Читать книгу Критик Ковчега - Herman Ishchenko - Страница 2

Оглавление

Критик Ковчега

Часть 1

В Пещере Среди Крыс


Глава 0. Проект «Джордж». Часть Первая.

Самое худшее для человека, который считает свои намерения благими, а себя праведным – это осознание того, насколько сильно он ошибался в суждениях. Что может произойти с тем, кто всю свою жизнь прожил в обмане, будь ему сорок, двадцать, или даже пятнадцать лет? Голова этой особи начнет идти кругом до тех пор, пока не порвется грань между благими намерениями и актами насилия. Все очень просто. Мозг будет изучать новый механизм собственного мышления. И этот самый мозг в конечном итоге начнет ненавидеть все те мысли, которые производит. Именно так человек открывает в себе темную сущность, которая, время от времени, показывалась на горизонте сознания. Вот только теперь эта темная материя души будет идти с тобой под руку, продолжая разрушать когда-то установленные принципы. Никаких барьеров. Последняя дверь откроется перед совершенно новым человеком. Перед тем, кто готов идти на ужасные поступки ради потехи. Но в данном случае человеком руководило безумие и зверский интерес. Единственное, что никогда не будет нравиться темному эго – когда кто-то попытается ввести его в заблуждение.

Сидящий в мягком кресле мужчина то и дело чесал свою голову, будто ребенок. Сейчас это кресло было его собственностью, как и весь кабинет, этаж, здание и улицы. Задумчивый мужчина не ставил перед собой границ, как его и учили книги. Каждый свой день он начинал, открывая глаза в светло-серой комнате. Читал литературу, которую ему давали; общался с людьми, которые к нему приходили; ел то, чем его кормили; и слушал то, что ему говорили. Себя он называл Джорджем в то время, как для всех «посетителей», носил имя «подопытным №3». Он и понятия не имел, как выглядит и что собой представляет, как и то, где находится. Когда в информации о «Подопытном №3» был указан возраст тринадцать лет, Джордж убеждал себя, что ему никак не меньше двадцати двух. Всему виной были книги, с помощью которых он узнавал мир. Этот человек, который когда-то был всего лишь мальчишкой, стал одновременно самым удачным и самым провальным экспериментом.

К семнадцати годам он избавил себя от оков. Первым делом, с помощью развитого интеллекта, Джордж ввел в заблуждение всех, кто приходил к нему с момента рождения, провернув план, выстраиваемый долгие годы, в результате которого смог поменяться местами с ними. Вдохнув совершенно новый воздух, Джордж закрыл дверь, оставив группу из четырнадцати человек в маленькой светло-серой комнатке. Только спустя неделю их тела нашли изуродованными, сплошь покрытыми множеством следов от укусов. Так, первые подопытные Джорджа пожертвовали собой ради новых знаний для своего «плода». Благодаря этому инциденту Джордж открыл для себя тайны каннибализма, и установил первый в своей жизни принцип: никогда не есть то дерьмо, из которого сделан сам.

Время шло быстро, и, казалось, Джордж опережал его. Перед ним стоял 2001-й год. Когда все отмечали канун Рождества, Джордж отмечал свое двадцатилетие новыми знаниями, расставляя все по полкам в чертогах разума. Так вышло, что он был человеком-невидимкой для всего мира, без каких-либо документов, бродящий по улицам Калифорнии, Парижа, Лондона. Возможно, именно так формировался самый устрашающий интеллект за всю историю человечества.

Всю жизнь Джорджа учили грамотно обходить то, что могло принести вред, поэтому проблем с охранной системой никогда не возникало. У него не было денег, но они ему были не нужны, ровным счетом, как и общение с другими людьми. Что ему было нужно, так это знания. Каждую украденную книгу он сжигал сразу же после ее прочтения. Наконец, перед ним открылось новое чувство – ненависть. Точнее, он этим словом назвал всю свою жизнь. Именно с этого момента Джордж начал создавать в голове свое пошаговое будущее.

В подвальной, кишащей крысами и сыростью, комнате, где Джордж хранил своих жертв с кошельками, он сел на ободранный стул и почесал голову, будто ребенок. Потом поднес воображаемую сигарету ко рту и спросил себя приятным басом:

– Чем ты затянулся, Джордж? – на что сам и ответил.

– Я затянулся пылью, крысиным пометом и вонью разлагающегося мяса.

Сразу после продолжительного смеха он вышел на улицу, и вновь поднес воображаемую сигарету ко рту:

– Чем ты затянулся, Джордж? – все так же спросил он сам себя.

– Свежим воздухом из страны моего будущего, Джордж. Свежим воздухом из страны моего будущего, именно так, Джордж! – теперь голос отчетливо пропитывался гармонией.

Глава 1. Жизнь одного из. Часть Первая.

Убрав эмоции с лица, тот, кто звал себя Паулем Маисом, взял в руки обыкновенную ручку и поднес к бумаге. Рядом с пустыми, разбросанными листами, было несколько папок и один потрепанный дневник. Все обернулось внезапно и спонтанно. Действовать приходилось быстро. И теперешний Пауль подумал, что в его распоряжении имеются все данные, для воссоздания цельной картины. Дело оставалось за первым словом.

Все происходило в огромном Ковчеге. Не в том Ковчеге, который упоминается в писаниях, речь идет о более масштабном проекте. Этот Ковчег можно сравнить лишь с самым жутким местом во всем мире, но в тоже время, самым надежным. И это чистая правда. Так называлось единственное место, где жили (существовали) люди, чего нельзя сказать о человечности.

Проснувшись, первым делом ты не идешь заваривать кофе, а на кухне тебя не ждет сытный омлет, приготовленный твоей женой. За окном не сияет солнце, не кричат утренние птицы, ни черта за этим окном нет, лишь решетка, отделяющая тебя от общества. Кто бы мог подумать, что меня будет раздражать отсутствие молочных фургончиков больше, чем их назойливые гудки каждым утром?! Если бы, конечно, я мог о них помнить.

Сейчас я все объясню. Мне удалось быть свидетелем настоящей революции, и моя задача в том, чтобы и вы могли окунуться во всю ту грязь, через которую я пронес эти строки, держа их в своей голове. Что же касается моего нынешнего состояния, то это будет чудом, если я смогу выплеснуть всю свою память на чистые страницы. Только сейчас можно понять, что собой представляет жизнь. Именно когда она подходит к концу. Поэтому не стоит занимать время пустыми разговорами. Мир, который был тогда возведен не служит мне домом, а, скорее, лишь местом обитания, оставшееся лишь благодаря определенным обстоятельствам. Тут ты просыпаешься не под домашний будильник, к которому никак не можешь привыкнуть, а под регулярный вой сирен, говорящий о начале рабочего дня, так же, как и о его конце, перерывах на обед и обо всем остальном. На завтрак тебя ждет стакан воды, один вареный, средних размеров, картофель, и, если повезет, дают банку консервированной рыбы, выловленной в одном из трех ставков расположенных близь городов. Парочка квадратных метров, называемые домом, состояла из крохотной кухни в виде маленького покарябанного столика с занозами, на который еле помещались руки, и прилагаемого к нему стула, натирающего каждое место, которое можно на него усадить; и весьма тесной спальни, в которой помещался, весь в дырках, матрац (назвать это кроватью не поворачивается язык: торчащие, почти разрывающие ткань, пружины и подушка, набитая ватой), и пару полуразвалившихся ящичков, не имеющих цвета, можно сказать, что они просто темные, даже не серые. В них мы хранили все съедобное и пару столовых приборов. Единственное чем веяло от этих пошатанных без задней стенки шкафчиков, так это сыростью! О да, сырость являлась верным спутником всего города.

Крыша над головой, не смотря на то, что в ее основу входила далеко не самая качественная древесина, все еще могла гарантировать безопасность. Пространство в оконном проеме занимала железная решетка, которая, на удивление, не поддавалась коррозии, в отличие от населения, которое устроилось в собственной рутине. Тут, в этом ожесточенном и хищном мире, решетка была одной из немногих вещей, которые могли защитить от всего, что происходило снаружи. Однако решетки на окнах ничуть не уменьшили количество смертей. Всегда находились люди, которые по неизвестной, но в то же время очевидной, причине буквально сходили с ума и шли против всех законов. Этих бедняг публично казнили или же отправляли на ожесточенные работы в центр Ковчега, что возможно, было хуже самого отвратительного и извращенного убийства.

Каждый дом беспрерывно снабжался светом фонаря, возвышающегося возле миниатюрной будки с таким же миниатюрным жителем. Света хватало, чтобы нужная часть комнаты полностью освещалась, а один из уголков всегда оставался в тени. Этот угол был многим известен, как место для выпуска всего самого тяжелого, что накопилось, в виде горечи слез. На этом экскурсия по миниатюрному жилищу заканчивается.

Почти каждый житель «нового» мира смиренно ходил на свою работу, жил своей жизнью, прикусывая губу, внушая себе, что всего достаточно, и череда событий такой и должна оставаться. А если в заумном паровом механизме одна шестеренка находила собственное мнение и выражала его публично, то ее заменяли другой, и механизм продолжал свою тяжелую работу во благо процветания центра Ковчега.

Окружающие люди ничем друг от друга не отличались, если исключить пол и характерные отличия во внешности. Мрачные лица не выражали эмоций, а имели лишь эффект покарябанного тротуара. Все одинаково одеты в серую робу, рабочие темно-синие брюки, сделанные в точности индивидуально для каждого, чтобы они ни спадали, такие же ботинки, и белье. Одежда выдавалась регулярно раз в две недели, а стирка проходила на пятый день. Условие на стрижку было одно: «до воротника», хотя в этом вопросе некоторые позволяли себе индивидуальность, но в большинстве случаев таких просто-напросто высмеивали.

Хотим того или нет, но в этом мире все мы живем под высоким потолком. Общество, рожденное где-то глубоко под землей, в целях, как нам говорили, уберечь от массового летального исхода – так называемого «Конца Света». С этой информации начиналась наша жизнь здесь. Ты открывал глаза и видел людей в белых халатах и масках, смотрящих на твое нагое тело, которые то и дело делали пометки в своих миниатюрных блокнотах. «Доктора» – так их называли. От окружающих тебя ламп исходило очень много света. Спустя какое-то время глаза привыкали и тебя отправляли на эксперименты, увы или к счастью вырезанные из памяти жителей Ковчега. После всех «процедур» давали необходимую информацию, с которой и начиналась пожизненная служба. Так же, результатом этих самых экспериментов стало отсутствие болезней, а самое удивительное – это то, что мы без трудностей могли дышать в «новом» мире, под землей, если принимали таблетку раз в два дня. О времени для приема маленькой желтой капсулы нас оповещала все та же сирена, которая и будила. В тех случаях, когда по разным причинам не удавалось принять это горькое спасение, человек задыхался и умирал в течение пары минут.

Все трупы уносили в центр Ковчега, после чего о них ничего не слышали. Никто не знал точно, и даже не догадывался, каких масштабов достигал Ковчег. Нам лишь дали знать, что центр окружало двенадцать городов, каждый из которых специализировался на своей профессии. Наш город был среди других под буквой «З». Что касается прошлой жизни, то никто ничего не помнил. Воспоминания – та часть, которая покинула все углы моего мозга.

В центре всего Ковчега находилась столица именуемая «Золотым Сердцем». Эта территория занимала по площади примерно три крупных города. Единственная известная нам информация о Золотом Сердце вмещала в себя весьма простое и глупое понятие – оно является нашим спасением, и мы работаем исключительно ради него. Центр ограждался огромным забором, пропускавшем через себя миллионы разрядов электричества. За ней виднелись многоэтажные дома со стеклянными окнами, в которых все время был включен свет. Куча витрин и простых двухэтажных построек, предназначенных, видимо, для одного человека или семьи. Правила, действующие «за забором» нам не были известны.

В самом центре подземного мира возвышалась главная башня всего ковчега – «ЯДРО», оно же считалось домом «Спасителя», о котором ходили только слухи. Золотое Сердце снабжало все города запасами еды и прочими необходимыми для жизни припасами. Каждому из нас дали понять, что мы всего лишь заключенные для Золотого Сердца, отбросы, на которых повесили бирку «РАБОЧАЯ СИЛА», на что жаловаться не было смысла. Определенное большинство, подобная жизнь устраивала, ведь жизнь чудесна до той поры, пока не с чем сравнивать.

Тех, кто не достигал достаточных результатов за определенный период, ожидали далеко не самые приятные наказания, например понижение в классе, что означало сокращение объема выдаваемой пищи, без которой можно представлять покойных коллег, протягивающих свои руки к еще живому организму. Поэтому большинство трудилось из-за всех сил в надежде получить дополнительный кусок черствого хлеба.

После чистки зубов травяной мазью, выдаваемой раз в месяц, я стоял перед грязным, висящим на стене кухни, зеркалом, которое без особых трудностей могло уместиться в руке взрослого мужчины, то есть, его размера хватало как раз для того, чтобы увидеть в нем можно было только отражение лица. Оставалось одеться и осознанно принять серый образ жизни, хищно поджидавшим по ту сторону стен.

Вот тот момент: вой сирен, обозначающий, что до начала рабочего дня осталось пятнадцать минут. В сопровождении этого мерзкого звука дверь моего и многих других домов открывалась, и общество превращалось в настоящий механизм.

Наступило то самое ежедневное мгновение, когда мужчина тридцати четырех лет, ростом не доставая восьми сантиметров до двух метров и с черными, короткими волосами покинул свой дом. На его строгом лице виднелась короткая щетина, которая сбривалась почти каждый второй день. Несмотря на худое тело, рубашка демонстрировала рельеф еле заметных мышц. Он считался одним из самых высоких людей своего города, но до Великана Пада Бриггса ему не хватало целых тридцать сантиметров. День для Пауля Маиса начался. Добро пожаловать на развалившуюся палубу, где можно долгое время общаться с человеком, и лишь потом разглядывать в нем кусок гниющей древесины, наполовину сожранной термитами.


Глава 2. Жизнь одного из. Часть Вторая.

В каждом городе твою способность и пользу, которую ты можешь принести Золотому сердцу, определял далеко не добровольный тест. С его помощью так называемые «доктора» указывали, к какому семейству тот или иной человек больше всего подходит. Почему не добровольный? Ну, во-первых, потому что «добровольно» это не про наш город и уж точно не про связывающие путы отчаяния, а во-вторых, мы нигде не ставили роспись на согласие, так как в решающий момент перебывали в коме.

Нет, семей у нас не было. Все возможные чувства к кому-либо ограничивались простой дружбой, а те, у кого появлялись бабочки в животе, тут же узнавали какая на вкус собственная кровь. Подобные проявления человеческих чувств наши «законодатели» считали неуместными. Именно благодаря нелепой логике, количество жертв Ковчега увеличивалось с каждым новым правилом.

Семейство – это не то понятие семьи, которое первым приходит в голову. У нас оно всего лишь название группы людей, своего рода гильдии. Каждое семейство занималось определенной работой. Система была так устроена, что абсолютно каждый житель приносил пользу. Не знаю, как в других городах, но в нашем существовало четыре семейства, и каждое выполняло свою функцию.

Первое по значимости – семейство Когинов. Они отвечали за порядок на улицах, принадлежавших каждому семейству, а именно за то, чтобы конфликты среди жителей вообще не происходили. Нередко встречалась тьма негативных мнений адресованных Золотому Сердцу, но подобный мятеж быстро превращался в поле боя, после чего, оставшиеся смельчаки учились прочно держать свой язык за зубами. Когины полностью состояли из таких же людей, как и те, кого они не редко публично убивали за нарушение законов или свое весьма неприятное, но правдивое мнение. В отличие от других, Когины, они же патрульные нашего города, по-настоящему боялись Золотое Сердце. Ведь они прекрасно знали, на что способна верхушка центра, если плыть против ими заданного течения.

Следующие – семейство Мортэнов. Им досталось заниматься сбором трав и охотой на диких животных, которые время от времени покидали свои норы, сооруженные между городами, и направлялись в сторону поселения. Так как семейство напрямую занималось добычей пищи, среди работников имелись и повара. Мортэны, так же как и Дэйвинсы, пользовались привилегией обмениваться некоторыми ресурсами с Золотым Сердцем, хотя почти всегда обмен не имел для них выгоды.

Семейство Дэйвинсов выполняло две функции. Первая – расчеты. Дэйвинсы подсчитывали нужное количество материалов для обмена с центром на те, что поновее, или те, что необходимы в первую очередь. Так же в их руках были собраны все отчеты за месяц по каждому жителю нашего города. Вторая функция – добыча этих самых ресурсов и их переработка. Они являлись единственным семейством, которое имело доступ к большинству станков для переработки, когда у Мортэнов имелось всего два.

Я же относился к семейству Броувэлл. Основной нашей задачей было строительство новых домов. Однако за всем этим скрывался более трудный процесс в виде правильного расположения новых «будок» так, чтобы улицы не сильно изменялись в размерах. Планировка домов и чертежи всего города в мельчайших деталях лежали на наших плечах. В ряды Броувэлл входило всего две группы строителей, каждая по двадцать человек, и две группы своего рода «планировщиков». Несмотря на то, что по количеству мы считались самым маленьким семейством, для каждого отводилась индивидуальная важная роль.

Среди маленьких домов возвышались семейные центры – самые большие постройки во всем городе. Несмотря на то, что их стены менялись куда чаще, чем у простых домов, они все равно успевали пропитаться сыростью, а из длинных коридоров, куда не доходил свет фонарей, доносились жуткие поскрипывания, создаваемые жителями верхних этажей. Эти дома предназначались для глав семейств, назначенных лицами из Золотого Сердца. Периодически огромная площадь здания из досок и колон служила для собраний или торжеств, которые происходили не чаще чем четыре раза в год. Для таких построек выдавались стекла, заполняющие пространство за решетками в оконных проемах. Четыре огромных этажа-надзирателя, наблюдавших за всей территорией семейства. Также это было единственным местом, где у каждого семейства находилась группа опытных докторов из десяти или двенадцати человек. На втором и четвертом этажах находилось по кухне, которые были не такими жалкими и убогими, как в будках рабочих. В центрах в каждой кухне стояла печь с двумя конфорками, работающая за счет электричества Ковчега, несколько раковин и огромный стол с кухонными приборами, включая два-четыре ножа. Весь третий этаж занимал огромный зал с двадцатью столами, за каждым из которых помещалось до шести человек. Его использовали на собраниях, проводившихся случались явно чаще торжеств, но не намного. Первый этаж, как и оставшееся место на втором и третьем, состоял из маленьких комнат с кроватями, которые открывались только в день семейной церемонии, проводившейся раз в году. Центры были самыми ухоженными постройками города, но под светом уличных фонарей и небольших ламп, расположенных по углам коридоров, семейные здания всё-таки считались грозными глазами города, если не брать в счет огромную башню, наблюдающую за нами с той стороны электрического забора.

Как я уже говорил, пар у нас не было. Девушек особо не напрягали по работе, поэтому они в основном занимались подсчетами и прочим, где не требовались физические усилия. Однако некоторые умудрялись строить отношения, но их ждала та же участь, что и других нарушителей. Эх, чудом казался тот месяц, за который Смерть никого не забрала с собой. Помимо всего вышенаписанного, мы не могли даже покончить жизнь самоубийством. На левое запястья, будто наручники, нам прикрепляли тонкие напульсники, которые обтягивали кожу, и если человек задумывал покончить с собой, его било током до тех пор, пока он не терял сознание. Таких индивидов забирали люди из Ковчега, а спустя несколько дней они возвращались с промытыми мозгами.

Ну, как-то так все и складывается. Я же, как только закрываю дверь, иду вдоль застекленного слоя электрического забора. К рабочему месту я могу добраться несколькими путями, но основных два: первый проходил мимо дома Дейвинсов, а второй – параллельно забору, который выводил меня прямиком на центральную улицу нашего города, от которой мое рабочее место находилось в двух минутах ходьбы средним шагом. По этому пути мало кто ходил, и это помогало перед работой собраться с мыслями и добраться до конечного пункта без лишней злобы. Несмотря на мою любовь к утренней тишине, иногда компанию мне составлял Тобби Реинд со своими нудными разговорами о том, где можно добыть еще не испортившиеся консервы или кусочки жареного мяса, хотя о его происхождении и сам Тобби не знал. И нет, он не рылся в мусоре, а был главным сплетником семейства и мог разузнать даже специфическую информацию. Ростом он сантиметров на семь ниже меня и иногда ему приходилось идти по бугоркам, чтобы не смотреть на меня словно из-подо лба. Его белые, густые и вьющиеся волосы, достающие почти до воротника, даже после мытья все равно казались грязными. Чего не сказать про весьма ровную и ухоженную бороду, которую, судя по всему, он подравнивает с помощью маленьких лезвий, видимо, добывая их у семьи Броувэлл за дополнительную работу. Тобби не был тощим, но при этом полным его тоже нельзя назвать. Для его тридцати пяти лет он выглядел явно лучше некоторых из тех, кто моложе. Я предпочитал ходить один, планируя свой день наперед, но никогда не отказывал знакомому в компании, пусть даже он и любил пустые разговоры. В нашей жизни и без того хватало серых оттенков, чтобы быть в ней еще и интровертом. Я был удивлен существованию таких личностей здесь, даже несмотря на то, что их критически мало. Идущие навстречу люди, чаще всего смотрящие в пол, одинаково перебирали ногами, как в начале дня, так и в его конце.

Подойдя к рабочему двухэтажному зданию, первым делом нужно отметиться у полненькой и рыжеволосой дежурной Ванессы Стоун, и только потом, после третьего воя сирены, приступать к работе. Эти здания куда больше простых домов, и к тому же двухэтажные. На территории нашего семейства таких построено семь. На этажах находилось по весьма просторной комнате с парой ламп в каждой.

Я занимался планировкой домов и перепроверкой подсчетов необходимого количества материалов для этого. Работая в группе из семи человек, только с тремя из них мне было приятно сотрудничать. Виктор Фирс занимался добычей материалов, точнее, он договаривался за их поставки. Этот человек всегда представлял собой хорошего собеседника. Виктор был весьма полным и самым молодым из нашей группы. Если не ошибаюсь, двадцать семь лет. А Дэнни Риолд просто комментировал каждое свое действие, тем самым провоцируя других на обсуждение и завязку беседы. Третьим человеком была Розалия Карсон, мы работали в разных углах комнаты, а иногда и в разных зданиях. К ней на рассмотрение и изучение были доверены соглашения между семьями. Роза – единственная девушка, которую я мог назвать другом. Милая леди, на полголовы ниже меня, с весьма худым и красивым телом. Порой меня посещали мысли что, не будь глупых законов, безусловно, мы стали бы хорошей парой. Каждый разговор всегда на разные темы, о чем-то отдаленном. Время от времени я ее провожал, и в этом нет ничего такого. Она тот человек, с которым ты не замечаешь быстрого или наоборот медленного течения времени, даже в столь ужасной жизни, которую нам создали. Роза – один из немногих глотков свежего воздуха в этих трущобах.

Рабочий день завершал очередной вой сирен, после которого все освобождали свои места и направлялись к дому семейства. Каждый день после окончания рабочего дня глава семейства – Сюзанна Броувэлл, объявляет результаты о проделанной работе. В зависимости от выполненного плана, труд каждого члена семьи поощрялся пищей и питьем.

Идя домой, позади всех маленьких будок «трудолюбивого» мира, над которым нависла сеть из проводов, можно было наблюдать за видневшейся огромной башней сердца Ковчега. Кто-то на верхних этажах пристально наблюдал за этим городом. Нет, не за городом. Кто-то наблюдал за мной, так же, как и за любым другим человеком. Его не было видно с такого расстояния, но взгляд ощущался. Дрожь пробирала до самых костей, а биение сердца значительно ускорялось. Скопившийся ком слюней, казалось, застревал прямо в горле. На тебя смотрел не человек, а что-то хищное и ужасное, что-то, что желало пробраться в твой мозг, словно таракан во время сна, и отложить с десяток яиц. В этот день, безо всяких сомнений, взгляд обезумевшего нечто упал именно на меня. Всего на пару-тройку секунд. Но их было достаточно, чтобы понять: мы имеем дело вовсе не с добрейшей душой, а с гигантским паразитом, который прячется за маской огромного здания. Это нечто большее, чем один человек, это все Ядро, нет, все ЗОЛОТОЕ СЕРДЦЕ. ВСЕ СМОТРЕЛО ПРЯМО НА МЕНЯ! Одна секунда. Две секунды. Три секунды. Это чувство ушло так быстро, как будто и не приходило вовсе. Но что-то отложилось в моем сознании.

Нечто, таившееся в огромной башне Ковчега, являлось настоящим пауком, который покрыл город медными сетями-проволоками. По крайней мере, так считал я. Но, разумеется, истинное зло представлял собой человек, а не вымышленный монстр.

После этого я продолжил свой путь к дому. Закрыв за собой дверь, я впервые обессиленно упал на пол. Мое тело начало трясти, пальцы сжимались и разжимались, взгляд бросался в разные стороны, а дыхание покидало меня. ЧЕРТ! ТАБЛЕТКА! Видимо, я был так напряжен в момент пойманного на себе взгляда, что не услышал звона сирен. Точно! Баночка с таблетками находилась в правом кармане брюк. Еще оставалось три таблетки, как раз до конца недели. Не запивая водой, я закинул одну в рот, проглотил ее и ожидал результата. Таблетка подействовала быстро, буквально спустя несколько секунд. Когда я упал, то принесенная мною еда разлетелась по всей прихожей, которая была то ли частью спальни, то ли частью кухни. Голод оказался сильнее, чем я ожидал. После всех событий, которые пропустил через себя мой разум, аппетит стал только сильнее. В какой-то степени, это даже пугало.

Во всем ковчеге было очень душно. Я разделся, открыл банку консервов, которую мне выдали за вчерашнюю работу, наполнил железную кружку водой, и вот, ужин начался. После трапезы мусор отправился в пакет, а я – в душ. Воду обновляли каждую неделю, и ее хватало, чтобы раз в день нормально умыться, но лучше делать это быстро. Следующее дело – подготовка ко сну. Постельное белье, ватная подушка, наволочка, которой я укрывался, но на утро она всегда валялась на полу. Так день подошел к концу.

Сны я видел очень редко, а если они и приходили, то в основном бессвязными отрывками прошлого, которые забывались, стоило мне только открыть глаза утром. В этот раз я проснулся посреди ночи. Со лба стекал пот, а из глаз – слезы. Подушка была вся мокрая, а вместе с ней и мои волосы. Сердце билось до ужаса быстро. По какой-то причине я поддался жестокой панике. Сперва я подумал, что это продолжение сегодняшней паранойи, но ошибся.

Сквозь отдышку начал восстанавливаться нормальный темп дыхания. Сознание становилось спокойнее и яснее. И тогда, где-то вдали своего разума, я услышал крик маленькой девочки:

– Папочка… – и голос заглушился где-то вдали меня. Больше я не мог уснуть.

Все безумие началось именно с этого момента.


Глава 3. Проект «Джордж». Часть Вторая.

Чуть согнув свои пальцы, пока не раздался еле слышный хруст, Джордж сидел в кресле из рельефной и немного выпирающей кожи аллигатора, и наблюдал за птицами, удобно разместившимися на его подоконнике. Какова была их роль? Черт, да никакой! Смех, да и только. Оставалось лишь ждать, когда маленькая и длинная стрелки будут в нужных местах на пространстве циферблата.

Огромный офис в огромном здании огромного мира. Что еще необходимо для полной гармонии, когда ты сидишь двадцатью этажами выше над тем местом, где являлся подопытным кроликом в руках обезумевших людей, в итоге которые сами себя и сожрали. Вуаля, вот она, ирония науки!

Время все сильнее давило на мозг существа, возомнившего из себя совершенного человека. Очередной хруст пальцев в сопровождении тиканья секундной стрелки. Длинные рыжие волосы, почти полностью закрывающие плечи, сейчас свисали на мраморный стол офиса. Три стены были толщиной в несколько кирпичных слоев. Четвертая же являлась большим панорамным окном с видом на Токийскую Башню. Джордж восхищался ей с того самого момента, когда осознал, на что способен.

Современный мир воодушевлял его, и тем самым уничтожал. Одно Джордж мог знать наверняка – его час скоро наступит.

– Тик-так-тик-так. -напевал он себе под нос.

Дрожащий от волнения палец подкрадывался к единственной на столе кнопке. Еще несколько секунд. Такого безумия Джордж прежде не испытывал. В одну из мучительных секунд он даже подумал отступить, ведь в противном случае обратного пути уже не будет.

«Ну и черт с ним, с этим обратным путем!»

Всё двадцатиэтажное здание затряслось от звука звонящих будильников. Этого внезапного звона Джордж даже испугался, но придя в себя, пристально всмотрелся в кнопку безумными зелеными глазами. Губы растянулись в нелепой улыбке. На холодный стол упало несколько капель слюны. Следующая секунда и будильники заглохли.

– Назад пути уже нет, ВЕРНО?! – закричал в тишину Джордж. – НУ И ЧЕРТ С НИМИ, С ЭТИМИ ОБРАТНЫМИ ПУТЯМИ! ВЕРНО?!

– Верно, мой лучший друг, абсолютно верно.

Ответив самому себе, Джордж нажал на выпирающую кнопку, тем самым изменив весь мир.

Критик Ковчега

Подняться наверх