Читать книгу Полночь в кафе «Черный дрозд» - Хэзер Уэббер - Страница 9

– Некоторые не хотят даже пробовать пирог «Черный дрозд». – Саммер Павежо заправила за ухо прядь волос. – Мой папа, например. Он утверждает, что прошлое лучше оставлять в прошлом.

Мельком отметив, что ее пальцы перепачканы ежевичным соком, журналист уточнил:

– Но вы так не считаете?

Саммер посмотрела в окно на горы, словно вглядываясь во что-то, видимое лишь ей одной.

– Не считаю. Просто я нахожу в прошлом утешение, а папа – только боль.

Журналист надел на ручку колпачок.

– Почему?

Саммер резко повернула голову.

– Вы, кажется, пишете статью о черных дроздах?

– Простите, я слишком увлекся, – улыбнулся журналист.

Девушка кивнула.

– Да, в Уиклоу есть что-то такое: увлечет и потом не отпустит.

Натали

После встречи с Анной-Кейт я поспешила домой, однако родители, к моему удивлению, еще не вернулись. Уже больше семи, а задерживаться допоздна не в их правилах, значит, скоро появятся. По вечерам родители любят посидеть в патио, полакомиться десертом и выпить коктейль. Это своего рода церемониал, столь же незыблемый, как закат солнца.

Олли давно пора спать, но я решила дождаться родителей. Не терпится поговорить об Анне-Кейт. Когда они узнали о ее существовании? Судя по тому, как странно мама сегодня себя вела, – недавно. Теперь понятно, почему она вертелась около кафе: хотела увидеть Анну-Кейт. А меня, по обыкновению, предпочла держать в полном неведении. Неудивительно: мама вечно скрывает все важные дела и события, чтобы оградить меня от опасностей и огорчений. Я за ней как за каменной стеной… сказать точнее, в надежной темнице. Осознает ли мама, насколько угнетает меня своей заботой? Вряд ли. Ведь главное для нее – чтобы мне ничего не угрожало.

Замечательно, что у нее появилась внучка моих лет! Надеюсь, Анна-Кейт хотя бы частично оттянет мамино внимание на себя.

В детстве я с трудом находила друзей, потому что каждого из них сначала должна была одобрить Сили Эрл Линден. Я избегала дружеских отношений, чтобы не краснеть, объясняя приятелям, почему не смогу зайти к ним в гости. Ни сегодня, ни когда бы то ни было.

Прошло уже больше двух часов с тех пор, как мы с Олли возвратились с прогулки. За это время я успела накормить и искупать дочку, поиграть с ней в кубики и машинки. А теперь, устроившись на диване, читала ей вслух, отслеживая, не зажегся ли свет в доме родителей. Или, как я раньше называла его, «в казенном доме»: всегда ощущала себя там как в тюрьме.

Олли склонила головку мне на грудь. Я погладила ее по мягким, шелковистым волосикам, вдохнула сладкий аромат детского шампуня. Обожаю вот так по вечерам отдыхать вместе с дочкой, нежной и сонной.

Убаюканная моим тихим голосом, Олли прикрыла глазки. Я залюбовалась своей чудесной дочуркой. Меня умиляла ее младенческая невинность и умение простодушно радоваться жизни.

Я обняла малышку, чувствуя, как бьется ее крохотное сердечко, и дочка еще теснее прижалась ко мне. На ней была мальчишеская пижама, разрисованная экскаваторами, тракторами и самосвалами. Олли, в последнее время предпочитавшая играть со всевозможными машинками, сама углядела ее в магазине и пришла в такой бурный восторг, что я не устояла, хотя с деньгами у нас туго. Но я не совсем спятила, чтобы позволить себе бессмысленное расточительство, поэтому выбрала размер побольше, на вырост.

Мне в детстве никогда бы такую не подарили. Лет до тринадцати я была вынуждена спать в хлопковых ночных рубашках с рюшами, фестонами и вышитыми инициалами. Мне не разрешали носить одежду с изображениями забавных котят, диснеевских принцесс и героев из мультфильмов. И боже упаси, если бы я надела что-то предназначенное для мальчиков! Мама, видимо, считала, что за такой страшный грех ее тут же поразит гром небесный.

Олли сморил сон. Я закрыла книгу и, тихонько отложив ее в сторону, взяла дочурку на руки, прислонилась щекой к ее волосам. В такие моменты я часто думаю о Мэтте. Олли было всего несколько месяцев, когда его не стало. Никак не могу смириться с тем, что он не увидит, как растет наша дочь. Пусть даже это был его собственный выбор.

Сердце заныло при мысли о том, что Мэтт сознательно покончил с собой.

А вдруг это все-таки был несчастный случай?

Я заставила себя дышать глубоко и ровно: так психотерапевт в Монтгомери учил предотвращать надвигающуюся паническую атаку. Вдох – задерживаем дыхание – выдох… Через минуту боль в груди утихла и больше не жгла, а лишь слегка саднила.

Скоро я все узнаю. Завтра же куплю пирог «Черный дрозд» и, если местная легенда – не выдумка, в полночь во сне получу от Мэтта послание. Надеюсь, он объяснит мне, почему покинул нас. Тогда, возможно, я наконец перестану терзаться и обрету душевный покой. А пока надо терпеть и продолжать дыхательную гимнастику.

Я постоянно замечаю в дочке черты Мэтта: такая же дружелюбная и общительная, так же заразительно смеется. Олли – копия отца. Как бы мне хотелось, чтобы Мэтт увидел, какого удивительного человечка мы создали, что за чудо сотворила наша любовь.

Я смотрела на спящую Олли и изумлялась, как мало ей нужно для счастья: достаточно всего лишь «строительной» пижамы и книги из библиотеки.

Счастье… Рана в душе вновь напомнила о себе. Я готова на все, только бы Олли оставалась такой же веселой и жизнерадостной, чтобы она никогда не узнала, сколько же страданий вокруг.

Поэтому я здесь, опять живу под родительской опекой. Я очень ценю помощь, но в моем возрасте нельзя перекладывать на родителей груз своих проблем. Стыдно сидеть у них на шее…

Так, хватит переживать о том, что невозможно изменить. Иначе совсем затянет пучина сожалений. Всю жизнь я была несамостоятельной. Сначала обо мне заботились мама и папа, потом муж, и вот теперь опять родители. Нельзя больше быть застенчивой и робкой. Пора бы уже стать самодостаточной и независимой. Ради дочери. Ей нужна сильная, решительная, жизнестойкая мама.

Легко сказать…

Боль в груди усилилась, и я мысленно стала повторять алфавит: еще один способ отвлечься, которым поделился психотерапевт.

Взгляд упал на большую перевязанную ленточкой коробку у двери. Мама положила ее у порога вместе с запиской, а я занесла в дом и оставила: неохота было с ней возиться. Я и так знала, что внутри: широкополая шляпа от солнца для Олли. Хотя, если учесть, что все равно придется благодарить за подарок, надо бы посмотреть на шляпу. Вдруг мама начнет расспрашивать, что я думаю о таком цвете, размере или отделке.

Я осторожно опустила Олли на диван и на всякий случай, чтобы она не свалилась, положила рядом подушку. Потом водрузила коробку на барную стойку, отделявшую кухню от гостиной, и вытащила из-под ленточки бумажку. На ней старомодным, округлым почерком, которым мама очень гордилась, выведено:

Натали,

Стейша Дэбади придет ровно в девять утра. Пожалуйста, сделай так, чтобы Оливия-Ли была готова не позже восьми сорока пяти.

М.

Когда мы перебрались в Уиклоу, мама изъявила желание по пятницам забирать Олли. В первую неделю они устроили в парке пикник для плюшевых мишек, а во вторую ездили в Форт-Пейн на детский спектакль. Я была признательна маме за возможность передохнуть и в то же время боялась надолго отпускать от себя дочку, опасаясь, что мама, по своему обыкновению, будет излишне ее опекать.

Я порывалась положить конец их прогулкам, но мне не хватало духу. Очевидно, что такое решение ранит мамины чувства и разрушит наше хрупкое перемирие. Я не хотела ссор, поэтому молчала.

Но зачем к нам собирается Стейша Дэбади, внучка Корали? Разрезав ленточку ножом для масла, я вскрыла коробку и выложила на стол розовую шляпу с рюшами, розовый купальник, пляжное полотенце – тоже розовое, с красными сердечками – и солнцезащитный крем SPF-50.

К горлу подступила тошнота, ладони вспотели. Стало холодно. Я вспомнила, как в прошлое воскресенье за обедом мама упомянула, что Стейша Дэбади на лето устроилась работать спасателем на пруду в местном парке. Мол, это очень мило, не правда ли? Разумеется, я сразу же сменила тему, посчитав, что мама просто ляпнула, не подумав.