Читать книгу Средневековье: забытая история Запада. Том 2. Волшебство повседневности - И. А. Ярмизин - Страница 5

т.2 ВОЛШЕБСТВО ПОВСЕДНЕВНОСТИ
Глава 3. Дороги. Мир глазами странника

Оглавление

К Святой Земле по морю: быстро, но опасно


Давно устоявшийся стереотип: средневековое общество – общество оседлых людей, крепко-накрепко привязанных к своему клочку земли. Да и мы сами говорили об обособленности человеческого мирка в то время по сравнению с открытостью античности. И все-таки общество, вроде бы скованное в неизменных границах, пребывало в непрерывном и всеобщем движении. Не будет преувеличением сказать, что население стран Запада в течение всего средневековья так и не избавилось полностью от кочевых привычек. Знатные люди – от короля до какого-нибудь графа или барона – со своими дворами, большими и малыми, постоянно перемещались от одного владения к другому. Одним из побудительных мотивов такого перемещения был «прокорм» суверена и его двора, – потребление на месте продуктов, произведенных подведомственным населением и по праву причитающихся ему. Разумеется, сразу возникает вопрос; а чтобы не наоборот – не король к продуктам, а продукты к королю. Увы, тогда такой естественный для нас подход в те века был абсолютно нерационален. Свезти товары в одно место, а потом хранить долгое время не было возможности, как из-за трудностей с транспортировкой, так и по причине отсутствия надлежащих складских помещений и технологий хранения.

Еще один мотив лежал, скорее, в области психологии: невозможно было управлять королевством, тем более огромной империей, невозможно заставить подчиняться всех этих своенравных графов и баронов, если ты им практически неизвестен, если они знают о тебе лишь понаслышке, абстрактно. В ту абсолютно «личностную» эпоху вассал должен был ощущать, осязать, представлять себе суверена. Только тогда он подчинялся его приказам. Абстрактный король власти не имел.

Но не только на заре эпохи, но и во времена ее расцвета – в XII – XIII вв. – короли не сидели на одном месте. Вот подсчеты относительно одного из самых знаменитых английских монархов – Ричарда Львиное Сердце. Из 117 месяцев своего правления (6 июля 1189 года – 6 апреля 1199 года) он 6 месяцев провел в Англии, 7 – на Сицилии, 1 – на Кипре, 3 – в плавании по различным морям, 15 – в Святой земле, 16 – в тюрьмах Австрии и Германии, 68 – во Франции, из которых 61 – в собственных феодах. Таким образом, английский двор находился не в Лондоне или Йорке, а там же, где и король: в Бордо или Линкольне, в Кентербери или Руане.

А дороги все полнятся. Кто-то, собрав армию, идет на соседа, – начинается очередная война. Кто-то подался в пилигримы и направляется в святые места. Кто-то ведет караван, полный различных заморских товаров. А кто-то, увы, разорился и теперь приходится нищенствовать. Благо средневековое общество благожелательно относится к бродягам, полагая, что их молитва «ближе к Богу». Местные жители охотно их кормят и оставляют на ночлег. В поисках своей аудитории шагают первые профессора, а в поисках профессоров – первые студенты. Рядом с ними – трубадуры, менестрели и миннезингеры. Между путниками завязываются оживленные диалоги на самые разные темы – от литературы до богословия. В общем, люди всегда были в дороге, в седле, и прерывали странствования только на время затяжных дождей. А главным препятствием для перемещения было вовсе не жалкое состояние дорожного хозяйства или непогода, а отсутствие корма для лошадей в определенные периоды времени. Так что нередко самым надежным способом передвижения, как и тысячи лет назад, был пеший. Поэтому, например, Карл Лысый во время своего второго похода в Италию, обеспечивал связь с Галлией с помощью пеших гонцов. Ходокам приходилось перебираться через Альпы, и все равно данный вид связи был наиболее предпочтительным.

И опять парадокс, которыми полно средневековье: люди постоянно двигались по путям и направлениям, замечая вешки, используя броды. Но важнейшего элемента транспортной инфраструктуры – дорог – фактически не было! Правда, трудности в те времена никого не останавливали.

Да, отсутствие дорог не смущало пилигрима. Ведь его путь вовсе не был кратчайшим расстоянием из «точки А в точку Б». Более того, он вообще не пролегал «от точки до точки» и не зависел от времени. Странники обычно никуда не торопились. Они часто сворачивали в сторону, чтобы миновать замок рыцаря-разбойника или посетить какое-нибудь святое место. Больше ходили проселками, вьющимися полевыми тропинками, межевыми тропами или корявыми булыжными трактами. Сливаясь друг с другом, они приводили к местам паломничества7, но чтобы достигнуть их приходилось миновать броды, чащобы, перевалы. Для путника тропинки нигде не кончались, увлекая его далеко-далеко, а за каждым поворотом, за каждым извивом реки открывались новые дали.

Странник не строил планы на будущее. Он не думал об обратном пути, и еще меньше представлял себе, чем займется после опасного путешествия. Как герои Круглого стола, которые отправлялись в поход, не зная, когда вернутся, и вернутся ли вообще. Человек брел по незнакомым дорогам, которые могли вести в никуда… Внезапно заканчиваясь, они оборачивались бескрайней пустошью. Ландой, по-французски.

А вокруг ни души. Тишина, только пчелы деловито жужжа, летят по своим делам. Это та самая «заброшенная» земля из рыцарских романов, конец всех дорог и начало чудесных и опасных приключений. Тропинка, последняя связь с миром прерывается. Но что ему до того? Внутренне он давно оторвался от него, и такая оторванность означала высшую свободу.

Человек легко переходил от оседлости к жизни в пути, тем более, что «своим» он был только в своей деревне, а почти сразу за ее околицей «чужим» в той же мере в какой и через тысячу километров пути, если, конечно, не выходил за пределы европейской цивилизации. Он покидал издавна знакомый и докучный мирок и вырывался на просторы огромного христианского мира, а самые отважные проникали далеко за его пределы. Недаром на скандинавском Севере слово «домосед» служило синонимом слова «глупец».

И только в самом конце средневековья с ростом благосостояния и «мирских» дел постепенно начинает выветриваться дух крестовых походов, ослабевать вкус к путешествиям и общество делится на две неравные части. Большая – становится миром домоседов. Евангельское понимание человека как вечного странника на земле изгнания и слова Христа: «Оставьте все и следуйте за мной» становятся фигурами речи и уходят в прошлое. Меньшая, напротив, фантастическим рывком выходит за пределы ойкумены, буквально бросается за горизонт, в края, о которых еще совсем недавно страшно было даже подумать. Так началась эпоха Великих географических открытий.


Долгий путь. Опасности того времени

Нужно ли говорить, сколь трудные и опасные испытания поджидали отважных странников, рискнувших отправиться в неизведанные земли за пределами христианского мира? Они могли повстречать суровых амазонок, скачущих на диких конях, или антропофагов с лошадиными ногами, услышать лай псоглавых людей-кинокефалов, почему-то любящих прясть, или попасть к совсем уж странным племенам, которые питаются лишь запахом яблок. В тех местах муравьи величиной с собаку охраняли золотой песок, огромные змеи проглатывали оленей, а в реках плавал червь, который своими клешнями хватал и топил слона. А какие страшные были люди! Вот, например, эфиопы. Лица у них без носа, ровные и плоские. Вид – безобразен. А вот человеческие существа со сросшимися устами, через маленькую дырку в которых сосущие с помощью овсяного колоса свою еду. Где-то в африканской пустыне обитают панотии-ушаны, – маленькие человечки с огромными растопыренными ушами. Ночью, когда становилось прохладно, уши служили убежищем, куда они укрывались, как в створки раковины. А неподалеку обитают люди со ступнями, повернутыми назад, по восемь пальцев на каждой; существа, которые ложатся на спину и поднимают вверх огромную единственную ногу, чтобы спастись от солнца; ресничники, рождающиеся из земли, со ртом на животе и глазами на плечах. Есть еще люди с тремя головами, люди с глазами, светящимися, как плошки, а также чудовища с острова Цирцеи, у которых тела человеческие, а головы взяты от самых различных зверей. Не менее страшны бородатые женщины из Армении; и чудовищные девицы высотою в двенадцать локтей, с волосами до коленок, с бычьим хвостом пониже спины и с лапами, как у верблюда, живущие на берегах Красного моря. (Обо всех этих опасностях подробно информируют читателей средневековые энциклопедии).

Рядом с людьми-монстрами – настоящий зоопарк из самых разнообразных нелюдей, собранные из частей и кусков. Таков, например, «bestia leucocroca» с туловищем осла, задними ногами оленя, грудью и лапами льва, конскими копытами, большим раздвоенным рогом, широким ртом до ушей, из которого исторгается почти человеческий голос. Не менее страшна мантикора. У нее человеческое лицо, три ряда зубов, тело льва, хвост скорпиона, голубые глаза, кровавый цвет лица, голос подобен змеиному шипению; а передвижение стремительнее летящей птицы. Завершают этот паноптикум чудовищные людоеды, которые живут на островах Индийского океана, сторожа золото и серебро. Так что людям не избежать схватки с ними. Ибо невозможно, несмотря на опасности, игнорировать острова Хриз и Аргир, целиком состоящие из чистого золота и чистого серебра.

Схожая ситуация и в Атлантическом океане или, по-средневековому, в Море Мрака. Там, предположительно где-то в районе Ирландии, находилась магнитная гора Гиверс, притягивавшая железные части кораблей. Гора скрывала волшебное королевство, замки в котором выстроены из серебра и золота, и даже морской песок серебряный. Если корабль у этого островка дождался благополучного ветра, он без проблем добирался до порта, вдобавок его экипаж до конца жизни ни в чем не испытывал нужды.

Если суммировать, то можно выделить несколько основных населенных миров, окружающих наш, человеческий: под водой обитали рыцари-дельфины, под землей прятались рыжие низкорослые людишки – наны, в облаках плавали корабли, на островах моря-Океана жили отшельники, грешники и разные Божьи твари, где-то там, далеко возвышался Рай, а во чреве земли сияли раскаленные докрасна железные плиты Преисподней. Примечательно, что каждый из этих миров был достижим, если только долго-долго идти или плыть в определенном направлении, точнее говоря, «туда, куда глаза глядят».


Морские странники

Странствие на пути к тому, что достойно вопроса, – не авантюра, а возвращение домой (Мартин Хайдеггер)


«И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет» (Откровение св. Иоанна)

Труден был путь странника через леса и поля, бурные реки и высокие горы. Но еще труднее было тем, кто отправился вплавь по морю. Такое путешествие было не просто риском, а скорее, каким-то безумием.

Море… ужасное и в то же время манящее, такое соблазнительное. Человек – млекопитающее сухопутное; жидкая стихия ему враждебна, опасна, вызывает отторжение. Приближение к ней его тревожит; ее безмерность порождает страх и панику. Десятки тысячелетий в водной пустыне видели мир Зла. Там все зыбко, обманчиво, непредсказуемо, одним словом, трагично.

О ней говорила и мудрейшая книга – Библия. Море это место страха, смерти и безумия, пропасть, скрывающая Сатану, демонов и чудовищ. Оно должно исчезнуть в день возрождения мира. Не случайно среди знамений «пришествия Господа нашего», первые четыре связаны с морем и водой: «Первым знамением Страшного суда будет море, которое поднимается на 15 локтей выше самой высокой горы в мире. Вторым знамением будет море, которое опустится ниже самой глубокой пропасти, такой глубокой, что дно ее едва можно разглядеть. Третьим знамением будут морские рыбы и чудища, которые с громким криком появятся на его поверхности. Четвертым знамением будут море и реки, воды которых запылают огнем, идущим с неба».

С начала времен, море предстает как мир хаоса, как место, где живут и действуют демонические силы, чудовища и мертвецы, враждебные и Богу и людям. Постепенно земля цивилизуется, а море по-прежнему остается диким, страшным и могущественным. Иногда из него выходят чудовища, вроде Левиафана, но лишь, чтобы вселить в людей еще больший страх. Венец кошмара предстает в Апокалипсисе, когда в конце времен «И увидел выходящего из моря зверя с семью головами; на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные». Иными словами, от начала и до конца времен ничего хорошего от морской стихии ждать не приходилось. Ну а в конце мира Бог уничтожит ее в первую очередь, чтобы перед Страшным судом и вечностью воцарилось спокойствие. «И моря уже нет… и смерти уже не будет» (Апокалипсис). Ибо море – это смерть.

В Европе поселения располагались на расстоянии не более 350 километров от побережья, а многие и гораздо ближе. Фактически, приморский субконтинент. Однако, парадокс, моряки веками не отплывали от побережья более чем на шесть часов хода под парусом (исключением стали, разве что, викинги). Позже лишь храбрый до безумия Колумб рванул в океан без единого ориентира и более месяца не поворачивал обратно (образно говоря, одной рукой он твердо держал штурвал, а другой постоянно отбивался от обезумевшей от страха команды, требовавшей срочно повернуть обратно, прочь из пасти Дьявола). И это когда даже самые смелые отваживались лишь плыть вдоль берега, на ночь ложась в дрейф. Для тех времен – беспрецедентный поступок.

А теперь представим: утлое суденышко, никаких навигационных приборов, карт, лоций с указанием мелей и прочих морских опасностей, никакой возможности подать сигнал бедствия. (Первая известная нам карта – портолан – появится только лишь на борту судна, перевозившего в 1270 году умершего короля Людовика IX из Туниса в Европу, но на ней обозначена лишь конфигурация берегов Средиземного моря). Плюс пираты. Плюс злокозненные бароны на берегу, подающие ложные световые сигналы, в надежде, что корабль сядет на мель и его содержимое, согласно обычаям того времени, станет их законной добычей. А помощи ждать было решительно неоткуда. Мрачными свидетелями смертельной опасности труда моряков, рыбаков, пилигримов были побережья, усеянные обломками кораблей. Здесь царило безлюдное безмолвие и лишь чайки, в которых переселялись души погибших, реяли над грохочущим прибоем.

Но море, со всеми его ужасами, – это еще и чудесный мир, который можно обрести на островках счастья, драгоценных уцелевших, забытых и почти утраченных осколках золотого века. Их поиск стал настоящим святым Граалем для морских пилигримов. Они знали, что где-то на западе, посреди моря, расположена новая Земля Обетованная, таинственные острова, провидением предназначенные для народа Божьего. И искали дорогу и к острову, и к Богу. Собственно, это была одна цель, к которой шли множеством разных путей. Они не оставляли следов, и только кильватерная струя свидетельствовала об их присутствии. Но через мгновение и она растворялась в безбрежном океане.

О, эти райские кущи волшебных земель, воспетые кельтами, скандинавами, греками и римлянами; эти сказания об Атлантиде, острове Туле и Гренландии! Где же тот «народ Божий», который их заселит?

О, эта тоска по Чистой земле, Обетованной стране, где так привольно живет Божий народ, святые люди, не разделенные ничем «слишком человеческим». Земли столь же материальные, сколь и духовные, их тайны неподвластны пониманию современных критиков, они не видны ни в один самый мощный бинокль. Чудесные острова Брендана невозможно найти, не став самим Бренданом. Ну, или кем-то вроде него. Можно, конечно, искать (и находить) возможные варианты, сличая описание пути великого ирландца и современную географическую карту, но как таковые эти острова обозначены только на особых картах – картах человеческого духа.

Только вера двигала людей, и всегда своей тяжкой долей странник платил за стремление к нравственному совершенствованию: в результате движение по горизонтальной земной поверхности трансформировалось в движение по восходящей линии – в небесные выси.

Отсюда неизбежная двойственность: в то время как в летописях говорится о том, как взору мореплавателей открывался неведомый остров, их душа входила в ясный, не видимый нами свет, – источник постоянного, безмятежного счастья. Души Брендана и других моряков после многих лет странствий и тяжких испытаний нашли Бога, потеряли «индивидуальность» и обрели бессмертие, вечное блаженство.

Однако тогдашние моралисты с недоверием смотрели на беспокойный бродячий люд. Паломничество, мол, – это, бесспорно, богоугодное дело, но вместе с тем и опасное для благочестия: ведь пилигримы шли к чужим народам – еретикам и язычникам. А достаточно ли крепка ли их вера? Устоят ли перед соблазнами? А как в путешествии достичь самоуглубления и сосредоточенности, необходимых при движении души к Богу: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?», – повторяли обеспокоенные клирики евангельский вопрос.

Но подозрения ревнителей благочестия не могли стать препятствием для десятков тысяч людей, желавших узнать «а есть предел там, на краю земли, и можно ли раздвинуть горизонты?». Ради спасения души, отпущения грехов, телесного излечения. Ради покаяния. И когда после тысячного года, да и позже – в XII и XIII веках – волна кающихся захлестнула христианский мир, идея паломничества обрела второе дыхание.

Паломник – человек вне родины, изгнанник. И добровольная аскеза одухотворяла пилигримов, которых встречали сперва с подозрительностью, потом – с почтением. Но простого странствия недостаточно: чтобы паломничество состоялось, нужна была некая святая цель.


Паломники: география маршрутов


Мостовая в Брюсселе. Ракушкой помечена дорога в Сантьяго-де-Компостела


Постепенно возникает целая сеть маршрутов к святым местам, куда паломники отправлялись ради духовной встречи с Богом или святым, которому они собирались поклониться. Еще в 333 году галлы составили трактат «Маршрут из Бордо в Иерусалим», а в 384 году испанская монахиня Эгерия надиктовала книгу о своих странствиях по святым местам. При полном отсутствии карт такие записки имели большую практическую ценность.

Первым по значимости центром паломничеств был, разумеется, Иерусалим. Но далеко не все имели возможность добраться до города Страстей и Гроба Господних. Намного ближе и проще было посетить Рим, где находились мощи двух святых основателей Церкви – Петра и Павла, могилы мучеников, а кроме того, красивейшие церкви, зачастую украшенные великолепными фресками. Вскоре добавляется третье по популярности святое место, – Сантьяго-де-Компостела в Галисии, на северо-западе Испании. Как утверждалось, после того как святой Иаков во время проповеди в Иерусалиме был схвачен и умерщвлен по приказу Ирода Агриппы, его ученики положили тело в лодку и отправили в открытое море по воле волн. Челн унесло из Палестины к галисийским берегам, где христиане обнаружили его гроб, весь облепленный ракушками (с тех пор символ Иакова – ракушка), и спрятали в городе Ириа Флавиа. После чего забыли на много столетий. Вторично его обнаружил в 813 году некий местный отшельник Пелайо.

В те времена в таком невероятном путешествии утлой лодки через все Средиземное море ничего необычного не усматривали. Ведь после смерти Христа апостолы разошлись по миру, проповедуя его учение, и святой Иаков направился в Испанию. Так что не было ничего странного, когда лодка, по Божьему соизволению, после смерти доставила его обратно. Разумеется, эта находка вызвала огромный энтузиазм во всем христианском мире. Во время борьбы с мусульманами святой Иаков покровительствовал христианам в сражениях и получил имя Матаморос, то есть «истребитель мавров». В Сантьяго сходились богомольцы со всей Европы, это был крупнейший центр паломничества. Вокруг него разворачивались целые сражения, подчас заканчивающиеся для христиан неудачей. Как, например, в 997 году, когда Аль-Мансуру удалось-таки взять штурмом и разрушить базилику.

Среди других известных святых мест – город Тур, где находилась гробница святого Мартина, умершего в 397 году: святой был весьма популярен во всех христианских странах, и Тур привлекал самых значительных исторических деятелей, от Карла Великого до Филиппа Августа и Ричарда Львиное Сердце. Людовик Святой побывал там трижды.

Появляется даже паломнический маршрут в аббатство Святого Михаила (Мон-Сен-Мишель). Хотя Михаил и был бесплотным архангелом, а значит, никаких мощей оставить не мог, но уж очень популярна была его фигура, такая понятная человеку того времени фигура воина, сражающегося и побеждающего самого Сатану.

Начиная с XI века, организуется много маршрутов, связанных с Девой Марией, поскольку происходит небывалое развитие ее культа. В Шартре, например, поклонялись платью Святой Девы.

Популярностью также пользовалось местечко Рокамадур в епископате Кагор. Здесь, на вершине скалы высотой 120 метров находилась небольшая часовня. С XII века она стала центром устремления паломников со всей Европы и даже из Балтийских стран. Чтобы попасть наверх они, ползя на коленях и читая молитвы, преодолевали 197 ступенек. В толпе кающихся можно было заметить как простолюдинов, так и аристократов первой величины. Например, король Англии Генрих II Плантагенет побывал здесь дважды. Король Франции Людовик IX Святой поднимался по ступенькам на коленях со своей матерью Бланкой Кастильской и братьями – Альфонсом де Пуатье, Робером д’Артуа и Карлом Анжуйским. Был здесь и Филипп IV Красивый, и Карл IV, и королева Мария Люксембургская, и Филипп VI, и Людовик XI и многие, многие другие. То есть физические трудности, как и проявление смирения (никаких преимуществ для вип-персон), не отвращали даже царственных особ от духовных подвигов пилигримов8.

Более того, самоуничижение считалось весьма полезным средством для сильных мира сего, так как умеряло самый смертный грех – гордыню. Что поразительно, важность усмирения своего эго, буквально втаптывания его в грязь, понимали сами властители и коронованные особы. Многие из них к этому искренне стремились. Так император Священной Римской империи Оттон III, в сопровождении одного лишь епископа Вормса Франкона, переодевшись нищим, «босой и облаченный во власяницу» втайне от всех, сторонясь людей, пробирается за тридевять земель к отшельнику, святому Нилу. Найдя его, они укрываются в пещере, где проводят «две недели в уединении, посвящая себя молитве, посту и бдению». Аналогично французский король Людовик Святой каждый день (!) идет к беднякам и 12 из них кормит своими руками. Тем самым воссоздавая подобие тайной вечери Иисуса9.

В XIV веке большую популярность приобретают также детские паломничества, по мере возрастания интереса к ребенку и возникновения в обществе культа Младенца Христа…

Поиски Рая для себя лично или же места, где возможно построение идеального (или близкого к идеалу) общества, продолжаются по сей день. Когда-то это были острова святого Брендана, через 1000 лет – Америка, а сейчас такая возможность обсуждается применительно к будущим колониям на других планетах. Места разные, но суть одна.


Плавание святого Брендана

Святой Брендан, ирландский святой VI века, ныне покровитель Военно-морского флота США.


Святой Брендан и Иуда

Все страны, что утратили легенды,

Обречены окоченеть навек.

Патрис де ла Тур дю Пен

В V – VI веках среди ирландских монахов существовал такой обычай: садиться в лодку, сшитую из шкур, посреди бескрайнего моря выбрасывать весла и плыть, куда будет воля Господа. Отдаваясь на волю волн и Провидения, монахи на утлом челне странствовали не по водам Северного моря или Атлантического океана, а по волшебному, потустороннему миру, связывающему нашу обыденную землю с неведомой, духовной, «чистой» страной.

Сегодня мы вряд ли сможем представить себе не только мужество и силу воли этих людей, но и, в первую очередь, силу веры, которая вела их на эти подвиги. Плавания, если кончались успешно, длились многие недели и месяцы. Лишения на утлой лодке посреди бушующей Северной Атлантики были невероятны. Спасательных средств не было никаких, и человека от поглощения бескрайней бездной враждебного океана отделяла лишь тоненькая шкура животного. Приборов тоже не было. Никаких. Вообще. Не только GPS, но и секстанта, астролябии, даже компаса. Последний получил распространение только спустя 700—800 лет после рассматриваемых событий, в конце XIII века. Но мужественное противостояние стихии было не только средством для достижения цели – неведомых Божьих Земель, но и самой целью – уходом от мира, подобно анахоретам и столпникам в раскаленных пустынях Египта и Палестины. Тут была та же пустыня, только водная. Они уходили от мира, чтобы прийти к себе и Богу.

Ирландцы очень любили свою землю. Для них разлука с соплеменниками и родным отечеством, добровольное изгнание, было, пожалуй, самым суровым испытанием. И именно потому они стремились на чужбину, как отшельники, миссионеры, искатели Рая. Они оставляли свою горячо любимую родину, быть может, навсегда, совершая этот христианский подвиг во славу Господа…

Вот песнь изгнанника, написанная одним из самых известных святых того времени преподобным Коломбом:

Боже, как бы это дивно, славно было —

волнам вверясь, возвратиться в край мой милый,

В Эларг, за горою Фойбне, в ту долину —

слушать песню над Лох-Фойлом лебедину;

Где отрадой веет ветер над дубравой,

где вспорхнув на ветку, свищет дрозд вертлявый,

Где над дебрями Росс-Гренха рев олений,

где кукушка окликает дол весенний…

Три горчайших мне урона, три потери:

отчизна моя, Тир-Луйгах, Дарроу, Дерри.


*** *** ***

Святой Брендан был солидным, состоявшимся, как сейчас говорят, человеком, настоятелем одного из крупнейших монастырей Ирландии в Клонферте. Обитель так и называлась «Мед чудес святого Брендана». Его жизнь, хоть и была подчинена служению Господу, но имела все черты стабильности, размеренности, столь ценимые людьми в уже немолодом возрасте. Но однажды все изменилось. Один из монахов – Барринд – рассказал как он, вместе с отшельником Мерноком, искали «землю обетованную». Они достигли прекрасной, неведомой страны, богатой плодами и цветами. Пятнадцать дней бродили по ней, пока не встретили человека, который сказал, чтобы они возвращались домой. По возвращению оказалось, что они пробыли на этой земле не полмесяца, а целый год!

Кстати, отметим интересную особенность: в сказаниях о духовных исканиях в дальних странствиях пилигримов нередко отмечается относительность времени. Причем исключительно в сторону его замедления. В Новое время ученые немало потешались над этой нелепой выдумкой невежественных монахов. Потом пришел Эйнштейн и доказал, что правы монахи, а не ученые: время действительно течет с разной скоростью, причем для странника оно замедляется относительно «обычного» наблюдателя. А древние опять оказались умнее, чем мы думали. Или они что-то «такое» знали?

Выслушав Барринда, Брендан загорелся идеей поиска таинственных земель. Была и еще одна причина, побудившая его предпринять это беспримерное путешествие. Говорили, что он сжег книгу, в которой была «вся правда жизни». Ибо верил «только тому, что видел сам». Поэтому Бог послал его убедиться лично в истинности учения и всего того, что сказано в Книге.

Как бы то ни было, решение было принято. 14 монахов10 изъявили свое согласие стать членами команды, после чего, помолясь и попостясь, приступили к постройке судна. В результате их усилий появилась новая карраха, – лодка из ивового каркаса, обтянутого бычьими кожами. Обработка настоем дубовой коры и жиром, защищала швы от протекания. К мачте прикрепили парус, поставили руль, погрузили припасы на сорок дней, – провиант, запасные кожи, жир для их смазки… Все было готово к отправлению.


*** *** ***

Мир еще спал, когда монахов разбудил удар колокола. Предрассветная мгла постепенно отступала, как бы рассеиваясь звуками нового дня: скрипом ворота, плеском воды, наливаемой в ведра из колодца, ленивым лаем собак. Заутреню, как обычно, сменила трапеза. После нее все разбрелись по кельям. Но лишь на несколько минут. Вскоре монахи вышли в монастырский дворик, неся свои нехитрые пожитки. Был тот час, когда утро уже готово вспыхнуть новым светом, но тьма еще не уступила свои права и как бы сжалась, сгустившись до самой темной темноты. А природа уже встречает наступающий новый день пением птиц.

Монахи мысленно прощались с родными местами, стараясь напоследок как можно более детально запечатлеть в своей памяти массивные своды церкви, ворота и стены монастыря, колодезь… Они пытались это делать незаметно для окружающих, словно стараясь унести кусочек родины в самом укромном уголке своего сердца.

За воротами команда растянулась по узенькой тропинке, пересекая вересковую пустошь… Шли в тишине. Сосредоточенное молчание как нельзя более соответствовало значимости момента. Да, медовый аромат весенних ирландских полей еще долго будет будоражить их души. После очередного поворота тропинки впереди показались прибрежные скалы. Где-то там, внизу о них бились волны моря-океана, издалека возвещая о себе гулким рокотом. По крутому уступу монахи спустились вниз. Здесь, в уютной бухточке покачивался маленький кораблик, который на долгие годы станет им надеждой и родиной, домом и церковью.

Вот и все. Прощай берег, братья, мир. После короткой проверки готовности экипаж отчалил от пристани. Беспримерное плавание началось.


*** *** ***

Они все гребли и гребли, и с каждым взмахом весел родной берег все более утончался, пока не превратился в тонкую нитку на горизонте. Тишина, даже чайки, похоже, умолкли на несколько мгновений, словно проникшись печальной торжественностью момента. Монахи же старались не подавать вида, но все же время от времени украдкой оглядывались туда, где в прозрачном рассветном воздухе растворялась родная земля. Откуда, казалось, все еще веяло теплом монастырского очага, кельей и до боли родной братией.

Дни и ночи бесконечной чередой сменяли друг друга, бескрайняя водная гладь постепенно, но неумолимо, как губка, стирала воспоминания, обрывая последние связи с землей. Мысли о ней становились все более общими, абстрактными, пока не стали чем-то эфемерным, подобно иллюзии. Вскоре и она исчезла. А вместе с ней и прошлое. Будущего тоже не было. По крайней мере, о нем ничего не было известно. Оставалось только настоящее. Только текущий момент. И они жили, тщательно, миг за мигом проживая каждую секунду, Как умеют жить только маленькие дети и святые.

Вокруг них было лишь одно бескрайнее море, оно играло солнечными бликами до самого горизонта, отражая божественный свет. Но в своем чреве оно несло все ужасы преисподней. Страшны были морские глубины, и не одна душа человеческая сгинула в них.

Но монахи бросили настоящий вызов высшим силам. Сколь же они дьявольски велики! Сколь ничтожен человек пред их могуществом! И все-таки дерзновение воли, решившейся «проверить» божественные заповеди, воли, помноженной на смиренное покаяние, может творить чудеса. Но у них бы ничего не вышло, если бы в Брендане со спутниками был хотя бы гран гордыни. Любая «задняя мысль» привела бы их к краху. Но отделенные от водного Ада лишь тонкой полоской шкур, служившей им кораблем, они продолжали плыть по Бескрайнему прямиком в Вечность, где нет «Я», добра и зла, и много чего другого, из чего состоит жизнь человеческая.

Они плыли вперед, стремились вверх и пребывали в «сейчас». На полпути между зловещей морской пучиной и хрустальной высью неведомых райских островов, чистой землей.

Время на утлой лодке посреди необозримой морской глади тянулось мучительно медленно, постепенно все более замедляясь11. Еще более мучительной была неопределенность. Сколько продлится плавание: год, пять, вечность? Как тут не сойти с ума? Но монахи нашли выход из этого, казалось бы, безвыходного положения. Он служит великим заветом всем тем, кто в состоянии его понять: они стали жить осмысленно, т.е. осознавая каждое свое движение, каждый шаг, дуновение ветерка, плеск волны и т. д. И конечно, каждое слово молитвы. Это, при всей внешней простоте, оказалось очень трудной задачей. Но в ней и заключается единственный доступный человеку смысл жизни, – жить осознанно, каждое мгновение, и тогда мир явится тебе совсем в другом свете.

Добавим сюда постоянный диалог монахов с представителями других миров. Современный ученый-физик сказал бы, что они пребывали в состоянии суперпозиции. Т.е. сразу в нескольких состояниях, в нескольких измерениях. Так, как-то на Пасху нужно было отслужить мессу, а на лодке для этого просто не было места. Брендан вознес молитву, и Небо услышало его, – вскоре посреди моря-океана появился остров. Сразу после мессы он погрузился в пучину. Это был кит. Другие комментаторы, правда, больше склоняются к некоему неизвестному животному – щиточерепахе.

Но путешественники не уповали лишь на помощь высших существ. Они хорошо знали, что она дается лишь тем, кто изо всех сил, с чистым сердцем стремится к цели. Поэтому им приходилось ежедневно решать проблемы своего быта, пополнять скудный рацион. Страшно донимала невероятная сырость и холод, пробиравший до костей. Об огне, а значит, горячей пище, на лодке не приходилось и мечтать.

Тяготы «длинного времени» усугублялись постоянной борьбой со свирепой, беспощадной стихией Северной Атлантики. Особенно зимой. О, эта первая зима великого плавания! Эти гигантские седые валы до самого горизонта. Несчастная скорлупка, скрипя и едва не разваливаясь, с трудом взбиралась на волну, закрывавшую собой весь белый свет. Они стремились вверх, туда, где край воды, смыкался с низким, свинцовым небом. Но лишь для того, чтобы уже в следующий миг рухнуть в разверзнувшуюся бездну. И так волна за волной, час за часом, день за днем.

Но вот как-то внезапно ветер стих, шторм кончился, и над миром установилась хрустальная, почти неестественная тишина. Постепенно предрассветная мгла рассеялась, и взору изумленных путников предстал гигантский сверкающий монолит, – «огромный кристалл». Так впервые европейцы увидели айсберг.


Брендан и его «secret land»

Плавание было долгим и тяжелым. В течение семи лет огромное и страшное море несло утлую лодку, время от времени прибивая ее к неведомым островам. Плыли, как и многие другие паломники того времени, просто по воле волн; иной раз руководствовались собственными видениями, а иной – знаками, которые подавало Провидение. Так птица, севшая на нос лодки, сказала Брендану: «Ты вместе со своими братьями пропутешествовал уже год. Осталось еще шесть. Где сегодня справляете Пасху, там и будете справлять ее каждый следующий год, а затем ты найдешь то, что запало в сердце твое, то есть Землю, святым обетованную».

Первой землей, показавшейся на горизонте, стал маленький остров с «потоками воды, низвергающейся с обрывов». Здесь усталые путники нашли жилье и пищу. По мнению современных исследователей, это мог быть остров Св. Килды из числа Гебридских островов (кстати, известно, что там было древнее ирландское монашеское поселение). Продолжив свой путь, монахи вскоре встретили два острова, на одном были «стада белоснежных овец и реки, полные рыбы», на другом – «трава и белые птицы», которые на поверку оказались раскаявшимися падшими ангелами. Возможно, это были острова Стреме и Воге из Фарерского архипелага. После них последовали еще два острова, которые сложно идентифицировать: первый с монахами, второй с водой, которая «отупляет того, кто ее пьет».

А потом начались сильные штормы. Они увлекли лодку Брендана на север, где он увидел «горы, извергающие пламя», и «красные скалы», а «воздух там дышал дымами». То была Исландия. Позже очередной шторм занес мореплавателей на пустынное побережье, где они жили некоторое время «во чреве кита», то есть, укрывшись за толстыми ребрами китового скелета. Пустынным побережьем, скорее всего, была Гренландия.

Им встречались и совсем крошечные островки, которые даже сегодня редко на какой карте найдешь. На одной такой скале, прямо посреди моря, сидел заросший «как медведь» человек. Он сказал, что находится здесь 109 лет, и людей за все это время вовсе не видывал, о чем, впрочем, совершенно не жалеет. Внутри скалы была пещера, где он прятался от непогоды. Этого ему было достаточно, ибо он «такой же, как ты, Брендан». Т.е. не обращает внимания на тело, на невзгоды и лишения, а заботится лишь о душе. Впрочем, и такая аскеза ему казалась недостаточной. Вымолвив эти слова, он словно спохватился, что сильно заболтался со странниками и, сказав «иди своим путем, я больше не буду говорить с тобой», поспешил удалиться.

После сильной бури и длительного плавания отважные путешественники оказались «в стране с солнцем, лесами и большой рекой, уходившей внутрь страны». Трудно сказать однозначно, но не исключено, что это был полуостров Лабрадор в Канаде, и река Св. Лаврентия.

Много чудес явили райские острова. Здесь царила благостная тишина. Вскоре путники повстречали группу седовласых длиннобородых старцев. Они огорошили монахов совершенно невероятным известием, – пока для них прошло 6—7 лет, на родине уже сменилось 6—7 поколений! Старой, доброй Ирландии уже нет, а к моменту возвращения и вовсе пройдет 300 лет. Стоит лишь причалить к берегу, как монахи состарятся и в скором времени умрут. (поразительно точное описание «путешествий во времени» с точки зрения физики ХХ века).

А вот что говорили сами монахи о своем странствии: на одном из островов они видели уже упоминавшихся баранов (или овец), которые были величиною с оленя. На другом, на громадных деревьях с красной листвой, белые птицы пели славу богу; на третьем царило глубочайшее молчание, и лампады здесь загорались сами в час богослужения. После пасхи, которую они справили на спине кита, им довелось быть свидетелями боя между драконом и гриффоном, наблюдать морскую змею и других чудовищ. Но они преодолели все опасности, благодаря своему благочестию. Во второй половине странствия их взорам предстал роскошный алтарь, подымающийся из океана на сапфировой колонне. Место казалось просто райским, но неподалеку находилось отверстие, откуда вырывалось пламя. То был вход в ад. Совсем рядом с ним на крошечной скале сидел Иуда. С востока дул огненный ветер, с запада – ледяной, о клочок земной тверди беспрерывно и яростно бились волны, то и дело заливая его. Но, несмотря на скорбный плач, разносившийся над океаном и заставивший путешественников пролить слезы, для Иуды, это было не наказание, а отдых, предоставленный по случаю праздника. Просто в преисподней царили своеобразные представления о праздниках и отдыхе. Кстати, Брендан, на правах очевидца, впервые в истории дает описание ада.

Наконец монахи достигли дверей рая, окруженного стенами из драгоценных камней: топазов, аметистов, янтаря, оникса. Это была цель путешествия – Земля обетованная. Она представляла собой широкую равнину, полную плодоносящих деревьев. Путники ели плоды, пили из источников, и так шли в течение сорока дней, но не смогли обнаружить предела земли. Вокруг них по-прежнему простирались роскошные луга с цветами, деревьями, полными плодов; повсюду струились ароматы, а в лесах паслись ласковые ручные животные. Реки текли молочные, а роса выпадала медовая. Здесь не было ни жары, ни холода, ни голода, ни печали.

Около большой реки они повстречали отрока, который сказал Брендану: «Плоды здесь такие зрелые потому, что все время они остаются на дневном свету и ночь здесь не наступает. Свет же этот есть Христос. А теперь возвращайся в страну, где ты родился, взяв с собой из плодов и драгоценных камней этой земли столько, сколько сможет увезти твой корабль. Приближается твое последнее странствие, когда почишь ты вместе с отцами своими».

Обратный путь занял всего полмесяца. Но, увы, у причалов их не встречали восторженные толпы. Не пришли ни друзья, ни знакомые, ни родственники. Все они давно умерли, и даже память о детях и внуках наших отважных героев истлела во глубине веков. Сменились власти, исчезла королевская династия и даже церковь, в которой монахи молились перед отплытием, была разрушена и предана забвению. Ничто уже их не связывало с некогда родной землей, и вскоре они спокойно отдали Богу свои души.


*** *** ***

Многое из рассказанного кажется фантастикой? Но не будем забывать, что через несколько сотен лет викинги, многие из которых были еще язычниками, представители совсем другой культуры, плавали теми же маршрутами и рассказывали примерно такие же истории.

Что можно утверждать со значительной долей уверенности, так это то, что ирландские монахи плавали к Северной Америке в VI веке нашей эры – за 900 с лишним лет до Колумба! Но плавсредством для них послужила не эскадра крепко сколоченных каравелл, а всего лишь кожаный мешок, натянутый на каркас из прутьев. Принципиальную возможность такого вояжа экспериментально подтвердил в 70-х гг. ХХ века известный путешественник Тим Северин.

Передвигаясь на утлых лодках, Брендан и его последователи открыли Шетлендские и Фарерские острова, Исландию и Гренландию. Причем, как отмечает хронист-современник Дикуил, с конца VIII века между Ирландией и Исландией было налажено регулярное сообщение. В дальнейшем викинги уничтожили многие христианские общины, часть поселенцев погибла от великой чумы в середине XIV века и от иных заболеваний, часть по другим причинам. У нас нет точных сведений о судьбе первых европейцев на Американском континенте. Но недавно при раскопках приморского индейского селения в штате Мэн (США) археологи обнаружили монету, отчеканенную в правление Олава Тихого между 1066 и 1093 гг. Тем же временем датируется и сам поселок, в котором, по-видимому, жили норманны. А слава ирландских монахов, бесстрашных мореплавателей, ведомых верою, пережила века…

Нашу короткую «сагу» об ирландцах, нашедших самую трудную в мире дорогу: дорогу к себе и к Богу, и попутно обнаруживших загадочные дальние земли, завершим отрывком из стихотворения известного современного писателя Толкиена, посвященного св. Брендану:

…Целый год мы плыли вперед и вперед,

и нам не встречалась земля,

нигде мы не видели птиц на воде,

ни встречного корабля.

Вдруг темное Облако встало – и гром

раскатами загремел.

О нет, не закат то был, не рассвет,

но запад побагровел.


И прямо под Облаком встала гора —

отвесные склоны черны,

вершина курилась, и были в тиши

удары прибоя слышны;

жерло на вершине пылало светло,

как пламя небесных лампад:

гора, словно столп, подпирающий Храм,

корнями сходила в ад.

Стояла она, основанье тая

во мгле затонувшей земли,

куда после смерти ушли навсегда

далекой страны короли.


Во мраке угрюмом утихли ветра,

и весла ворочали мы —

нас мучила жажда, и голод был жгуч,

мы больше не пели псалмы.

Зато миновали мы Облако то,

и открылся берег высок:

спокойной волною стучался прибой,

катая жемчужный песок.

Нам мнилось – неужто здесь будет волна

наши кости катать века?..

Найти не могли мы на скалы пути —

уж больно стена высока.


Вокруг мы пошли и увидели вдруг

обрывистый фьорд меж скал —

по водам свинцовым вошли мы в него,

и сумрак нас вновь объял.


Гребли мы все дальше в глубь этой земли,

ни звука вокруг – тишина,

лишь слабые всплески из – под весла —

святою казалась она.


И мы увидали долину, холмы,

чредой уходившие вдаль,

горела долина та, вся в серебре,

как будто Священный Грааль.

И Белое Древо росло посреди —

такие, должно быть, в Раю, —

в бездонное Небо вздымалось оно,

подъемля вершину свою.

Тяжелою башней высился ствол,

и крона была густа:

как лебедя перья, снега белей,

ладонь любого листа!


Недвижным казался нам, словно во сне,

под звездами времени бег.

И думали мы, что себе на беду

не уйдем отсюда вовек,

что останемся здесь, – и, отверзши уста,

тихо начали петь,

но сами дивились, что голоса,

словно в храме, стали греметь.


И листья, как белые птицы, взвились,

и дрогнуло Древо тогда —

лишь голые ветви остались да ствол,

а листья смело без следа.

И слово певучее к нам донеслось,

какого не знали вовек!

Не птицы то пели из горных границ,

не ангел и не человек,

а род благородный, что в мире живет

за дальней гранью морской:

но моря холодны и воды темны

за Белого Древа землей».


«Два чуда ты мне описал. Я хочу

о третьем узнать наконец!

О, где твой последний рассказ – о Звезде?

Зачем ты таишься, отец?»


«Звезда? Ее я увидел, когда

встал на развилке путей —

лучи на окраине Внешней Ночи,

у врат Нескончаемых Дней.

С карниза там мир обрывался вниз,

и вел на неведомый брег

висящий над бездной невидимый мост,

но там не ходил человек».


«А мне говорили, ты в некой стране,

в последней стране побывал —

без лжи мне об этой стране расскажи

и что ты там повидал!»


«Звезду еще в памяти, может, найду,

и помню развилку морей —

дыхание смерти там бриз колыхал,

нет слаще его и нежней…

Но коль ты желаешь изведать ту боль,

узреть, как растут те цветы,

на небе ль каком или в дальней стране —

тогда выйди в плаванье ты.

И море подскажет дорогу само,

и парус тебя будет мчать —

и там ты изведаешь все это сам,

а я теперь буду молчать».


В Ирландскую землю, где колокола

в Клуан – ферта на башне бьют,

где лес темнеет под сводом небес

и туманы стеной встают,

пришли корабли из дальней земли,

откуда пути нет назад —

сюда святой Брендан пришел навсегда,

и здесь его кости лежат.


7

Слово «паломник» происходит от пальмы, – древнего обычая богомольцев привозить с собой из Иерусалима пальмовые ветви.

8

Смирение гордыни на грани самоуничижения вообще характерная черта эпохи. И не только в христианских государствах. Так великий пророк суфизма Джалаладдин Руми (XIII в.),, уже будучи известным в городе человеком и духовным лицом, на виду у всех чистил отхожие места.

9

Паломничества, евангельские добродетели и аллюзии на события из Священного Писания были крайне важны для королей того времени. Ведь едва ли не каждый из них, кто в большей, кто в меньшей степени, стремился воплотить в своем государстве идеал царства Божьего. Нередко приходится слышать фразу о принципиальной аморальности политики. Так вот эта принципиальная аморальность, равно как и сама фраза, появились только в XVIII веке, в эпоху Просвещения. Место Бога в идеальном государстве тогда занял принцип общественной пользы, а поскольку каждый трактовал ее по своему усмотрению, от такой перемены мир не может оправиться до сих пор.

10

По другой версии их было 60.

11

Полная остановка, т.е. отсутствие времени, как известно, является признаком рая. Вот так шло путешествие к райским островам, одновременно в физическом и духовном мире.

Средневековье: забытая история Запада. Том 2. Волшебство повседневности

Подняться наверх