Читать книгу Большое и малое безмолвие – 2. Вечный бег - Хайдар Байзаков - Страница 3

– С возвращением, Сережа!

– Благодарю, Дмитрий Николаевич!

Два выпускника одной спецшколы стояли друг против друга в лишенном индивидуальности кабинете строгого учреждения. Один в звании полковника, а другой – капитана. Начальник и подчиненный.

Один кабинетный служащий, другой – оперативный работник «в поле». Еще и пятнадцать лет разницы в возрасте. Несмотря на эти различия, у обоих соблюдалось уважительное личное отношение друг к другу. Потому что давно знали друг друга.

– Информация ушла в аналитический отдел. За год у тебя много чего накопилось. Давай ты сам, своими словами, что да как.

– О чем интересно услышать?

– О чем хочешь. Что тебя самого так сильно задело там? Во внедрении, – с удовольствием собеседник раскрыл свои глаза для получения впечатлений.

– Странная эта страна, среднеазиатская, – начал возвратившийся, когда они оба уселись за маленький стол для совещаний.

Меня ведь только к одному региону прикрепили, к западу. Легенда: хозяин маленького магазина. Продажа и ремонт сотовых телефонов. Я один и продавец, и бухгалтер, и мастер. В день шесть-семь посетителей, когда больше, когда вообще никого нет.

Я перед тем уехать как туда, прошел курс, но природу не обманешь.

– Да, это точно, тебе, жителю с Невы, коренному петербуржцу, оказаться там, в том климате не просто было, – перебил собеседника хозяин кабинета и вздохнул, – ты знаешь, я был против.

– Да ладно, обошлось. Командировка – дело добровольное. Меня спросили, я согласился.

Я закончу? – внимательно взглянув, спросил разрешения младший по званию.

Мысленно возвращаясь в тот степной край, он не смог сдержать своих эмоций, поэтому невесело ухмыльнувшись и покачав головой, продолжил:

– Климат там, конечно, суровый. Каждой весной пыльные бури. Аж песок на зубах скрипит и глаза в щелочки сжимаются. С мая по август температура воздуха стоит за сорок градусов. Куцые отдельные деревца не дают тени, прохлады. Горячий воздух идет снизу от асфальта, горизонтально от нагретых стен зданий, сверху с неба, со всех сторон тебя обволакивает.

Мозги в это время года плавятся. Апатия полнейшая ко всему, инициативности ноль. Как сонная муха плелся от кондиционера домашнего до кондиционера магазинного и обратно. Я уже думал, сердце не выдержит такой жары, еще одного лета не вытяну.

И тут в конце командировки повадился ко мне приходить старик один. Почти каждый день приходил. Видно, что ухоженный, вид более-менее интеллигентный, речь структурная. Ничего не покупает, на ремонт не приносит. Просто посидеть, по-стариковски выговориться. Придет, я ему чай налью. Старших там нужно уважать, традиции. А он втихаря свою чекушку водки раздавит, посидит часик и уйдет. Понятно, что нету денег у него на питейное заведение посидеть, там употребить. Да и что делать старику одному в кафе? Ну и пожалел его. Сказал ему, чтобы не таился, пусть пьет в открытую. Все равно посетителей днем, в жару нету. Выделил ему стакан, бутербродов иногда наделаю.

И стал он подшофе мне байки местные рассказывать, истории всякие. Вначале ничего интересного. Но потом…

***

Раскрыв входную дверь широко настежь, впустив горячий воздух с улицы, и попав в долгожданную прохладную струю кондиционера, сморщенный старик блаженно улыбнулся.

Как ребенок в предвкушении праздника, он с удовольствием опустился в кресло для посетителей рядом с журнальным столиком.

А за окном на желтой пустынной в эти часы улице плавился асфальт.

По сложившейся за пару недель привычке посетитель спокойно достал из старых, но глаженных штанин чекушку водки и с треском распечатав ее, налил ровно половину бутылки в уже подставленный стакан.

Обычно клиенты в ожидании починки своих гаджетов сидели, попивали чай или кофе, листали журналы. Но сегодня, впрочем, как и каждый сухой день этого лета, магазин был пуст. И только к вечеру наполнялся немногочисленными посетителями.

Старик, сделав первый глоток ядовитого в такую погоду пойла, отдался действию этого напитка. Подождав пока алкоголь приведет в умиротворение душу и рассудок после изматывающей прогулки по жаре, он произнес:

– Сынок, сердце у тебя золотое и взгляд умный. И деятельный ты, энергии в тебе много, вон какой магазин с любовью обустроил. Совет хочу тебе дать: уезжай отсюда побыстрее. Сейчас не как раньше, везде можно пригодиться. Повсюду дороги, пути лежат. Раньше давали тебе направление после института, и будь добр отработай там, куда тебя послали.

Снова отпив и закусив серым хлебом с сыром, поданным хозяином магазина, он продолжил.

– При Союзе приговаривали, что, если Москва – это сердце Родины, то этот город – это попа страны, – упомянул расхожее выражение местного края старик, – аномальная жара здесь по полгода стоит, комары назойливые. Покоя нигде нет: ни дома, ни на улице. Пот постоянно с тебя льется, руками комаров отгоняешь, болезненно реагируешь на их уколы. К тому же скудный на досуг, бедный на доступные развлечения сам по себе наш серый одноликий провинциальный город.

– И вот кто мы после этого? – начал философствовать пожилой человек.

– Бытовые психи – вот кто мы, местные! – неожиданно подытожил он, заглядывая в пустой стакан.

– И стар, и млад. И богач, и бедняк. Все самые настоящие психопаты! Мы же из-за жужжащих комаров, пыльных бурь, степного палящего зноя – этого вечного природного стресса и отсутствия умиротворяющего покоя, все время на взводе, недовольные всем. Агрессивные. Орем постоянно. На домашних, на детей, на близких. В окно машины высунемся и кричим на таких же водителей, которые не так проехали, как ты хочешь. Взрываемся по любому поводу. Нам легче обматерить, чем дискутировать – не способны слышать друг друга. Ругаем все и вся…

***

– Погоди ка, капитан. Значит ли это, что если кто пожелает поднять протестные настроения в том регионе этой среднеазиатской страны, то нужно опираться на то, что местное население психически не устойчиво? – перебил докладчика полковник, отмечая профессиональную сторону полученной информации, – интересно. Оставлю себе памятку. Извини, перебил. Продолжай, пожалуйста.

***

– Это, с одной стороны, мы психи. А с другой – от такой стрессовой рутины мы в основной своей массе апатичны, ленивы, не инициативны, не любознательны. Про нас в других частях страны говорят, что мы грубы. Наш город дал миру повстанцев, революционеров. Видел же кому воздвигнут памятник на центральной площади. А известных музыкантов, поэтов, писателей у нас мало.

В унынии здесь человек пребывает, а это – самый главный грех.

Тут старик долил в стакан из бутылочки остатки водки и замолчал, погрузившись в свои мысли.

За все время монолога старика молодой мужчина видел на его темном от загара лице с суровыми, вырубленными морщинами, только усталость, горечь и сожаление прожившего свой век человека и теперь подводящего итоги.

– Этот город злой? – шпион продолжил свою незаметную работу по добыче информации.

– Нет, этот город бесчувственный.

Есть города, наполненные пусть холодной, деловой энергией, но энергией. А есть города с теплой, уютной энергией, это, в основном, южные или приморские города. Я бывал везде, чувствовал, знаю.

А этот город к людям безразличен и жесток одновременно. Он не наполняет, а только отбирает.

Я хороший сын века. Но я плохой отец семейства, – неожиданно сменил тему старик, – был строителем социализма, а потом пионером постсоветского капитализма, слушался старших товарищей, получал награды за это, премии. Но из-за того, что стал психом в этом городе, я теперь изгой в доме. Уклад в нашей семейной жизни был таков, что семья, родные, жена, дети боялись моего крика. Терпели. А теперь они в силу вошли. Сейчас я их боюсь. Боюсь, что они тоже кричат. Боюсь, что не сдержанные, как я. Обзывают, матерят меня. В сердцах иногда кричат, что сдадут меня в дом престарелых.

Вот у тебя скрываюсь, спасибо тебе за это. Когда они успокоятся, тогда и возвращаюсь. Да и не страшно становится после водки.

Сильному мужчине, стоящего на пороге расцвета, интересно было наблюдать скатывающего в пропасть алкогольного безумия, боязливого и полного сожалений, пожилого человека.

Сам себе он не загадывал, что доживет до старости в связи с выбранной опасной профессией и поэтому раздражался от осязаемой слабости, немощи и разочарования, исходящей от рассказчика в летах.

Но учили его, что к любому источнику информации нужно относиться только с симпатией, что нужно искренне полюбить своего информатора и тогда на ментальном уровне это станет настоящим союзом, в котором будет присутствовать и доверие, и желание не только давать информацию, но и идти на риск.

Поэтому ободряюще похлопал по плечу он, ощущая выпирающие кости, взял за худую желтую руку и с оптимизмом произнес:

– Все будет хорошо, отец! Не было еще в истории вашего народа такого, чтобы дети родителей в дома престарелых сдавали. Вы же, наоборот, чужим народам у себя приют давали в тяжелые времена.

За откровенность спасибо, но мне кажется, что вы преувеличиваете. Никакие вы не злые психи. Вон какие добрые, открытые.

И никуда отсюда не уеду. Здесь все мне нравится. И люди хорошие, и край гостеприимный. Я здесь себе еще жену найду, – подмигнул в конце неприметный продавец сотовых телефонов.

Изгрызенный жизнью старик после затянувшегося молчания попытался донести свою главную мудрость, что открылась ему в суровом крае:

– Если ты останешься здесь, тогда пусть в твоей жизни любви будет больше, чем отчаяния и потерь. Здесь ты раньше, чем в любом другом регионе страны начнешь терять волосы из-за плохой местной воды. Но не теряй любви. Только это поможет тебе остаться здоровым и счастливым человеком.

Живи полной грудью в каждое мгновение. Научись чувствовать любой момент, постарайся насладиться той секундой, что проживаешь здесь и сейчас, полюби себя и окружающую обстановку в это мгновение.

Потому что все временно, все уходит. Поэтому нужно принимать любую ситуацию и любить себя в ней.

И только тогда ты проживешь счастливую жизнь, где бы не был.

***

– Вот что мне въелось в голову сильно, – покидая мысленно пыльный и раскаленный город, произнес вернувшийся с задания сотрудник в кабинете руководителя.

– Да уж. Все дети заслуживают счастливое детство и великих отцов, – вздохнув, коря себя внутренне, уходя ненадолго в свои житейские проблемы, произнес, делающий успешную карьеру полковник, но не видящий по несколько дней своих маленьких сыновей.

И тут же энциклопедически подчеркнул: «в жару повышается уровень агрессии, это доказывает масса исследований, если день или месяц жарче, чем обычно, количество убийств, грабежей, изнасилований растет. Психологам известно, что, когда людям жарко, у них учащается сердцебиение, и они воспринимают эту реакцию, как злость. Если вас подрезали, вы скорее посигналите и выругаетесь в жаркий день, чем в прохладный».

– Мы заражаем друг друга бесчувствием, безжалостностью, сухими фактами, а эти люди, они ведь… – начал произносить младший по званию вымученную для себя и бродившую давно внутри мысль. Он хотел поднять беспокоившую его давно тему. Ему хотелось выговориться после года молчания. Поделиться сомнениями, выплеснуть накопившееся.

– Стоп, стоп, – резко остановил хозяин кабинета говорившего, – мне это знакомо. Я столько сотрудников, возвратившихся с заданий, видел в этом кабинете. Все они усталые, и их тянет философствовать именно о нашей службе.

Запомни раз и навсегда. Этический принцип нашей деятельности – это защита нашей страны. И если порой мы делаем недостойные дела, то только для того, чтобы наши граждане, соотечественники жили спокойно.

У нас подвижная мораль, – заключил старший по званию.

Весь его облик излучал уверенность. Холеное светлое интеллигентное лицо резко контрастировало с приземистым телосложением борца. О нем хорошо было известно, что он мог принимать любой облик. Когда он входил в преступные сборища, то самые отъявленные бандиты уважительно вставали, вспоминая, на каких разборках они могли пересекаться. В различных министерствах и крупных корпорациях его принимали за начальника крупного управления.

– Тебе просто нужно отдохнуть, – оставил последнее предложение за собой полковник. – Поезжай на черноморский пляж бывшей республики почившего Советского Союза. Отдохни месяц-другой там. Но. Заодно понаблюдай за одним человечком. Сбежал от нас год назад. Затаился там. Зовут его Динго…