Читать книгу Осколки - Ханзарифа Дахцикоевна Гутиева - Страница 10
Книга 1
Будни
Туляевы
ОглавлениеСупруги Туляевы были очень любопытной парой.
Они приехали в Москву из Керчи, потому что надо было поддержать дочь, поступившую сначала в Мерзляковское училище, а потом и в Консерваторию по классу скрипки.
В Керчи Юля выиграла огромный конкурс в московское училище, а денег не было.
Вот родители и взялись за лопату и метлу.
В прошлом Рудольф Аркадьевич был первым электромехаником международного судна, а Галина Николаевна – преподавателем математики.
Энергичная Галина первое время по ночам продавала хлеб на вокзалах.
Муж взял фамилию жены. Я никогда не спрашивала, почему. Но однажды, забыв у меня на столе медицинскую справку дочери, она вернулась и незаметно её забрала.
Если бы не этот осторожный жест, я бы никогда не узнала фамилии её мужа – Клейман.
Откуда мне было знать, чья справка забыта на моём столе – народу всегда приходило много.
То ли еврейская, то ли немецкая текла кровь в его жилах.
У нас по известным причинам лучше не иметь таких фамилий.
С фотографии, где Рудольф молодой, смотрит удивительно симпатичное лицо с проницательным взглядом, высоким лбом и толстыми чувственными губами. Такие лица в моё время ещё встречались где-нибудь на математических или других естественных факультетах. Однажды он спокойно наметил решение в шутку брошенной мною задачки. Я спросила Галину, где она нашла такого умницу.
И Галя в свойственной ей непосредственной манере ответила: «Ой, да о чём вы говорите? Видели бы, какие за мной ухаживали! У меня ещё лучше был. Знаете, что его ни спрошу, тут же расщёлкивает. Но как-то не сложилось. Я была такая весёлая».
Тараторила она всегда безумолку.
Насчёт веселья не очень верилось, но зато живой, непоседливой, суетливой и болтливой, хотя и беззлобной – это точно.
Они оба были работягами. За что бы Рудольф ни брался, всё у него получалось. В нём всё время пульсировала творческая жилка. Очень быстро его пристанище обросло отреставрированной мебелью, столами, кроватями и прочими нужными в хозяйстве предметами. Найдя на помойке сломанный электродвигатель, он его починил и приспособил для электропилы.
Через некоторое время Рудольф с Галиной купили фотоаппарат поляроид, потом видеокамеру и устроили моей семье видеосессию. Теперь эти бесценные и единственные видеовоспоминания хранятся у меня дома. Всё это они приобрели, подрабатывая дополнительно в свободное от основной работы время.
Всегда безотказные, готовые прийти на помощь, они чрезвычайно помогали мне. Я это ценила, начальство – нет. Казалось, делалось всё, чтобы подавить творческую самостоятельность моих помощников. Из какой-то глупой бабьей зависти, что ли.
Обнаружив неубранный снег на участке Рудольфа, что для него было редкостью, начальница устроило и ему, и мне скандал, нарочито не поверив, что человек лежал с температурой в сорок градусов. Пришлось Галине и Рудольфу, находившемуся в лихорадочном состоянии, отправиться в поликлинику, чтобы сунуть начальнице в нос заключение врача.
Неубранный участок пьяницы Ткачук почему-то не вызывал подобных скандалов. Возможно по причине её родственных связей с начальником милиции.
Ни с того, ни с сего на собрании высмеяли Рудольфа за то, что он помог прикатить мне бочку краски для контейнеров. Хотя это дало возможность моим дворникам вовремя привести их в порядок. А через день проезжавшая с инспекцией комиссия из ДЕЗ'а выставила акты за непокрашенные контейнера всем, кроме нас. Неполадки на других участках начальство молча проглотило, как бы не заметив.
Вообще, иногда казалось, что хорошо выполненная работа – не основной принцип построения вертикали власти в жилищно– коммунальном хозяйстве. Иначе там давно наступил бы порядок.
Чаще реализовывался другой принцип – не дай бог проявить инициативу, бОльшую, чем разрешает начальство, ибо надо оставлять такую прореху, чтобы было, за что ругать. А иначе, какой же ты начальник?
Точно как у Бориса Слуцкого:
Никоторого самотёка!
Начинается суматоха.
В этом хаосе есть закон.
Есть порядок в этом борделе.
В самом деле, на самом деле
он действительно нам знаком.
Паникуется, как положено,
разворовывают, как велят,
обижают, но по-хорошему,
потому что потом – простят.
И не озарённость наивная,
не догадки о том о сём,
а договорённость взаимная
всех со всеми,
всех обо всём.
А Юлия действительно была талантлива. Из-за сложностей в коммунальном муравейнике Юля иногда приходила готовиться к музыкальному уроку ко мне домой. Нам была только радость. В отдельной комнате девочка забывалась так, что вздрагивала, если кто-нибудь её потревожит. Ей очень нравился скрипач Яша Хейфец. И я ей подарила пластинку из моей фонотеки с записью его игры.
К милостям неуравновешенных и коварных начальников надо относиться очень осторожно.
Не обольщаться их расположением.
Как-то дворники откликнулись на предложение начальницы продемонстрировать таланты своих детей на импровизированном концерте.
И мы услышали игру на скрипке Юлии и искромётное выступление красивого сына Рафиги.
«Вот они, униженные и отверженные, – так думалось, когда мы слушали игру Юлии и талантливые пародии сына измученной уборщицы Рафиги, – молодые и счастливее многих».
Но вернёмся к Туляевым.
Однажды суетность и заполошенность Галины Николаевны чуть не подвела меня к тюрьме.
Моя бригада встала в круговую охрану у подъездов дома 5 на Романовом переулке для очистки крыши от сосулек и наледи. Галина была поставлена сторожить в арке этого дома, чтобы, не дай бог, никто не проскочил. Над аркой как раз шла очистка, и огромные глыбы льда грохались вниз у выхода, разрываясь как бомбы. Я стояла за углом от арки и не могла этот выход видеть.
Но была спокойна потому, что проход неширок и там на страже – Галина.
Мы спокойно о чём-то беседовали с Рудольфом, и, одновременно, в поле моего зрения был весь внутренний двор дома, где стояли у подъездов дворники. В общем, ни одна муха не влетит, не вылетит.
Сброс продолжался по плану, а мы не торопясь, вели беседу о том, о сём, и внимательно оглядывали двор, совсем не беспокоясь за арку. Так продолжалось довольно долго, как вдруг!
Сколько пронеслось с тех пор лет, а я никогда не забуду этого неожиданно охватившего меня волнения.
Откуда оно появилось? Почему ни секундой раньше, ни секундой позже?
Ведь ничего не предвещало несчастья. То же безмятежное небо, те же деревья, знакомый двор, и люди стоят спокойно, и сброс идёт по плану. Но в сердце поднялась необъяснимая тревога. Я прервала на полуслове беседу и пулей выскочила за угол. Скорее, скорее к выходу арки.
А там, у самого выхода из тёмного прохода, уже почти выйдя из полутьмы на свет, шёл мужчина тридцати пяти лет. Он только -только занёс ногу для следующего шага к роковой полосе, отделявшей свет от полутьмы, куда сверху в этот самый момент летела с семиэтажной высоты старинного дома сброшенная огромная ледяная глыба. Она должна была упасть точно ему на голову, когда как раз нога опустится на землю.
И никакой Галины Николаевны.
Всё это я сообразила уже потом. А тогда утробный, звериный рёв, сокрушающий все окна, стены, подъезды, весь мир внутри двора потряс жителей дома. Я никогда ни до, ни после не кричала так неистово, надрывая все свои внутренности от ужаса и отчаяния, сама ещё не сообразив всё до конца.
Этот крик мужчину спас. Он отпрянул, и тут же ледяная бомба грохнула на то место, куда через долю секунды он должен был ступить. Лицо его медленно стало покрываться смертельной бледностью.
Страшно представить себе, если бы реализовался худший сценарий. Ему – смерть, а мне – долгая тюрьма.
Замерли все – и те, кто стоял внизу, и те, кто был на крыше.
Здесь то и выскочила наша голубица. Оказывается, она, прижав к одной стене арки нерадивого прохожего, читала лекцию об опасности легкомысленного отношения непослушных вроде него к процессу сброса. Нельзя игнорировать предупреждения от охраняющего, ибо можно угодить под сосульку и т.д., и т.п. И пока Галина верещала ему эти истины, повернувшись спиной к другой стене арки, а следовательно, потеряв её обзор, прямёхонько под самой аркой и пошёл навстречу своей смерти ничего не подозревающий второй прохожий.
Обрушенный на Галину крик уже был моей нервной разрядкой.
В тот день я прошла в сантиметре от великого несчастья и до сих пор не знаю, кто меня от него отвёл, поселив в моём сердце тревогу ни секундой раньше, ни секундой позже.
Любопытна реакция прохожих на предупреждения при сбросах с крыш. Соотечественники нас крыли матом, плевались, требовали немедленно открыть проход и вели себя в лучшем случае отстранённо.
Одна сумасшедшая старуха вообще с ворчаньем махнула на нас рукой и ступила прямо под ледяной обстрел. Чудом уцелела.
Когда же на ограничительную ленту наткнулись два зазевавшихся японца, которых мы попросили обогнуть место сброса, их благодарности не было предела, и они стояли и кланялись, и кланялись нам.
А на Калашном при сбросе смерть подстерегала уже меня.
Существует, как потом открылось в печальном опыте, порог величины отношения высоты очищаемого дома к ширине улицы. На Калашном он был недопустимо высок. Поэтому сброс был похож на расстрел стоящих внизу. Глыбы били по противоположной стороне и отлетали прямо в нас, а деться было некуда. Ну как детская игра в лапту с одной стенкой вместо игрока. Здесь нужна была предельная сосредоточенность.
Поздним вечером уже в сумерках, когда трафик по переулку приходилось периодически останавливать, мы слушали массу оскорблений из машин от нетерпеливых водителей.
Один из них, потрясая красным мандатом депутата Госдумы, пообещал стереть нас в порошок, если его немедленно не пропустят.
Тут-то я и обернулась сказать ему пару слов и послать, куда надо с его ксивой.
А зря. На три секунды ослабив внимание, не заметила, как приличная глыба льда пролетела в тридцати сантиметрах от моего лица и ударилась в стену противоположной стороны, где я стояла. Теперь смерть прошла в сантиметрах от меня.
В критическую погоду – резкое потепление, и как следствие повсеместное падение наледи на пешеходную зону – бригада разбивалась на группы, периодически сменявшие друг друга в охране. Не могла на передышку уйти только я.
А так как домов на участке было много, то иной раз очистка крыш занимала по двенадцать часов бесперебойной работы. Не успеешь вовремя – жди несчастного случая.
Однажды, начав в восемь утра, я закончила в восемь вечера. Еле держась на ногах, отправилась напоследок к своему дворнику, чтобы наметить на следующий день план очистки крыш оставшихся домов.
Меня мучила невыносимая жажда. Мне вынесли литр тёплого сладкого сока облепихи.
В голове пронеслась мысль, что ёмкость слишком велика – не выпью всё, и придётся драгоценный сок выливать. Но губы уже тянулись к кружке и жадно глотали, не отрываясь. В этот момент моё существо разделилось на две половины – одна неистово пила, а вторая, как бы отделившись от первой, приходила во всё большее изумление от количества беспрерывно поглощаемой живительной влаги. Я уже не могла остановиться. И вместе с соком по всем жилам стала растекаться живительная сила.
Смешно вспоминать, но впечатление было таким сильным, что каждый раз, встречая дворника, протянувшего мне литровую кружку с облепиховым чудом, я постоянно ему напоминала о ней и благодарила. Наконец он начал смотреть на меня с некоторой растерянностью.
Вот так мы уставали в горячие зимние дни.
Господи! Пора остановиться. Перечню этих кошмаров несть числа.