Читать книгу Лимонник. По материалам израильских литературных вечеринок. Выпуск 3 - Хелен Лимонова - Страница 9

Все вам игра.

Вселенная – юлой

Раскручивает новые таланты

И строит их поротно, попалатно,

И гениев – сугробы намело.

Катаются – кому возить не лень —

На саночках, а могут смазать лыжи,

Или гонять очкариков и рыжих,

Или еще какой-нибудь бобслей…

Надежды погремушка зазвучит,

Но нет игры беспомощней и жальче,

Похожий на тебя упорный мальчик

Найдет пароли, подберет ключи.

Он выложит в космический Youtube

Беды и вдохновенья злые пазлы

И выдавит из тюбика, как пасту,

В горсти сжимая пластик,

Жизнь мою.

Проснись и прикоснись.

Что может быть прекрасней:

Из тёмной неги снов всплывать к твоим губам?

…Казался ты вчера и властным, и опасным.

Насмешлив. И ладонь шершава и груба.

Одёрнешь, отсечёшь забывшуюся нежность,

Чтоб отстоять в боях сиротство и броню.

Пусть трепет и восторг в моем дыханье брезжат,

Ты будешь слеп, и глух, и холоден к огню.

И будь. И черт с тобой!

…Медлительная сладость

Расходится от губ – кругами по воде.

Ты знаешь, что тебе со мной уже не сладить,

И рук не отпустить,

И далее – везде.

Пасмурный, сизый, сиреневый,

Снившийся… Как ты живёшь,

Мой поседевший до времени,

Нетерпеливый Гаврош?

Пылкий, циничный, прижимистый,

Даром что нынче богат,

Вдруг – невозможным транжирою —

Вечер бросаешь к ногам.

И обольстительно-ласково

Тайны касаешься: той,

Что бережет за подвязкою

Каждый балкон кружевной,

И притворившийся крышею

Брошенный рыцарский шлем,

И пешеход, оступившийся

В свет Елисейских полей.

Страстью безудержной, душною,

Вышедшей из берегов,

Шторами скромно притушенной

Или бесстыдно нагой

Свет изливается, пенится,

Соткан из солнечных струй,

Лёгким, игристым и перистым

Все наполняет вокруг,

Будто разгадка. И символом

Сказки без тьмы и потерь —

Башня – на старте, бессильная

Прочь от тебя улететь.

Луны лекарственно-желтые

Не помогают уже.

Тянется, ластится шелково,

Шарит в кромешной душе,

Ширится, щерится, щурится, —

Корчишься, словно прошит, —

Света голодное щупальце,

В сердце врастающий шип.

В простыни мертво впрессованный,

Комкаешь грубую бязь.

Не отпускает бессонница,

В ворот у горла вцепясь.

Стражем мучительной участи,

Казни не зная иной,

Вяжет силками паучьими,

Смертной, кандальной виной.

Зреет под лунными линзами

Знанья безжалостный яд:

Будешь полжизни зализывать

Совести рваной края.

Блекнет радость, изливаясь вслух,

Дно лизнув, пустым приходит невод,

И слетает тополиный пух

Призраком утраченного снега.

Как густеет время – никому…

Мутны зеркала, крошится кашель,

Лица удаляются во тьму

Семенящей поступью монашек.

Под шагами чувствуешь подлог.

Только небо звездно дышит в темя,

И дрожит под ребрами иглой

Чистота пронзительной потери.

И куда же ты денешь

Истрепавшее рот

Дореформенных денег

Суррогат-серебро?

Не возьмут ни в уплату,

Ни взаймы, ни в залог.

Можно слово оплакать:

Вышел срок.

Тычешь чертовой тыщей

Бесконечных причин.

Не трудись – не отыщешь,

Замолчи.

Нет решения, кроме

Сургуча – на уста.

Ты упрям и нескромен,

Ты достал.

В поздних поисках сути —

Не суметь, не найти! —

Душу высказал всуе

И затих.

И пригубил, бессильно

Опускаясь на дно,

Золотое: «Спасибо,

Зачтено».