Читать книгу Что таится за завесой - Харпер Л. Вудс - Страница 7

– Ты такая молчаливая сегодня, – тихо заметил Бран, толкнув меня плечом, когда мы утром шли по тропинке к центру деревни.

Вечнозеленые деревья и дубы выстроились по обеим сторонам дороги, как стража. Я никак не могла заставить себя пройти мимо виселицы, не хотела смотреть, что осталось от тела человека, которого недавно повесили в наказание за преступления против лорда Байрона. Поэтому нам пришлось идти длинной дорогой, в отличие от других жителей деревни, которых, казалось, не беспокоила вся эта жуть.

– Так и не успокоилась после ночной прогулки в лесу?

Я взглянула в сторону Брана и улыбнулась против воли, увидев, как раздраженно он усмехается. Его светлые волосы были коротко подстрижены, а кожа отливала бронзой из-за ежедневной работы под палящим солнцем во время сбора урожая. Карие глаза, в которых обычно скакали чертики, тяжело уставились прямо на меня, будто он хотел только одного – наказать сестру за то, что та продолжает рисковать своей репутацией.

Бран уже давно отказался от попыток обуздать меня, понимая, что если уж «уроки» лорда Байрона и жрицы не превратили меня в послушную женщину, то вряд ли он сможет что-то изменить, ведь он не хотел причинять мне боль.

То, что Бран до сих пор не забил мое окно гвоздями, можно было считать чудом. Ведь он постоянно ловил меня, когда я тайком выходила или возвращалась. Когда я вернулась домой сегодня утром, брат ждал меня в моей комнате. Все еще пребывая в трансе после ритуала, я влезла в окно, когда позади меня уже всходило солнце.

– Интересная выдалась ночь, – сказала я, но не стала описывать ему круг и людей, которых встретила.

Хоть я и не думала, что брат примется осуждать других за то, что они исповедуют веру, отличную от нашей, но и представить, будто он станет спокойно смотреть, как я подвергаю себя риску оказаться на виселице из простого любопытства, тоже не могла. Особенно теперь, когда накануне вечером ритуал предсказал мне, что до следующего Самайна я не доживу.

– Ты должна перестать бродить неизвестно где по ночам, Эстрелла, – ворчливо произнесла мать, повернувшись, чтобы посмотреть на меня через плечо.

Бран, крепко вцепившись пальцами в деревянные ручки, толкал перед собой ее кресло на колесах.

– Что подумают мужчины в деревне, если вдруг увидят тебя? Ни один не захочет жениться на женщине, если у него есть причины полагать, что она не девственна.

– Вряд ли этот довод заставит ее сидеть взаперти. Мы оба знаем, что Эстрелле не очень-то нравится идея замужества, – со смехом сказал Бран, заставив мать тоже фыркнуть и усмехнуться.

Она не особенно поддерживала мою ненависть к браку и к тому, что с женщинами у нас обращались ничуть не лучше, чем с племенными кобылами, но и не осуждала меня за это. Хотя, подозреваю, так поступило бы большинство.

За это я любила маму еще сильнее. Если бы не ее терпимость к тому, как я себя вела в уединении нашего дома, вряд ли бы мне удалось пережить последние два года. С тех пор как я достигла совершеннолетия, меня постоянно осматривали и ощупывали в храме, поворачивали мое лицо из стороны в сторону и без конца изучали. Жрицы Матери диктовали мне, как я должна себя вести и блюсти, и стремились обучить меня всему, чтобы я в один далеко не прекрасный день стала добропорядочной и послушной женой.

Еженедельного обряда в храме я боялась каждой клеточкой тела. Он нес в себе угрозу и не давал покоя по ночам, лишая меня сна. В такие ночи я блуждала по лесу дольше обычного и представала перед жрицами с темными кругами под глазами, что им, конечно, не нравилось.

Мы пришли в западную часть деревни, и перед нами замаячило большое каменное сооружение, от одного вида которого меня замутило. На крыше стояла башня, внутри которой, на самом верху, имелось единственное помещение, которое и считалось храмом, куда уходил Верховный жрец, чтобы обратиться к Отцу. А в остальном это было обычное крепко построенное квадратное здание, и ничто в нем не привлекало взгляда. Оно служило цели, и этой целью считалась не жизнь в изобилии, а жизнь в воздержании.

Если ритуал прошлой ночи показался мне чинным и степенным, то все, что было связано с домом жрецов и жриц, виделось непристойным.

Мы встали в очередь вместе с пришедшими в храм односельчанами, которые радостно перешептывались между собой. Они в самом деле не замечали причин, по которым я его ненавидела.

– Миссис Барлоу, – поприветствовал лорд Байрон мою мать, остановившись рядом с нами, когда мы подвозили ее к дверям.

Мама улыбнулась в ответ человеку, который из собственного кармана заплатил за ее кресло и предоставил такие условия для работы, о которых мы и мечтать не смели.

Раньше я часто ходила в храм и молилась. Молилась о том, чтобы она никогда не узнала, как мне приходится платить за все это в тиши его библиотеки. Чтобы она никогда не узнала истинную цену его доброты.

– Милорд, – сказала моя мать, принимая предложенную им руку и послушно касаясь губами его кольца.

Бран уважительно склонил голову, когда лорд Байрон, бросив косой взгляд на меня, присевшую в хорошо отработанном реверансе, переключил внимание на него.

Я до сих пор ощущала на теле удары трости своей наставницы, что доставались мне, когда я неправильно держала осанку. Даже годы спустя я помнила, как лорд Байрон смотрел на мое искажающееся от боли в момент удара лицо. Я уже давно выучила, как надо двигаться.

Низко склонив голову, я ждала, когда его рука появится передо мной, зная, что он ни за что не упустит возможности заставить меня поцеловать его кольцо и напомнить о власти, которую имел надо всем и всеми.

Я осторожно взяла его руку в свою и наклонилась, чтобы коснуться губами кольца. И я считала.

Один.

Я хочу выпотрошить тебя, пока ты спишь.

Два.

Ты – худший из людей.

Три.

Краем глаза я видела, как величественная леди Жаклин пристально смотрит на меня, распознавая в этой сцене то, чем она и являлась: один из способов флирта ее мужа. Однажды она сама меня убьет.

Я плавно отпустила руку, и та вернулась туда, где ей и следовало быть. А сама я, стоя в унизительном поклоне перед ним, ждала команды, чтобы положить конец мучениям. Мимо нас проходили жители деревни, а я все стояла и стояла. Обычно поклон длился лишь несколько мгновений в знак уважения. Но не для меня. Меня лорд Байрон заставлял демонстрировать выносливость.

Мое тело не дрогнуло, даже когда мышцы уже устали. Дрогнуть означало разочаровать моего господина, а разочаровать его означало подвергнуться страданиям.

– Эстрелла, – наконец произнес он, освобождая меня от боли, пожиравшей тело.

Я медленно выпрямилась, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, чтобы не показать ему, чего мне это стоило.

– Милорд, – наклонив голову так, как ему нравилось, тихо проговорила я, глядя на него сквозь ресницы.

Пришлось прикусить щеку, чтобы не выплюнуть слова, которые рвались из горла. Слова, которые хотелось выкрикнуть ему в лицо, чтобы ранить его так же сильно, как он ранил меня.

– Леди Жаклин, – произнесла я, приветствуя хрупкую женщину, стоявшую рядом с ним.

В ответ она хмуро взглянула на меня, и от нее повеяло холодом. Руки она мне не протянула, как того требовали наши обычаи, поскольку считала меня настолько низкой, что ей не хотелось запятнать себя прикосновением ко мне.

Это служило немым посланием всем, кто наблюдал за нашим взаимодействием, проходя мимо. Хоть я и была той, с кем ее муж все чаще и чаще предпочитал проводить вечера, вообще отказываясь делить с ней постель по мере ухудшения ее здоровья, но при этом не стоила ничего в ее глазах – даже земля под ее усыпанными драгоценностями шелковыми туфлями ценилась больше.

– Мужа так и нет, я смотрю? – спросила она сквозь зубы, задумчиво заглядывая мне за плечо в поисках мужчины, которого, как она прекрасно знала, не существовало.

– Нет, миледи, – слегка качнула я головой.

Шли месяцы, но официально пока никто не попросил моей руки, и это сильно било по и без того низкому статусу моей семьи. Что хорошего в дочери, которую не получается удачно выдать замуж?

– Возможно, скоро будет, – сказал лорд Байрон, подавая руку чахнущей жене.

Она прислонилась к нему всем телом, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. С каждым днем ей становилось все хуже. Дня не проходило, чтобы жители деревни не шептались о том, какая же болезнь точит ее столько лет и кто заменит ее, когда она наконец скончается.

Байрон был лордом без наследника, и женщины Мистфела вставали в зазывающие позы, надеясь на скорую смерть его жены. По той же самой причине многие из них едва выносили меня.

Мне он благоволил, даже если я этого не хотела.

Лорд и леди проследовали в храм, оставив меня загонять свой страх как можно глубже, чтобы никто его не заметил. Много лет он неоднократно повторял эти лишенные определенности слова, но пока жена жива, сделать он ничего не мог.

Лорду разрешалось иметь любовниц, если они уже потеряли девственность и, следовательно, их не могли выдать замуж за других женихов. Моя последняя проверка на девственность должна была обречь меня на жизнь любовницы или ночной бабочки, но доктор счел меня непорочной. Я знала – это ложь, и подозревала, что и он тоже знал. Только я не представляла, почему он скрыл мою тайну, почему защитил от суровых последствий того, чем я занималась по ночам, когда мое тело, казалось, оживало и гудело от энергии, которую я не могла сдержать. Может, он защищал сына своего друга, единственного юношу, которому я безмерно доверяла и с которым вступила в близкие отношения, хотя лорд Байрон только бы выиграл от того, что я потеряла девственность. А может, доктор действовал из гнусных целей. Как бы то ни было, я надеялась, что никогда не узнаю правду.

Мы с братом наклонились, взялись за колеса кресла матери, приподняли его над ступенькой и занесли в храм. Внутри кресло с матерью пришлось катить мне. Мы направились вправо от просторного зала и женщин, которые рядами стояли с опущенными головами, на коленях, на холодном каменном полу, пока жрецы и жрицы ждали перед входом в святилище.

Остановив кресло в проходе рядом с местом на полу, оставленным для моей матери другими женщинами, я встала перед ней. Взяв ее руки в свои, я помогла ей приподняться и встать. Под тяжестью тела ее ноги дрожали. Крепко прижав ее к груди, я приложила все силы, чтобы отодвинуть ее от кресла, и аккуратно опустила ее на колени.

Я давно поняла, что мать не чувствует боли, когда падает. Зато эту боль ощущала я и потому старалась двигаться как можно осторожнее, чтобы на сердце не возникало шрамов. Как только колени мамы коснулись пола, я медленно опустила ее, чтобы она села на пятки, а она подняла ладони, чтобы упереться в бедра. Оставив ее сидеть, я откатила кресло в заднюю часть святилища, чтобы оно не мешало жрецам и жрицам ходить по залу.

В передней части зала один из слуг похожим образом помог встать на колени леди Жаклин.

Все преклонились перед храмом – отдали себя во власть Отцу и Матери, – даже леди Мистфел.

Я вернулась к матери и опустилась на колени рядом с ней. Все ее тело дрожало, и по напряженной гримасе я видела, как трудно ей сидеть в таком положении.

Я положила руки на бедра, ладонями вверх, и открыла их Матери, а голову склонила, чтобы смотреть в пол перед собой.

С другой стороны зала на коленях стояли мужчины: на подушках, вручную вышитых для них жрицами. С ними тихо разговаривал жрец, и его голос постепенно растворялся в пространстве между нами. Я уставилась на светлое пятно на каменном полу, сосредоточившись на нем, пока между рядами женщин ходили жрицы. Некоторых они касались, твердой рукой поправляя им осанку.

– Хм-м, – тихо произнесла, проходя мимо нас, Бернис, суровая Верховная жрица, которая когда-то была моей наставницей.

Она не коснулась меня, зная, что давно выбила из меня и лень, и желание сутулить плечи и расслаблять локти, но даже звук ее задумчивого «хм», разнесшийся в воздухе, заставил мое сердце забиться сильнее. Пришлось изо всех сил сжать зубы, чтобы не дернуться в ожидании удара по плечу, к которому она меня приучила.

– Посмотрите на Мать, – сказала высокая худощавая женщина.

Она вышла в переднюю часть зала и заняла свое место рядом с каменной статуей женщины, которая сидела рядом со статуей Отца, преклонив колени у его ног и склонив голову. Ладони ее были направлены вверх, к небу, чтобы принять дары, которые он ниспослал ей за покорность и послушание. За его любовь. Его защиту. Его семя, которое она примет и использует для создания детей.

– Сезон сбора урожая заканчивается завтра, – сказала Бернис, с улыбкой оглядев группу собравшихся женщин. – Отец сообщил о своих пожеланиях Верховному жрецу, и вскоре один из нас отдаст свою жизнь Завесе, чтобы она продолжала защищать нас. В прошлом году в жертву принесли мистера Догерти, теперь настала наша очередь.

– Да, жрица, – пробормотала я, и звук моего голоса слился с голосами окружающих меня людей. – Это будет честью для нас.

Это был хорошо отработанный ритуал. Но слова обожгли мне горло, как кислота, ужалили звуком моего предательства. Эта «честь» оставила меня без отца, а мать без мужа – одну с двумя детьми. Не находила я в этом никакой чести, лишь извращенное обещание послушания, которое подтверждало, что мы добровольно пойдем на смерть, если этого потребуют те, кто утверждает, будто говорит от имени Новых богов.

– Мы – женщины. Наш долг – заботиться о наших домах и мужьях, о наших сыновьях и дочерях, чтобы следующее поколение стало еще сильнее. Теперь мы склоняем головы и молим о прощении наших дурных мыслей, наших греховных желаний, которые искушают нас, молим об отпущении грехов, которое может дать только Мать.

Мужчины на другом конце помещения поднялись на ноги, и я, снова склонив голову, принялась изучать то же место на каменном полу.

Бернис заговорила с Верховным жрецом и лордом Байроном, когда они присоединились к ней на женской половине, а я так и не могла отвести взгляда от светлого пятна на известняке.

– Женатые и замужние могут уйти, – произнес Верховный жрец.

К нам подошел Бран и помог маме подняться на ноги, а другой мужчина подвез ее кресло. Они подняли и усадили ее. А я ждала еще менее приятной части храмовой церемонии, чем преклонение колен перед богиней, веру в которую я теряла.

Такая жизнь просто не могла быть единственным, что для нас предназначалось в мире. В этом не было никакого смысла.

Когда женатые мужчины и замужние женщины ушли, по залу раздались звуки шагов. Между рядами незамужних женщин вышагивали одинокие мужчины.

– Приданое мисс Ид в этом году станет больше после сделки ее отца с лордом Копстейджем? – спросил один.

– Да, – радостно объявил жрец, – ее приданое удвоилось по сравнению с прошлым годом.

Я сидела неподвижно, надеясь, что меня не заметят. Грязь и сажа на моей старой, покрытой пятнами одежде отталкивали большинство мужчин, и я надеялась, что именно так все и продолжится. Женитьбой на крестьянке мог заинтересоваться только другой крестьянин. А с приближением зимы никто не имел роскоши позволить себе прокормить еще один рот.

– А что у мисс Барлоу? – спросил другой мужчина, подойдя ко мне и положив руку мне на плечо.

Его пальцы играли с концом моей спутанной косы, стянули ленту, распустив мне волосы, которые рассыпались по плечам. Я замерла, нижняя губа дернулась. Изо всех сил я старалась сохранить самообладание и оставаться неподвижной.

Ведь происходило то самое, чего я должна была желать всей душой.

– У нее по-прежнему нет приданого, – сказал жрец, и в его голосе прозвучала некая нотка напряженности и сдержанности. – Вряд ли это изменится, учитывая ее положение, – добавил он, имея в виду, что у меня нет отца и что мы давно потратили скудную компенсацию, которую нам дали за его убийство во имя безопасности Мистфела.

– Я наводил справки о ее положении в прошлом году, но предложения не сделал. Приданое для меня не имеет большого значения, а она так красиво стоит на коленях, что, думаю, мне хотелось бы видеть, как она так стоит в другом месте, – со смешком сказал мужчина.

Я прикусила щеку зубами так сильно, что на языке появился медный привкус крови.

– Боюсь, у Отца появились планы насчет мисс Барлоу, – откликнулся Верховный жрец, и я перестала дышать.

Я взглянула на Верховного жреца в передней части зала и заметила выражение замешательства, написанное на лице лорда Байрона, когда он переключил свое внимание на человека в мантии рядом с ним.

И тут же, получив удар тростью по затылку, упала вперед. Но я успела собраться и просто скользнула щекой по каменному полу, а не впечаталась в него лицом с размаху. Спина пульсировала от боли, расползавшейся вниз от шеи, но я продолжила лежать ниц, зажмурив глаза в ожидании следующего удара, которого, впрочем, так и не последовало.

– Хватит, Бернис. Думаю, мисс Барлоу вспомнила о манерах, да, моя дорогая? – спросил лорд Байрон мерзким голосом, слизью расползшимся между нами.

– Да, милорд, – пробормотала я, повернула голову в сторону и кивнула, царапая щеку о камень.

Бернис взглянула на меня – в ее глазах пылала ненависть. Она считала меня неблагодарной свиньей, не заслуживающей доброты лорда Байрона. Она считала, что я не заслуживаю ни его лапающих рук, ни помощи после ударов ее тростью. Не заслуживаю ни его внимания, ни уроков, которые он давал мне из жалости к потере отца и матери-калеке, не способной должным образом заботиться обо мне.

А я бы отдала все – в мгновение ока, – чтобы никогда не знать, что чувствуют его руки, когда ощупывают рубцы, оставленные ее тростью на моей коже. Так что, возможно, я и в самом деле была неблагодарной.

Такой я и останусь, пока не отплачу им за все страдания, которые они мне причинили.

Лорд Байрон двинулся вперед, пробираясь сквозь ряды оставшихся женщин. Мужчины, рассматривавшие потенциальных жен, отходили в сторону, уступая ему дорогу. Когда он подошел ко мне и остановился, я судорожно выдохнула. В поле моего зрения виднелись только его коричневые туфли, слишком чистые и блестящие, в отличие от моей обуви, изношенной и грязной.

Мой взгляд переместился на Брана, который стоял с женщинами, сжав в кулаки руки и стиснув челюсти. Он ничего не мог сделать, чтобы спасти меня от надвигающейся бури, от гнева Бернис, который я навлеку на себя, если чуть шевельнусь.

Не дрогнув ни мускулом, я перевела взгляд на стоявшего надо мной лорда Байрона и увидела, как по его лицу скользнуло какое-то непонятное выражение. Лорд поднял руку, держа ее ладонью вверх, и посмотрел на Бернис. Та ухмыльнулась, сердито глядя на меня, и вложила трость в его раскрытую ладонь.

– Мне нужно провести несколько минут наедине с мисс Барлоу, – сказал он, сжимая пальцами инструмент для причинения боли.

– Но, милорд, в храме еще… – начала было протестовать жрица, и люди вокруг нас замерли, затаив дыхание в ожидании, кто станет победителем в схватке за власть, которая могла последовать.

Ведь Верховный жрец считался представителем самого Отца в этом мире.

– В честь предстоящего празднования Отец отпускает вас всех из храма пораньше, чтобы у вас осталось больше времени повеселиться на еженедельной ярмарке, – возвестил Верховный жрец, и от этих слов у меня по телу пробежал холодок.

Пальцы в поисках опоры заскребли по каменному полу, когда я уткнулась в него лицом. Прикосновение к прохладной поверхности немного притупило поднимающийся во мне страх, немного успокоило бешено бьющееся сердце. Я глубоко дышала, чтобы унять дрожь в теле.

Окружавшие меня женщины поднялись на ноги, без малейшего колебания стремясь прочь от неудобной сцены. Но я на них не смотрела. Они оставили меня наедине с женатым мужчиной, которому не следовало знать даже моего имени. Такова была судьба скромной сборщицы урожая, с которой лорд Мистфел вполне мог не считаться.

Я приготовилась к скорой боли – удару трости, которая, как я ожидала, в любой момент могла опуститься мне на спину или ягодицы. Горло сжалось, и рот наполнился слюной, которую я никак не могла проглотить.

Он заставил меня ждать – его пытки были хорошо отрепетированы. Лорд Байрон понимал, что боль сама по себе служила лишь одним из орудий, которые он использовал против меня, а вот ужас ожидания того, что должно было произойти, оказывался еще большим мучением.

– На колени, – приказал он, и его голос ударил по нервам скрытой угрозой, осязаемой и грязной.

Я медленно села на колени. Склонив голову в знак подчинения, я боролась с жжением в носу и слезами, которые скопились в глубине глаз и грозили вот-вот выплеснуться. Время, казалось, застыло, пока я ждала следующего приказа, весь мир съежился до ритмичного звука мужского дыхания.

Лорд Байрон поднес трость к моей шее и так сильно надавил на горло, что я прикусила щеку, чтобы подавить желание вздрогнуть. Он провел тростью по шее вверх и приподнял мой подбородок, чтобы я наконец посмотрела ему в глаза.

– Ты не пришла в поместье вчера, а между тем у тебя такой вид, будто ты всю ночь не сомкнула глаз. Надо ли мне беспокоиться, что ты нашла себе компанию в другом месте? – спросил он, изогнув бровь.

Я тяжело сглотнула. Меня охватило чувство безысходности и отчаяния. Усталость после сбора урожая и грядущие зимние испытания – все это давило на меня тяжким бременем.

– Конечно нет, милорд.

Я не стала рассказывать ему, что нашла себе компанию несколькими месяцами ранее и встречалась со своим избранником в те ночи, когда лорд не требовал меня к себе. Если бы он узнал об этом, мне бы пришел конец. Моя непорочность оставалась единственной защитой, иначе он забрал бы меня всю – целиком и полностью. Ведь есть много способов касаться женщины. И у него имелось достаточно способов мучить меня, не лишая моей мнимой девственности. Но пока он верил в нее, маленькая часть меня оставалась только моей.

И эта часть находилась в безопасности.

– Думаешь, я не знаю о твоем стражнике Тумана? Как его зовут? Лорис? – спросил лорд Байрон, описав тростью четкую дугу в воздухе.

Меня трость не коснулась, но этого оказалось достаточно, чтобы я почувствовала, что моя бессмертная душа вот-вот выпрыгнет из тела. Оказывается, лорд Мистфел все знал. От его признания мое тело ослабло и обмякло, голова закружилась.

И я тут же получила удар по ребрам прямо под грудью. Тело отозвалось болью и вернулось к жизни, и я заставила себя сесть прямо. Место удара горело так, будто в меня вонзили тысячу иголок. Я едва сопротивлялась желанию прикрыться, сжаться от боли.

На месте меня удерживало только осознание, что, если я дам слабину, наказание будет еще более жестоким.

Я пыталась подобрать слова и не находила ни одного. Я была уверена, что он полностью подчинит меня, если узнает правду, что он без колебаний сделает меня еще одним своим трофеем.

– Я не… я не понимаю, – выдавила я наконец, запинаясь.

Инстинкт заставлял меня извиняться, будто лорд Байрон обладал неким богом данным правом на мое тело, которое на самом деле мне не принадлежало. Но я отмахнулась от этой мысли и сосредоточилась на убежденности, что не понимаю, о чем он говорит. Сконцентрировалась на том, зачем он об этом говорит.

Лорд Байрон бросил трость на землю рядом со мной и склонил голову набок, как будто ему и в голову не могло прийти, что я могла не знать о его осведомленности. Он взял меня за подбородок двумя пальцами, и от интимности его прикосновения нервы у меня натянулись струной.

Нет, этого не могло происходить, он не мог себе позволить прикасаться ко мне в храме.

– У тебя нет от меня секретов, Эстрелла, – сказал он, медленно отпуская мой подбородок.

Он опустил руку на мою шею, наклонился вперед и коснулся лбом моего лба.

– Но вспомни, как поступают с мужчинами, которые берут то, что им не принадлежит. Какой бы был позор, если бы Страж Тумана узнал, что он сделал.

– Нет, пожалуйста. Пожалуйста, не …

Лорд Байрон отстранился, глядя на меня так, словно хотел напомнить, кто он такой. Он мог и приговорил бы человека к смерти только за то, что тот сунул свой член куда не надо, ведь остановить его было некому.

Я колебалась, впиваясь зубами в нижнюю губу.

– Я просто хотела чего-то для себя. Я хотела выбрать сама, хотя бы раз, – объяснила я.

Признание в грехе в храме показалось мне величайшим преступлением, извинением за то, о чем я не могла заставить себя сожалеть. Ведь это означало, что, какого бы мужа они для меня ни выбрали, он сильно разочаруется в жене, с которой ему придется жить.

– Я точно знаю, чего ты хотела. Ты непокорна, безрассудна и в большинстве случаев поступаешь глупо. Если ты так сильно хотела погубить себя для замужества и превратиться в простую шлюху, самое меньшее, что ты могла сделать, это позволить мне лишить тебя невинности! – рявкнул лорд Байрон так, что его слова физически ударили меня по коже.

– Конечно, вы все знаете, милорд, – сказала я.

Мой голос прозвучал высоко, как пронзительная насмешка, напомнив отработанные стоны женщин, которых он имел, заставляя меня наблюдать за ним, в течение последних двух лет, когда ему хотелось потрахаться, чтобы снять напряжение, в которое я, по его словам, его вводила.

Потому что я была под запретом – но на самом деле, оказывается, не была, и он все время знал об этом.

Он ударил меня по щеке тыльной стороной ладони, и звук пощечины эхом разнесся по пустому пространству. От удара голова у меня резко дернулась в сторону, и скула запульсировала болью после встречи с его кольцом.

– Помни свое место, – сказал лорд Байрон, схватив меня за лицо.

Большой палец его руки прижался к одной щеке, остальные пальцы – к другой, и он наклонился надо мной, скривив в ярости губы.

– Да, милорд, – пробормотала я, едва раскрывая рот, сжатый немилосердной хваткой.

– Сегодня ночью придешь в библиотеку. Надо кое-что обсудить. И мне нужно успокоиться после твоей наглости, или я буду бить тебя тростью, пока ты не истечешь кровью. Благодари меня за доброту, Эстрелла.

– Благодарю вас, милорд, – сказала я, поморщившись, когда он внезапно отпустил мое лицо.

– Сегодня ночью. Не разочаровывай меня снова, – резко напомнил.

Лорд Байрон оправил свою одежду и принял образ, который хотел предъявить прихожанам, растянув губы в умиротворяющей и доброй полуулыбке. Казалось, только одна я видела, каков он на самом деле. Он направился к дверям, и их скрип отразился от стен святилища, когда лорд Мистфел распахнул их.

Оставшись одна, я стала поднимать свое избитое тело с холодного каменного пола, кажется, в миллионный раз за два года. И я знала: что бы ни случилось этой ночью, теперь все будет намного хуже.