Читать книгу Шпион судьбу не выбирает - И. Г. Атаманенко - Страница 9

Встреча с «Самураем» должна была состояться в баре на третьем этаже гостиницы «Интурист» в 4 часа пополудни, когда заведение обычно закрывается на санитарный час и остаются лишь «ведомственные», вроде Карпова, посетители. Впрочем, коллеги никогда не мешали друг другу, рассредоточиваясь по углам. «Цеховая солидарность», как никак!

Генерал прибыл на место загодя, чтобы осмотреться и спокойно осмыслить предстоящий разговор с агентом.

Последние два дня в рабочем кабинете это сделать не удавалось: вслед за арестом Буряце Карпова беспрестанно вызывали к себе то Андропов, то его заместитель Семен Цвигун, а то и кураторы КГБ со Старой площади.

Особенно раздражала генерала позиция, занятая Цвигуном.

Карпов понимал, что заместитель председателя не по своей воле вмешивается в дело о краденых бриллиантах, а лишь выполняет указание своего родственника, генерального секретаря, чтобы в случае необходимости отвести удар от Галины Брежневой. Но уж больно беспардонно он это делал!

…Как только копия агентурного сообщения «Самурая» легла на стол Цвигуну, он немедленно потребовал к себе Карпова.

– Слушайте, – заорал зампред, едва только генерал перешагнул порог его кабинета, – вы со своим агентом сожрали весь мой замысел!

– То-то у меня чувство, будто я наелся говна, – парировал Леонтий Алексеевич.

– Вон из кабинета!!! – захлебнувшись от ярости, прорычал Цвигун.

– Вон из контрразведки! – в тон ему ответил Карпов и, пулей вылетев из кабинета самодура, бросился в приемную Юрия Владимировича.

Если бы не вмешательство Андропова, не сносить бы погон строптивому генералу – уволили бы в одночасье без выходного пособия.

Впрочем, Карпов играл наверняка, понимая, что с его уходом Комитет потеряет только что приобретенного особо ценного агента. А советники японского посольства не каждый день оказываются в агентурных сетях КГБ!

* * *

Устроившись за столиком в глубине зала, генерал недовольно поморщился: сидевшие в центре зала четверо дюжих бритоголовых парней о чем-то громко спорили. Говорили по-английски. Судя по выговору, внешнему виду и по тому, как они лихо опрокидывали в себя фужеры с виски, Карпов сделал вывод, что перед ним американцы, скорее всего морские пехотинцы из охраны здания посольства США.

«Вот напасть, нигде нет покоя! – чертыхнулся про себя генерал. – Не попросить ли администратора, чтобы он спровадил этих вояк?»

Оценивающе окинув взглядом возмутителей спокойствия, Леонтий Алексеевич понял, что и весь обслуживающий персонал бара будет бессилен унять не в меру разошедшихся морпехов.

«Черт с вами, живите!» – Карпов углубился в размышления.

Вновь и вновь генерал мысленно возвращался к вопросу об использовании «Самурая» в добывании информации по «Сётику».

Идея была весьма заманчивой, но возникали серьезные сомнения в возможности ее реализации: согласится ли «Самурай» выполнять задание по «Сётику», ведь речь пойдет о добывании японцем сведений о японской фирме. Не сочтет ли агент его предложение оскорбительным, а свое участие в операции антипатриотичным?

Каждый раз в памяти генерала всплывали целые абзацы из наставлений полковника Кошкина, известного разведчика и специалиста-ниппониста, к которому генерал обратился накануне вербовки Курусу, чтобы получить консультацию о национальных особенностях мышления японцев, их традициях и обычаях.

Все это необходимо знать, чтобы с самого начала партии взять правильную ноту. Ведь каким бы высоким ни было вознаграждение, выплачиваемое Комитетом агенту за представленные сведения, одной денежной подпиткой не обойтись. Чтобы сотрудничество стало полнокровным, надо найти ключик к внутреннему «Я» секретного сотрудника.

* * *

Николай Петрович Кошкин, много лет проработавший в Японии и поднаторевший в вербовках местных жителей, предостерег Карпова от упрощенческого подхода, доказав на примерах, что «вести» японца гораздо труднее, чем завербовать. Хотя и последнее – задача не из легких. И не только в Японии. Ее граждане и за пределами своей страны с большим трудом идут на контакт с чужеземными спецслужбами. Причина, по которой японец согласится добывать информацию в пользу иностранной державы, должна быть исключительно веской. Вместе с тем они охотно и без всяких предварительных условий поставляют сведения своей тайной полиции. Более того, считают это своим священным долгом.

Рассуждая о японском шпионаже вообще, и о возможности привлечения конкретного японца к секретному сотрудничеству, Кошкин сослался на некий трактат, разработанный ближайшим сподвижником Гитлера – Рудольфом Гессом, который в начале 1930-х стоял у истоков создания новых спецслужб рейха и считается отцом концепции тотального шпионажа в Германии.

Дело в том, пояснил Кошкин, что Гесс позаимствовал ее у японцев, которые на протяжении долгого времени создавали и оттачивали принципы тотального шпионажа. В Японии накануне и Первой, и Второй мировой войн этим принципам были подчинены все сферы жизни. Гессу же удалось с успехом перенести их на немецкую почву. В своем трактате Рудольф Гесс делал вывод, что шпионаж является второй натурой японцев.

…На протяжении многих поколений в Японии сложилась внутренняя система массовой слежки, когда сосед шпионил за соседом, а оба они, в свою очередь, находились под присмотром третьего соседа.

Это стало возможно потому, что японские властители всегда обращались со своим народом, как с детьми. Со времен сегуната широко использовались сыщики, добровольные осведомители и секретные агенты.

Гесс считал, что это обстоятельство развило в японской нации склонность к шпионажу, которая настолько укоренилась, что японцы занимаются им всюду, где представляется удобный случай, особенно в заграничных поездках. По возвращении на родину они передают информацию японскому консулу или своей полиции.

Донесения как профессиональных агентов, так и стукачей-любителей, передаются в Центральный разведывательный орган (ЦРО) в Токио одним из следующих способов.

Первый.

Через консульства, которые переправляют развединформацию в посольства с курьерами. Посольства, в свою очередь, посылают ее в Японию, чаще всего дипломатической почтой.

Второй.

Через специальных агентов-курьеров, передвигающихся под видом должностных лиц, якобы совершающих инспекционные поездки. Наконец, сведения, в которых заинтересован ЦРО, могут быть переданы через капитанов японских торговых и пассажирских судов, которым донесения вручаются, как правило, в последнюю минуту перед отплытием в Японию.

Со слов Кошкина, проблема тотального шпионажа уходит корнями в историю нации.

Жители Страны восходящего солнца еще в недалеком прошлом находились в полной изоляции, постоянно готовые к отражению агрессии со стороны более сильных соседей.

Япония – мононациональное государство, с единым языком и одной культурой. Там нет нацменьшинств, очень мало эмигрантов. До сих пор японцы стремятся оградить свой внутренний мир от внешнего вторжения, всеми силами противостоят проникновению чуждой им по духу европейской и, тем более, американской культуры.

У японцев очень развито чувство сопереживания, у них не принято завидовать успехам, злорадствовать по поводу неудач. А коллективизм и взаимовыручка, терпение и трудолюбие возведены в абсолют!

Далее Кошкин прочел генералу целую лекцию о развитии японского шпионажа, возведенного в ранг государственной политики, внутренней и международной. Тотальная слежка вошла в плоть и в кровь, наконец, в гены жителей этой страны. Большую роль в деятельности японской разведки и контрразведки играли так называемые патриотические общества. Через них-то и происходило распространение тотального шпионажа в Японии.

Созданные в конце XIX века, они поначалу вели разведывательную и подрывную деятельность против главных на тот момент противников Японии – Китая и России – с целью выявления слабых мест и воздействия на них.

Общества вербовали своих членов из различных социальных слоев. Они требовали от них, прежде всего, беззаветной преданности идеям и идеалам Общества. Если такой преданности не было, то, независимо от наличия у кандидата других качеств и положительных сторон, его отвергали.

Именно исключительная преданность членов Обществу привела к тому, что деятельность этих организаций за пределами Японии стала значительной и опасной. Члены Обществ, отобранные для наиболее важной работы, обучались языкам и подрывной деятельности. Агенты, обязанности которых ограничивались сбором информации, были из среды лавочников, туристов, инструкторов по спорту, рыбаков, бизнесменов, студентов, изучающих ислам и английский язык, ученых, священников, археологов, продавцов медикаментов, литературы и порнографических открыток.

Агентам не обещали никаких наград, да они и не рассчитывали на это. Материалы патриотических Обществ переполнены биографиями «маленьких людей». Все, что эти люди узнавали и докладывали своим руководителям, передавалось правительству, военным властям или другим заинтересованным инстанциям.

В такой стране, как Япония, сохранившей старинные военные традиции, невозможно было провести ясную линию между военными и гражданскими лицами вплоть до капитуляции. Точно также не всегда можно разграничить деятельность и функции патриотических Обществ от действий и функций военной разведки. На протяжении всего военного и предшествующего ему периодов отмечалось тесное сотрудничество Обществ и официальной разведки, их действия часто дополняли друг друга. Многие бывшие военнослужащие входили в патриотические Общества, а те, в свою очередь, отдали военной разведке своих лучших агентов.

В этом плане показателен пример с военным атташе Японии в ряде западноевропейских стран и в России Мотодзиро Акаси, и Обществом, которое он представлял: «Кокурюкай», что в переводе на русский означает «Черный дракон». Последнее было самым значительным из всех японских патриотических Обществ, основанное еще в 1901 году Рехэй Утида.

«Кокурюкай» – это китайское название реки Амур, разделявшей Маньчжурию и Россию. В названии Общества содержится намек на его главную цель – оттеснить русских за Амур из Маньчжурии, Кореи и любого другого места на Тихом океане, то есть вся его деятельность была нацелена на войну с Россией.

«Кокурюкай», как и другие патриотические Общества, имело свои учреждения. В Токио ему принадлежали две школы, где проводилось обучение всем видам шпионажа. Они прикрывались безобидно звучавшими названиями: «Академия подготовки националистов» и «Школа иностранных языков».

Осенью 1900 года японское Военное министерство назначило полковника Мотодзиро Акаси военным атташе во Франции, Швейцарии, Швеции и России. Его назначение, на которое министерство вначале не соглашалось, было произведено по настоянию Рехэй Утида. Влиятельный член «Кокурюкай», Утида пригрозил, что, если Акаси не будет назначен на эту должность, Общество прекратит передачу информации своих агентов Военному министерству.

– Очень скоро, – сказал Утида на прощание своему ставленнику, – мы нанесем удар по нашим врагам в Сибири. Европейская часть России находится на очень большом расстоянии от нас. Но именно там делается политика и оттуда идут указания в азиатскую часть империи, в Сибирь. Мы смогли бы приобрести важную информацию, если бы имели в Европейской части России своих агентов…

Акаси отличался особой проницательностью, гибким умом, завидной твердостью, отсутствием жалости – тем, чем должен обладать преуспевающий шпион. В скором времени он продемонстрировал, в какой степени обладал всеми этими качествами.

За 15–20 лет подготовки Япония достигла не только высокого промышленного и военного развития. Огромная армия ее разведчиков, превосходящая по численности шпионскую службу любой другой страны, раскрыла многие секреты и намерения России в районах, которые стали объектами нападения. Японцы доказали на практике, что хорошо и широко поставленный шпионаж в состоянии обеспечить половину победы еще до того, как будет нанесен первый открытый удар.

Но, видимо, самым удивительным нововведением было отношение японцев к шпионам и шпионажу. Ведь на Западе вплоть до Первой мировой войны так называемые «приличные люди» с презрением относились к этому явлению жизни.

Японцы же с момента зарождения в Японии шпионажа включили его в Бусидо – строгий кодекс морали и поведения самураев. Шпионаж, провозгласили они, осуществляемый в интересах родины, является как почетным, так и благородным делом. Разве не требует он смелости и отваги – тех достоинств, которые более всего ценятся самураями? Отношение японцев к разведывательной деятельности находилось в полном соответствии с их культом служения родине и идеалами патриотизма, они воодушевляли многих из тех, кто в минуты душевной слабости колебался принять на себя риск, свойственный этому непростому ремеслу.

Бусидо делал японских шпионов вдвойне опасными. Одним из примеров кодекса Бусидо в действии являются камикадзе – летчики-смертники Второй мировой войны…

– Как я уже сказал, товарищ генерал, – с нажимом сказал Кошкин, видя, что тема начала утомлять его добровольного адепта, – одной из особенностей японцев, больше всего поразивших Рудольфа Гесса, был повышенный интерес в шпионажу.

В своем трактате Гесс писал: «Каждый японец, выезжающий за границу, считает себя шпионом, а когда он находится дома, он берет на себя роль ловца шпионов».

Под влиянием руководителей разведки японцы воспитывались в таком духе, чтобы в любом мероприятии всякой иной нации на Тихом океане, в особенности Соединенных Штатов, усматривать шпионские намерения. С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных разведчиков. На улицах расклеивались сотни плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Соответствующие лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам беспримерную ненависть. Нечто подобное, если вы помните, товарищ генерал, мы пережили в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, – подытожил свой экскурс в историю становления японских спецслужб полковник Кошкин.

– Думаю, Николай Петрович, что мы по части нагнетания шпиономании на государственном уровне сумели догнать японцев в 1930-е годы, – заметил Карпов.

– Нет-нет, Леонтий Алексеевич! – в тон собеседнику ответил специалист по Японии. – В этом вопросе их вообще никто не догонит. Последнее, что я хотел бы добавить к тому, что уже сказано. По моему мнению, все перечисленное, в том числе и отношение японцев к шпионажу, не только помогло им выжить, добиться впечатляющих успехов в экономике и самоутвердиться, но одновременно породило гипертрофированное чувство собственного величия и превосходства над другими народами, а также способствовало развитию у них и без того достаточно выраженной ксенофобии, враждебности ко всему чужеземному, будь то образ жизни, идеалы или мировоззрение…

Убедившись на собственном опыте, что всех благ можно добиться только своим трудом, японцы с порога отметают всякие предложения добывать информацию для иностранных государств, считая последних паразитами.

Совсем по-другому ведет себя японец, попадая в зависимость от спецслужб под угрозой компрометации.

Личное в сознании японца ассоциировано с общественным, он ощущает себя частицей, неотделимой от однородной общности – нации. В его представлении они спаяны воедино. Для него скомпрометировать себя – это подвести коллектив, а по большому счету – нанести ущерб своей стране. А это – позор! Чтобы избежать его, японец скрепя сердце выполнит любое задание. Его моральные принципы позволяют это сделать…»

– Это то, что мне нужно! – воскликнул Карпов, обеими руками пожимая руку Кошкину.

* * *

Размышления Карпова были прерваны появлением агента.

Генерал заметил, с какой неприязнью Курусу посмотрел в сторону американцев, его глаза-щелочки, казалось, закрылись совсем.

– Вы знаете, кто они, Леонтий-сан? – обратился агент к Карпову после взаимных приветствий.

– Полагаю, что это – американцы, морские пехотинцы, которые охраняют американское посольство… – спокойно ответил генерал, внимательно наблюдая за собеседником.

– Вы совершенно правы! Американскую солдатню я даже с завязанными глазами по запаху узнаю! – агент умолк, потупив взгляд.

– Не обращайте на них внимания, Курусу-сан. Судя по количеству пустых бутылок на их столе, они сидят давно и скоро уйдут! – почти ласково произнес Карпов и положил ладонь на руку японца.

В этот момент один из американцев скомкал пустую пачку из-под сигарет и, швырнув ее себе под ноги, притоптал ботинком.

Конечно, как и все японцы, агент был очень вежлив и терпим к проявлениям чужого невежества, но тут он не выдержал, взорвался:

– Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто они у себя дома. Ненавижу эту нацию, будь она проклята!

Консультации Кошкина не прошли для генерала даром. Из прослушанного курса он знал, что подобное откровение для японца – чрезвычайная редкость. Обычно они умеют скрывать свои эмоции и не выказывать истинных чувств, а уж если японец говорит такое, значит, у него весьма серьезный счет к американцам и его ненависти нет предела.

«Эврика! – мысленно воскликнул Карпов. – Теперь я знаю, в какой упаковке преподнести моему «самурайчику» задание по «Сётику»! Почему контрагентами фирмы должны быть именно немцы? А что если сказать агенту, что она имеет подозрительные контакты с американцами?! Ай да молодцы морпехи! Какую стартовую площадку вы мне подготовили для обсуждения задания. Вот так находка! Теперь осталось подлить масла в огонь и – вперед!»

Доверительно наклонившись к агенту, генерал тихо произнес:

– К сожалению, Курусу-сан, американцы весь мир считают пустой пачкой из-под сигарет – так и норовят швырнуть его себе под ноги и растоптать солдатским башмаком… Что поделаешь, молодая нация – ни глубоких исторических корней, ни культурных традиций…

Карпов выжидающе смотрел на японца. Зерна упали в благодатную почву. Курусу, почувствовав в собеседнике единомышленника, завелся с пол-оборота, заговорил громко, с жаром:

– Сегодня ровно месяц, как умерла моя жена… Ее мать в 1945-м жила в Нагасаки, когда американцы сбросили на город свои атомные бомбы. В результате она получила лучевую болезнь.

Как выяснилось потом, болезнь передалась по наследству и моей жене, хотя она родилась через десять лет после бомбардировки…

Вы думаете, что я – искатель приключений или преступник по призванию?! Нет, нет и нет! Я – контрабандист поневоле! Мне нужны были деньги, чтобы оплачивать операции по пересадке костного мозга моей жене. Вы знаете, сколько это стоит?! А какие это мучения!!! Теперь вот и мой сын страдает белокровием, его ждет участь моих тещи и жены! А эти, – оборот головы в сторону подгулявшей компании, – не зная горя, пьют виски, веселятся! Они умертвили близких мне людей, меня сделали преступником! Но преступники – они! Они, а не я!!! – исступленно прокричал Курусу.

Американцы обернулись на крик. Заметив, что японец указывает рукой в их сторону, они рассмеялись и стали репликами подзадоривать его.

В следующую секунду неведомая пружина подбросила Курусу вверх и он в мгновение ока очутился у стола американцев. Карпов бросился вдогонку, но было поздно.

Схватив со стола пустую бутылку, «Самурай» обрушил ее на голову одного, отбитое горлышко всадил в шею другому. Обливаясь кровью, жертвы рухнули под стол. Уцелевшие американцы с неожиданной для пьяных резвостью вскочили на ноги, разом обнажив ножи-стилеты.

В тот же миг Курусу очутился на столе. Неуловимое движение ногой, леденящий душу боевой клич «Й-а-а!» – и еще один морпех со стоном распластался у стола. Резко присев и сделав полный оборот вокруг собственной оси, японец пружинно выпрямился и в прыжке, с криком «Й-а-а!» припечатал обе ноги к затылку рванувшего от стола американца. От удара Курусу отбросило назад, и он навзничь рухнул на стол.

Генерал сгреб в охапку стонущего «Самурая» и поволок его к выходу…