Читать книгу Несчастливый брак - Хелен Диксон - Страница 2

1800 г.

Лишь немногие жители крошечного островка Санта-Мария не подняли головы на глухой залп сигнальной пушки, извещавшей о приближении судна. Корабль появился на фоне облаков, сверкая выбеленными на солнце парусами. Обитатели городка, моряки и островитяне, коротающие время в борделях и прокуренных тавернах с известняковыми стенами, заслышав выстрел, высыпали на пристань поглазеть, как буксируют в зеленую бухточку огромный торговый бриг, оснащенный тридцатью двумя пушками.

Чем ближе подходил корабль, тем больше людей прибывало на причал. Пронзительные крики чаек над головами перекрывал резкий голос рулевого, отдающего приказы матросам, опускающим канаты с руку толщиной. С борта на берег перекинули сходни, и толпа замерла, пристально глядя на капитана, который вот-вот должен был сойти на землю.

– Господь всемогущий! – воскликнул Джон Синглтон, первый помощник капитана. Щурясь на солнце, он обозревал собравшихся. – Для Санта-Марии весьма впечатляющий прием, я бы сказал. После многих недель крекеров и вяленого мяса так хочется отведать наконец ростбифа и насладиться обществом юных красавиц.

Сняв шляпу, он посмотрел на стоящую в первом ряду восхитительную девушку, обладательницу карамельного цвета кожи и гладких черных волос, спускающихся до самой талии.

Капитан бросил хитрый взгляд на помощника, имеющего репутацию неисправимого распутника.

– Именно в такой последовательности, а, Джон?

– Точно в такой, – подтвердил тот, чувствуя, как от призывной улыбки девчонки кровь вскипает в жилах.

Третий в их компании мужчина был одет в черный залоснившийся от времени сюртук, черные измятые бриджи, серые приспущенные чулки и поношенные черные ботинки. На голове красовался пепельный парик. Звали его преподобный Корнелиус Клей, всем своим видом он напоминал крупного рассерженного медведя, только что пробудившегося от зимней спячки. Проследив за взглядом первого помощника, он нахмурился:

– Осторожнее, Синглтон. Эта женщина, похоже, замужем.

– Верно, так и есть. Что ж, это добавит пикантности охоте за ней.

– Нужно осмотреться, – сказал капитан. – Санта-Мария принадлежит некоему Маккензи. Это образованный человек, сын Колина Маккензи, того самого, при котором остров стал таким, каким вы видите его сегодня. Молодой Маккензи обладает жестким характером и скор на расправу с любым, кто осмелится угрожать его власти. Думаю, именно поэтому его все боятся. На острове его слово закон. Однако у него репутация изысканного любезного человека. Интересно будет проверить, насколько доброжелательно он отнесется к нам за время, что мы проведем у него на острове.

Его преподобие с интересом поглядывал на питейные заведения.

– Из-за треклятого урагана кораблю требуется ремонт, да и запасы нужно пополнить. Сколько мы тут пробудем, капитан?

– Не очень долго. Недели две – самое большее. Мы и так уже идем с опозданием, а нужно придерживаться установленного графика.

Сразу по окончании сиесты Шона Маккензи отправилась на верховую прогулку, радуясь возможности ускользнуть из дому и из-под надзора Кармелиты, своей острой на язычок невестки. Обратно она намеревалась вернуться только к вечерней трапезе. Несколько парусных судов покачивались на якоре в бухте, неподалеку от берега воды бороздили маленькие лодки. Энтони, брат Шоны, частенько приглашал офицеров проходящих кораблей на ужин к себе домой, чтобы дать возможность сестре и жене нарядиться в вечерние туалеты и немного развлечься.

Верховая езда предоставляла Шоне преимущество: ей открывался прекрасный вид на живописный остров. Перед ней насколько хватало взгляда расстилалась синь моря, меняющего цвет на светло-зеленый у рифов со стороны Атлантики. Волна за волной накатывала на высокий, поросший деревьями берег, принося с собой темно-зеленые водоросли. Потом местность шла под уклон, огибая два утеса, точно руками обнимающие единственный на острове песчаный пляж протяженностью добрых полмили.

Покинув прохладное высокогорье, Шона поскакала к большому скоплению построек у бухты. Как и остальные жители острова, она заметила паруса брига и теперь спешила узнать, кто к ним пожаловал.

Корабли, курсирующие в карибских водах и выменивающие изысканные шелка, украшения и другие европейские товары на производимое на островах сырье, регулярно заходили на Санта-Марию. Однако столь крупного судна не было уже несколько месяцев, поэтому его появление стало поистине примечательным событием. Лишь приблизившись на достаточное расстояние, чтобы прочесть выбитое на носу название «Жемчужина океана», Шона поняла, кому оно принадлежит.

Владел судном корабельный магнат капитан Захария Фитцджеральд, купец и искатель приключений, один из самых богатых и влиятельных людей на Карибах. Ходили слухи, что ему принадлежат большие участки земли в Вирджинии, целая флотилия судов и склады в каждом порту. Поговаривали также, что он заключает теневые сделки с пиратами, да и сам пират, но правда это или всего лишь легенда, Шона не знала.

Жители Карибов слагали байки об этом загадочном мужчине с тех пор, как он впервые причалил в колонии несколько лет назад. Невзирая на репутацию расчетливого дельца, он редко удостаивал своим присутствием великосветские приемы местного общества. Будучи вторым сыном своего отца, он после смерти родителя не мог претендовать на получение наследства, поскольку все должно было достаться старшему брату, виконту Фитцджеральду. Именно поэтому Захария оставил Англию и стал искать счастья в бурных морях.

Многоголосая толпа заполняла причал. Сновали оборванные дети, праздно шатались моряки, девицы легкого поведения смело демонстрировали свои прелести, готовые за шиллинг-другой предоставить свое тело любому желающему. При виде этой жалкой картины Шона содрогнулась. Она, по крайней мере, выше всего этого. И не имеет значения, что в семье она нежеланна и нелюбима.

Всякий раз, совершая верховую прогулку в город в одиночестве или присоединяясь к любой компании, она тут же становилась объектом пристальных взглядов как мужчин, так и женщин. Привыкшая к подобной реакции, она ни на кого не обращала внимания, и постепенно зеваки утрачивали к ней интерес. Сидя в седле, Шона поверх людских голов наблюдала за происходящим на борту корабля. Вот появился мужчина, за ним еще двое. Первый, судя по манере держаться, был капитаном.

Высокий и ослепительный, начиная от широкополой шляпы с белым пышным пером и заканчивая ботфортами, за которыми тянулись длинные полы пурпурного сюртука, капитан Захария Фитцджеральд пружинистой походкой шествовал по пирсу к берегу. Двое его спутников следовали за ним по пятам.

При его приближении толпа расступилась, давая морякам дорогу. Остановив лошадь прямо у него на пути, Шона получила возможность как следует его разглядеть. И сердце ее замерло от восторга и восхищения. Поразительно красивый мужчина! Самый красивый из всех, кого она когда-либо встречала. Выражение его лица было холодным и замкнутым. На вид Захарии можно было дать лет тридцать, он был высок, крепко сложен и распространял вокруг себя ауру мужественности и небрежной уверенности в себе. Белые запыленные бриджи, заправленные в ботфорты, выгодно подчеркивали мускулистые ноги.

Шона прекрасно знала, что леди и к тому же сестре самого влиятельного человека Санта-Марии не следует появляться в городе в одиночестве, но сегодня предпочла презреть общественные правила, установленные отцом и братом, в угоду собственным желаниям. Она не замечала никого вокруг, целиком сосредоточив внимание на мужчине, шагающем в ее сторону.

Взгляд Захарии, лениво скользящий по толпе зевак, задержался на лице необычайно красивой молодой женщины, сидящей на белой лошади. Он посмотрел на нее в упор. Шона, позабыв о хороших манерах, не отвела взгляд. Словно зачарованные этим безмолвным общением, они перестали замечать царящую вокруг суматоху.

На губах Захарии медленно расцвела заинтересованная улыбка. Следовавший за капитаном Синглтон был очарован незнакомкой и отвесил неловкий поклон, покраснев от смущения. Позабавленный замешательством первого помощника, Захария посоветовал тому взять себя в руки, а сам остановился прямо перед молодой женщиной, откровенно рассматривая ее точеную фигуру, миловидное личико, большие зеленые глаза. Экзотическая незнакомка, полная жизни. Длинные золотистые волосы струились по спине, несколько светлых прядок разметались по изящным плечам. На ней было светло-голубое платье, юбка которого ниспадала на бока лошади и при этом оголяла стройные загорелые ноги много больше, чем считалось пристойным, но Зак, конечно, не жаловался. Противиться зову красивой женщины он никогда не мог.

Шона почувствовала себя немного глупо, отлично сознавая, что благовоспитанным английским леди не пристало скакать верхом, демонстрируя голые ноги и портя прическу. Но, четыре года проучившись в одной из лучших английских школ, где постигала нудные азы этикета, она едва не умерла от скуки.

Теперь ее пожирал взглядом притягательный красивый мужчина, чей уверенный взгляд заставлял сердце биться быстрее, хотя в этом, пожалуй, следует винить и жаркое тропическое солнце, от которого у нее помутился рассудок.

Будто скованная неизведанной магнетической силой, Шона продолжала смотреть ему в глаза, восхищаясь их красотой. Пронзительные, серебристо-серые, они, казалось, обладали способностью улавливать и запирать в себе свет. Шона заметила блеснувшую в их глубине искорку веселья. Капитану не удалось скрыть шутливого удивления.

– Моя дорогая юная леди. – Отступив на шаг, он отвесил ей небрежный поклон, который она сочла фиглярством. – Захария Фитцджеральд, к вашим услугам. – Он продолжал смотреть на нее, изогнув бровь. – Смею заметить, вы являете собой подлинную усладу глаз.

Продолжая смотреть на капитана, оказавшегося обладателем невероятно соблазнительного низкого гортанного голоса, напоминающего густой мед, Шона тут же подумала об обнаженных телах и эротических картинках из французских книг, которые они с подругой любили внимательно рассматривать во время учебы в школе, и еще о множестве неподобающих вещей. Своим голосом он будто ласкал каждое сказанное им слово. Немного найдется на свете женщин, способных устоять перед ним. Будучи в настроении, Шона могла очаровать и обаять любого представителя мужского пола, но инстинкт подсказывал, что этот мужчина не относится к числу неискренних молодых повес, стремящихся за ее счет упрочить свою репутацию.

– Вот как? – с опаской проговорила она, чуть наклоняя голову. – Почему же, потрудитесь объяснить?

Зак нахмурился. Собственный ответ удивил его. Ее лицо совершенное, поразительно красивое и юное. Глаза чистого зеленого цвета в обрамлении густых черных ресниц сияют, как драгоценные камни. Смотрят прямо на него, искренние и одновременно непостижимые, точно морские волны. Под взглядами группы моряков, долгие недели не знавших женщин, – при этой мысли Зак вспомнил и о своем вынужденном воздержании – незнакомка должна была бы, по крайней мере, покраснеть и потупиться. Она этого не сделала.

– Ради всего святого, юная леди, – пробормотал он, подходя к лошади и дружелюбно поглаживая ее по крупу, ненароком касаясь обнаженной ноги Шоны, – вы столь прекрасны, что способны соблазнить любого мужчину. Знай я, что на Санта-Марии живет такая красавица, гораздо раньше привел бы сюда свое судно. Мне бы хотелось пригласить вас на борт и познакомиться с вами поближе.

Позабавленная его приподнятым настроением, но недовольная слишком вольным тоном, Шона вскинула бровь.

– Боюсь, это неподобающий поступок, капитан. Также советую вам убрать руку с моей ноги, пока я не нашла иное применение своему хлысту.

В плутоватых глазах капитана, очаровавших, должно быть, добрую половину женщин, встреченных им на Карибах, заплясали серебристые искры.

– Ваша несговорчивость весьма разочаровала меня. Что мне сделать, чтобы заслужить ваше одобрение?

– Я уже сказала. Уберите руку с моей ноги.

Он неохотно повиновался, но не двинулся с места, продолжая оценивающе разглядывать девушку.

Кожу Шоны жгло от его прикосновения. Кричащая мужественность и уверенность в себе привели ее в замешательство. Она вдруг осознала, что все взгляды обращены к ней и стоящему рядом мужчине, и почувствовала сумасшедший бег крови по венам. Ничего подобного она никогда прежде не испытывала, даже рядом с Генри Беллами, красавцем сыном герцога, в которого были влюблены все воспитанницы английской школы. Внезапно она испытала ненависть к капитану. Уж слишком сильное впечатление он на нее произвел. Шона испугалась того, что, посмотри он на нее чуть дольше, чего доброго, сумеет прочесть ее мысли.

– Как вы складно говорите, капитан. Тем не менее советую не тратить попусту силы. Меня не так-то легко убедить. Санта-Мария принадлежит моему брату Энтони Маккензи. – И она наградила собеседника надменным взглядом. – А я Шона Маккензи, его сестра.

– В таком случае рад познакомиться с вами, мисс Маккензи.

Это имя было знакомо Заку. Также он слышал и о легендарной красоте девушки. Ее отца знали во многих кругах. Шона Маккензи частенько становилась объектом жарких споров молодых людей. Ее считали снежной королевой, недостижимой и разбивающей мужские сердца. Многие видели в ней желанный приз.

Узнав имя незнакомки, Захария ничуть не смутился. Губы расплылись в широкой улыбке, обнажив белоснежные зубы. В потемневших глазах блеснули дьявольские огоньки, когда он с повышенным интересом принялся разглядывать ее. Отметив его бронзовую кожу, Шона нашла в нем сходство со смуглым пиратом.

– Ваш остров невероятно прекрасен и плодороден, как я слышал. В известной степени это заслуга вашего брата.

– Прежде всего следует отдать должное моему отцу Колину Маккензи. Он сделал остров тем, чем тот является сейчас. После его смерти дело продолжил мой брат.

В этот момент толпа расступилась, пропуская элегантное ландо, в котором сидели Энтони Маккензи и его жена-испанка Кармелита, прячущая лицо под изящным зонтиком. Она была единственной дочерью богатого испанского купца и была чрезвычайно избалованной. С Энтони она познакомилась во время визита на Санта-Марию вместе с отцом. Шона тогда училась в английской школе. После краткого периода ухаживаний Энтони женился. Шона полагала, что это стало первым шагом к его погибели.

Экипаж остановился рядом с лошадью Шоны. Энтони, одетый в безукоризненного покроя сюртук и льняную сорочку, спустился на дорогу, неодобрительно глядя на сестру. Обнаружив ее на причале, растрепанную, без компаньонки, в окружении девиц легкого поведения и матросов, он счел подобное поведение недостойным положения, дарованного ей по праву рождения и полученного образования. Похоже, Шона совсем не уважает занимаемый им на острове высокий пост.

Тридцатипятилетний Энтони был высок ростом и светловолос, внешне скорее импозантный, чем красивый. Проницательный, расчетливый, несгибаемый, он готов был пойти на что угодно, лишь бы добиться от жизни желаемого. Через четыре месяца Кармелита должна была произвести на свет их первенца. Энтони надеялся, что родится мальчик, который станет его наследником и преемником.

На сестру он смотрел без тени улыбки, с выражением крайнего неодобрения на лице.

– Советую тебе отправиться домой, Шона. Ты не должна находиться в городе без компаньонки.

Посмотрев в суровые глаза брата, она вспыхнула от такого публичного порицания.

– Именно так я и собиралась поступить, Энтони, пока не увидела корабль. Я просто обязана была присутствовать при его швартовке.

Отвернувшись от сестры, Энтони обвел взглядом прибывших. Недовольство исчезло с его лица, и выражение сделалось приветливым.

Кармелита всматривалась в раскрасневшееся лицо Шоны пронзительными, холодными, точно воды шотландского озера, глазами, не пропускавшими ни единой детали. Прищурившись, точно готовящаяся к броску кобра, она перегнулась через бортик ландо и обратилась к Шоне:

– Ты только посмотри на себя, Шона, одета неподобающим образом, волосы растрепались. – Эти слова были произнесены с тихим неодобрением. В голосе Кармелиты слышался сильный испанский акцент.

– Я каталась верхом, Кармелита.

– Мадам, – спокойно обратился к ней капитан Фитцджеральд, – юная леди не заслуживает вашей критики. Она самая привлекательная особа из всех, кого мне до сих пор посчастливилось встретить.

Кармелита открыла было рот, чтобы резко возразить, но, увидев светящуюся в его глазах решимость, передумала. Горько улыбнувшись, она подавила желание сообщить ему, что Шона Маккензи – дитя самого дьявола. Отгородившись от капитана зонтиком, она продолжила распекать девушку:

– Ты становишься совершенно несносной, Шона!

– Постараюсь исправиться, – будничным тоном пообещала та.

Кармелита пронзила ее убийственным взглядом.

– Ты издеваешься надо мной?

– Разумеется, нет, Кармелита. И в мыслях не было ничего подобного.

Шона давно поняла: по возможности невестку стоит игнорировать, если же это невозможно, разговаривать с ней подчеркнуто вежливо.

Кармелита наградила ее взглядом, мечущим искры.

– У тебя склонность к общению с моряками и простолюдинами. Не так следует себя вести хорошо воспитанной леди, не такого поведения ожидает от тебя твой брат. Он несет за тебя ответственность. Как ты смеешь подводить его? Тебе следовало бы понимать, что к чему.

Шона вскинула голову. Стараясь угодить Энтони, она научилась разговаривать с Кармелитой с вежливым почтением, но не более того. Энтони считает жену своевольной, но это, по мнению Шоны, для нее чересчур мягкая характеристика. Надменная, сварливая, временами даже злобная – такие определения подобрала для невестки Шона.

– Пожалуйста, Кармелита, оставь эту тему, – с ледяной вежливостью ответила она, переводя взгляд на Энтони, который представлялся капитану Фитцджеральду. – Едва ли мне нужно напоминать о том, как себя вести. Я отвечаю перед своим братом, а не перед тобой.

– Не дерзи, Шона. О тебе же все будут судачить.

– Так вот в чем дело? Обо мне и теперь судачат.

Кармелита точно знала, когда остановиться, поэтому ничего больше не добавила, лишь высокомерно вскинула голову, показывая Шоне, что ничего не забудет.

Энтони представился капитану Фитцджеральду, представил жену и поприветствовал его на острове. Капитан поступил так же – представил первого помощника и особо выделил его преподобие.

– Видите ли, – весело сверкая глазами, пояснил Синглтон, наблюдая за тем, как священник шагает к ближайшей таверне на берегу, – капитан заботится о духовных потребностях команды во время долгого морского плавания.

Энтони кивнул, не заметив в словах первого помощника скрытого намека.

– Его преподобие действительно поддерживает моральный дух матросов?

– О да, веры на борту предостаточно. – «И рома тоже», – мысленно добавил он, но вслух, конечно, этого не сказал.

– Узнав о прибытии вашего судна, – проговорил Энтони, обращаясь к капитану, – я счел необходимым приехать и лично поприветствовать вас. Конечно же я о вас слышал. Ваше имя хорошо известно в этой части света.

Капитан удивленно поднял бровь:

– Неужели? Вы мне льстите, мистер Маккензи.

– Ваш корабль выглядит изрядно потрепанным.

– В нескольких днях хода от Вирджинии разразился шторм, по силе превосходящий все известные для тех широт и времени года. Мы отклонились от курса и потеряли свой конвой. Все же ущерб минимален и скоро будет устранен.

– Куда вы направляетесь?

– На Мартинику, а потом в Лондон. Я не намерен терять месяц или два, ожидая, когда соберется другой конвой, хочу попытать счастья и нагнать тот, с которым мы разминулись.

– Очень мудрое решение, – одобрил Энтони.

Будет великой удачей, если крупное торговое судно вроде «Жемчужины океана», идущее с грузом, сумеет избежать столкновения с пиратами всех наций, в больших количествах бороздящих европейские и американские воды. Именно по этой причине была организована система конвоирования для всех кораблей, за исключением разве что особенно быстроходных.

– Мы пополним запасы продовольствия и пресной воды, а затем продолжим путь. Я у вас в долгу, мистер Маккензи.

– Мы очень вам рады, капитан Фитцджеральд, и просим отужинать с нами сегодня вечером. Заодно расскажете мне новости о том, что сейчас происходит в колониях. Мне конечно же доставляют газеты из Вирджинии и Лондона, уж лучше старые новости, чем вообще никаких, но со сведениями из первых уст ничто не сравнится, так ведь? Позже я пришлю за вами и мистером Синглтоном экипаж.

Капитан Фитцджеральд развернулся, чтобы уйти, и его взгляд снова остановился на Шоне, все еще остающейся на прежнем месте. Он холодно посмотрел на нее из-под полуопущенных век. Внутренний голос предупреждал, что для свободолюбивого холостяка эта женщина представляет наихудшую угрозу, и, прими он приглашение Маккензи поужинать, не избежать словесной баталии с ней. Но она так привлекательна! Захария предпочел забыть об осторожности.

Шона выпрямила плечи и слегка подняла подбородок, пытаясь разрушить чары его колдовских глаз.

Отсалютовав ей рукой и слегка поклонившись, капитан отправился в город.

Не дожидаясь приказа Энтони, Шона развернула лошадь и поскакала домой.

Вечер выдался тихим и теплым, с той особой мягкостью, какая присуща лишь Карибским островам. Из Мелроуз-Хилл, резиденции семьи Маккензи, открывался прекрасный вид на залив. К дому вела длинная изогнутая подъездная аллея, обрамленная с обеих сторон кокосовыми пальмами. Мелроуз-Хилл был большим двухэтажным особняком с белыми стенами, защищенным от мира высокогорьем и росшими вокруг деревьями. Его опоясывала широкая, утопающая в цветах веранда, по решетке которой карабкались вверх плюмерии и бугенвиллеи, радующие глаз яркими красками. Солнце уже скрылось за холмами, и особняк стоял в тени, но на веранде горели несколько больших фонарей.

Войдя в большой просторный холл, Зак был поражен. С высокого потолка свисала продолговатая хрустальная люстра, подрагивающие призмы которой рассыпали по полу и стенам мириады танцующих радуг.

В доме пахло канифолью и мастикой. Через приоткрытую дверь в столовую можно было наблюдать последние приготовления, совершаемые двумя темнокожими лакеями под бдительным присмотром мажордома-мулата.

Выполненная во французском стиле мебель и картины в золоченых рамах были очень элегантными. В столовой помещались сокровища со всего света: толстые абиссинские ковры и персидские коврики, итальянский мрамор, лакированные шкатулки, восточные статуэтки из нефрита и слоновой кости и многое другое. Высокие, от пола до потолка, французские окна выходили на усаженную цветами террасу и сады в задней части дома. Легкие занавеси трепетали от ночного ветерка, неся в дом прохладу. Зак подумал, что роскошью обстановка ничем не уступает убранству особняков аристократов, владеющих сахарными плантациями.

Готовясь к вечернему приему, Шона сидела за туалетным столиком, пока Мораг старательно укладывала ее волосы в элегантную прическу. Почему-то ей хотелось выглядеть сегодня наилучшим образом. Уж не из-за особого ли гостя, приглашенного Энтони? Корсет из легкой газовой ткани плотно облегал тело, высоко поднимая округлые груди. Все было готово. Надевая платье, она ощущала странную смесь напряжения и восторга.

Атласный корсаж был расшит кружевом, пышные рукава до локтей были приспущены, оставляя плечи обнаженными. Талию опоясывал широкий кушак темно-синего цвета, концы которого спускались на атласные юбки, также украшенные кружевом цвета слоновой кости.

– Выглядите великолепно, – оценила Мораг, заметив, сколь критично Шона изучает свое отражение в зеркале и поправляет вырез платья.

По мнению служанки, мисс Шона была редкостной красавицей, почти никогда не оказывающейся в затруднительном положении. Если она найдет себе мужа, тот будет очень ею гордиться и еще больше ее вожделеть.

– Вы являете собой подлинную усладу глаз, – добавила она.

Шона улыбнулась горничной. Эта женщина служила в их семье, кажется, целую вечность. Мораг родилась в Глазго, на остров приехала совсем юной девушкой в качестве горничной матери Шоны. Когда та умерла, Мораг стала преданно служить Шоне.

– Какой забавный выбор слов, Мораг. Кое-кто еще сегодня сказал мне то же самое.

– Вот как? Я знаю этого человека? – спросила та, взбивая кружево на рукавах платья Шоны.

Шона склонила голову, чтобы скрыть румянец, внезапно появившийся на щеках при мысли о капитане Фитцджеральде. От осознания того, что уже через несколько минут она вновь окажется в его обществе, у нее участился пульс, по телу прошла дрожь. Вопрос Мораг вывел ее из задумчивости.

– Увы, нет. Он должен ужинать с нами сегодня вечером. Капитан Фитцджеральд с судна «Жемчужина океана».

– А он красивый, этот капитан Фитцджеральд? – Мораг, приметив блеск в глазах Шоны, была уверена, что так оно и есть.

Вскинув голову, Шона ослепительно улыбнулась:

– О да, Мораг, он очень красивый. Чрезвычайно красивый.

– В таком случае хорошо, что и вы выглядите наилучшим образом.

Мораг принялась застегивать крошечные пуговки на спине Шоны. В комнату тихо вошла Кармелита.

– Ты готова? – резко спросила она, едва скрывая зависть при виде Шоны в роскошном платье.

Мораг поспешно застегнула последнюю пуговку и бесшумно скрылась за дверью.

Кармелита была миниатюрной яркой дамой с длинными черными волосами и жгучими карими глазами. Женщины не поладили с тех самых пор, как Шона вернулась из Англии и узнала о женитьбе брата. Когда они впервые увидели друг друга, спина Кармелиты напряглась, плечи изогнулись, а волосы, казалось, встали дыбом. Шона тогда сравнила ее с кошкой, подозрительной, разгневанной и пугающей.

– Ну и посмешище ты из себя сделала сегодня днем, – неодобрительно произнесла Кармелита, осуждающе глядя на золовку. – В самом деле, Шона, твое своеволие ужасно огорчает твоего брата. Вот и сегодня он был тобой недоволен.

От этого упрека Шона напряглась, но ничего не ответила, зная, что, начни она спорить с Кармелитой, лишь раззадорит ее еще больше. Кармелита ненавидела возлагаемую на нее ответственность за Шону, а Шона, в свою очередь, терпеть не могла тиранию невестки. Однако открытые стычки случались между ними крайне редко. Шоне было гораздо проще выносить Кармелиту, игнорируя ее и считая дни до возвращения в Англию.

– Если ты станешь и дальше вести себя столь неподобающе, – продолжала Кармелита, – боюсь, Энтони придется запретить тебе появляться в городе. Не будь ты его сестрой, тебя никогда бы не приняли в цивилизованных кругах. Пора бы уже остепениться, вместо того чтобы при любой возможности слоняться по острову.

Долгие месяцы Шона училась в присутствии Кармелиты маскировать душевные переживания за маской вежливости, она не произнесла ни слова. Кармелита, прищурившись, приблизилась к ней на шаг.

– Мы обе не можем быть хозяйками в этом доме, – сказала она тихим голосом, в котором явственно звучали угроза и ненависть. – Ты должна это понимать. Я намерена сделаться здесь госпожой во всех смыслах и не позволю тебе встать у меня на пути.

Кармелита явно хотела воевать, и Шона не собиралась облегчать ей жизнь.

– Уверяю тебя, Кармелита, что не стану выходить замуж только для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Мелроуз-Хилл все еще мой дом.

– Возможно, но теперь я здесь хозяйка. Если ты с этим не согласна, то знаешь, что нужно делать. – Она повернулась к двери. – Дом большой, но недостаточно велик для нас обеих. Так что не зли меня, мерзкая девчонка, иначе очень скоро останешься без крыши над головой. Тогда и гордость твоя не понадобится! – Взметнув вихрь подолом голубого платья, она зашагала через комнату к двери. – А вот и Энтони. – Она бросила на мужа полный отчаяния взгляд. – Хоть ты поговори со своей сестрой, Энтони. Меня она слушать не желает. Чем скорее она выйдет замуж и родит детей, тем лучше будет нам всем.

Оставив, таким образом, последнее слово за собой, Кармелита вышла. Она в самом деле имела в виду каждое сказанное ею слово. В Мелроуз-Хилл не было места двум хозяйкам, и, хотя слуги подчинялись Шоне, дом никогда не будет принадлежать ей по-настоящему.

После ухода Кармелиты Шона позволила себе ослабить оборону. Ее плечи поникли.

В такие моменты она особенно отчаянно тосковала по отцу. Внезапность его смерти поразила ее, даже теперь было трудно принять этот факт. В возрасте шестидесяти пяти лет он был полон жизни и вдруг неожиданно умер. Прибыв из Англии на Санта-Марию, она обнаружила, что Мелроуз-Хилл больше не ее дом, не ее надежная гавань. Она очень ценила время, проведенное в Англии, и подруг, которыми обзавелась, поэтому была полна отчаянной решимости вернуться и готова была ради этого пойти почти на все. Однако, будучи честной с самой собой, она не могла не признать, жизнь на Санта-Марии не лишена своей прелести.

Оставшись с братом наедине, Шона посмотрела ему в глаза и задала прямой вопрос:

– Энтони, ты жаждешь выдать меня замуж не менее отчаянно, чем Кармелита?

Брат колебался. На мгновение на его лице отразилось сожаление, затем черты снова стали жесткими, и он твердо ответил:

– Да, так и есть.

Его слова задели ее гордость. Глядя на него, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Он не отвел взгляда, показывая, что решение его непоколебимо, чем еще больше разочаровал ее.

Чутко реагирующий на состояние жены и не желающий расстраивать ее, Энтони решил на этот раз не обращать внимания на душевные страдания сестры.

– Нужно как можно скорее покончить с этим делом. Ты же знаешь Кармелиту. Вы вдвоем никогда не сможете ужиться, поэтому я решил, что тебе лучше уехать. С тех пор как ты вернулась домой, стала для Кармелиты живым упреком. Послушай, Шона…

– Нет, это ты послушай, Энтони. Не женись ты на Кармелите, не говорил бы сейчас об упреках. Она уже заявила мне сегодня, что ты несешь за меня ответственность. Из этого я могу сделать только один вывод: она хочет от меня избавиться.

– Избавиться?

– Вот именно, избавиться, принизить мое достоинство, выпроводить куда-нибудь, все равно куда, лишь бы подальше от Санта-Марии.

Лицо Энтони побагровело от гнева.

– Прекрати немедленно, Шона. Ну что мне делать с вашими разногласиями, а?

– Принять ее сторону, конечно.

– Я не хочу принимать ее сторону. В этом нет нужды. Я высоко ценю вас обеих. И все же Кармелита дело говорит. Черт подери, Шона! Ты что же, решила превратиться в старую деву, отвергающую любого мужчину, осмелившегося проявить к тебе интерес? Ты богата и хороша собой, а значит, можешь выбрать мужа из лучших семей Европы или Карибов. Но ты все медлишь, точно мечтательная девчонка, ожидающая рыцаря на белом коне, который никогда не появится.

– Я вовсе не глупая девчонка, Энтони, и не капризная, – резко парировала Шона.

– Как угодно, но решение этого вопроса нельзя откладывать до бесконечности. Джон Филлигрю – холостой состоятельный молодой человек, ты ему очень нравишься. Но он не станет ждать вечно.

Шона наградила брата презрительным взглядом:

– Я и Джон Филлигрю? Он действительно хорош собой, согласна. Я знакома с ним всю жизнь, и он мне очень нравится. Можно даже сказать, мы друзья. Все же я лучше умру старой девой, чем проведу с ним остаток дней. Позволь мне вернуться в Англию, Энтони. Я с радостью бы пошла на это и к тому же оказалась бы далеко от Кармелиты, перестала бы ее беспокоить.

– Вот уж нет! Отец поставил условие, что в Англию ты сможешь вернуться, прежде обзаведясь мужем, который станет присматривать за тобой. Я намерен исполнить его волю. Я ведь знаю твой характер. Мне страшно подумать, что ты можешь натворить одна вдали от моей опеки и без мужа, наставляющего тебя на путь истинный.

– Благодарю за доверие, – сухо ответила Шона. – Но сдаваться я не намерена. Вернусь в Англию, даже если для этого придется дождаться совершеннолетия, чтобы избавиться от твоего контроля. Мог бы написать тетушке Августе или Томасу и попросить присмотреть за мной, – храбро предложила она.

Томас был их кузеном и священником. Со своими родителями, тетей Августой и дядей Джеймсом, он дважды приезжал погостить на Санта-Марию, первый раз мальчиком, второй – юношей. Шона обожала кузена и чрезвычайно по нему тосковала. В Англии она с радостью проводила с ним время.

– Насколько мне известно, Томас сейчас не служит, а у тети Августы только что закончился траур. Ей некогда присматривать за незамужней родственницей, она слишком занята общественными делами. – Энтони наградил ее суровым взглядом. – Прежде чем ты спустишься к гостям, хочу напомнить о необходимости не сердить Кармелиту.

Шона внутренне сжалась.

– Я постараюсь.

Энтони кивнул, будто ни секунды в этом не сомневался.

Получив суточную порцию замечаний, Шона проскользнула мимо брата и по длинному коридору направилась к лестнице. Нужно как следует все обдумать, прежде чем предпринимать следующий шаг на пути к своему будущему. В одном она уверена: так дольше продолжаться не может. Она не питала иллюзий по поводу брата и больше всего боялась, что, не сумей она сама найти себе мужа, Энтони сделает это за нее.

Да, она очень хотела вернуться в Лондон, кружиться в бальных залах под звуки вальса среди множества других красивых пар, делать покупки в модных магазинах, совершать прогулки в Гайд-парке, хотела, чтобы привлекательные молодые люди падали к ее ногам, стоило им лишь взглянуть на нее. Но в противовес мечтательной стороне ее натуры включался здравый смысл, увещевавший, что всего этого она сможет добиться, лишь выйдя замуж.

Живя в Лондоне, она ощутила вкус независимости, но, подобно большинству молодых женщин, в душе оставалась романтичной особой, давно смирившейся с мыслью, что рано или поздно придется выйти замуж. Против этого у нее не было возражений. Наоборот, она была бы даже рада, однако только в том случае, если бы сама выбрала себе спутника жизни, которого искренне полюбит.