Читать книгу Антарктида - Хосе-Мария Виллагра - Страница 7

Часть первая
6

Оглавление

Ванглен стал сходиться с Ньеном почти каждый день. Он даже хотел переселиться к нему ближе, благо в окрестных кущах было полно пустых домов. Но Ванглен больше всего любил восходы, а Ньен – закаты, и они продолжали жить на противоположных концах острова, одного из бесчисленных островов у берегов Антарктиды.

Ванглен обожал кидать камни, а Ньен – плавать. Часто он пропадал в море на несколько дней. Но сегодня он был на берегу и, как обычно, смотрел на горизонт, ожидая заката. И, как обычно, они тут же вступили в борьбу.

Ванглен прикладывал все силы, чтобы доставить другу удовольствие поражения, но бороться с Ньеном – все равно, что попасть под камнепад. Мало того, что он был силен и умел, но во время схватки, особенно если она затягивалась, гигант приходил в неистовство и просто калечил соперника. Каждый раз все это заканчивалось для Ванглена одним и тем же. Вот и сегодня он испытал счастье великолепного поражения. Ванглен даже не смог сразу встать с песка и вынужден был какое-то время лежать, ожидая, когда срастутся поломанные ребра. А Ньен стоял, широко расставив ноги, и, по обыкновению, смотрел на горизонт, будто и не было их бешеной схватки.

– Я сегодня встретил на острове девушку, – произнес Ванглен, немного придя в себя.

Ньен обернулся к нему с радостным изумлением. Люди Антарктиды редко говорили друг с другом. Зачем говорить, если и так все ясно. Люди Антарктиды прибегали к словам, лишь чтобы выразить чувства.

– И ты, конечно, влюбился в нее! – засмеялся Ньен.

– В нее нельзя было не влюбиться! – блаженно улыбнулся Ванглен. – Я еще не встречал более красивой девушки!

– Ты счастлив? – смеялся Ньен.

– О, да! Никогда еще я не был так счастлив! Но когда я увидел ее, то не думал о счастье, – ответил Ванглен. – Когда я увидел ее, она читала книгу.

Брови Ньена поползли на лоб. Он перестал улыбаться. Ванглен замолчал, задумчиво набирая в ладонь песок и наблюдая, как он тоненькой струйкой стекает с его пальцев. Он так увлекся этим занятием, что не сразу почувствовал вопросительный взгляд Ньена.

– Она совсем ушла в себя, – продолжил свой рассказ Ванглен. – Мне с большим трудом удалось вернуть ее к жизни.

Какое-то время прошло в молчании. Ньен смотрел в море. Ванглен веял песок по ветру.

– Почему люди засыпают, чтобы никогда больше не проснуться? – спросил Ванглен, продолжая ковыряться в песке.

– Ты хочешь поговорить? – с восторгом повернулся Ньен к другу. – Ты хочешь поговорить о смерти? Я с радостью воспою ее для тебя!

Гигант вновь обернулся к морю, воздел свои громадные руки к заходящему солнцу и возопил:

– О, смерть! Закат дней нашей жизни, венчающий своим великолепием ее долгое счастье! Ты – самое прекрасное, что может случиться с человеком в Антарктиде! Мы все ждем тебя с восторгом и упоением! Мы жаждем тебя! Рано или поздно наступает миг, когда человек не в силах больше выдержать счастье бытия, когда в нем сливаются все краски мира, все его восходы и закаты, весь свет и все тени, ароматы всех цветов, все восторги дружбы и вся любовь, которую он познал. Однажды наступает миг, яркий и упоительный, ради которого все мы и живем в Антарктиде, – миг высшего счастья! И оно столь велико, что становится непереносимым. И человек понимает, что это счастье – внутри него, что счастье – это он сам. И человек растворяется в этом счастье. Человек уходит в себя, чтобы никогда больше не возвращаться.

– Как красиво! Как красиво ты говоришь! – со слезами на глазах прошептал Ванглен, восторженно глядя на вдохновенное лицо друга, на его могучее тело, точно вырубленное из куска мрамора и отшлифованное миллионами поцелуев.

– Значит, книги – это высшее счастье, если от них засыпают? – ликовал Ванглен.

– Люди не всегда умирали от счастья, – тихо, будто колеблясь, продолжать ли, произнес Ньен. – Были и другие времена.

– Ты знаешь про другие времена? – спросил Ванглен, непонятно чему удивляясь, существованию других времен или тому, что его собеседник тоже знает о них.

– Я давно живу на свете, видел много людей, говорил с ними, – Ньен старался хранить спокойствие, но дрожь в голосе выдавала его волнение. – Я видел человека, который никак не мог уснуть и не проснуться. Он жил так долго, что даже лицо у него поросло волосами и они стали белыми, как снег. Он не мог уснуть даже над книгами, хотя он только и делал, что читал их.

– И он рассказал тебе, что написано в книгах? – произнес побледневший Ванглен, снова непонятно чему удивляясь.

– Сначала содержание книг показалось ему очень странным, – Ньен все больше увлекался речью. – Они были совершенно понятны! Они были слишком понятны, чтобы быть написанными лишь ради того, что в них написано. В одной из них, к примеру, говорилось о квазистационарной теории строения материи. В другой рассматривались частные аспекты преобразования струнных пространств с произвольным числом измерений. Были книги, которые вообще целиком состояли из математических вычислений, – сотни страниц сплошных формул, где в самом начале уже было предопределено то, что получится в конце, так что непонятно, зачем все это писалось с начала, а не с конца, с задач, а не прямо с ответов. Беловолосому сперва вообще непонятно было, зачем писались книги. Но потом он понял. Люди, писавшие эти книги, не знали ответов. Представь себе, они искали ответы!

Ванглен судорожно сжимал и разжимал песок в кулаке. Его лицо пошло пятнами. Дыхание стало неровным.

– Людям, писавшим книги, приходилось обо всем думать, даже о чувствах, – продолжал Ньен. – Их рассуждения были замысловаты, и тем не менее они умудрялись делать элементарные, смешные ошибки. Они на полном серьезе думали, что материя из чего-то состоит, а у пространства есть измерения. Люди, писавшие книги, считали, что будут знать больше, если поймут, из чего, к примеру, состоит этот камень. Нам с тобой невозможно даже представить логику их рассуждений, потому что мы знаем этот камень так хорошо, будто сами его создали. Он состоит из того же, из чего и мы. Как можно о нем что-то знать? Мы просто чувствуем его. А люди, писавшие книги, на самом деле считали, что у целого есть части. Их воображение было столь бедно, что им все надо было вычислять. Беловолосый человек видел книги, целиком посвященные вычислению числа Пи. Люди вычисляли и вычисляли его и никак не могли завершить эти вычисления. Они не могли понять, что число Пи нельзя вычислить, потому что это не число, а чувство. В данном случае – чувство меры, чувство красоты. Но люди, писавшие книги, не могли чувствовать это чувство сильно и точно. Их чувства были неясными. Поэтому они пытались все вычислить и все понять. Они не знали ответов. Они жили в мире, где не было ответов, так же как мы живем в мире, где нет вопросов.

Ванглен в глубокой задумчивости уставился в песок, но Ньен все говорил и говорил.

– Они называли это наукой. Но их наука еще не дошла до понимания главной научной истины: нет верных или неверных ответов. Разум всесилен и может доказать все, что угодно. Не только то, что есть, но и то, чего нет. Нет верных ответов. Верны лишь чувства. Но чувства людей в те времена были несовершенны. Они могли чувствовать не только любовь и счастье, но и их противоположность. И тогда они придумали искусство, чтобы чувствовать чувства. Им нужны были звуки, чтобы слышать гармонию мира. Они называли это музыкой. Им нужны были краски, чтобы видеть красоту. Они называли это живописью. Им нужны были слова, чтобы выразить чувства. Они называли это литературой. Но чтобы люди могли чувствовать чувства, в них говорилось не только о чувствах, но и об их противоположностях. Нам трудно даже представить то, о чем говорилось в этих книгах. В них говорилось о том, что любовь может быть мукой. Что ветер, ласкающий листву, способен рвать ее с ветвей. Что дождь может длиться сутками, а не моросить недолго перед самым рассветом. Что цветы могут не только цвести, но и вянуть. Что мир может быть жестоким, а люди способны умирать не только от счастья. Они называли это поэзией. В ней о чувствах говорилось словами! Это вообще невозможно вынести. Вот послушай:

Любовь коснулась губ

Нежней, чем можно

Выдержать, и груб

Казался воздух,

Которым я когда-то жил —

Тот мускус был так густ,

Что голову кружил…


В этот момент Ванглена мучительно стошнило на песок какими-то желто-зелеными сгустками. Он совсем было уснул, но при звуке стихов природа выручила.

– Противно думать! – пожаловался он.

– Дыши ровнее, – спохватился Ньен. – Не смотри вглубь себя. Смотри на землю или на небо. Или на море, как это делаю я, когда тошные мысли одолевают. Полюбуйся на что-нибудь. Тебе станет легче.

– У меня плохое чувство! – простонал Ванглен Ньен подбежал к ближайшему дереву, сорвал с него цветок побольше и сунул его в нос Ванглену.

– Если книги не приносят счастья, то почему мы, люди, умираем от них? – прошептал Ванглен, жадно прижимая цветок к лицу.

– А почему ты думаешь, что мы – люди? – солнце почти село, и на божественном лице Ньена играли его багровые отблески.

Антарктида

Подняться наверх