Читать книгу Причина успеха - Хелен Филдинг - Страница 6

Когда только начинаешь встречаться с мужчиной, будто учишься кататься на водных лыжах. Встаешь на них и едешь – и вроде все нормально, но в любую минуту можешь упасть, промокнуть и безумно разозлиться. Совершенно непредсказуемо. Представьте себе такую картину: прошло три дня после той ночи с Оливером. Он не звонит. Но поскольку я тогда была еще молодой и неопытной, и к тому же без ума от него, мне в голову не пришла очевидная мысль: «Он ублюдок». Естественно, я была не настолько тупой, чтобы сидеть дома по вечерам и гипнотизировать телефон. Я уходила и включала автоответчик, и этот автоответчик тоже мог кого угодно довести до истерики. Иногда я возвращалась и не обнаруживала ни одного сообщения, и тогда начинался кризис. Или возвращалась и видела три сообщения: два от Роды и одно от Гермионы, которая отчитывала меня за то, что я не сказала ей, что днем Кассандра оставила сообщение и Перпетуя не придет на ужин.

Наконец на четвертый день он позвонил мне на работу. Точнее, не совсем он.

В трубке послышался раздражающе вежливый женский голос:

– При-и-вет, это Рози Ричардсон?

– Да.

– При-и-вет, Рози. Это Гвен, секретарь Оливера Марчанта.

Секретарь? С какой стати мне звонит его секретарь? Уже через секунду я представила себе, что Оливер попал в больницу, и пошла фантазировать дальше на эту тему.

– Оливер хотел спросить, свободны ли вы сегодня вечером.

– Да. – Я ощутила приятное, теплое покалывание в животе.

– Чудесно. Оливер хотел пригласить вас на вручение премии Телеакадемии в Гросвенор-хаус.

– Да, это…

– Супер. Вечернее платье, шесть тридцать – семь часов. Оливер заедет за вами в шесть тридцать. Дайте мне, пожалуйста, ваш адрес.

Подобное «романтическое» продолжение нашей сексуальной встречи должно было меня насторожить, но, поскольку я была влюблена, пришлось смириться. А надо было бежать прочь сломя голову. Влюбленность похуже стихийного бедствия или своры бешеных псов.

Нас посадили за круглый стол в просторном бальном зале. На потолке сверкали четыре массивных светильника. Обнаженные плечи, украшения, телекамеры, огромные экраны. Члены съемочной группы с важным видом – на грани истерики – сновали туда-сюда, держа в руках сценарии, напечатанные на желтой бумаге. Церемония еще не началась. Все опаздывали. На сцене репетировали танцоры в сверкающих костюмах. Они исполняли высокие прыжки, будто собираясь броситься в зрительный зал, но тут же поворачивались и задирали ноги в противоположном направлении, все еще глядя в зал с приклеенными, как у стюардесс, улыбками.

Справа от меня сидел Вернон Бриггс, дородный мужчина с сильным йоркширским акцентом – директор четвертого канала, по которому транслировали церемонию. Слева сидела Коринна Боргезе, соведущая Оливера по «Фокусу». Ее темно-красные губы были плотно сжаты от заметного напряжения. Коротко стриженные волосы были выкрашены хной. Бледное лицо под темными очками дрожало, как стальные тросы подвесного моста. «Фокус» тоже номинировали на премию Телеакадемии, и Коринна, к неудовольствию Вернона, настояла на том, чтобы подняться на сцену за наградой вместе с Оливером.

– Я вкладываю в программу не меньше, чем он. Я все равно получу награду как продюсер, но если он поднимется на сцену один, получится, будто Оливер Марчант – лицо «Фокуса». Это несправедливо.

– Послушай, милочка, сказать тебе, в чем заключается твоя работа? Ты сидишь на заднице перед экранчиком и читаешь, что там написано. – Вернон навалился на нее, тыча пальцем. У него было огромное красное лицо и выпученные глаза. – Ты читаешь вслух, и все дела. Это умеет любая школьница. Оливер – редактор программы.

– У Оливера есть член, ты хочешь сказать. И не смей называть меня милочкой, – процедила Коринна сквозь сжатые губы.

Тут у меня возникли серьезные проблемы с платьем. Когда-то это было платье подружки невесты – шелковое, с пышной юбкой, длинное, в стиле Кейт Форчун. Потом я перешила его и покрасила, и оно превратилось в черное мини-платье. Сегодня я пыталась выбрать подходящий наряд и впала в панику. Я стояла на кровати, пытаясь разглядеть себя в зеркале в полный рост, в черной юбке из лайкры, и тут в дверь позвонили. В тот момент – именно в тот момент – платье невесты показалось мне лучшей альтернативой. Только позже до меня дошло, что нельзя идти на прием в платье, даже отдаленно напоминающем наряд пастушки, – пусть даже эта пастушка только что вылезла из угольной шахты. Платье жило своей жизнью, постоянно задиралось и топорщилось. В данный момент оборки торчали во все стороны и лежали на коленях не только у Коринны Воргезе, но и у Вернона Бриггса, который повернулся спиной к нам обеим.

– Извините, – доверительным шепотом обратилась я к Коринне. – Зря я надела это идиотское платье. Перевернула весь шкаф, примерила восемь платьев и запаниковала. С вами, наверное, тоже такое бывает.

– Никогда, – ответила Коринна. – Я люблю простоту в одежде.

Динсдейл, который сидел напротив, сочувствующе улыбнулся и протянул мне сигарету. Я взяла, хотя вообще-то не курю.

– Пожалуйста, не курите рядом со мной, – прошипела Коринна.

Вечер начался скверно. Оливер не заехал за мной. Вместо этого он прислал шофера в шляпе, который сообщил, что Оливер задерживается в студии и встретит меня в Гросвенор-хаус. За этим последовали двадцать минут позора в фойе, полном знаменитостей. Все на меня смотрели, и я понимала почему. Они жалели меня из-за моего идиотского платья. На помощь снова пришел Динсдейл. К тому времени как он взял меня за руку, я уже дважды сходила в дамскую комнату, восемь минут созерцала план размещения гостей, притворяясь, что никак не могу найти «Оливера Марчанта и Гостя». И только тогда до меня дошло, что Оливер, должно быть, уже давно знал об этом вечере. Знал, что ему понадобится спутница. Может, он пригласил меня в последний момент, потому что его спутница заболела? Наверняка какая-нибудь ухоженная красавица, критик, специалист по упадку эссенциализма в средневековой европейской новелле, с упругими ягодицами, похожими на два бильярдных шарика.

Ко мне подошел старый эстрадный комик Джимми Хоршэм, начал болтать и никак не отвязывался. Несколько раз он как бы невзначай упомянул, что снял комнату на ночь в Гросвенор-хаус. Но тут появился Динсдейл, и Джимми смущенно улизнул.

– Дорогая, дорогая! Что ты делаешь с этим грязным старым занудой? Как он только до такого додумался? Пойдем, пойдем. Попробуем канапе. Я прячусь от Барри, – заговорщически прошептал он. Барри Райс тоже был легендой театральной сцены и лучшим другом Динсдейла. – Он пришел с этой слонихой, своей женой. А ты с кем? С этим грязным старикашкой Гинсбергом?

– Нет. Я с Оливером Марчантом, – гордо ответила я.

– И где же он, моя дорогая? Почему он бросил тебя на растерзание этим хищникам? – Динсдейл уставился на меня, нахмурив брови так, что глаз стало не видно.

– Он задерживается в студии.

– Нет, моя дорогая. Нет, нет, нет. Вот он, смотри, – сказал Динсдейл. Каждая черточка его лица выражала тревогу.

Я ощутила укол обиды. Оливер, в темном костюме без галстука, стоял и смеялся рядом с Коринной Боргезе – похоже, над своей собственной шуткой. Он наклонялся к ней, выразительно махая руками. Коринна смотрела прямо перед собой, на ее губах играла снисходительная полуулыбка. Динсдейл схватил меня за руку и потащил через зал.

– Вот он, моя дорогая. Пойдем. Сейчас мы разберемся.

Я чувствовала себя как ребенок, которого забыли забрать после школы.

Увидев меня, Оливер на секунду растерялся.

– Рози! Привет, как дела? Я тебя повсюду ищу. – Он улыбнулся, наклонился и поцеловал меня. Его запах пробудил воспоминания о ночи головокружительной страсти, но Оливеру, похоже, было до лампочки. – Познакомься с Коринной Боргезе, – сказал он.

– Очень приятно, – сказала я. Наконец-то я начала понемногу разбираться в правилах Клуба Знаменитых.

– Спасибо, – ответила Коринна.

Наступило неловкое молчание.

– Как дела? – спросил Оливер.

– Нормально, а у тебя?

– Нормально.

Вот и поговорили.

Через час все уселись за столы, и я взмолилась, чтобы Оливер не посмотрел на меня и не заметил, что со мной никто не разговаривает. Оливер посмотрел на меня и заметил, что со мной никто не разговаривает. Я попыталась улыбнуться, но вышло неестественно, как-то по-сатанински – как у ребенка Розмари, с желтыми глазами и хлебными крошками в зубах.

– Всё о’кей? – прошептал он.

Я весело кивнула и решила рискнуть заговорить с Коринной.

– Выглядит заманчиво, – оживленно произнесла я, разглядывая меню. Лосось, цыпленок в белом вине и кремовом соусе с равиоли от шеф-повара или стейк из свежего тунца с картофелем «пармантьер», а на десерт – мусс из белого шоколада в сахарном кружеве. – Что такое картофель «пармантьер»? – спросила я.

– Понятия не имею, нелепость какая-то, – ответила Коринна.

Полагаю, это уже относилось к тому, что она вынуждена сидеть рядом со мной.

– Это не вегетарианское блюдо. Где официант?

– Разве вегетарианцы не едят рыбу? – отважилась спросить я. – Тут есть тунец.

– Тунец? – Коринна в шоке уставилась на меня, чуть ли не разбрызгивая желчь. – Вы знаете, что происходит при ловле тунца? Вы слышали, что они делают с дельфинами?

Попытка наладить общение потерпела крах. Я испытала огромное облегчение, когда все наконец доели сахарное кружево и вспыхнули яркие огни телекамер. Зал тут же заерзал, занервничал, будто стая голубей, но вскоре все затихло. Это было захватывающе. Тысячу раз я смотрела такие церемонии дома по телевизору, и вот я здесь. Прозвучали трубы, затем громкий голос возвестил появление ведущего, и снова – трубы. Маленький толстый человечек – организатор шоу – начал активно хлопать в ладоши, одновременно опустив подбородок к груди и говоря что-то в микрофон, прицепленный к уху. Его зад был увешан какими-то проводами. Весь зал послушно тоже стал хлопать. На платформу вышел Ноэль Эдмондс и сделал знак рукой. Хлопанье прекратилось.

Тем временем к Коринне подошел худощавый молодой человек в очках.

– Привет. Как дела? – произнес он низким, доверительным голосом, поцеловал ее и стал стрелять глазами.

– … уже многие годы восхищает зрителей по обе стороны Атлантики… – говорил Ноэль Эдмондс.

– Ужасно, правда? Ты говорила с Майклом? Видишь Говарда? Джонатан получит премию. Точно. Я только что говорил с Жан-Полем о его речи.

– Я пойду с тобой. Не собираюсь сидеть здесь, когда он встанет и пойдет за наградой. Сексист долбаный! – Коринна поднялась и ушла.

Только что вручили приз за лучшую драму. Режиссер произнес благодарственную речь и был осыпан аплодисментами.

– Потрясно. Потрясно, черт возьми, – сквозь зубы процедил Билл Бонэм. – Он поблагодарил сценаристов, осветителей, свою долбаную жену и только потом, только потом вспомнил обо мне. Естественно. Я всего лишь сыграл главную роль. Подумаешь! Спасибо.

Даже те, кто получил награду, были разочарованы. За нашим столиком исходили ядом богатые и знаменитые. Они были переполнены горечью, разочарованием, завидовали тем, кто ухватил больший кусок.

На сцене молодой актрисе Вики Спанки вручали приз за лучшую женскую роль. Маленького роста, очень хорошенькая, с коротко подстриженными темными волосами. На ней были джинсы и кожаный пиджак. Недавно Вики попала на первые страницы таблоидов – вышла замуж за индейца, который до этого жил в тропическом лесу.

– Ты отдаешь, отдаешь, отдаешь, и тебя все время съедает жуткий страх, и хочется закричать: «Я – всего лишь человек! Мне страшно!» – объясняла Вики.

– Да ла-а-адно, – протянула Коринна. Она решила вернуться и заняла место рядом с Оливером.

Вики Спанки продолжала свой рассказ.

– Мы можем призвать на помощь наши духовные силы. Давайте задумаемся на мгновение и пошлем мысленные волны любви и разума бразильскому правительству, которое позволяет каждый день вырубать тысячи акров тропических лесов.

На большом экране позади нее, где шла прямая трансляция, появилось лицо ее мужа Рани, который сидел за столиком и озирался по сторонам. Вместо набедренной повязки на нем был фрак, но в нижней губе все еще красовался деревянный диск. В одном интервью репортерша спросила Рани, вынимает ли он диск на ночь. Он обиделся.

– Рани, это и твоя награда, – сказала Вики. Ошеломленного Рани стали подталкивать к сцене. Юная красотка в блестящем платье помогла ему подняться по ступенькам. Зал встал, приветствуя Рани аплодисментами.

Вернон Бриггс отнял микрофон у толстого человечка и говорил озлобленным шепотом.

– Заткните ее, – шипел он. – Маркус, убери аборигена со сцены и заставь ее заткнуться, сейчас же. Заткни эту тупую куклу. Мы опаздываем на час и сорок минут. Сними индейца со сцены.

Оператор тут же подошел к нашему столику и направил камеру на Оливера, возвещая номинацию «Лучшая программа об искусстве». Коринна изогнулась, чтобы попасть в кадр. На долю секунды в глазах у Оливера промелькнуло бешенство. Потом он стал что-то тихо говорить Коринне. Она кусала губу и все еще смотрела в камеру.

На большом экране появилась надпись: «Лучшая программа об искусстве». Вики Спанки отключили микрофон, и девушка со сценарием в руках поспешила к ней, с извинениями выводя ее и Рани со сцены. Вики вздернула нос и поплелась к выходу. Рани шел за ней, вцепившись в награду и улыбаясь, если возможно улыбаться с диском в губе. Когда они проходили мимо нашего столика, он взял Вики за руку. Я слышала, как она зашипела: «Отвяжись, чертов придурок».

Оливер и Коринна были в напряжении. На большом экране крутили клип последнего из четырех номинантов. Кевин Гарсайд, кантри-певец, обритый как скинхед, исполнял шахтерские гимны протеста своего собственного сочинения, под свой собственный аккомпанемент на тамбурине. Несколько гватемальских крестьян с вежливым сочувствием наблюдали за ним из своей хижины.

На камере напротив Оливера зажглась красная лампочка. На сцене Йен Маккеллен открывал конверт. Экран был поделен на квадраты. В одном из них был Оливер с расслабленной улыбкой и Коринна, которая все еще кусала губу.

– И победитель в номинации «Лучшая программа об искусстве» – Ко…

На экране Коринна лучезарно заулыбалась и начала подниматься с места.

– …Ковайо Софама за «Плач по обездоленным».

Оливер продолжал улыбаться, пока лампочка на камере не погасла.

Софама Ковайо вручили награду, и он как раз заканчивал свою речь.

– …в ваших «Ауди», «Мерседесах» и «БМВ» подумайте о тех, у кого нет своего дома. Многие из них младше, чем ваши дети. Их слова, их переживания, поэзия их жизни создали эту программу. Это их награда.

– Ну ты и идиотка, Коринна, – сказал Оливер.

Примерно через полчаса мы направились в ресторан «Пицца на пьяцца» – необычайно притихший Билл Бонэм, Коринна, какой-то парень по прозвищу Крыса – по-моему, бас-гитарист группы «Эксгэп». Вики Спанки – всё еще в слезах и без Рани, комик Хьюи Харрингтон-Эллис и, наконец, Оливер под руку со мной.

– Эй, Хьюи! – прокричала компания мальчишек, переходивших дорогу. – Супер-пупер! – Это было одно из его любимых словечек. Мальчишки не умолкали: – Супер-пупер, супер-пупер! – Хьюи улыбнулся сквозь зубы и помахал рукой.

– Вас, наверное, постоянно узнают на улице, – сказала я.

– Нет, – раздраженно ответил Хьюи. – Это в первый раз.

В ресторане все без исключения пялились на нас. Не было ни одного свободного столика, но менеджер разогнал каких-то подростков и уговорил их разделиться и сесть за три отдельных стола. Уже через минуту мы сидели за их столом, а вокруг порхали официанты.

– Боже, мне так неловко. Наверное, у вас постоянно просят автограф. Вы не против? – Молодой парень сунул Хьюи под нос клочок бумаги.

– Разумеется, нет, – ответил Хьюи и пробурчал себе под нос: – Урод мелкий.

Вики протянула официанту фотографию с автографом, которая совершенно случайно оказалась в ее сумочке.

К Биллу Бонэму подошла девушка.

– Извините, наверное, с вами такое постоянно случается.

Я взмолилась, чтобы к Оливеру тоже кто-нибудь подошел, потому что на его лице уже появилось то самое мрачное выражение. И слава богу, появились две девушки и попросили его расписаться на меню.

– Извини, придется тебе к этому привыкнуть, – самодовольно сказал Оливер.

В дверях послышалась какая-то толкотня, и вошел Теренс Твинкл.

– Привет всем! – прокричал он нашему столику. – Господи, кошмар какой-то. Почему они не могут оставить меня в покое?

На нем была белая норковая шуба, которая волочилась по полу.