Читать книгу Что охотится в тени - Харпер Л. Вудс - Страница 13

Один из членов Дикой Охоты перевернул Арамиса на спину. Но ничего больше они делать не стали, оставив своего товарища лежать в грязи. У меня в голове всплыли слова Калдриса, что для всех мертвых он старается провести надлежащий похоронный обряд, подтверждая все, что сказал предводитель Охоты.

Он не был мертв, и кажется, я никогда не смогу выплатить свой кровный долг по-настоящему.

– Холт, это моя половина, Эстрелла, – сказал Калдрис, отталкиваясь от лошади и направляясь ко мне.

Он заправил прядь волос мне за ухо, и радостное выражение у него на лице заставило меня в отчаянии сжать челюсти.

– Эстрелла, Холт – самое близкое мне существо. Он у меня вместо друга.

Не друг, а самое близкое существо. Если эта фраза не убедила меня в том, каким человеком была моя проклятая половина, то не знаю, что еще мне надо было услышать или увидеть.

– Тогда почему он дрался с тобой на утесе? – спросила я, скрестив на груди руки.

Калдрис усмехнулся, повернувшись к своему другу.

– Сначала он просто не узнал меня. Даже Дикая Охота не всегда может разглядеть, кто есть кто, сквозь чары бога. А когда до него дошло, нам пришлось притворяться ради тебя. Пока ты не сбросила свою упрямую задницу с гребаной скалы.

– Какой позор… ну почему я не умерла? – рявкнула я и отстранилась от него настолько, насколько осмелилась, чтобы не упасть.

Мне очень хотелось отойти от него подальше, чтобы он не заметил, насколько сильно меня волнует его близость.

– Только ты жаждешь смерти вместо того, чтобы позволить любить себя, звезда моя, – сказал Калдрис, и его губы изогнулись в почти неуловимой насмешке, которая все же не достигла глаз, чтобы не подшучивать над тем, что не должно было быть смешным вовсе.

Холт усмехнулся, бросив на Калдриса взгляд, который безмолвно сообщил ему о чем-то. Я не сомневалась, что эти двое хорошо знают друг друга, но взгляд Холта тоже не нуждался в переводе.

Удачи вам с этим, ребята.

– Это все? – спросил Холт, кивая через плечо туда, где в кругу мертвых Калдриса ждали меченые.

– Пока да. В туннелях, о которых я тебе говорил, есть и другие, – сказал Калдрис.

От его признания у меня перехватило дыхание, и я на мгновение впала в ступор. Глядя на него широко раскрытыми глазами, я недоумевала, когда он успевал общаться с Дикой Охотой, если почти не отходил от меня.

Потом всплыло воспоминание, как я потеряла его, когда мы ночевали в лесу, как поразило меня свирепое выражение его лица, когда я наткнулась на него среди деревьев.

– Ты не мог, – прошептала я дрожащим от ужаса голосом.

Холт уступил место Калдрису и отошел от нас, пока другие всадники слезали со своих лошадей.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты этого не делал.

– Они принадлежат своим половинам, звезда моя. Они будут в бóльшей безопасности, когда соединятся с фейри, которые сделают все, чтобы защитить их, – сказал он, вздернув подбородок и глядя на меня сверху вниз.

– Они доверяли тебе, – выдавила я, недоверчиво качая головой, слова застревали у меня в горле. – Они предоставили нам убежище, когда мы в нем нуждались.

Его губы скривились в жестокой злобной усмешке.

– Нет. Это тебе они доверяли. И убежище они дали тебе. А я для них был просто еще одним телом, которое можно использовать в качестве бойца. И если бы ты позволила, Мелиан сама бы проткнула меня мечом. Я всегда буду признателен им за то, что они предоставили нам место, где ты смогла спокойно отдохнуть некоторое время. Но я не обязан сохранять по отношению к ним лояльность, которую они вряд ли проявили бы ко мне.

– Надо было позволить ей убить тебя, как только она меня предупредила, – прорычала я, выворачиваясь из его рук.

Я повернулась спиной, не в силах смотреть ему в глаза. Я не могла его простить за то, что он предал Сопротивление, вместо того чтобы просто оставить их в покое.

– Там живут целые семьи. Дети, которым нужны родители. Что, если один из меченых – мать? Или отец? Что с ними будет? – спросила я, чувствуя, что он подошел ко мне сзади.

Его близость успокаивала даже в тех случаях, когда источником моих переживаний был именно он.

Получалось, что я утешаюсь просто от того факта, что он – тот самый монстр, которого нужно было убить, – находится рядом со мной.

– Если получится, мы не будем разлучать семьи. Меченые должны прибыть в Альвхейм, но вместе с ними будет разрешено приехать их детям и супругам. После падения Завесы мы переправили через границу довольно много людей с метками фейри, – крикнул Холт, снимая пару наручников со своей лошади. – Но пока мы еще не сталкивались с такой ситуацией, потому что все те, кого мы уже поймали, были в бегах и вынуждены оставить и своих супругов, и детей, если они у них были. Многие женщины обнаружили, что их собственные мужья хотели их убить, а многие меченые мужчины – что их жены забрали детей и сбежали.

– С Сопротивлением так не получится. Многие из них прожили в туннелях всю свою жизнь. Бежать им некуда, и супруги от них не откажутся, – объяснила я, стараясь не думать о брошенных детях, о распавшихся семьях.

Что бы Холт ни говорил о том, как они поведут себя в таких случаях, у меня были десятки причин не доверять ему.

– Мы разберемся с этим, когда доберемся туда, мин астерен, – сказал Калдрис.

Он мягко ухватил меня за предплечье и повернул лицом к себе. Я уставилась в толстую кожу доспехов, закрывающих его грудь, разглядывая замысловатый изгиб, где металл брони защищал его сердце, прикладывая все усилия, чтобы не встречаться с ним взглядом. Он с нежностью взял меня за подбородок, приподнимая его с плавной, но действенной силой, чтобы увидеть мои глаза.

– Ты не должна за них переживать. И, поверь, если что-то случится с тобой, они вообще не будут переживать.

– Не могу винить их за это. Меня бы тоже не волновало, что со мной произойдет, – сказала я, выворачивая подбородок из его хватки.

Я посмотрела на сцену, которая разворачивалась у него за спиной, и заметила, как обмякло его тело, когда у меня от потрясения открылся рот. Каждый член Дикой Охоты, двигаясь к меченым, нес в руках кандалы. Армия мертвецов Калдриса отступила, давая всадникам возможность проскользнуть в защитный круг.

Люди дрались, расталкивая всадников Охоты в попытке вырваться на свободу. Какая-то женщина ударила Холта в грудь обеими руками, пытаясь оттолкнуть, но он устоял. Он старался действовать мягко, схватил ее за запястье и притянул к себе, надевая и поправляя наручники у нее на руках. Она сильно согнулась под их весом. Я не ожидала, что простые цепи могут быть настолько тяжелыми. Колени у нее подогнулись, и она с трудом устояла на ногах.

– Что вы делаете? – спросила я, в ужасе глядя на Калдриса.

Они сковывали их не просто цепями. Они сковывали их железными оковами.

Калдрис наклонил голову вперед, и на лице у него было написано отвращение к происходящему – к тому, что он позволил делать.

– Они не должны причинить вред себе, – сказал он.

Я уставилась на метки фейри, на Виникулум, который должен был защищать нас, но ни разу не выступил против него или Дикой Охоты. Метка не защищала нас от тех существ, которые сами же ее нанесли.

– Они же не могут использовать свою магию против вас. Они не могут с вами бороться. Какой вред вы пытаетесь предотвратить? – спросила я, толкая его в грудь, пока он не сделал шаг в сторону.

Я двинулась рядом с ним и теперь беспрепятственно видела все, что происходило вокруг меня. Близко к меченым я подойти не осмелилась. Воспоминания о грязи и ноже, который они швырнули в меня, были слишком свежи в моей памяти. Я не хотела их ненавидеть, но я была бы дурой, если бы доверяла им.

– Против нас они не смогут использовать Виникулум, но могут использовать его против друг друга, если посчитают, что кто-то из них представляет угрозу, – ответил он.

Слова повисли между нами, и невысказанный смысл прояснился, когда он вздохнул.

– Ты имеешь в виду, что они могут использовать его против меня? – спросила я, расправляя плечи.

– Да, – согласился он.

Не было даже беглого кивка, сопровождающего его заявление, ничего, что указывало бы на то, что он только что снова перевернул мой мир с ног на голову. Он переворачивал его снова и снова, пока все не рассыпалось на земле у моих ног.

– Это значит, что у нас есть некоторый контроль над Виникулумом. Это значит, что мы можем научиться использовать его как оружие, – сказала я.

– Ты можешь, – ответил он, кивая головой. – Виникулум – это инстинктивная сила, которая существует для собственной защиты, пытаешься ты ею пользоваться или нет. Но это не значит, что ее нельзя практиковать и изучать, как любой другой вид магии. Ее можно призвать на помощь, когда хочется или когда необходимо. Все, что нужно сделать, – это просто попробовать.

Его заявление напоминало откровение о том, что я могу воскрешать мертвых – эхо его силы, существующей в моем теле.

– Я не хочу быть такой, как ты, – сказала я, думая о тьме, которая скрывалась внутри меня.

Я не хотела прикасаться к тьме, не хотела выпускать ее наружу, не хотела чувствовать, как бурлит внутри ярость, вырываясь на поверхность.

– О, мин астерен, – сказал он, сделав паузу, склонив голову набок и изучая меня. Его взгляд был наполнен сочувствием, удивительно похожим на жалость, и впервые за все то время, что он смотрел на меня, я почувствовала себя наивным ребенком. – Ты уже такая.

В его голосе скрывалась едва заметная насмешка – нотка, которую кто-то, кто не знал его так хорошо, как я, возможно, даже бы не заметил.

Но я заметила. Я видела его таким, каким он был, – напоминанием обо всем, чем я быть не хотела.

– Нет, – возразила я, стиснув зубы и глядя на него в ответ, желая, чтобы он увидел все, что я в нем ненавидела. – Я никогда не смогу делать то, что делаешь ты.

Дикая Охота продолжала заковывать меченых в кандалы. Они кричали, и их крики были полны страданий и боли, бьющих мне прямо в сердце, когда я смотрела на свою половину, обрекшую их на такую судьбу. Я подумала, что их вообще можно было бы не заковывать, если бы не я и не то, как они повели себя со мной, пытаясь причинить боль.

Он был готов подвергнуть страданиям десятки мужчин и женщин, погрузив их в пучину боли и истощения, и все ради того, чтобы уберечь меня от вреда. При любых других обстоятельствах это могло бы меня порадовать, но сейчас это просто казалось неправильным.

– Думаешь, я не чувствую жажды мести, которая клокочет в тебе? Я знаю, как сильно ты желаешь, чтобы лорд Байрон истек кровью за то, что он сделал с тобой, – сказал он, поймав мой взгляд.

– Это не значит, что я должна принять эту часть себя. Никто не будет контролировать мои действия, кроме меня. Если я опущусь до его уровня, буду ничем не лучше, чем он, – ответила я, грустно качая головой.

В мире было много чего, чем я быть не хотела, но стать похожим на него было худшим из того, что я могла себе представить.

– Ты никогда не причиняла вреда невиновным. Ты никогда не применяла насилие по отношению к девочке, которую ты должна была бы защищать. Ты никогда не станешь лордом Байроном из Мистфела, Эстрелла. Но чем ты можешь стать, так это карающей яростью на поле битвы. – Он наклонился ко мне и закончил, рыча: – И я не могу дождаться, когда увижу, как ты спалишь все дотла.

Его губы изогнулись в легком намеке на ухмылку, как будто он только что нарисовал эту сцену в своем воображении.

– Единственное, что я собираюсь сжечь, – это ты, – прошипела я.

В этот миг ко мне подошел один из волков и заскулил. Недолго думая, я положила руку ему на голову, не в силах удержаться, чтобы не взглянуть на этого красноухого зверя.

Калдрис посмотрел, как нежно я коснулась животного, и уголки его губ удовлетворенно приподнялись. Этот несносный осел вел себя так, словно я погладила его, а не волка. Но все его довольство быстро сошло с лица, когда к нему подошел Холт и протянул пару наручников.

– Твоя очередь, бестия, – сказал он мне с сочувствием в голосе.

– Только через мой гребаный труп, – ответила я.

В моей памяти еще было свежо воспоминание о железе, обжигающем мне кожу. Реакция остальных меченых на железные оковы не была такой ужасной, как у меня. Им было тяжело, их тела ослабли, но железо не причинило им прямого вреда.

– В этом нет необходимости. Она не причинит вреда другим, – сказал Калдрис и оттолкнул руку Холта с кандалами от меня.

Я почувствовала тяжесть взглядов со стороны меченых. Они испытующе наблюдали за происходящим, гадая, постигнет ли меня та же судьба, что и их.

Холт удивленно повернулся к нему и понизил голос:

– Если ты продемонстрируешь привилегированное отношение к ней, то сделаешь только хуже – они начнут ее ненавидеть, – тихо произнес он.

– Как же мне повезло, что они уже меня ненавидят, – возразила я, скрестив на груди руки и глядя на предводителя Дикой Охоты.

– Тогда не давай им еще один повод для усиления этой ненависти. Ты – одна из них. Различие только в том, что тебе повезло, что твоя половина здесь, с тобой. Он не застрял в Альвхейме в ожидании, пока тебя доставят к Маб. Лишь немногим избранным фейри было позволено отправиться в Нотрек в поисках своей пары – тем, кто наиболее предан ей. У тебя уже и так есть привилегии. Я вынужден настаивать, Калд.

Несмотря на очевидную дружбу этих двоих, Холт все еще смотрел на Калдриса и ждал его разрешения заковать меня. А я в это время прокручивала в голове его заявление, задаваясь вопросом, скольким фейри было приказано оставаться в Альвхейме, полагаясь на Дикую Охоту, которая должна была отыскать их половины.

Стряхнув с себя любопытство, я повернулась и посмотрела на Калдриса, который медленно принимал кандалы у Холта.

– Мы – люди, которые не сделали абсолютно ничего плохого. Мы – люди, которые, как вы говорите, важны для вас. Если вы так обращаетесь с равными себе людьми, которых вы цените, страшно подумать, что вы делаете с врагами. Вы не должны обращаться с нами как с пленниками.

– Ты не знаешь, что значит быть пленником, – вдруг прорычал бог Мертвых.

Внезапная горячность в его голосе заставила меня сделать шаг назад. Лицо у него исказилось от этих слов, выражая абсолютное презрение.

– Считаешь, что я тебя похитил? Что я все равно что тюремщик?

Я сделала еще шаг назад, когда он подошел ближе, так что я почувствовала его дыхание у себя на щеке, когда он изогнул бровь в жестокой насмешке.

– Остановись, – сказала я.

– Я всегда буду хорошо к тебе относиться, мин астерен. Даже когда ты будешь вести себя слишком глупо, не замечая, что правда прямо у тебя под носом. Ты уже была моей задолго до того, как родилась твоя душа. И эта связь не тюрьма и не плен. Это убежище, твоя тихая гавань, где ты можешь укрыться от уродства этого мира, с человеком, которому судьбой назначено любить тебя. Принадлежать тебе.

Он коснулся ладонью моей щеки, его прикосновение было нежным, несмотря на язвительный упрек на лице.

Я потянулась вперед, схватилась за кинжал у него на боку и коснулась острием лезвия его горла. Молча предупреждая его, требуя, чтобы он держался на расстоянии и не испытывал судьбу, когда я чувствую, что не готова к его ухаживаниям. То, что я сделала раньше, было ошибкой – все сомнения, которые были у меня на этот счет, исчезли в тот момент, когда он заковал в цепи других меченых.

– Твоя тихая гавань похожа на темницу, – сказала я, взмахнув рукой с кинжалом, когда он наклонился ближе.

Его глаза заблестели, и на напряженном лице отразилось что-то вроде веселья.

– Звезда моя, хватит уже тыкать мне в горло острыми предметами. Однажды ты можешь поскользнуться. Только представь, какую вину ты почувствуешь в этом случае, – сказал он.

Внезапно он поднял руку, схватил меня за запястье и убрал мою руку от горла быстрее, чем я успела отследить его движения.

Он забрал у меня кинжал, сунул его обратно в ножны и опустил мои руки, зажав их между нашими телами. Хватка у него была крепкой, но было совсем не больно.

– Я буду сражаться в этой войне вместе с тобой до самой смерти, – заявил он, прижавшись лбом к моему.

Он застегнул сначала один наручник вокруг моего запястья, наблюдая, как подгибаются у меня ноги под тяжестью энергии, покидающей мое тело. Железо не опалило меня, как в прошлый раз, словно какая-то преграда защитила меня от ожогов, пока он морщился. Когда он застегивал второй наручник, его глаза были полны раскаяния, потому что он все же обращался со мной как с пленницей, хотя, по его собственному утверждению, я ею не была. От оков волнами шло тепло, словно железо знало, что между ним и моей кожей лишь тонкая преграда, и если бы оно могло просто прожечь ее, оно бы прожгло и меня насквозь.

– Прости, мин астерен. Я не хотел, чтобы было так.

Кожа под кандалами чесалась и покраснела от тепла, исходящего от железа. Калдрис взглянул на мои запястья, на покраснение под наручниками, которое, казалось, росло и расползалось, как сыпь. Холт проследил за его взглядом, нахмурив брови, когда обнаружил, что беспокоит Калдриса.

– Такого быть не должно, – сказал Калдрис, повернувшись к другим меченым, у которых не было ни сыпи, ни покраснений.

– Должно быть, это как-то связано с тем, что твоя магия сильнее, поскольку ты внук Первородного. Ни у кого из других меченых никогда не было такого раздражения, – сказал Холт, стиснув зубы и глядя на кандалы.

– Дай мне ключи, – попросил Калдрис, протягивая руку.

– Нет, – запротестовала я, пригвоздив мою так называемую половину взглядом. – Если у них нет проблем с наручниками, то и я в состоянии потерпеть. Я не собираюсь радоваться свободе, пока они страдают в оковах. Поэтому, если хочешь освободить меня, освободи всех.

– К сожалению для тебя, бестия, твоя пара не имеет никаких прав и полномочий по отношению к остальным. Меченых нужно доставить их половинам, и за это несет ответственность Дикая Охота, а не бог Мертвых, – сказал Холт.

Он бросил ключ в руки Калдриса, и я дернулась, когда он начал открывать наручники.

– Если ты будешь относиться ко мне иначе, я никогда тебе этого не прощу, – предупредила я, бросая взгляды на людей, страдающих от ослабляющего действия оков. Члены Дикой Охоты подводили их к телегам и усаживали на них.

Всадник Дикой Охоты, которого я убила, пошевелился на земле и сильно закашлялся, затем бросил на меня быстрый взгляд и встал, как будто он не лежал трупом всего несколько мгновений назад. К нам подошел еще один, осторожно ведя за собой живую лошадь. Ключ в замке наручников наконец повернулся, и они распались на две половинки, пропуская свежий воздух к моей горевшей коже.

– Добавь это в свой список, – проворчал Калдрис, бросая оковы и ключ обратно Холту.

Он повернулся, чтобы поприветствовать скакуна, но не всадника, прикоснувшись лицом к морде коня цвета оникса. Взяв в руки поводья, он вставил ногу в стремя и сел в седло.

Я еще раз посмотрела на него, а потом повернулась и двинулась туда, где Дикая Охота усаживала меченых в телеги, чтобы найти место, где могла бы втиснуться и я. Но Холт поймал меня за талию и приподнял так, что я оказалась прямо перед Калдрисом, который протянул руку, перехватил меня и, слегка сдвинувшись назад, усадил меня в седло перед собой.

Приобняв, чтобы удержать меня на месте, он перехватил поводья, наклонился ко мне, и мою щеку и шею согрело тепло его дыхания, когда он произнес:

– Ты поедешь со мной, мин астерен. Будешь рядом. Всегда.