Читать книгу Клон по имени Симон - Хельга Лайс - Страница 4

Часть 1
Глава 2

Оглавление

Небо ещё не покрылось глубокой синевой, но луна маячила уже вовсю своим полным силуэтом, как они приехали к одному из многоэтажных зданий на отдалённой части города: там их было в самом избытке, и только там. Так как растущее население, не желающее влачить своё вольное существование в рамках Государства, чьи границы состояли из бетонных заборов высотой в три метра, где-то должно было жить, а суши становилось всё меньше. Чем дальше от океана – тем больше этажей обретали здания.

Лиза, как всегда, потянулась к Симону, чтобы поцеловать. Затем прервав краткий поцелуй в губы, выскочила из машины, но не спешила скрыться в глубине безликого небоскрёба, окна которого освещались в хаотичном порядке. Она смотрела на водителя словно старалась запомнить его можно яснее. Все те минуты, проведённые с ним, теперь становились ничем. Симон в ночном свете казался ей таким прекрасным и таким далёким. На фоне ужасной новости сложно было поверить, что его дни – сочтены.

Он скорчил смешливую гримасу, не любивший изучающий взгляд даже от Лизы. Это будило в нём смущение.

– Лиза, прекрати сейчас же. Ещё просверлишь на мне дырку.

И он заулыбался так широко, что вокруг небесных глаз собрались морщинки. Симон не так чтобы редко радовал мир демонстрацией приподнятого настроения, но всегда вызывал желание ответить ему тем же. Его улыбка всегда была отражением внутренней чистоты, из-за чего нельзя было называть её обыкновенным дежурным оскалом. Только близкие могли видеть Симона улыбающимся, для остальных он сохранял маску непроницаемости, неизменно ставившая в тупик. Неудивительно, что Лиза на секунду забыла о плохом и заулыбалась в ответ.

– Пока.

Симон подмигнул ей и тронулся в путь к себе домой, который находился в пяти кварталах отсюда.

Лиза постояла ещё немного, пока машина совсем не скрылась из виду за углом одного из многочисленных зданий. Ей совершенно не хотелось идти домой, где предстоит переживать потрясение в одиночку. Вряд ли она сможет чем-то заняться, чтобы не зацикливаться на безнадёжном диагнозе Симона. Но и лежать – откровенно худший вариант: у неё зародились сомнения, что этой ночью её глаза сомкнутся. А сели ей удастся заснуть, то не приснится ли пророческий дурной сон? Однако когда ночь окончательно вступила в своё правление, она продрогшая, несмотря на летнюю жару в самом разгаре, таки сдвинулась с места.

Дома Лиза, оказавшись среди родных стен, тут же позвонила самой близкой подруге, с которой она дружила больше десяти лет, с просьбой срочно приехать. Та, услышав о смертельном заболевании Симона и дрожащие нотки в голосе, не стала отнекиваться и пообещала сейчас же примчаться, напоследок приказав держать себя в руках и не совершать глупостей.

Пока шло время томительного ожидания, Лиза с грустью осматривала свою квартиру, где она жила после скандального отъезда из отчего дома после достижения совершеннолетия и получения первой крупной части от бабушкиного наследства.

Симон здесь бывал нечасто, но метко. Каждый уголок в двух комнатах (гостиная и спальня), кухне, санузле и коридоре хранил в себе его прикосновения. Некогда любимая спальня с огромным окном с видом на редкий в городе парк, за которым следовали очередные небоскрёбы, производила на неё гнетущее впечатление. Лиза всегда любила тёмные тона, и поэтому шторы, покрывало, ковёр, даже мебель не баловали нежными пастельными или яркими цветами. Она внезапно начала словно задыхаться, настолько окружающая обстановка и мысли о Симоне давили на неё.

Лиза рухнула на диван в гостиной, положив голову на согнутые колени. В такой позе ей довелось сидеть до долгожданного звонка по домофону.

Ждать подругу и в самом деле пришлось недолго, и через пятнадцать минут она стояла у двери квартиры с бутылкой красного вина. Подруга жила в паре кварталов отсюда, так что они постоянно проводили друг с другом свободное от учёбы время.

– Лиза, как ты? – вопрос хоть и глупый, но подруга об этом совершенно не думала, с грустью глядя на Лизу, которая будто вот-вот упадёт в обморок. Потерявшее краски лицо, блуждающий взгляд, трясущиеся руки – никогда та не видела её в таком состоянии.

– Ужасно, Саша. Врачи сказали, что никаких надежд не стоит возлагать. Ему осталось всего немного. – Ответ прозвучал так, словно его выбили долгой пыткой «испанским сапогом»3. Девушка едва не скользила по косяку, не в силах переносить горе на ногах. Упасть, кричать, рыдать – всё, что ей хотелось.

Лицо подруги исказилось гримасой сочувствия. Она, как будущий врач, как никто понимала, что не в манере докторов бросаться ложными диагнозами и прогнозами, несущие угрозы для жизни. Не выпуская бутылки, она бросилась обнимать обмякшую Лизу. Поскольку Саша была на голову выше Лизы, то казалось, что каланча обнимает младшую сестрёнку. Лиза под её объятиями совершенно не держала равновесие, даже руки висели вдоль туловища безвольными нитями.

– Какой ужас! Сочувствую тебе со всей душой. Когда он узнал?

– Сегодня. И сразу же сообщил мне, считая, что мне надо знать об этом в первую очередь.

– Бедная моя. – Саша прекрасно знала, что никакими словами здесь не поможешь. Разве что выслушать монолог Лизы, изредка вставив свои пять копеек. Для этого ей пришлось пожертвовать подготовкой к семинару, но об этом решила не сообщать. Ведь это ничто по сравнению с тем, что у друга гибнет любимый человек.

Они оба уселись на полу возле окна в гостиной. Поскольку Лиза лишилась сил, не только моральных, подруга вместо неё занялась поисками бокалов и нехитрой снеди. В огромных глазах Лизы отражалась непосильная борьба с принятием неизбежной трагедии. Она щипала себя за руку, надеясь, что происходящее с ней – всего лишь чудовищно реалистичный плохой сон. Увы, явь оказывалась хуже любого ночного кошмара.

Далее следовало почти что молчаливое распитие вина, так как Лиза старалась выбросить из головы причиняющие ей боль мысли. Она неторопливо вливала в себя приятный вкус напитка, стараясь не думать вообще ни о чём. Достаточно того, что верная подруга рядом с ней и разделяет горе. Саша своим молчаливым пониманием действовала на неё успокаивающе, насколько это возможно. В любом другом случае, она пошутила бы, что видит перед собой начинающую пьяницу.

На второй половине оставшегося вина в бутылке Лиза уже не стремилась забыться. Теперь она на пару с Сашей, порядком охмелев, плавно приступили к обсуждению всего, что касалось сегодняшнего дня, и конкретно Симона.

Хоть Саша понимала тщетность ситуации Симона, ведь она была наслышана о случаях, когда побеждённые безобидные болезни забирали жизни, и всё же не менее Лизы опечалилась. Ведь она как будущий врач ратовала за то, что нынешняя медицина способна на многое, да и сам Симон ей безумно нравился. А тут такой приговор для мужчины, которому жить да жить. То, что она выпалила, было неосознанным, и винить в этом стоило убитую горем Лизу, которую даже вино не утешало в значительной мере.

– Так может ему обратиться в другие клиники? Мало ли где находят и испытывают новые лекарства. Рак же лечится на раз-два!

– Не знаю, – подавленно молвила Лиза, прихлёбывая вино, в котором ощущался привкус её слез. – Я только сегодня узнала, и не успела ни о чём его расспросить. Его новость ввела меня в ступор.

– Слушай, ты может это… – Саша, будучи умеренной трезвенницей, под действием выпитого алкоголя, уже не контролировала поток своих мыслей.

– «Может» что? – нетерпеливо заёрзала Лиза. Её ноги затекли под весом туловища, и она вытянула их, чтобы восстановить кровообращение по сдавленным сосудам.

– Клонируешь его что ли…

Лиза удивлённо вытаращила глаза, хотя было видно, что подруга нисколько не шутила. Правда и шутить было не над чем: хоть клоны нынче редкость, но они всё же существуют, только они требовали наличие неуловимой фортуны и немалое состояние, чтобы оплатить их создание в единственном на весь земной шар специализирующем на этом Центре, находившего как раз в Евразийском Государстве. Она не знала, как отреагировать и что говорить. Звучало заманчиво, но что это даст? Лиза упорно напрягала извилины в пьяном мозгу и не могла прийти к единому выводу.


Пока Лиза запивала своё всеобъемлющее горе под чутким надзором подруги, Симон тем временем тоже не веселился. Напускное спокойствие филигранно скрывало неутихающую с утра бурю внутри него; спасибо долгим годам упорной тренировки над самообладанием.

Он не колесил по городу, утопающему в вездесущей иллюминации, и не захаживал куда-то, чтобы отвлечься от навязанной новой роли. Симон как раз таки и поехал именно домой. Правда, и сюда ему не хотелось: на Земле не нашлось бы места, где он действительно хотел бы оказаться. Разве что в объятиях Лизы… Но Симон слишком обессилен, чтобы утешать её.

Его холостяцкое жилище находилось в таком же ничем не выделяющимся высокоэтажном доме: раньше он жил в особняке, но он отошёл бывшей семье после развода. Квартира, находящаяся на самом верхнем этаже, радовала на первых порах, но потом он стал находить, что с удовольствием поселился бы в собственном доме, хоть бы и на берегу. Что ж, не всем мечтам свойственно сбываться. Кто сказал, что жизнь – простая штука, не требующая борьбы? А иногда и бороться незачем.

Симон вошёл в свою берлогу, как он называл нелюбимую квартиру, и ему показалось, что в ней произошли перемены. Так и есть: теперь в ней живёт приговорённый к скорой мучительной смерти человек. А так всё как обычно: минимум мебели, состоявшийся из дивана и трёх кресел, журнального столика, огромного шкафа, несколько картин с непонятной мазнёй. Такой аскетичный набор объяснялся тем, что они оказались здесь с первого дня заселения. А потом Симон решил, что нечего добавлять в конуру, из которой хочется сбежать.

Лиза отмечала, что здесь не хватает уюта или даже женской руки.

– Зато убираться не надо. – Разумно парировал Симон, будто не замечая, что ему намекали на новый этап в отношениях. Лиза повела узкими плечами, сделав вид, что ничего и не было.

Спальня и кухня тоже не изобиловали предметами интерьера. Только самое необходимое вроде двухспальной кровати или стола, за которым никто не сидел.

Зато во втором шкафу всякого водилось. Много книг в твёрдой обложке, и, в основном, сплошная классика вроде Томаса Харди4 или Мо Янь5. Библиотека чересчур избирательного человека, который не станет тратить свои драгоценные часы на беллетристику.

А также гора громоздких виниловых пластинок, занимающие не меньше пространства на полках огромного антикварного шкафа, чем книги. Проигрыватель, изготовленный специально по заказу, воплощал собой первоначальный дизайн: из него торчала конусообразная свёрнутая трубка. Любого, кто видел его, данный экземпляр вводил в ступор. Современные меломаны воспринимали музыку как нечто абстрактное, издающее определённые ноты. Проигрыватель своим существованием напоминал, чем раньше была музыка. Не только в виде цифрового файла, а и на носителях вроде дисков. Симону из вредности иногда хотелось перетащить тяжёлый проигрыватель в галерею, чтобы им сбивать спесь с лицемерных любителей картин. Где-то в глубине закрытых полок ещё завалялись прадедушкины карманные проигрыватели японского бренда «Сони» – «Уокмэн»6 Один из них проигрывал кассеты, наличием чего Симон не мог похвастаться из-за их пропажи не его вине. Второй же – диски, которых, к большому счастью, лежало около трёх штук. Однако Симон, послушав песни, решил, что они не в его вкусе. Иногда он спрашивал себя, зачем он хранит бесполезный хлам, найденный в одном из ящиков в отчем гараже. Они не дарили ему приятных эмоций, но и рука не поднималась избавиться от ненужных вещей. Есть не просят – ну и ладно.

Из окна виднелось ночное ясное небо с заходящей луной в окружении звёзд. Возле дивана кофейного цвета сбоку стояла акустическая гитара, подаренная отцом на тринадцатилетие. Симон провёл по грифу пальцами и горько усмехнулся. То, что он холил и лелеял в эпоху цифровых технологий, пойдёт на свалку или попадёт в руки, которые вряд ли относятся к вещам с должным уважением.

Любимое холостяцкое жилище, куда он переехал после унизительного и внезапного развода, теперь представляло собой унылым смертным одром. Именно здесь он станет угасать, как пламень на тающей свече. Да тут и самый отъявленный оптимист завоет на луну.

Симон понимал, что человечество ещё не изобрело средство, дарящее желаемое бессмертие, да и он не воспользовался бы, представься подобный случай. Вечная жизнь казалась ему той ещё пыткой: смотреть, как покидают грешный суетливый мир близкие тебе люди, которым не повезло по разным причинам. Или дожидаться таки вечно предсказываемого конца света – тоже сомнительное удовольствие. Однако он не планировал покидать бренный мир, будучи в самом расцвете сил. Ему хотелось дожить до самых седин и глубоких морщин, как отец с дедом, ныне живущих на территории штатов, решив послать к черту Евразийское Государство. И встречать свою старость с рыжей бестией, деля с ней каждый миг проносящейся жизни. Симону предстоит покинуть мир преждевременно, унося с собой все мечты и планы, отложенные на потом. Пресловутое «на потом» не наступит. Симон начал это понимать слишком поздно, потратив три десятка лет на полную чепуху. Успеет ли он хоть что-то наверстать за остаток дней? По большей части – отнюдь.

Признаваться Лизе ему было не менее легко, чем выслушивать диагноз ранее в кабинете доктора с печальным выражением лица. Самое смешное, он не помнил черты лица эскулапа, верно исполняющего свой долг.

Видеть, как её красивое лицо искажается гримасой боли, глаза тускнут, а кулачки бессильно сжимаются в возрастающей ярости. Он не знал, как её утешить, ведь что бы он не сказал или сделал – не стояло и рядом с тем, чтобы победить болезнь, а ведь именно этого они оба желали. Но этого он не мог ей обещать. Конечно, оставалась призрачная надежда на других докторов, но Симон понимал, что другого ему не дано будет услышать.

В лицо ударил прохладный ветер, доносящийся из распахнутого по приходу окна. Симон, очнувшись от горестных мыслей, сел на диван и взял в руки гитару. Его пальцы перебирали струны, выдавая первый попавшийся мотив. Даже играть не было никакого настроения. Всё лишалось смысла, не успевая он моргнуть глазом. С тобой он ничего не унесёт на тот свет, как ничего и не принося при рождении. Логично, закономерно и печально.

Внезапно на него накатила очередная волна безумной усталости. Он откинулся на холодную спинку и задремал, держа в руке инструмент.

3

Крепление на ноге с металлической пластинкой, которая с каждым вопросом и последующим отказом отвечать на него затягивалась всё сильнее, чтобы переломать человеку кости ног. Иногда к пытке подключался инквизитор, который ударял молотом по креплению. В итоге – кости жертвы ниже колена были раздроблены, а израненная кожа выглядела, как мешочек для этих костей

4

Томас Харди (2 июня 1840 г. – 11 января 1928 г.) – английский романист, новеллист и поэт. Его перу принадлежат такие произведения, как «Вдали от обезумевшей толпы» и «Тэсс из рода д’Эрбервиллей».

5

Мо Янь (род. 17 февраля 1955 года) – современный китайский писатель и нобелевский лауреат («Устал рождаться и умирать»).

6

Walkman – популярная торговая марка компании Sony, под которой продаются её портативные аудиоплеёры. Первые выпуск плеёров состоялся в 1979 году..

Клон по имени Симон

Подняться наверх