Читать книгу Затерянные во льдах. Роковая экспедиция - Хэммонд Иннес - Страница 3

Глава 1
Дальнее плавание

Оглавление

На моем рабочем столе лежит осколок камня. Это серый матовый камень размером не более моего кулака, и он покоится на планах и чертежах нового предприятия. Рядом с ним лежит газетная вырезка с фотоснимком могилы и маленькой норвежской церкви на заднем плане. Планы принадлежат будущему, а газетная вырезка прошлому. Прошлое и будущее представляют собой часть Джорджа Фарнелла, потому что его история подобна тончайшей нити, соединяющей события, благодаря которым этот проект стал возможен. То, о чем он мечтал, обретает очертания там, у замерзшего озера. Если я выключу настольную лампу и отдерну шторы, то увижу недостроенные здания, сгорбившиеся под балдахином из снега. Позади них в холодной ночи возвышается Йокулен. А на ледниковом фланге гор Блаайсен – Синий Лед – отражает лунный свет своими ледяными челюстями и оскалом зубов. Это дикое и гиблое место. И все же сразу под моим окном подобно двум линиям мерцает железная дорога, дотянувшаяся сюда в 1908 году. Стоит задернуть шторы и включить свет, и вас тут же окружат тепло и уют, доказывающие неукротимость воли человека в покорении природы. Ночи сейчас длинные, и у меня есть время описать события, которые привели к этому новому предприятию, и историю Джорджа Фарнелла в том виде, в котором нам удалось ее воссоздать. Потому что это памятник его достижениям. И я хочу, чтобы мир знал, что все это существует благодаря ему.

Мое появление в этой истории объясняется моим знанием металлов. Но тогда я о металлах и думать забыл. Я думал о припасах и штормовых парусах, а также масле для дизеля и прочей атрибутике плавания на яхте. Я занимался тем, чем всегда мечтал заниматься. Я отправлялся в дальнее плавание на своем собственном судне.

Я совершенно отчетливо помню то утро. Было начало апреля, и холодный ветер взбивал грязную воду Темзы в белые барашки. На противоположном берегу реки на фоне рваных серых туч каменные башни Тауэра казались совсем белыми. Над нашими головами рокотал оживленным движением Тауэрский мост. Рабочие группами стояли у парапета, наблюдая за тем, как мы налегаем на новый грот. В воздухе стоял удушливый аромат солода. Чайки кружили с пронзительными криками. А около нас то и дело проскальзывали быстроходные суда.

Описать чувства восторга и предвкушения, владевшие моей душой в тот день, будет нелегко. Даже чайки, казалось, своими криками подгоняли нас, призывая торопиться. Ветер запальчиво трепал паруса яхты и ерошил волны, плескавшиеся о наш свежепокрашенный корпус, и торжествующе гудел в такелаже. Долгие поиски судна и месяцы переоснастки, а затем и кропотливого обеспечения яхты припасами – все это ради одного-единственного дня. Наступило напряженное ожидание. На рассвете нам предстояло воспользоваться отливом и скользнуть вниз по реке, чтобы затем взять курс в Средиземное море.

Всего месяц назад этот момент казался несбыточной мечтой. В этот период моя жизнь была подчинена решению проблем нехватки материалов и рабочих рук, руководству работами на яхте. Одновременно приходилось прочесывать зарубежные рынки, занимаясь делами фирмы. Моя должность называлась менеджер по производству компании «Би Эм энд Ай», занимавшейся заготовками металла и металлообработкой. Вскарабкаться в этот просторный офис в бетонном здании на окраине Бирмингема я сумел исключительно за счет целеустремленности и энергичности. Ну и, конечно, я был обязан этим шахте по добыче никеля, который я нашел в Канаде. Я занимался этим всю войну. И мне это нравилось. Но теперь с этим было покончено. Вы скажете, что в тридцатишестилетнем возрасте (а именно столько мне тогда было) неправильно все бросать, особенно учитывая хаос, в котором находилась страна. Видите ли, по крови я наполовину канадец, и к тому же скряга по натуре. И я предпочитаю знать, с чем сражаюсь. Биться же, не имея свободы действий и под беспрестанным контролем, невозможно. Благодаря войне я смог дать волю своей предприимчивости. Мир тут же наложил на нее ограничения.

Дик Эверард – отличный пример того, о чем я говорю. Истинный сын Британии, высокий веснушчатый парень с копной светлых волос. Несгибаемой целеустремленностью и честностью он обязан дисциплине, царящей в военно-морском флоте, офицером которого он некогда являлся. В двадцать он был рядовым матросом, а к двадцати четырем годам дослужился до лейтенанта и взвалил на себя неподъемную ответственность, получив под свое начало патрульный корабль с экипажем и снаряжением стоимостью почти в миллион фунтов. Но сейчас, в свои двадцать восемь, он отказался от военной карьеры, всецело сосредоточившись на яхте. Двое остальных членов экипажа – Уилсон и Картер – совсем другое дело. Они просто нанятые нами матросы. Это их работа. Но у Дика нет работы. Он отправляется в море в поисках приключений, потому что у него нет лучших предложений, зато ему хочется увидеть и оценить возможности других стран.

Опершись на утлегарь, я наблюдал за тем, как ловко он крепит угол паруса к грота-гафелю, и мне невольно подумалось, как много теряет наша страна в лице таких, как он. Слишком многие ее уже покинули. Он встретился со мной взглядом и улыбнулся.

– Ну что, Билл, тяни, – предложил он.

С помощью Картера, налегшего на фал, мы подняли грот, и белоснежное полотнище затрепетало на фоне темных складов и пакгаузов.

– Все в порядке, – с довольным видом заявил Дик.

Я окинул взглядом выдраенную палубу. Все канаты были аккуратно свернуты, и все лежало на местах. Тускло поблескивали латунные детали. Это был изумительный корабль – двухмачтовое судно водоизмещением в пятьдесят тонн с гафельными парусами, построенное еще в те времена, когда корабли бороздили самые отдаленные моря-океаны. Я полностью сменил его внутреннюю отделку и поставил новую грот-мачту. Оснастка была новой, как и паруса, более мощный двигатель занял место запасного. Впервые с того времени, как окончилась война, я ощутил, что мир лежит у моих ног. У меня было все необходимое, включая запас топлива и экипаж, и в мире не нашлось бы места, куда меня не смог бы доставить мой «Дивайнер».

Дик прочел мои мысли.

– С попутным ветром мы уже через неделю окажемся на солнышке, – произнес он, щурясь на несущиеся по небу серые облака.

Я поднял голову и посмотрел на туристов, с завистью наблюдавших за нами с Тауэрского моста.

– Да, – согласился я. – В Алжире, Неаполе, Пирее, Порт-Саиде…

И тут я увидел сэра Клинтона Манна, который пересекал пристань. Сэр Клинтон – председатель правления «Би Эм энд Ай» – это высокий мужчина с сутулыми плечами и резковатыми манерами. Он пришел в бизнес из Сити и символизировал собой деньги и статистику. От пота и пыли производства он был далек, как член кабинета министров. Он взобрался на палубу, а я подумал, что в своей элегантной шляпе он гораздо уместнее смотрелся бы в Сити.

– Доброе утро, сэр Клинтон, – вслух произнес я, про себя недоумевая по поводу его появления.

Он холодно наблюдал за тем, как я иду ему навстречу, а я остро осознал, какой у меня грязный свитер, не говоря уже о брюках. Ранее я встречался с ним только в правлении банка.

– Возможно, вы хотите осмотреть судно, – предположил я.

– Нет, Гансерт, – покачал головой гость. – Я пришел по делу. Когда вы отправляетесь в плавание?

– Завтра, – ответил я, провожая его вглубь каюты. – С утренним отливом.

– Вы идете в Средиземное море?

Я кивнул.

– Я хочу, чтобы вы изменили планы, Гансерт, – неожиданно заявил он. – Я хочу, чтобы вместо этого вы отправились в Норвегию.

– Почему? – спросил я, ломая голову над этим странным заявлением. Я тут же спохватился и, чтобы он не успел принять мой вопрос за согласие, добавил: – Простите, сэр Клинтон, но у меня другие планы. Завтра я собираюсь в…

Он поднял руку.

– Сначала выслушайте меня, Гансерт, – попросил он. – Вы больше не связаны обязательствами с «Би Эм энд Ай». Мне это известно. Но невозможно посвятить предприятию восемь лет жизни и в какой-то степени с ним не сродниться. Взять хотя бы сплавы торитов. Начинали ими заниматься именно вы. Их стали применять в результате ваших усилий. И если бы мы могли приступить к полномасштабному производству…

– Это воздушные замки, – сообщил ему я. – И вы это знаете. Торит стоит денег. Но даже если бы вы раздобыли все деньги в мире, минерала слишком мало. Американскую добычу в расчет можно не брать, а это единственный известный источник…

– Вы уверены? – Он выудил из кармана пальто маленькую деревянную шкатулку и подвинул ее ко мне через стол. – В таком случае что это? – поинтересовался он.

Я поднял крышку. Внутри на ватной подушечке лежал кусок руды, похоже, металл. Я взял его двумя пальцами и подошел к окну.

– Где вы это взяли? – взволнованно поинтересовался я.

– Прежде всего, что это? – уточнил он.

– Я не могу этого утверждать, пока мы не сделаем анализ, – ответил ему я, – но я бы сказал, что это торит.

Он кивнул.

– Это торит, – подтвердил он. – Мы уже выполнили все пробы.

Я посмотрел в окно на дым и грязь лондонской реки. Я думал о длинных сборочных линиях, с которых сходит оборудование из сплавов торита, прочнее стали, легче алюминия, блестящее и неподвластное ржавчине. Если бы мы смогли добывать торит в сколько-нибудь значительных количествах, отступление Британии под напором Америки тут же прекратилось бы.

– Где это добыли? – спросил я.

Он снова уселся на свой стул.

– А вот этого я не знаю, – последовал ответ.

– Но не можете же вы не знать, откуда это привезли? – настаивал я.

Он кивнул.

– Откуда это привезли, мне действительно известно. – Его голос звучал сухо и безразлично. – Мне это прислал торговец рыбой из Хартлпула.

– Торговец рыбой из Хартлпула?

Я уставился на него в полной уверенности, что он шутит.

– Да, – подтвердил он. – Он нашел это в ящике с китовым мясом.

– Вы хотите сказать, это нашли в брюхе кита?

Я представил себе несметные залежи минералов, скрывающиеся под арктическими льдами.

– Нет, – ответил он. – Китовое мясо привезли из Норвегии. И этот кусок руды никогда не был в пищеварительных органах кита. Его положили в ящик, когда упаковывали мясо. – Он помолчал и добавил: – Мы разузнали все, что только можно было выяснить отсюда. Мясо было частью груза, отправленного в Ньюкасл одной из норвежских береговых баз. – Он наклонился вперед. – Гансерт, мне необходимо ваше мнение. Кто у нас самый лучший специалист по Норвегии?

– Вы имеете в виду, по металлам? – уточнил я.

Он кивнул.

Мне незачем было задумываться. Я знал всех. Большинство из них были моими друзьями.

– В первую очередь Питчард, – начал я. – Эйнар Якобсен тоже хорош. Ну и еще этот шведский парень, Культс. Ах, да, еще, пожалуй, Уильямсон. Но для наших целей я бы выделил Питчарда.

– Это плохо, – покачал головой он. – Мы не единственные, кому об этом известно. «Дет Норске Стаалселскаб» тоже этим занимаются. Йоргенсен приехал в Англию за оборудованием. Он также пытается заключить договор о сотрудничестве с нами или «Кастлет Стил». По его утверждению, он обладает всей необходимой информацией, при этом нам предлагается войти в дело вслепую. Я ответил ему, что это невозможно, и он грозится обратиться к американцам. У нас нет времени на то, чтобы засылать туда Питчарда. Он может провести там несколько месяцев, но так ничего и не выяснить. Нам нужен человек, который сможет проконсультировать нас, базируясь на собственных знаниях.

– Есть только один человек, который мог бы это сделать, – со вздохом ответил я. – И, скорее всего, он уже умер. Но если бы он оказался жив, он смог бы ответить на все ваши вопросы. Он знает Норвегию… – Я замолчал и пожал плечами. – В этом и заключалась его проблема, – добавил я. – Он потратил на Норвегию слишком много времени, своего собственного времени, а помимо этого чужих денег.

Сэр Клинтон пристально смотрел на меня, и в его глазах блестело нечто, похожее на волнение.

– Вы говорите о Джордже Фарнелле, верно? – спросил он.

Я кивнул.

– Он исчез десять лет назад.

– Я знаю. – Пальцы сэра Клинтона выбивали дробь на кожаной поверхности портфеля. – Две недели назад наш представитель в Норвегии прислал телеграмму из Осло. Там ходят слухи о новых месторождениях минералов, обнаруженных где-то в центральной части страны. С этого момента я и начал разыскивать Джорджа Фарнелла. Его мать и отец уже умерли. Похоже, других родственников, как и друзей, у него не было. Те, кто знал его до вынесения приговора, ничего о нем не слышали с тех пор, как он исчез. Я подключил к розыскам детективное агентство. Безрезультатно. Тогда я поместил объявление в «Таймс».

– Это помогло? – спросил я, потому что он замолчал.

– Да, я получил несколько откликов, включая упомянутого торговца рыбой. Судя по всему, нынче «Таймс» читают и торговцы рыбой.

– Но что заставило его связать этот кусок руды с вашим объявлением?

– Вот это. – Сэр Клинтон протянул мне засаленный клочок бумаги, весь пропитанный кровью. Бумага засохла и растрескалась на сгибах. Сквозь красные пятна виднелись строчки какой-то записки, написанной витиеватым почерком. Две короткие строчки напоминали стихи и оканчивались чьей-то подписью.

Спустя десять лет! В это было трудно поверить.

– Полагаю, это его подпись? – спросил я.

– Да. – Сэр Клинтон подал мне второй листок бумаги. – Вот образец, – пояснил он.

Я сравнил обе подписи. Сомнений не было. Расплывшаяся и наполовину уничтоженная китовой кровью подпись на обрывке, присланном торговцем, была такой же размашистой и замысловатой, как и образец. Я откинулся на спинку стула, думая о Джордже Фарнелле и о том, как он исчез, на полном ходу выпрыгнув из скорого поезда. Когда-то я работал с ним на разработках месторождений в Южной Родезии. Это был маленький смуглый и невероятно энергичный человечек – сгусток энергии за большими очками в роговой оправе. Он был крупным специалистом по цветным металлам и носился с идеей о невообразимых залежах минералов, скрытых в огромном горном массиве центральной Норвегии.

– Это означает, что он не умер и проживает в Норвегии, – медленно произнес я.

– К сожалению, вы ошибаетесь, – ответил сэр Клинтон, извлекая из портфеля газетную вырезку. – Фарнелл умер. Вот материал, опубликованный две недели назад. Я это тогда пропустил. Эта информация попала в поле моего зрения гораздо позже. Вот тут имеется фотография могилы. А с помощью норвежских военных мне удалось выяснить, что на самом деле Фарнелл служил в роте Линге под именем Бернт Ольсен.

Я взял в руки вырезку. «СБЕЖАВШИЙ ЗАКЛЮЧЕННЫЙ В МОГИЛЕ ГЕРОЯ», – гласил заголовок. Черные буквы имени, Бернт Ольсен, отчетливо выделялись на фоне простого белого креста на фотографии. В глубине снимка виднелась маленькая деревянная церковь. В заметке говорилось о том, как Фарнелла обвинили в подделывании подписи компаньона, Винсента Клегга, и незаконном присвоении его денег в сумме десяти тысяч фунтов. Далее рассказывалось о побеге через окно вагонного туалета. Фарнелл спрыгнул с поезда, в котором его везли в Паркхерст, и словно испарился. Это произошло в августе 1939 года. Похоже, Фарнелл, воспользовавшись знанием норвежского языка, вступил в норвежские вооруженные силы под именем Бернта Ольсена. В декабре 1941 года в ходе военной операции он пропал. Один параграф был обведен синим карандашом.

«На Бойя Брае было обнаружено тело человека, позднее опознанного как Бернт Ольсен. Он в одиночку пытался пересечь Йостедал, самый большой ледник Европы. Судя по всему, несчастный случай произошел из-за того, что Бернт заблудился во время снежной бури. Должно быть, он упал с почти тысячефутовой высоты на Бойя Брае, с одной из лап главного ледника над Фьерландом. При нем были рудоискательные щупы и другие металлургические инструменты. Найденные при трупе документы позволили установить связь между героем войны Бернтом Ольсеном и заключенным Фарнеллом».

Заметка заканчивалась напыщенно и нравоучительно: «Таким образом, еще один сын Британии обрел славу в час величайшей нужды своей страны».

Я вернул заметку сэру Клинтону.

– Это произошло месяц назад? – спросил я.

Он кивнул:

– Да. Я проверил. Тело нашли десятого марта. Могила находится во Фьерланде. Это в самом начале фьорда, проходящего под Йостедалом. Вы прочитали то, что написано над подписью на этом клочке бумаги?

Я посмотрел на бумагу. Строки расплылись.

– Специалисты их уже расшифровали, – продолжал Клинтон. – Тут говорится: «Коль я погибну, думай лишь о том…»

– «О том», судя по всему, означает о торите? – поинтересовался я у сэра Клинтона. – Как там полностью? «Коль я погибну, думай лишь о том, что стал навек английским уголок»[1]. – Неужели приглашение? Но тут не говорится, где находится этот уголок. – Кому это было адресовано? – поинтересовался я.

– В этом вся проблема, – вздохнул сэр Клинтон. – Торговец уничтожил упаковку. Он сказал, что она была пропитана кровью и там все равно ничего невозможно было прочесть.

– Жаль, – покачал головой я. – Если бы мы это узнали…

Я думал обо всех людях, мечтающих прибрать к рукам залежи торита. «Би Эм энд Ай» был не единственным концерном, производящим новые сплавы на основе торита.

– Он как будто что-то предчувствовал, – прошептал сэр Клинтон. – Иначе зачем бы он стал цитировать эти строчки Руперта Брука?

– В самом деле, зачем? – согласился я. – И зачем ему понадобилось сразу вслед за этим пойти и умереть на Йостедале?

Больше всего меня озадачило именно это. Фарнелл провел в горах Норвегии почти всю свою жизнь. Еще мальчишкой он ходил туда в походы. К двадцати годам он знал их лучше большинства норвежцев. И все то жаркое лето в Родезии он говорил почти исключительно о них. Норвегия была его Эльдорадо. Всю свою жизнь он посвятил поиску минералов в покрытых ледяной корой каменных цитаделях Скандинавии. И своего партнера он надул ради того, чтобы финансировать геологоразведочные экспедиции в Норвегию. Это выяснилось уже на суде. Я обернулся к сэру Чарльзу.

– Мы говорим о человеке, который выпрыгивает на полном ходу из поезда, а затем становится активным участником сопротивления. Вас не удивляет то, что он выжил после столь нехарактерных для него действий, а потом взял и погиб в привычной ситуации в местах, которые знает как свои пять пальцев?

Сэр Клинтон улыбнулся и поднялся на ноги.

– Он умер, – ответил он. – И говорить тут больше не о чем. Но перед смертью он кое-что обнаружил. Отправляясь на Йостедал, он знал, что его жизни угрожает опасность. Этим объясняются и присланный кусок руды, и записка. Где-то в Англии живет человек, который ожидает этот образец. – Он сложил газетную вырезку и сунул шкатулку с образцом торита обратно в карман пальто. – Нам необходимо выяснить, что именно он обнаружил перед смертью. – Он помолчал. – Сегодня понедельник. Ульвик – наш норвежский представитель – уже в пятницу будет во Фьерланде. Выясните все что можете о том, как умер Фарнелл, почему он был на Йостедале и, прежде всего, где он добыл этот образец торита. Излишне упоминать, что нашему представителю поручено покрыть все расходы, которые вы понесете в Норвегии. А мы не забудем, что в этом деле вы представляете нашу компанию как вольнонаемный работник.

Похоже, он не сомневался в том, что я изменю планы. Это не на шутку меня разозлило.

– Послушайте, сэр Клинтон, – произнес я, – я не нуждаюсь в деньгах, и вы забыли, что завтра я отправляюсь в Средиземное море.

Он обернулся в дверях каюты.

– Какая вам разница, Гансерт, куда плыть – в Средиземное море или Норвегию? – Он схватил меня за локоть. – Нам нужно, чтобы туда добрался человек, которому мы можем доверять, – произнес он. – Человек, знавший Фарнелла, и к тому же специалист по этим металлам. А самое главное – нам нужен человек, который понимает всю срочность и важность этого дела. Фарнелл умер. Я хочу знать, что он обнаружил незадолго до смерти. Я предлагаю вам цель для вашего плавания и необходимое количество иностранной валюты для вас лично. – Он кивнул и снова шагнул к двери. – Подумайте об этом, – произнес он, покидая каюту.

Я колебался. Он уже поднимался по трапу.

– Вы забыли газету, – напомнил я ему.

– Возможно, вам захочется ее почитать, – ответил он.

Я вышел вслед за ним на палубу.

– Удачи! – произнес он, поднимаясь по железной лестнице на причал.

Я стоял, провожая взглядом его высокую сутулую фигуру, пока она не затерялась среди пакгаузов. Вот чертов тип! Еще не хватало, чтобы он ломал все мои планы! К черту его и его предложение – я все равно отправлюсь туда, где светит солнце, где тепло и все цветет. А потом я подумал о Фарнелле и о том, как он обнаружил пласт меди в месторождении, которое все считали выработанным. Ну с какой стати ему взять и вот так просто погибнуть на леднике?

– Чего хотел этот парень? – ворвался в мои размышления голос Дика.

Я вкратце рассказал ему о том, что произошло.

– Итак? – поднял брови Дик, когда я закончил. – На какой курс мы теперь ложимся? Средиземноморье или Норвегия? В его голосе слышалась горечь, как будто он уже смирился с разочарованием. Для него Норвегия была холодной и темной страной. Он мечтал о солнце и новых возможностях.

– Средиземноморье, – неожиданно решился я. – С поисками металлов покончено. – Ветер игриво гудел в снастях. Совсем скоро нам предстояло валяться на палубе, плавать в море и пить вино. – Сходи позаботься о том, чтобы цистерна с водой подошла к нам до того, как начнется отлив. Иначе мы останемся тут лежать в грязи, – поручил ему я и, развернувшись, вернулся в каюту. Остановившись у иллюминатора, я наблюдал за тем, как по реке, пользуясь отливом, спускается баржа. Почему все-таки Фарнелл умер на Йостедале? Этот вопрос не шел у меня из головы. Во время войны он, скорее всего, жил в горах. Он знал ледники как свои пять пальцев. Я покосился на стол. Газета, которую оставил на нем сэр Клинтон, все еще была там. Я читал заголовки, не понимая ни слова. Я думал о записке Фарнелла. Коль я погибну… Зачем ему понадобилось это цитировать?

Мое внимание привлекла заметка, отчеркнутая синим карандашом. Заголовок гласил:


«СПЕЦИАЛИСТ ПО МЕТАЛЛАМ ЕДЕТ НА МОГИЛУ ЗАКЛЮЧЕННОГО

Недавние сообщения о залежах минералов, обнаруженных в центральной Норвегии, снова привлекли внимание к смерти осужденного героя, Джорджа Фарнелла, тело которого месяц назад нашли на леднике Йостедал в Норвегии. Фарнелл был специалистом по норвежским металлам, в которых прежде всего заинтересованы компании “Кастлет Стил” и “Би Эм энд Ай”. Сэр Клинтон Манн, председатель правления корпорации “Би Эм энд Ай”, вчера заявил: “Вполне возможно, что Фарнелл что-то нашел. Мы намерены это выяснить”.

Поручить расследование решено “Большому” Биллу Гансерту, до недавнего времени занимавшему пост начальника производства на заводе сплавов цветных металлов “Би Эм энд Ай”, расположенном в Бирмингеме. Завтра он отплывает в Норвегию на борту собственной яхты “Дивайнер”, отложив запланированный средиземноморский круиз. Если кто-то располагает информацией, которая способна помочь Гансерту в его расследовании, вы можете сообщить ему об этом на борту его яхты, пришвартованной у причала господ Крауч и Крауч, на улице Херринг-Пикл, Лондон, неподалеку от Тауэрского моста».


Я возмущенно швырнул газету на стол. Какое он имеет право публиковать подобные статьи? Пытается принудить меня к согласию? Я размышлял о том, что смог прочитать о развалинах храмов Греции и Италии, о пирамидах и островах Эгейского моря, о холмах и городах Сицилии. В мире, наверное, почти не осталось мест, где я не побывал. Но я ничего не видел. Я только и делал, что гонялся за какими-то проклятыми металлами, постоянно спеша и перебегая с места на место, маленький винтик в огромной буровой установке. У меня никогда не было возможности остановиться там, где мне захочется, полежать на солнце и оглядеться вокруг. Я не знал ничего, кроме городов и рудников. Я взял газету и перечитал заметку. Затем я поднялся на палубу.

– Дик! – крикнул я. – Почему бы нам не выскользнуть отсюда с этим отливом? Или нас еще что-то удерживает в Лондоне?

– Удерживает? – удивленно откликнулся он. – Мы только что сели на дно. А что?

– Прочитай это, – отозвался я, протягивая ему газету.

Он прочитал и посмотрел на меня.

– Похоже, это означает, Норвегия?

– Нет, – ответил я. – Ничего подобного это не означает. Будь я проклят, если позволю втянуть себя в подобную историю.

– Как насчет Фарнелла? – пробормотал он.

– А что насчет Фарнелла?

– Если я не ошибаюсь, тебе очень хочется узнать, как он умудрился погибнуть на этом леднике, – предположил он.

Я кивнул. Он был прав. Я действительно хотел это знать.

– Интересно, явится к нам кто-нибудь с информацией или нет? – буркнул я.

– «Морнинг-Рекорд» читает четыре миллиона человек, – ответил Дик. – Кто-то из них захочет с тобой встретиться.

Он оказался прав. В течение следующего часа ко мне явились три журналиста, несколько психов, страховой агент и два парня, попросившихся на борт членами команды. В конце концов мне все это надоело. Я хотел зайти к таможенникам. Были у меня и другие неотложные встречи.

– Увидимся за ланчем в «Голове герцога», – сообщил я Дику.

И ушел, предоставив его заботам всех остальных гостей, случись им заявиться на яхту.

* * *

Войдя в паб, он вручил мне большой конверт.

– Это принес посыльный из «Би Эм энд Ай», – пояснил он. – От сэра Клинтона Манна.

– Тебя еще кто-нибудь донимал? – поинтересовался я, вскрывая конверт.

– Подкатывала парочка репортеров. Больше никого не было. Ах да, со мной мисс Сомерс. – Он обернулся, и я увидел за его спиной девушку. Она была высокой и светловолосой. – Мисс Сомерс, это Билл Гансерт.

Ее рукопожатие оказалось на удивление крепким. У нее были серые глаза, и в ней ощущалась странная напряженность, которую не сглаживала даже оживленная атмосфера бара.

– Что вы будете пить? – спросил я у нее.

– Светлый эль, пожалуйста, – ответила она.

У нее был мягкий глуховатый голос.

– Итак, мисс Сомерс, – обернулся я к ней, сделав заказ, – чем мы можем вам помочь?

– Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой в Норвегию.

Теперь напряженность перешла и в ее голос.

– В Норвегию? Но мы не идем в Норвегию. Дик должен был вас предупредить. Мы направляемся в Средиземное море. Вы, наверное, прочитали эту чертову статью в газете.

– Не понимаю, о чем вы, – возразила она. – Никакую газету я не читала. Сегодня утром мне позвонил сэр Клинтон Манн и велел прийти и повидаться с вами. Он сказал, что завтра вы отплываете в Норвегию.

– Видите ли, он ошибается. – Это прозвучало так резко, что она даже отшатнулась. – Зачем вам нужно в Норвегию? – уже мягче поинтересовался я.

– Сэр Клинтон сказал, что вы собираетесь расследовать обстоятельства смерти… Джорджа Фарнелла. – В ее глазах появилось страдальческое выражение. – Я бы тоже хотела туда поехать. Увидеть его могилу и… и узнать, как он умер.

Я подал ей пиво, всматриваясь в ее лицо.

– Вы знали Фарнелла?

Она кивнула:

– Да.

– До или после штурма Молёя?

– До. – Она отпила из бокала. – Я работала на роту Линге.

– Вы что-нибудь о нем после этого слышали?

– Нет, – поколебавшись, ответила она.

Я не стал докапываться до истины.

– Вы знали его как Джорджа Фарнелла или как Бернта Ольсена? – вместо этого спросил я.

– Как обоих, – ответила она. Внезапно она заговорила с таким жаром, как будто ожидание было выше ее сил. – Прошу вас, мистер Гансерт, я должна попасть в Норвегию. Это моя единственная возможность. Я должна узнать, что случилось. И я хочу… увидеть, где он похоронен. Вы ведь мне поможете, правда? Сэр Клинтон сказал, что вы идете в Норвегию. Пожалуйста, возьмите меня. Я не буду вам мешать. Я обещаю. Я привычна к яхтам. Я буду работать на борту, готовить еду – все, что угодно. Только возьмите меня с собой.

Я молчал и размышлял, пытаясь понять, что скрывается за этой мольбой. Что-то ею руководило, но что именно, она так и не сказала. Возможно, Фарнелл был ее любовником? Но этого было недостаточно, чтобы объяснить подобную настойчивость.

– Почему сэр Клинтон позвонил вам сегодня утром? – спросил я.

– Я вам уже сказала – чтобы сообщить мне о необходимости связаться с вами.

– Нет, – покачал головой я. – Я хотел спросить, откуда он знает, что вы в этом заинтересованы?

– А-а… Не так давно он поместил в «Таймс» объявление, на которое я ответила. Я встретилась с ним. Он рассчитывал, что мне что-то известно о деятельности Джорджа после войны.

– А вам что-то известно?

– Нет.

– Вы знали, что он металловед и специалист по Норвегии?

– Да, я это знала.

– Но вы ничего не слышали о том, что он, возможно, недавно сделал какое-то важное открытие в Норвегии?

И снова это едва уловимое колебание.

– Нет.

Воцарилось молчание. Внезапно Дик произнес:

– Билл, а что, если завтра, покинув Темзу, мы возьмем курс на Норвегию?

Я покосился на него. Видимо, он догадался, о чем я подумал, потому что поспешно добавил:

– Я хочу сказать, что этот тип Фарнелл меня заинтриговал.

Меня тоже. Я бросил взгляд на девушку. У нее было несколько удлиненное лицо, прямой нос и решительный подбородок. Это было волевое лицо. Она на мгновение встретилась со мной взглядом и отвела глаза. Я взял конверт и вытряхнул его содержимое на барную стойку. Девушка негромко ахнула. С выпавших на стойку фотографий на меня смотрел Джордж Фарнелл. Я быстро перебрал снимки. На одном он был таким, каким я знал его в Родезии – в рубашке хаки с открытым воротом. Тут были и фото, сделанные в полный рост, на которых Джордж был одет в деловой костюм и выглядел очень неуверенно, и копии фотографий на паспорт. На одном из снимков он был снят за работой и держал в руках рудоискательный щуп. Я вернулся к фотографиям на документы. С них смотрело на удивление напряженное лицо с длинными тонкими чертами, короткими, аккуратно подстриженными усами, редеющими темными волосами, довольно большими ушами и поблескивающими за стеклами очков в роговой оправе глазами. Дата на обороте гласила: «10 января 1936 года». Тут также были фотографии из полицейских протоколов – в фас и профиль, сделанные после вынесения приговора, и снимки отпечатков его пальцев. Сэр Клинтон поработал на славу и ничего не упустил.

К фотографиям прилагалась записка.

«Все это может вам пригодиться. Я позвонил двоим людям, откликнувшимся на мое объявление в Таймс. Оба хотят к вам присоединиться. Девушка могла бы пригодиться, если вам удастся завоевать ее доверие. Сегодня утром со мной связался один норвежец. Он знал Фарнелла в Норвегии во время войны. Я посоветовал ему повидаться с вами сегодня в шесть вечера. Кроме того, я еще раз встретился с Йоргенсеном и сказал ему, что, прежде чем представить его предложение своему совету директоров, мне необходимо получить от него подробную информацию. Он говорил о никеле и уране! На принятие решения он дал мне двадцать четыре часа. В субботу он вылетает в Америку. Прошу вас держать меня в курсе всех событий».

Внизу подпись – Клинтон Манн.

Я передал записку Дику и допил свое пиво. Затем я смахнул фотографии Фарнелла обратно в конверт и сунул его в карман куртки.

– Увидимся позже, – кивнул я Дику. – И не отпускай мисс Сомерс. – Сделав шаг к двери, я остановился и обернулся. – Мисс Сомерс, – обратился я к девушке, – вы, случайно, не присутствовали на суде над Фарнеллом?

– Нет, – ответила она. – Тогда я его еще не знала.

В ее голосе слышалось искреннее удивление.

Я кивнул и вышел. Поймав такси, я направился в редакцию «Морнинг Рекордс», где заставил сотрудников архива откопать в библиотеке записи за август 1939 года. Процесс над Джорджем Фарнеллом освещался тут очень подробно. Прилагались фотографии Фарнелла и его партнера, Винсента Клегга, снимок Фарнелла с отцом и еще одна фотография – Фарнелла с рудоискательным щупом. Точно такой снимок я уже видел в пачке, переданной мне сэром Клинтоном.

Но хотя я внимательно прочитал все до единого параграфы, я не нашел ни единой строчки, хоть как-то проливающей свет на его смерть. Ни с одной стороны не было ни одного странного свидетеля. Все было очень гладко и убедительно. В 1936 году Фарнелл и Клегг открыли контору по оказанию услуг горнорудным предприятиям и успешно работали на протяжении трех лет. Затем Клегг, занимавшийся финансовой стороной предприятия, заметил, что партнер обналичил кое-какие чеки, о которых он не имел ни малейшего представления. Подпись на чеках выглядела очень похоже на настоящую. Речь шла о сумме почти в десять тысяч фунтов. Фарнелл сознался в том, что подделал подпись партнера. В подтверждение этого он заявил, что для работы в Норвегии, не связанной с деятельностью его фирмы, ему предстояли значительные расходы. Он был убежден в том, что в горах центральной Норвегии действительно скрываются ценные минералы. Но партнер отказался его финансировать. Поэтому ему пришлось действовать в одиночку. Его адвокат заявил, что он искренне считает подобное расходование денег разновидностью капиталовложения. Единственными свидетелями, не считая самих Фарнелла и Клегга, были сотрудники их конторы и некто Притчард, которого пригласили в качестве металловеда, попросив изложить свою точку зрения на потенциальные минеральные богатства Норвегии. В своей заключительной речи судья назвал Фарнелла «человеком, одержимым идеей». Фарнелла приговорили к шести годам тюрьмы.

Вот и все. Я закрыл папку и, выйдя на улицу, в ненастную суету Флит-стрит, вскочил в автобус, который шел в западном направлении. Все время, пока мы ехали по Стрэнду, я размышлял, но вовсе не о суде. У меня из головы не шла девушка. «Могла бы пригодиться, если вам удастся завоевать ее доверие». Возможно, сэр Клинтон был прав. Возможно, она действительно что-то знает. Я вышел на Трафальгарской площади. В конторе пароходной компании «Берген» я поговорил с человеком, с которым несколько раз встречался на различных мероприятиях. Он дал мне рекомендации для людей из «Бергена» и норвежского правительства, которые могли мне пригодиться. Выйдя из конторы, я поспешил приобрести полный комплект адмиралтейских карт и лоций норвежского побережья.

День клонился к вечеру, когда я сел в автобус, доставивший меня в Сити, и перешел Темзу по Тауэрскому мосту. Замерев на несколько секунд у парапета, я полюбовался «Дивайнером». Снова был прилив, и палуба яхты почти поравнялась с причалом. С высокими мачтами и синим корпусом, она казалась мне прекрасной. Мне нетрудно было понять чувства тех, кто обычно стоял там, где сейчас находился я, глядя на мое судно. Выше по течению реки сиял закат, и в лучах заходящего солнца сырой и холодный воздух мерцал оранжевыми отблесками. В некоторых окнах высоких офисных зданий все еще горел свет. Раздался бой часов, и я посмотрел на свои наручные часы. Шесть часов. Я заторопился.

Я уже проходил между высокими пакгаузами, когда меня обогнало такси. Автомобиль остановился у причала. Расплатившись с водителем, из него вышел стройный, аккуратно одетый мужчина. Он неуверенно оглядывался по сторонам, когда я подошел к нему.

– Прошу прощения, – заговорил он. – Вы, случайно, не знаете, это яхта «Дивайнер»?

Он кивнул в сторону возвышающихся над пристанью стройных мачт. Мужчина был похож на американского бизнесмена, и его речь вполне соответствовала его облику, не считая едва заметных признаков чего-то похожего на валлийский акцент и необычайно четкой артикуляции всех звуков.

– Это она, – подтвердил я. – Что вам нужно?

– Я ищу мистера Гансерта, – ответил он.

– Я Гансерт, – сообщил ему я.

Его довольно тяжелые брови слегка приподнялись, но суховатые черты сохранили свою невыразительность.

– Хорошо, – отозвался он. – Меня зовут Йоргенсен. Возможно, вы обо мне слышали?

– Конечно, – подтвердил я и протянул ему руку.

Его кисть оказалась настолько вялой, что мне показалось, он пожал мне руку исключительно ради приличия.

– Я хотел бы с вами поговорить, – произнес он.

– Тогда пройдемте на борт, – пригласил я.

Когда я шагнул на палубу, из люка машинного отделения высунулась голова Картера с испачканным смазкой лицом.

– Где мистер Эверард? – спросил я у него.

– Внизу, в кают-компании, сэр, – ответил он. – С ним мисс Сомерс и еще какой-то мужчина. Он явился на борт с чемоданом, как будто собрался провести с нами выходные.

Я кивнул и спустился по трапу в каюту.

– Не ударьтесь головой, – предостерег я Йоргенсена.

Войдя в кают-компанию, где царил полумрак, я увидел мисс Сомерс, которая сидела напротив Дика. Рядом с ней стоял рыжеволосый, плотно сложенный мужчина, которого я тут же узнал.

– Если не ошибаюсь, Кертис Райт? – спросил я.

– Выходит, вы меня помните? – с довольным видом откликнулся он. – Знаете, вы были одним из немногих промышленников, которым мне нравилось наносить визиты, – добавил он, стискивая мою кисть в мощном рукопожатии. – Вы знали, что нам нужно, и работа двигалась.

Некоторое время этот человек отвечал за испытания нашего артиллерийского оборудования, будучи офицером регулярной армии, и время от времени посещал наши заводы.

– Это визит вежливости? – поинтересовался я. – Или ваше появление имеет отношение к Фарнеллу?

– Я насчет Фарнелла, – подтвердил он мою догадку. – Сегодня утром мне позвонил сэр Клинтон Манн.

– Вы знали Фарнелла? – спросил я у него.

– Да. Встречался с ним во время войны.

Внезапно я вспомнил о Йоргенсене. Представив своих гостей друг другу, я попросил Дика поручить Картеру включить нам свет. Я до сих пор не понимал, зачем сюда явился Йоргенсен.

– Скажите, мистер Йоргенсен, – обратился я к нему, – вы тоже пришли поговорить о Фарнелле?

Он улыбнулся.

– Нет, – ответил он. – Я пришел, чтобы поговорить о гораздо более важных вещах… и наедине.

– Разумеется, – кивнул я.

В это мгновение в каюту вернулся Дик.

– Там наверху довольно странный тип, – сообщил он мне. – Утверждает, что у него тут назначена встреча.

– Как его зовут? – спросил я.

– Меня зовут Дахлер, – донесся от двери низкий голос с иностранным акцентом, звук которого заставил Йоргенсена развернуться так быстро, как будто кто-то резко ткнул его в спину.

В дверях кают-компании неловко переминался с ноги на ногу невысокий человечек. Я не заметил, когда он там появился. Он как будто материализовался из воздуха. Его темный костюм сливался с тенями, и на этом темном фоне отчетливо выделялось белое пятно его лица под стального цвета седыми волосами. Он шагнул вперед, и я увидел, что одна рука у него парализована. Пронзительно засвистел двигатель. В кают-компании вспыхнул свет, и Дахлер резко остановился. Он увидел Йоргенсена. Черты его лица заострились, а в глазах вспыхнула неожиданная и безудержная ненависть. Он тут же улыбнулся, но эта улыбка была такой перекошенной, что у меня по спине пополз холодок.

– God dag, Knut, – произнес он, и я понял, что он говорит по-норвежски.

– Что вы здесь делаете? – вместо ответного приветствия произнес Йоргенсен.

В его голосе не осталось и следа прежней учтивости. Теперь в нем слышались гнев и даже угроза.

– Я пришел, чтобы поговорить с мистером Гансертом о Фарнелле.

Калека, запрокинув голову, в упор посмотрел на Йоргенсена. Затем он обернулся ко мне.

– Вы знали Фарнелла? – спросил он.

Его губы были по-прежнему искривлены в странной улыбке, и я внезапно понял, что его лицо тоже парализовано. Некоторые слова вызывали у него явные затруднения. Паралич привел к небольшим заминкам речи, и в уголке его рта собиралась слюна, поблескивавшая в свете лампы.

– Да, – ответил я. – Я с ним когда-то работал.

– Он вам нравился?

Задавая этот вопрос, он пристально наблюдал за моим лицом.

– Да, – ответил я. – А что?

– Я всегда стремлюсь понимать, чью сторону принимают люди, – тихо ответил он и снова посмотрел на Йоргенсена.

– Зачем вы сюда явились?

Вопрос Йоргенсена прозвучал так отрывисто и грубо, как будто он обращался к подчиненному.

Дахлер ничего не ответил. Он не двинулся с места. Он продолжал смотреть на Йоргенсена так, что от этой тишины атмосфера накалялась все сильнее. Казалось, этих двух людей связывает нечто, не нуждающееся в словах. Первым молчание нарушил Йоргенсен.

– Я хотел бы поговорить с вами наедине, мистер Гансерт, – произнес он, оборачиваясь ко мне.

– Похоже, вы боитесь делать свои предложения открыто? – ядовито поинтересовался Дахлер. – Очень жаль, что здесь нет Фарнелла, который мог бы дать мистеру Гансерту дельный совет.

– Фарнелл мертв.

– В самом деле? – Дахлер резко подался вперед. Теперь он был похож на паука, выскочившего из угла своей паутины. – Что заставляет вас считать, что он умер?

Йоргенсен колебался. Я видел, что он в любую секунду может надеть шляпу и покинуть яхту. И я этого не хотел. Если бы я мог задержать Йоргенсена на борту… В этот момент я услышал звон сигнального колокола, донесшийся с Тауэрского моста. Мгновенно приняв решение, я шагнул к двери.

– Я пришел сюда не для того, чтобы разговаривать о Фарнелле, – произнес Йоргенсен.

Я выскользнул из каюты и взлетел по трапу.

От соседнего причала отходил трамповый пароход. Движение по Тауэрскому мосту прекратилось. Картер и Уилсон стояли у поручней и о чем-то беседовали.

– Картер, – окликнул я парня. – Двигатель теплый? Заведется с первого раза?

– О двигателе можете не волноваться, мистер Гансерт, – откликнулся он. – Заведется как миленький. Мне стоит только пальцами щелкнуть.

– Тогда заводи, – скомандовал я. – Трогаемся и как можно скорее.

Он нырнул в люк машинного отделения, а я приказал Уилсону отдать швартовы.

– Только тихо, – добавил я.

Он перепрыгнул через поручень, и спустя несколько секунд оба троса уже лежали на палубе.

Я скользнул на корму и встал к штурвалу. Двигатель два раза чихнул, а затем взревел и завелся.

– Полный назад, – скомандовал я Картеру.

Под нашей кормой вскипела вода, и мы начали движение. Как только мы отошли от причала, я подал команду «полный вперед» и резко повернул штурвал. Двигатель ревел, а лопасти винта вращались под водой, взбивая воду в пену. Длинный бушприт описал широкую дугу и замер, указывая на главный пролет Тауэрского моста.

Дик, спотыкаясь, взбежал по трапу на палубу. Ему на пятки наступал Йоргенсен.

– Что происходит? – воскликнул Йоргенсен. – Почему мы вышли в реку?

– Мы меняем место стоянки, – сообщил ему я.

– И где будет новое место стоянки? – подозрительно поинтересовался он.

– В Норвегии, – отозвался я.

1

Строка из военного сонета «Солдат», написанного в период Первой мировой войны английским поэтом Рупертом Бруком (1887–1915). (Здесь и далее примеч. пер.)

Затерянные во льдах. Роковая экспедиция

Подняться наверх