Читать книгу Люфт. Талая вода - Хелен Тодд - Страница 7

Легкий порыв сквозняка всколыхнул золотистое пламя свечи. Из-за прохлады Роберт невольно вздрогнул: оконную раму повело, и теперь широкая щель впускала ледяное дыхание зимы в крохотную мансарду. Завтра отремонтирует.

Колючие прикосновения сквозняка отрезвляли, вытаскивали из воспоминаний, но не спасали от навязчивых мыслей. Прошлое не стереть – оно всегда будет ступать по пятам, напоминая болезненными синяками о неудачных падениях. Роберту казалось, что он не падал, а летел кубарем со скалы. И чем больше резал кожу об острые камни, тем меньше он понимал, что все это взаправду.

В прошлом

Роберт находился среди общей суматохи и невыносимого крика. Вокруг все спешили: медсестры – сделать перевязки, санитары – распределить новых пациентов. Крепко сжав ладонями виски, Роберт прислонился к стене. Голова раскалывалась. Он едва дышал: воздух вокруг – сплошная дымка. Та самая невыносимая вонь отсыревшего табака, крови, жженой кожи, спирта и сосновых дров. Бесполезные поленья напрасно сгорали в большом камине, который едва согревал госпиталь в осенние вечера. Шершавые, полусухие, наполненные смолой, они трещали, шипели и тухли. Приходилось иногда подкидывать мокрые дрова и поливать их спиртом, чтобы появлялось пламя и вытесняло влагу, а поленья сгорали, оставляя после себя золу. Серый пепел, который не смог отогреть кирпичные стены, продуваемые северными ветрами.

Роберт тонул в происходящем, словно в море. Глотал воду, захлебывался и вновь вдыхал разъедающий изнутри запах.

Поначалу каждый вдох давался с трудом, дурманил голову, вызывал тошноту, но вскоре все стиралось. Чем больше времени он проводил в здании, тем меньше помнил, каково это – дышать полной грудью.

– Роб? Выпей, ну же, не хватало мне еще и за тобой ухаживать. – Светловолосая девушка протянула жестяную кружку с родниковой водой. – На тебе же лица нет: глаза красные, синяки темнее обычного, да и бледный, словно смерть. Мистер Дрейнс не отпускал тебя? Снова проработали всю ночь?

– Не было времени. Слишком много раненых. – Он с благодарностью кивнул и сделал глоток.

– Других, что ли, нет? – Медсестра помотала головой.

– У него сокращенный курс. – Хриплый голос заставил девушку вздрогнуть. – Еще месяц, выдам ему официальную бумагу о звании военврача. Такого не каждый заменит, да и опыта у мистера Роберта побольше остальных будет.

– Простите… я не знала. – Она с сочувствием посмотрела на Роберта. – Ладно, пойду отнесу воду остальным…

– Роб. – Мистер Дрейнс снял медицинскую шапку и тряхнул рано поседевшими волосами. – Поспи пару часов, не железный ведь. Нам прислали нескольких врачей из Тальвиля, теперь будет легче. А там, смотри, после войны будешь сидеть в своем кабинете да бумаги писать…

– Это не по мне. – Роберт сжал чашку в руках. – Вы же знаете, что я не врач, и никакая бумажка меня им не сделает. Этим нужно жить, а меня оно убивает, не знаю, как уснуть, чтобы все это не плыло перед глазами.

– Зря, скольких набирали к себе, а ты единственный, кто смог взять в руки инструмент так, чтобы пальцы не дрожали. – Мистер Дрейнс тяжело вздохнул и похлопал Роберта по плечу. – Ничего, со временем все привыкают. За спасенные жизни приходится чем-то платить. Не жалей, что пошел. А в мирное время и без тебя рук хватит. Дожить бы только.

Роберт не ответил. Не стоило. Один короткий взгляд и без того говорил больше, чем нужно. В этом молчании передавалась вся горечь, которая расходилась по миру сотней писем, написанных медсестрами о погибших военных. Их аккуратно выведенные буквы с теплыми последними словами, прощаниями и просьбами, которые рано или поздно попадут в дрожащие руки близких. Но хуже всего надеяться зря, зная, что болезненная рана на сердце уже не зарастет.

Чистые сердца не черствеют.

Они болезненно угасают. Роберт чувствовал, как сжимался от боли, переживаний и страха за то, что в его руках может оказаться слишком мало жизни.

Его разъедало изнутри чувство безысходности. Но если не он, то кто?

Со временем благодарные улыбки смоют потоки крови, сотрут ночные кошмары.

Потом.

Не сейчас.

В небольшом помещении стало совсем темно. Свеча почти догорела. Ее тонкий, обугленный фитиль захлебывался в расплавленном воске, несколько секунд поморгал и вовсе потух. Роберт тяжело вздохнул.

– Боишься закрывать глаза? – тихий шепот заставил нервно вздрогнуть. – Я тоже.

Роберт передернул плечами, чувствуя, как ночной холод сковывал его тело. Он молчал. Как всегда. Надеялся, что Аннетт больше ничего не скажет, но послышался шорох одеяла и тихий скрип кровати. Наверное, ей тоже не спалось.

– Протяни руку, я ничего не вижу.

Нервная волна прошла по коже, но Роберт поднялся с кровати и осторожно положил ладонь на хрупкое плечо. Лунный отблеск позволял различить силуэт.

– Я спущусь к Молли, проверю, все ли в порядке.

Он сдержанно кивнул, не подумав, что в темноте почти ничего не видно.

– Будь осторожна на ступенях.

Ответа не послышалось. Тишину нарушали лишь затихающие шаги и скрип досок. В это позднее время мансарда казалась безлюдным островом, с которого едва ли есть шанс выбраться.

Роберт натянул свитер и сел на кровати. Потолок навис над ним. Почерневшие доски, набухшие от горячего воздуха, напоминали безграничное черное небо, которое вот-вот обрушится проливным дождем. Вспышки воспоминаний плыли перед глазами, находили свое отражение в мерцающих тенях. Холодно, до одури холодно.

Тихий свист сквозняка навязчиво звенел в ушах, напоминая Роберту шум в госпитале. И он вновь тонул, погружался в прошлое, повинуясь нахлынувшим эмоциям. В комнате сгущалась тишина, словно предчувствуя, как спустя мгновение щелкнет дверная ручка.

– Отдыхай…

Сквозь полудрему он чувствовал, как мягкие ладони гладили его растрепанные волосы и напряженные плечи; неторопливо, осторожно, так, чтобы не разбудить, не потревожить. Ему снилась бесконечная пропасть, из которой Роберта вытаскивали теплые прикосновения.

– С Молли все в порядке? – Превозмогая головную боль, Роб с трудом разлепил глаза.

– Да, она спит, все спят. Тебе тоже стоило бы отдохнуть. – Аннетт крепче сжала его плечо. – Ложись.

Он положил широкую ладонь поверх ее горячих пальцев и тяжело вздохнул. Осознание своей слабости точило его изнутри. Роберт ненавидел себя за эти эмоции. Прошлое не отпускало. Его тонкие, с воспаленными костяшками пальцы крепко цеплялись за запястья, причиняя девушке боль.

Туманное от тяжелого сна и головной боли сознание. Роберт едва различал призрачные видения и реальность… Спустя столько дней воспоминания оставались свежими, словно их только что нарисовали, и акварельная краска не успела высохнуть. Она пачкала щеки голубыми подтеками, оставляла синяки под глазами, скрывала румянец и плыла, расплывалась, стараясь утопить в своих речушках трепещущее сердце.

– Я принесла пару свечей, зажечь?

– Нет.

Но Ани пропустила ответ мимо ушей. Над ухом раздалась короткая вспышка, и тусклый свет разбавил темноту. Запахло серой.

Вместе с огнем вспыхнули старые шрамы, по коже прошлось жжение. Роберт с трудом поднялся на ноги и не сразу осознал, где находится. Он покачнулся, но теплые пальцы крепко держали его предплечье. Все обрывалось, словно его накачали обезболивающим, а оно, вопреки всему, пропускало сковывающую душу горесть.

– Когда ты последний раз спал? – Тревожные нотки, проскальзывающие в голосе Аннетт, заставляли его цепляться за реальность. – Роберт? Роб?

– Просто говори… – Он не ощущал собственного тела.

Все перемешалось, слилось в единый бурлящий ураган. Он захватывал его, до тошноты кружил в своем водовороте. Едкая горечь сковывала язык, но стошнить было нечем.

– Ты помнишь, как в прошлом году мы впервые оказались здесь? Я тогда так радовалась прохудившейся, но теплой постели, – шепот прозвучал робко. Он отразился легкой тревогой в груди, но Роберт цеплялся за него, как за тонкое звено, связывающее его с реальностью. – Молли переживала из-за того, что у нас нет подушек, словно без них невозможно спать. Смешная… Я скучаю по тем временам. Тогда все было впервые. По-новому. Словно вдыхаешь первый аромат дождя после долгой засухи.

Он решил встать, пройтись на кухню за водой. Это далось с трудом, а пол под ногами накренился, и Роб, опираясь на спинку кровати, сел. Меньше всего на свете он хотел, чтобы Ани опекала его. Чувство вины разливалось по телу, отрезвляло, приводило в чувство.

– Да уж, после ночлега в сошедшем с рельс вагоне любая кровать будет удобной. – Он криво улыбнулся.

Она нежно коснулась пульсирующей вены у висков, взъерошила волосы. Роберт посмотрел ей прямо в глаза и попытался сфокусировать взгляд. В ответ Аннетт лишь покачала головой.

– Мне принести воды? – Она хотела встать, но Роб остановил.

– Останься.

Повисло молчание. Наэлектризованный воздух мешал сделать глубокий вдох. Роберт тепло улыбнулся и взял в руки дрожащие от волнения пальцы Ани.

– Эта тишина меня убивает.

– Тишина ли? Роб, нет вещей, которые ты не мог бы мне сказать.

Он нахмурился. Тяжелый взгляд зеленых глаз заставил Ани вздрогнуть. Обычно она отворачивалась, он слишком давил на нее, но сейчас не могла позволить себе дать слабину.

Все это было для Роберта калейдоскопом отчаяния, где каждый новый узор отражал чью-то боль. Он не стал ничего говорить. Не считал нужным, не собирался навязывать свое прошлое Ани. Она и так слишком много для него делает. Или… и так слишком близка к нему. Настолько, что хотелось сделать пару шагов назад, пока ее образ не остался в его душе… навсегда.

Ани молчала, просто дожидалась, когда в шершавых руках утихнет дрожь, сердце перестанет вырываться из-под ребер, а холодный, мутный взгляд потеплеет.

Они просидели до первой серости, когда душноватая теплота от печной трубы не наполнила маленькое помещение. Пока догорающее пламя отчаяния не исчезло из темно-зеленых глаз. И неважно, что большую часть времени мансарду наполняла тишина. Иногда, чтобы стало легче, необходимо лишь чье-то молчаливое присутствие.

* * *

Город застыл. Улицы замело снегом. Одинокие прохожие, плотно кутаясь, спешили, стараясь не задерживаться на пустынных дорогах. На удивление яркое солнце просачивалось сквозь занавески. Его свечение мягко касалось кожи, но не грело. Это был холодный, безжизненный свет. Он лился сквозь двухстворчатые окна, наполняя пекарню пляшущими бликами.

Тихо. Недавно Коул выпек срочные заказы и отправился к себе. Он пришел утром, теперь стоило отдохнуть, ведь впереди тяжелая неделя. Старался избегать разговоров о случившемся, но чувствовал недоверие со стороны Роберта и легкую тревогу. Нужно было немного подождать. Совсем немного, когда очередной излом пройдет и они, как он надеялся, попадут в другую реальность. Коул до последнего надеялся, что они здесь, только чтобы забрать недостающее звено: последних Хранителей тепла. И все, после этого все станет как прежде: привычный калейдоскоп перемещений, людей, судеб. Они будут помогать, менять чужие жизни, перемещать их так, как предписано судьбой, но чертов мрак за окном не исчезал. И все, что сказал бы Коул, показалось бы сущим бредом, произнеси он это вслух сейчас. Единственное, он знал: ни Роберт, ни Батлер не смогут уйти. Теперь они часть пекарни, часть излома. Они – хранители тепла в чужих сердцах. До тех пор, пока оно есть у них. Вечная жизнь с бесчисленными перемещениями, опытом, судьбами и историями.

Ани провела весь день на мансарде. Она подшивала брюки для Коула, латала разорванные колени на рабочих штанах Роберта. Работы было немного, но Ани любила делать все аккуратно – это требовало внимания и времени.

После практически бессонной ночи работа шла плохо. Рассеянность раздражала Ани. В очередной раз заправляя выбившиеся пряди волос за ухо, она выругалась. Нижняя нитка вновь запуталась в челноке. Просто так не вытащить, пришлось выковыривать с помощью пинцета и крохотных маникюрных ножниц. Старая швейная машинка, которую Коул где-то достал, барахлила, зажевывала нить, а затем выплевывала ее: скомканную, рваную, перепачканную маслом. Иногда Ани чувствовала себя этой нитью, но настенные часы противно выстукивали время, вынуждая спешить, и угнетающие мысли отступали.

Махнув рукой, Ани сложила шитье обратно и, наспех собравшись, поторопилась на кухню. Там ее ждали срочные вечерние заказы.

Этажом ниже мансарды Роберт делал перевязку Молли. Он обработал шов, вытер засохшую кровь и старался как можно осторожнее перематывать рану.

Молли морщилась от боли, но молчала, виновато отводя глаза.

– Дыши, все закончилось. – Роберт завязал бинт и принялся собирать медицинские принадлежности. – Попросить Ани принести что-то поесть?

– Попроси ее прогуляться по парку, – все еще хмурясь от неприятных ощущений, Молли постаралась улыбнуться. – Она весь день просидела за шитьем, а теперь заказы пошла относить. А завтра придется заменить меня за прилавком…

– Вижу, тебе легче. – Он мягко улыбнулся. – Есть будешь?

– Нет, спасибо, – Молли залилась румянцем.

– Хорошо, тогда отдыхай.

– Роб?

Он застыл возле двери. Мешковатый свитер с закатанными по локоть рукавами, просторные брюки. Он выглядел помятым, теплым, близким.

– А объяснения, Роб, поверь, лучше… Знаю, верить во что-то странное сложно, но ты же еще здесь, ты же не ушел, значит, поймешь. Просто нужно время. Немного времени. – Молли закусила губу. – И пусть Ани хоть сегодня отдохнет.

– Думаешь, с ней так легко договориться? – На уставшем лице появилась полуулыбка. – Не беспокойся ни о чем.

– Беспокоиться… – Молли тяжело вздохнула. – Роб, пекарня – место, способное совмещать реальности. Я давно живу здесь и… иногда меня выбрасывает в другие обстоятельства. Хочешь верь, хочешь нет, но я оказалась в прошлом, случайно попалась под руку во время стычки военных на улице и получила рану. А теперь вновь здесь.

Он посмотрел на нее как на спятившую. Хотел было покрутить у виска пальцем, списать на жар, но тревога и волнение Молли говорили, что она не лжет.

– Ты привыкнешь к этому. Ани, скорее, нет. Не тревожь ее подробностями. А здесь, – она достала из-под подушки свой блокнот и протянула ему, – все подробности. Ты поймешь, чуть позже поймешь.

– Как бы это ни звучало – я верю. А теперь отдыхай.

Роберт закрыл дверь, злился, понимая, что все его подозрения разбиваются о странное ощущение: он на своем месте. И пока это чувство у него есть – он подождет. И, как сказала Молли, привыкнет.

* * *

Несмотря на выходной, Аннетт блуждала по заснеженным улочкам. Остался последний заказ: от миссис Нордман, она прислала мальчишку с запиской и оплатой новых пирогов.

Улицы покрылись мелким снегом и утонули в вечерней темноте. Тяжелая корзина стала легче: все заказы были доставлены.

Ани подошла к особняку. Кованая калитка легко поддалась – кто-то успел расчистить снег.

Аннетт позвонила и склонила голову набок, ожидая, когда дверь откроется. И вот она скрипнула. Внук миссис Нордман одернул рукава широкого темно-синего свитера, грустно улыбнулся и переступил порог.

– Привет! – Синие глаза были сощурены, он пытался рассмотреть Аннетт в темноте.

– Ваш заказ: морковный, луковый и картофельный пирог, буханка светлого хлеба и печенье с изюмом. – Ани достала пакеты из сумки и протянула.

– Спасибо. – Эдвард осторожно взял еду в руки. – Подождешь полминуты? Прошу…

– Хорошо, – она зябко поежилась, плотнее кутаясь в широкий вязаный шарф.

Нордман не заставил себя долго ждать. Он выскользнул из-за двери, поправил ворот плотного пальто, закрыл дверь и сдержанно улыбнулся.

– Уже поздно, я провожу.

– В этом нет необходимости. – Аннетт нахмурила брови. – Я дойду сама, не вынуждайте меня чувствовать себя обязанной.

– У тебя нет выбора – ночной город не для юных девушек. В особенности сейчас. Или ты новости не читаешь?

Эд быстро спустился по ступеням. Он не оборачивался, так и стоял, ожидая Ани.

– Это угроза?

– Просьба… – Эд вздохнул. – Ни к чему не обязывающая. Мне нужно проводить тебя. Извини за настойчивость, но это важно.

Ани сдержанно кивнула. Нарастающее волнение разливалось внутри, вызывая дрожь. Щемящее чувство беспокойства подсказывало, что отказываться не стоит. Вязкое ощущение, слишком знакомое и тревожное, сковывало, но Аннетт сделала решительный шаг.

Перед глазами плыли странные, совершенно непонятные ей видения, больше напоминающие кадры из какого-то фильма. Аннетт тряхнула головой, списав все на усталость.

– Теперь будет больше патрулей. – Эдвард пропустил Ани вперед, показывая, что она ни в чем не ограничена. – Не все из них ведут себя так, как должны.

– Всем так говорите или только мне?

– Тебе, – тяжелый вздох заставил Аннетт пожалеть о сказанном. – Не думай. Прошлый раз наговорил лишнего – дурак. Больше не повторится. Если хочешь – пройдемся молча.

– Тут всего два квартала, выдержишь? – Ани не удержалась от колкого замечания. Ей казалось, что это поможет сохранить дистанцию.

– Куда же денусь?

До пекарни они шли молча. Ани время от времени поглядывала на своего сопровождающего. Что-то в его облике казалось знакомым, близким. Его глаза… они напоминали Тома. Такие же синие, словно беспокойное море. Сердце оборвалось. Аннетт приложила руку к груди, словно этот жест мог унять нахлынувшую боль.

Каким бы был Том? Высоким? Худым? С детской улыбкой и бесконечно грустными глазами… Она любила брата, пусть и ставшего сюрпризом для родителей. Том стал частью ее жизни, вот только так и не ощутил материнской любви. Казалось, Луиза и вовсе не знала, что это такое: брак по расчету, графики, договоренности… Ее сердце с каждым днем черствело, становясь таким же сухим, как сотни бумаг, которые она перебирала на работе. Именно там ее и застала смерть. Она пришла с громким взрывом, навсегда погребая под кирпичным одеялом оборванные судьбы.

Прошлое

Серость. Повисшая тишина заставляет слышать каждый шорох. Сердце взволнованно колотится. Кажется, мгновение – это так мало, коротко… Город облачился в осень, в мнимый уют прошлого, в непроглядную, коричневую и вязкую дымку костров.

В громоздких серых зданиях постепенно угасал свет. Одно за другим гасли окна, оставляя после себя темноту. В этот миг, несмотря на крохотные отблески уходящего солнца, Ани чувствовала смерть. Ощущала дым потухших свечей, за которыми скрывались погибшие люди. Бесчисленное количество потерянных жизней. Она помнила стеклянные взгляды, холодные окаменевшие тела. Паника сковывала тело, пронзала своим холодом душу, вынимала ее наружу, заставляя Аннетт крепче сжимать руку брата. Стужа.

В воздухе медленно витали падающие листья. Их почерневшие от влаги прожилки обмякли. Ани встревоженно оглядывалась. Шаги. В конце парка виднелись тени, отбрасываемые фонарем в желтом свете. Несколько секунд. Рефлекс.

Тонкий, почти невидимый среди густой листвы силуэт упал на рыхлую землю. Воздух пронзил громкий залп, эхом разлетевшийся по парку. Их не заметили. Пока не заметили. В этот раз погиб кто-то другой. Кто-то…

Аннетт что есть силы зажмурилась, вдыхая запах земли и мокрых листьев. В висках пульсировала кровь, все мышцы напряглись в ожидании повторных выстрелов. Ее руки тряслись. Казалось, что стоило давным-давно привыкнуть, но жизнь, таящаяся в продрогшем теле, заставляла ощущать непреодолимое волнение.

– Не поднимай голову, тише, они же нас увидят, не плачь… Том, прошу тебя, не плачь…

Ани говорила, почти задыхаясь. Ей с трудом удавалось успокоить светловолосого малыша. Пухленький брат смотрел на сестру большими синими глазами. Он хотел домой, хотел вернуться в теплую постель, из которой посреди ночи его вытянула Ани. Он не понимал, что их дома больше нет. На широком раскрасневшемся лице появились первые слезы, но Том добела сжал губы.

– Все хорошо, все правильно, ты молодец… А теперь поднимайся, нам нужно добраться до Дэрнсов. Ты же помнишь свою тетю? Они нам помогут.

Помогут… Ани не знала, так ли это, не знала, живы ли они. Ее озябшие руки уже не чувствовали тепла, не ощущали колючих прикосновений шерстяного пальто. Темно-сиреневое платье испачкалось в грязи, а наспех натянутый отцовский свитер пропитался влагой. Его коричневые нити стали черными и такими же холодными, как последние часы, проведенные на улице.

Мгновение – лишь единица времени, которую порой невозможно измерить. Аннетт казалось, что секунды, проведенные на земле, длились вечность. И сейчас, когда она, спотыкаясь, бежала через парк, время будто ускорилось, не оставляя лишней секунды для вдоха. Том еле поспевал. Еще квартал, один квартал.

Они добрались. Несмотря на теплый прием, что-то в душе тревожно барахлило. Предчувствие не обмануло: угольная серость полностью окутала горизонт, поглотила последний лучик надежды, после чего ночное небо вспыхнуло пламенем.

Грозовое небо разрывалось. Его клубы наполнялись пороховым дымом, пылью, поднимаемой бомбами. Последний залп уходящей авиации.

Город превращался в разрушенный лабиринт, окропленный кровью, заваленный телами, усыпанный кирпичом и камнем. Невысохшие багровые пятна впитали в себя уголь сгоревших тел. Взрыв.

Лоскуты. Улицы. Крики. Небосвод превратился в мрак, черный, серый, покрытый перегоревшим пеплом. Выжженный дотла. Вывернутый наизнанку, как сердца выживших.

Ани едва дышала. Несколько минут назад она покинула дом, чтобы отнести рюкзаки в гараж, и теперь, стоя возле него, слышала гул, чувствовала, как дрожь земли откликалась в сердце. Заложило уши. В мгновение казалось бы крепкий дом разрушился, погребая под собой невинные жизни. Снаряд попал в левую часть. Аннетт кричала. Сначала громко, так, что раскалывалась голова. Вскоре голос надломился, крик стал хриплым, почти беззвучным. Бессильная боль.

Теперь она одна.

Насовсем.

– Ваши документы, – неприятный, скрипучий голос выдернул Аннетт из воспоминаний. – Покажите документы.

Военный светил фонарем, внимательно разглядывая Эдварда. Затем крохотные глаза прищурились, превратившись в щелочки, и переметнулись на Ани.

– Возьмите. – Эдвард сделал шаг вперед, частично заслоняя свою спутницу. – Какие-то претензии? Или так, проверяете всех прохожих?

В спокойном голосе сквозила провокация. Эд сжал губы. Он смотрел на военного свысока. Так, что полненький мужчина выглядел нелепо на фоне высокого и, несмотря на легкую худобу, хорошо сложенного Эдварда.

– Нордман, о, простите. – Военный скомканным движением протянул документы обратно. – Мы проверяем всех, ну, почти всех, просто вы с девушкой. Мало ли…

– Мм? – Эд мягко взял Аннетт за руку.

– Вышло новое распоряжение… – Мужчина мялся, переступая с ноги на ногу. – После последних похищений… понимаете ли, нужно все контролировать. По Тальвилю ползут недобрые слухи. Глупо все списывать на какие-то предсказания, сами понимаете, что опасные времена сейчас, опасные.

– Это правильно, – Нордман кивнул и протянул руку военному. – Хорошего вам вечера.

– Да-да, спасибо. Ступайте. – Военный натянуто улыбнулся и направил свой фонарь на другой конец улицы, поспешив завернуть за угол.

Ани растерялась. Холодная рука крепко сжимала ее ладонь. Пальцы заныли – совсем недавно в них была тяжелая корзина. Теперь же она свободно висела на левом предплечье.

– Не бойся ты. – Эдвард горько усмехнулся и разжал пальцы. – Мы пришли, верно?

– Да, спасибо, что проводил. – Она побледнела и резко дернулась.

Страх полоснул ее, как только дверь скрипнула. Из-за нее показался Роберт. Он нахмурился, внимательно рассматривая Эдварда. Роберт сделал шаг вперед, смерив взглядом незнакомца, и поправил небрежно наброшенное на плечи пальто.

– Все в порядке?

– Да, мистер Нордман проводил меня. – Ани сжалась, но не отвела взгляд.

– Мне послышалось другое.

– У нас проверяли документы. Сейчас усиленный контроль. Не стоило вечером отпускать ее одну. – Эд отступил, показывая, что не задерживает Ани. – Доброй ночи!

В проеме заморгал свет – снова перебои с электричеством. Аннетт с любопытством смотрела вслед удаляющемуся силуэту. Ей хотелось растянуть это мгновение, чтобы не оборачиваться и не встречаться вновь с холодным взглядом Роберта.

– Ступай внутрь, замерзла ведь, – в тихом голосе слышались усталость и причиняющая боль нежность.