Читать книгу Позывной «Грэй» - Helga Duran - Страница 10

Через несколько дней я немного адаптировалась в этом беспросветном аду. В госпитале никто не препятствовал нашим с Бертой передвижениям. Военные пили с утра до ночи, с ночи до утра. Пьяные разговоры, споры, драки, даже было одно убийство – им было просто не до нас, как и их командирам.

И слава богу, что нас никто не зажимал по углам! У пьяных мужчин, страдающих от безделья, на уме было только одно, но нас с Бертой обходили стороной. Скорее всего, все давным-давно прознали, чья я дочь, вот и весь секрет нашего с подругой иммунитета от домогательств.

Мы начали понемногу выбираться в город вместе с выжившими после пьянок военными. Нас брали неохотно, но мы стали действовать и разговаривать наглее и требовательнее, завели пару нужных знакомств, и всё начало получаться.

В город нам было необходимо и по личным нуждам. У нас с Бертой заканчивались элементарные предметы гигиены. После мытья хозяйственным мылом мы стали похожи на бездомных, и пахли так же. Стиральный порошок тоже оставлял желать лучшего. От выстиранного белья у меня слезились глаза, и я чихала без конца. Это была какая-то аллергия. Мне бы пропить курс антигистаминных препаратов, но где их достать? В местных уцелевших аптеках не было даже бинтов, а у военных не допросишься.

Нам было всё равно на внешний вид, даже хорошо, что мы стали менее привлекательными и убогими, но жили мы с подругой бок о бок, и только ради друг друга стоило хоть как-то следить за собой, чтобы не опуститься окончательно.

Поводов расчехлить камеру была масса. Городишка, где мы расположились, был разбомблён в хлам – снимай, не хочу. Выжившие местные были довольно дружелюбными, охотно шли на контакт. У нас с Бертой сложился неплохой тандем. Она снимала, я вела репортаж, потом мы менялись.

Моя подруга снимала всё подряд, даже наш быт, а мне нужна была сенсация, поэтому я таскалась за ней повсюду в качестве оператора, не находя свою тему.

Берлессы постарались на славу – половина города осталась без воды и электричества, редкие здания выстояли, ещё реже с уцелевшими стёклами.

В нашем госпитале хотя бы была горячая вода и питьевая. Можно сказать, роскошь. Теперь многое казалось роскошью, даже гигиенические прокладки или свежее яблоко.

Найти бы солдат, побывавших в плену у берлессов или изнасилованных берлессами кижанских женщин, трупы детей или стариков. Но ничего такого не было и в помине. Это всё уже сняли до нас, давным-давно. Наш удел – шляться по развалинам и нюхать запах гари.

Чтобы найти что-то реально ужасное, тут нужно было находиться месяцами, сидя под обстрелами, налаживать связи, контакты, всё время быть в движении. А мы что?

Прогуливаясь по местности, можно только натереть мозоль на ноге, больше ничего. Чтобы добыть реально стоящее, нужно было рисковать своей жизнью, побороться со смертью за эту информацию на передовой.

Я, конечно, не надеялась, что ко мне выстроится очередь из изнасилованных женщин и истерзанных пленом солдат, но всё равно я себе немного не так представляла свою командировку.

Пришлось отснять пустующее разбитое здание школы и самостоятельно приукрасить события. Я понятия не имела, когда именно и при каких обстоятельствах разрушили школу, был ли в ней на момент бомбёжки кто-то вообще, но было нужно напустить страха и ужаса на общественность. С воображением у меня всегда был порядок.

Я не могла показать несуществующие трупы детишек или учителей, но в моём довольно убедительном репортаже их были сотни! Невинные жертвы, убитые горем родители, героически прикрывающие своих учеников учителя, детские кишки и трупики – вроде ничего не упустила.

Я понимала, что моё повествование – по большому счёту бессовестное враньё от начала до конца, но выбора не было.

В само здание мы с Бертой заходить побоялись. Вдруг оно рухнет на наши головы? Нас даже некому будет спасти. Службы спасения работали в режиме нон-стоп. Когда дошла бы очередь до нас? По той же причине я отмела идею подруги поджечь мусор в здании, чтобы оно якобы всё ещё горело и смотрелось эффектнее.

В конце репортажа я передала привет родителям и сообщила, что у меня всё хорошо. От звонков домой я всё так же воздерживалась, но не переставала думать о родных и Марселе. Так они узнают, что я ещё жива, но мне придётся выдать название населённого пункта, так как я упомянула его на видео.

Здесь царил такой бардак и хаос, что даже если отец всё же выяснит, где я, и бросится в погоню, пройдёт не один день.

– Ну, ты и сказочница! – рассмеялась Берта, возвращая мне видеокамеру. – Я едва не прослезилась! Бедные дети!

А что делать? Таскаться и впустую и дальше за военными в нечеловеческих условиях?

– Теперь все узнают в каком мы городе!– Меня тревожило совсем другое, нежели Берту. – Мне придётся включить телефон, чтобы связаться с менеджером канала.

– Дюпон наверняка в курсе, что мы вместе. Он вычислит нас по моим репортажам. Рискни! Тем более что мы скоро уезжаем отсюда.

Это было правдой. Наконец-то!

Мы прикрепились к фрогийским пехотинцам, и они пообещали взять нас с собой на фронт. Когда конкретно планировалось наступление, нам не говорили. Может быть, солдаты и сами не знали, а может быть, это было военной тайной, но то, что наступление будет, сомнений не было.

Скорее бы уже!

Я не знала, что мне удастся заснять в бою, потому что сама "войнушка" никого по большому счёту не интересовала, только её последствия. Я просто устала ничего не делать. Не в том плане, что я скучаю по уборке туалета, мне нужно было найти хоть что-то полезное, иначе я сойду с ума от отчаяния. Иначе всё, что было в Кижах, было зря!

 Мой телефон разорвало от сообщений, стоило мне включить его. Как же велико было искушение прочесть хоть одно из них! Хотя бы от мамы! Но я была стойкой, хоть и расплакалась от чувств.

Ещё через четыре дня мы выдвинулись из госпиталя. Дорога уже не казалась такой утомительной, а болтовня с пехотинцами отвлекала от нелёгких мыслей.

И всё равно мне казалось, что всё как-то затянуто и неорганизованно. Я понимала, что воздушное пространство контролируют берлессы, железные дороги разбиты, но если подкрепления приходится ждать месяц, а то и больше, как тогда воевать?

Только когда мы прибыли на место, я ощутила мощь и силу кижанского сопротивления!

Я не могла видеть всю имеющуюся военную технику и людей, рассредоточившихся на местности, но масштабы меня впечатлили. Вместе с тем стало тревожно. В такое огромное скопление противника берлессы будут целиться в первую очередь, а это не сулило ничего, кроме смерти.

Часть нашей армии развернулась на границе с Северо-Боровинской области в небольшом лесу.

Окопы, блиндажи, замаскированные гаубицы и танки. Я ничего не понимала в оружии и технике, но была в восторге от увиденного.

Уже без стеснения и страха, мы с Бертой заселились вместе с фрогийскими мужчинами. Брезентовая палатка прогнила понизу, крыша тоже была дырявой, зато нам уступили двухъярусную кровать. На тканевых лежаках можно было спать без матраса, а по бокам они были оборудованы карманами для всякой мелочи.

Скорее всего, ночью нас сожрут заживо комары, но это было такой мелочью. У меня начало получаться не смотреть на всякое дерьмо с отвращением и ужасом, и радоваться кружке сладкого горячего чая.

 Берта, уже по привычке, снимала наш быт, пока мы готовились ко сну, а я с улыбкой наблюдала за ней, в очередной раз завидуя её энтузиазму, когда в палатку вошёл мужчина.

Я не обратила на него никакого внимания. Мало того что солдаты сновали туда-сюда, так ещё и были для меня все на одно лицо.

– Анна! – окликнул меня вошедший.

Я присмотрелась внимательней к мужчине, и обмерла! Это был Марсель! Я не знала, радоваться мне иди бежать, поэтому застыла на месте.

Тогда он бросился ко мне и сгрёб в объятия. Парень зарос колючей бородой и вообще выглядел неважно, вот я и узнала его с трудом.

– Девочка моя! Я нашёл тебя! Нашёл! – радовался он, как безумный.

 А вот я не могла в полном объёме разделить его радость.