толка. Но если у Моисея деятельность эта носила патриотический характер, то тут она превращается в сделку.

История Древнего Египта и Китая пестрит многочисленными примерами шпионажа. Александр Македонский[7] внес большой вклад в его развитие. Сципион Африканский Старший[8] приставил к слонам Ганнибала шпиона, который выяснил, что этих грозных животных можно было напугать громким шумом. Красе[9], современник Цезаря[10], предвосхитил гестапо. Голая танцовщица Теодора, ставшая впоследствии византийской императрицей, являлась, по сути дела, Мата Хари своего времени. Чингисхан[11] создал разветвленную осведомительную службу, а Магомет[12] проявил себя гением контршпионажа.

Нет ни одного исторического трактата, претендующего на объективность, который обошел бы молчанием систему шпионажа и провокаций, организованного предательства и контршпионажа. Католическая церковь средневековья, Густав Адольф, Генрих VII, Фридрих Великий, Наполеон, Бисмарк – все они пользовались услугами шпионов, нередко с удивительным успехом.

Почти все люди, принимавшие участие в опасных играх за кулисами своего времени, будь то искатели приключений или патриоты, грязные шпики или продажные предатели, действовали, как правило, в одиночку. Только в наше время удалось заменить их целыми организациями, значительно расширив рамки агентурной деятельности и число людей, принимающих в ней участие.

Доктор Рихард Зорге был последним крупным разведчиком-одиночкой, хотя и входил в определенную организацию. По своей натуре он являлся скрытным и очень опасным дипломатом. Зорге считал, что сможет сам изменить мир.

Рихард амурничал с простыми горничными гостиницы «Империал». Их кукольные личики расплывались в улыбке при виде его, так как он вел себя с ними исключительно внимательно и радушно не в пример другим европейцам и американцам. Для него горничные были наподобие игрушек. С ними он на какое-то время забывал постоянное коварство окружающего мира.

Когда он появлялся в фойе гостиницы, разговоры замолкали. В баре срочно наводился порядок, а по знаку управляющего оркестр начинал играть венский вальс.

Вот и на этот раз управляющий услужливо спросил:

– Не присядете ли вы к стойке, господин доктор? Или же пройдете к господам из немецкого посольства? Справа от оркестра.

– Все так называемые господа из немецкого посольства, – громко ответил Зорге, – хорошо меня знают…

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться с ним управляющий, знавший по опыту, что противоречить Зорге не следовало, так как он был эксцентричной личностью. В Токио хватало чудаковатых иностранцев, но таких, как Зорге, – ни одного.

На лице Рихарда появилось выражение, присущее центральному нападающему, собиравшемуся забить неотразимый гол. В японской столице о нем ходила дурная слава, которую он старался поддерживать, – слава грубияна, скандалиста и вообще курьезного человека.

Управляющий с облегчением заметил, что доктор Рихард Зорге, лучше других информированный иностранный корреспондент в Токио, у которого повсюду были собутыльники и друзья, сегодня был лишь слегка подшофе. Стало быть, скандала пока не будет.

– Позволю себе заметить, – любезно полушепотом обратился управляющий, – сейчас здесь находится госпожа Шварц, Мартина Шварц.

– Если бы ее звали Блау[13], было бы гораздо лучше, – ответил Зорге.

Управляющий отреагировал на шутку смешком.

Зорге разглядывал присутствующих, словно это были экспонаты музея восковых фигур. В фойе гостиницы обычно собиралось все токийское, так называемое «высшее общество», состоявшее из деловых людей, дипломатов и журналистов, иностранцев и японцев, мужчин и женщин, фашистов, демократов и вечно нейтральных. У них было одно общее: они могли позволить себе платить за выпивку и закуски по высоким ценам «Империала».

Зорге через все фойе направился в бар. Не доходя до стойки, он поднял два пальца правой руки. Бармен понял знак и тут же приготовил двойную порцию виски, которую Рихард выпил одним махом. Бармен снова наполнил стакан.

Зиберт, модный писатель из Франкфурта, приехавший в Японию, чтобы собрать материал для новой книги, подошел к Зорге. Он ценил журналиста не только как неисчерпаемый источник различных сведений о Японии и Дальнем Востоке, но и как личность. Зорге знал об этом и, не показывая, что это ему льстит, охотно помогал литератору.

– Что вы скажете об этом, Зорге? – спросил Зиберт.

– А что вы имеете в виду? Виски? У него не та температура, которая должна быть.

– Нет, речь идет о начале войны. Каковы ваши комментарии?

– Полагаю, что это настоящее безумие.

– Войны, – согласился Зиберт, – это всегда безумие.

Мужчина у стойки вмешался в их разговор:

– Не скажите! Главное, что они эффективное средство защиты интересов науки и государства.

Зиберт взглянул на незнакомца с удивлением, ибо, как тактичный человек, он не привык, чтобы кто-то бесцеремонно вступал с ним в разговор.

Зорге же, опорожнив стакан, презрительно посмотрел на нахала и не торопясь обратился к Зиберту:

– Вас, видимо, интересует, кто это вмешался в наш разговор?

– Я не слишком любопытен, – скромно заметил писатель.

– Этого наглеца, – громко продолжил Зорге, кажется, зовут Бранцем. Да-да, Августом Бранцем.

Он из персонала немецкого посольства, а по профессии – людоед. Присмотритесь к нему внимательно, Зиберт, это – атташе по вопросам полиции.

– Ну и хорошо, – ответил мирно Зиберт. В его глазах мелькнуло беспокойство.

Бранц подошел к ним вплотную и сказал:

– Не будем обсуждать здесь ваши манеры, Зорге. И все же хотел спросить: считаете ли вы безумием войну, начатую фюрером против Польши?

Зорге внимательно посмотрел на него и спокойно произнес:

– Нет.

– Мы далеки от этой мысли, – поддержал его Зиберт.

– Хотел бы на это надеяться, – буркнул Бранц.

– Эту войну следует считать не безумием, а чем-то другим, – продолжил Зорге. – Представьте себе Германию и Польшу. Предположим: я – Германия! Просто в качестве примера, само собой разумеется. – Широкоплечий, мускулистый здоровяк выпрямился при этом и принял боксерскую стойку.

Бранц невольно отшатнулся.

– Итак, я – Германия и выхожу на улицу. Около гостиницы всегда ошиваются парнишки. Один из них – маленький, худенький и чахоточный – продает спички. Так вот, я подхожу к нему, бью его в подбородок и затем в живот, а когда он падает, прыгаю на него так, что хрустят косточки. Вот какова война с Польшей, Бранц. И нечего разглагольствовать о государственных интересах и национальной необходимости.

– Ладно, – примирительно произнес Зиберт и положил свою тонкую руку на плечо Зорге.

Полицейский атташе криво усмехнулся и сказал с нескрываемой угрозой:

– Поосторожней, Зорге. Вам тоже не все позволено.

– Что вы имеете в виду?! – резко спросил Рихард.

– Вы – немец и подпадаете под действие немецких законов. А немецкую полицию в Токио представляю я, господин Зорге.

У Зорге сузились глаза, брови угрожающе нахмурились, но он сдержался. Прошло несколько секунд. Вдруг он рассмеялся, схватил стакан виски, услужливо поставленный барменом, и опрокинул его содержимое в рот.

Бранц отвернулся. Он более не улыбался. Втянув голову, заказал себе выпивку. Голос его при этом звучал не очень уверенно.

– Пойдемте, – потянул Зиберт за руку Зорге, – присядем за столик. – И добавил: – Будьте осторожны. Ваши высказывания иногда весьма рискованны. Правда, здесь на них мало кто обратит внимание, но зачем давать полицейскому атташе пищу для размышлений?

– Может быть, я хотел посмотреть, как он отреагирует на критику, – неожиданно миролюбиво ответил Зорге.

– Теперь вам известно. Во всяком случае, этот парень – не ваш друг.

– Такие друзья мне ни к чему!