Читать книгу Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй - И. П. Сенченко - Страница 6

Заметное место среди русских открывателей-исследователей Аравии и разработчиков формата «политики дела» Российской империи в зоне Персидского залива принадлежит Сергею Николаевичу Сыромятникову (1864–1933).

В 1900 г. в рамках «наступательной политики России в Азии», докладывал в Лондон генеральный консул Англии в Санкт-Петербурге г-н Мичел, в Персидский залив, по приказу Великого князя Александра Михайловича, командировали г-на Сыромятникова. Цель миссии – «изучение торговли в тамошних портах».

Личностью С. Н. Сыромятников был неординарной. Оставил заметный след в российской истории как востоковед, публицист и писатель. Во время командировки в Персидский залив (июль-сентябрь 1900 г.), наделавшей много шума в Лондоне, С. Н. Сыромятников побывал в Месопотамии и Прибрежной Аравии. Посетил Багдад и Басру, Мохаммеру и Кувейт, Линге и Бахрейн, Бендер-Аббас и Маскат (оттуда, во второй половине сентября, выехал в Бомбей).

С инициативой направить в Персидский залив именно С. Н. Сыромятникова выступил министр финансов Сергей Юльевич Витте (1849–1915). В апреле 1900 г. в докладной записке на имя Государя Императора Николая II он указывал на необходимость в целях развития торговых сношений с Южной Персией, Месопотамией и Прибрежной Аравией установить прямую пароходную линию Одесса – порты Персидского залива. Для изучения данного вопроса на месте – командировать С. Н. Сыромятникова и штабс-капитана Павловского (1).

«Выехав из Багдада 20 июля 1900 г., – сообщал генеральный консул в Багдаде А. Круглов (19.10.1900), – С. Сыромятников пробыл около 3 дней в Бассоре. Собирал там сведения о торговле порта, местных купцах, кредите, таможенных пошлинах; интересовался стоимостью земли (на случай устройства пристани)», наличием угля в порту и ценами на него (2).

28 июля, как следует из донесения А. Круглова, С. Сыромятников отправился в Кувейт, «водным путем, отказавшись по совету бассорского валия от путешествия по пустыне, которое представлялось небезопасным вследствие тревожного состояния племен». По прибытии в Кувейт (31 июля) шейха Мубарака в городе не застал – он «находился в пустыне». Встретил русского путешественника шейх Джабир, старший сын эмира. В течение тех семи дней, что С. Сыромятников провел в Кувейте (31.07.–6/7.08.1900), он «несколько раз, и подолгу оставался с шейхом Мубараком», специально вернувшимся в Кувейт для встречи с ним. «Поручив сбор торговых сведений своим людям, – отмечал А. Круглов, – сам С. Сыромятников большую часть времени посвятил беседам (через переводчика) с шейхом Мубараком» и его сыном, шейхом Джабиром, «в видах выяснения политического статуса» Кувейта и положения дел в этом аравийском уделе. Заявил, что прибыл в Персидский залив «не как частное лицо, а по воле и приказу Императорского правительства, с поручением посетить и исследовать наиглавнейшие порты этих вод». Тем самым, писал А. Круглов, г-н Сыромятников «придавал своим действиям и разговорам официальный характер». И поэтому как кувейтцы, так и сам шейх Мубарак смотрели уже на него не как на путешественника, а как на официального представителя Российской империи. Такие заявления, замечает консул, «всегда сильно импонируют» аравийским шейхам.

Проинформировав шейха Мубарака о том, что «русское правительство осталось довольно тем любезным приемом, что оказали в Кувейте канонерской лодке “Гиляк”, командир которой представил об этом рапорт», С. Сыромятников сказал, что и сам он также «доложит правительству» об аналогичных впечатлениях от пребывания в Кувейте. Приложит к своему отчету фотографии, которые намерен снять, запечатлев на них шейха, его детей и город (в АВПРИ не обнаружены). И, «если нужно, готов сообщить правительству обо всех желаниях и просьбах шейха».

Во время встреч и бесед с шейхом Мубараком, С. Сыромятников, со слов русского консула, «употребил все усилия», чтобы выяснить, как шейх Мубарак относится к «англичанам, туркам и другим нациям». Неоднократно «заводил речь о сношениях шейха Мубарака с англичанами», о заключенном им, как говорят, договоре с ними, а также об отношениях Кувейта с турками. Но как ни старался С. Сыромятников разузнать, хоть что-то, о договоре англичан с Кувейтом, «хитрый шейх» от разговора о связях с Англией уходил. Говорил в основном о взаимоотношениях с турками. Заявлял, что вот с ними никакого договора не подписывал. «Рассказывал о несправедливостях, чинимых ими в крае», о желании Порты ослабить Кувейт и прибрать его к рукам. Вообще, отзывался о турках «очень пренебрежительно, не ставя их силу ни во что, и порицая их правление» (3).

При обсуждении «самого больного» для правителя Кувейта вопроса – о Багдадской железной дороге и о планах по ее прокладке к Кувейтской бухте, С. Сыромятников поинтересовался у него насчет того, какого «образа действий тот будет держаться». Шейх Мубарак высказывался в том плане, что в чем-чем, но «в этом деле он туркам ни за что не уступит». Подчеркивал, что строительства железной дороги «в своих владениях не допустит», даже если ему и его детям придется пасть в борьбе за это с османами и «стоящими за ними немцами» (4).

В беседах с шейхом Мубараком, докладывал А. Круглов, С. Сыромятников советовал правителю Кувейта «войти в более тесные сношения с русским правительством». Проводил мысль о том, что император российский «в приобретении земель, вроде кувейтских, нисколько не нуждается»; что землями Россия и так богата; что намерения России в этом крае состоят в продвижении ее торговых интересов. И потому установление Кувейтом более тесных отношений с Россией никаких опасностей и бед в себе для шейха Мубарака не таит (5). Предлагал свое посредничество в данном вопросе. Советовал шейху написать соответствующего содержания письмо, которое он по возвращении в Санкт-Петербург передал бы русскому правительству (6).

Сделать это, согласно тексту депеши А. Круглова, шейх Мубарак согласился, «но обещания своего так и не исполнил». На что С. Сыромятников, будучи раздраженным «увертками шейха», заметил, что «для России силы такого араба, как Мубарак, представляются нулем». И если бы Россия, действительно, «помышляла» о Кувейте и хотела бы завладеть им, то «и двух русских кораблей» для этого было бы достаточно (7).

Шейх Мубарак, «опытный дипломат аравийской пустыни», как отзывается о нем А. Круглов, «с малолетства искушенный в переговорах и интригах с турецкими чиновниками», тут же постарался устранить появившийся в их разговоре ненужный ему негатив. В настоящее время обращение с таким письмом к русскому правительству, сказал он, «лишь ухудшило бы» его и без того непростые отношения и с турками, и с англичанами, «не изменив, в сущности, положения дел». Выдержав паузу, добавил: «Русские слишком далеко. Когда я своими глазами увижу русскую железную дорогу в Бендер-Аббасе, о которой так много говорят в последнее время, и русские суда в Персидском заливе, тогда, может быть, изменится и образ моих мыслей» (8).

«Трудно знать наверняка», резюмирует консул, хотел ли шейх Мубарак в беседе с русским гостем «осведомиться о возможности русского покровительства, или же, что вероятнее, имел в виду убедиться в основательности пущенных англичанами слухов о намерении России захватить порт в Персидском заливе». Как бы то ни было, но «мысль о России, судя по всему, глубоко засела в уме шейха Мубарака». Правитель он «мудрый и осторожный»; владения его – «более самостоятельны, чем заявляют турки»; и о «самостоятельности своей он печется и отстаивает ее, как может». Думается, что шейх Мубарак мог бы пойти на союз с Россией, но только будучи абсолютно уверенным в том, что русские, когда потребуется, точно придут на ему помощь, и защитят Кувейт от поползновений, кого бы то ни было, на его независимость и свободу. Осторожность же шейха Мубарака, делится своим мнением А. Круглов, в выражениях и поступках, объясняется, видимо, тем, что этого «яркого дипломата аравийской пустыни» жизнь научила держать язык за зубами, действовать обдуманно, тщательно взвешивая все «за» и «против».

Докладывая о встречах и беседах с правителем Кувейта, «человеком прозорливым и хватким», С. Сыромятников отмечал, что шейха Мубарака заинтересовал рассматривавшийся тогда правительством России проект об организации пароходного сообщения из Одессы в Басру. Более того, он предложил использовать Кувейт в качестве одного из перевалочных пунктов для русских товаров, планируемых к поставкам в Персидский залив пароходами по этой линии. По мнению С. Сыромятникова, к такому предложению следовало бы отнестись серьезно, так как и Кувейт, и традиционно связанные с ним рынки Неджда и Джабаль Шаммара могли бы обеспечить устойчивый сбыт в Центральную Аравию русских тканей, сахара и керосина (9).

С. Сыромятников, говорится в донесении А. Круглова, смотрит на Кувейт, «как на один из … рынков в Прибрежной Аравии, где наши товары тоже могли бы найти сбыт, особенно керосин, сахар, сукна и ситцы». Нужно иметь в виду, писал А. Круглов, что именно из Кувейта все эти товары проникают в Центральную и Северо-Восточную Аравию, до Эр-Рияда и Хаиля. «Завозят их туда караванами, по три-четыре тысячи верблюдов каждый», до 20 раз в год (10). Поэтому Кувейт, как вполне обоснованно считает С. Сыромятников, действительно, мог бы стать неким «коммерческим плацдармом для российского купечества» на Аравийском полуострове и «каналом для проникновения русских товаров» на рынки Центральной Аравии.

Выехав из Кувейта в ночь с 6 на 7 августа, С. Сыромятников вернулся в Басру, а оттуда отправился к шейху Хаз’алю, правителю Мохаммеры, где, по словам А. Круглова, С. Сыромятникова уже несколько дней ожидал Пальнберг, его помощник. «Шейх Хаз’ал принял их радушно. Показал свои владения. Подарил Пальнбергу лошадь» – в знак признательности «за те два чертежа, которые тот сделал ввиду желания шейха построить дом».

Хотя в беседах с русским путешественниками шейх Хаз’ал и «порицал англичан», сообщал А. Круглов, но, насколько ему известно, английского вице-консула в Мохаммере о содержании своих «бесед с руссами» он информировал тотчас же и сполна (11).

«Господину Сыромятникову, – докладывал в Париж французский вице-консул в Маскате г-н Оттави, – имевшему поручение своего правительства подготовить обстоятельную докладную записку по вопросу об учреждении морской торговой навигации по маршруту Одесса – Басра, всюду был оказан теплый и радушный прием». Одна из «тайных струн» г-на Сыромятникова, замечает французский дипломат, – присущее русским обостренное чувство чести и достоинства, желание драться и побеждать. Г-н Сыромятников – «горячий сторонник развития русской торговли в Персидском заливе» (12).

Именитые купцы и промышленники юга России, финансировавшие, наряду с правительством, поездку в Персидский залив С. Сыромятникова, практически сразу же по его возвращении снарядили в Персидский залив первую торговую экспедицию. Однако эпидемия холеры, вспыхнувшая в Прибрежной Аравии, и связанные с ней жесткие санитарные ограничения на вход судов в Персидский залив, вынудили их изменить маршрут экспедиции и направить ее в порты Красного моря (13).

Вернувшись из служебной командировки «на берега Персидского залива» С. Н. Сыромятников, как следует из документов АВПРИ, представил С. Ю. Витте докладную записку «О рынках бассейна Персидского залива и наиболее ходких на них товарах». Согласно выводам, содержавшимся в ней, Южная Персия, Аравия и Месопотамия представляли собой «неплохой потенциальный рынок для русского сахара» (там в то время, подчеркивал он, продавался «в основном французский сахар, низкого качества»), а также для «шерстяных и хлопковых изделий».

В целях «активизации русской коммерции» на Аравийском полуострове, в Месопотамии и в зоне Персидского залива в целом С. Сыромятников предлагал: установить с портами Персидского залива регулярное морское сообщение; основать коммерческий банк в Персии; создать угольные склады для российских торговых судов в Бендер-Бушире и Басре. Находил целесообразным делегировать для работы в ключевых торговых центрах этого района русских торговых агентов. Для содействия русской торговле и упрочения политических позиций Российской империи в крае считал обоснованным «учреждение сети консульских агентств» в бассейне Персидского залива. Высказывался за рассмотрение вопроса о пребывании в водах Персидского залива (на постоянной основе) корабля Военно-морского флота России.

Свои заметки о Персидском заливе Сергей Николаевич Сыромятников изложил впоследствии в двух опубликованных им работах: «Мировое значение Персидского залива и Куэйта» (СПб, 1901) и «Очерки Персидского залива» (СПб, 1907).

Важную роль в разработке новой политики Российской империи в зоне Персидского залива, на персидском ее направлении, сыграл Петр Александрович Риттих (1872–1936), востоковед, подпоручик лейб-гвардии Егерского полка.

«Занимаясь в течение трех лет изучением сопредельной с нами страны, Персии, – отмечал П. А. Риттих в обращении на имя графа Дмитрия Алексеевича Капниста (30.05.1896), директора Азиатского департамента МИД России, – я взял на себя труд составить “Политико-статистический обзор Персии”». Он должен выйти в свет не позднее 15 июня 1896 года. С учетом сказанного и «ввиду отправления чрезвычайного посольства для принесения шаху Музаффарэд-Дину поздравлений со вступлением на престол, хотел бы проверить свои заключения, и просил бы не отказать мне в обращении быть зачисленным в число офицеров, … командируемых в Персию с этой целью».

Просьбу подпоручика П. А. Риттиха поддержали, к слову, Ученый комитет и Азиатский отдел Главного штаба российской армии, и профессор антропологии Э. Ю. Петри.

Для российских министерств и ведомств, когда они приступили к реализации «новой политики» России в зоне Персидского залива, «политики дела», труд русского офицера-востоковеда П. А Риттеха представлял несомненный интерес. В нем содержались главы о «народонаселении этой страны, религии, минеральных богатствах, банках, путях сообщения, торговле, вооруженных силах, главных городах и портах, податях и сношениях с Россией» (14).

В рамках совместных мероприятий министерств иностранных дел, финансов и торговли по разработке плана коммерческой деятельности России в Персидском заливе весомый вклад в изучение рынков Южной Персии и вопроса о путях доставки туда русских товаров внес Анатолий Аркадьевич Репман.

В обращении Отдела торгового мореплавания Министерства финансов к нашему консулу в Бендер-Бушире содержалась просьба оказать доверенному «Товарищества Ярославской Большой Мануфактуры», г-ну Репману, возможное содействие «по его торговым делам». Главная цель командировки А. Репмана состояла в том, чтобы «лично ознакомиться с коммерческими районами Южной Персии, а равно и с ведущими к ним со стороны Персидского залива торговыми путями».

Выводы и соображения по результатам своей командировки А. Репман изложил в подготовленной им записке. Из нее видно, что он обстоятельно изучил два пути доставки на рынки Южной Персии русских товаров, «прибывающих в Персидский залив морем», а именно: Бушир – Шираз – Исфахан; Мохаммера – Ахваз – Исфахан.

Сообщение из Мохаммеры до Ахваза, говорится в записке А. Репмана, обеспечивал в то время пароход «Маламир», принадлежавший компании «Братьев Линч». Ежемесячно выполнял два рейса. Путь от Мохаммеры до Ахваза преодолевал за два дня (15).

Проработку вопросов, связанных с эпидемиологической ситуацией в бассейне Персидского залива вообще и на юге Персии в частности, правительство России поручило, как можно понять из документов АВПРИ, сотрудникам Тифлисского военного госпиталя.

Дважды в этих целях (летом 1901 г. и весной 1902 г.) командировался в Бушир от «противотифной комиссии» старший ординатор этого госпиталя, коллежский советник Шаневский (16).

В 1899–1901 гг. в Южной Персии для сбора сведений о торговле побывал профессор Виноградов, составивший перечень наиболее востребованных там товаров (17).

В июне 1901 г. в южные порты Персии был направлен капитан Генерального штаба Серебрянников, чтобы оценить ситуацию на юге Персии в свете складывавшихся тогда в зоне Персидского залива непростых англо-французских отношений. Главная цель его миссии состояла в том, чтобы «выявить перспективы военного сценария развития событий» в «проблемных» иранских провинциях и портах, которые контролировали в то время англичане.

Работая под прикрытием, с документами члена Географического общества он должен был проследовать по пути Решт-Тегеран-Кум-Шустер-Бушир-Чахбар (18). Однако «надобность в достоверной информации именно об арабских землях» в Прибрежной Аравии, а также в уточнении военного потенциала турок в Месопотамии, двух важных территориальных направлений в деятельности России в рамках ее «новой политики» в этом районе мира, как свидетельствуют документы АВПРИ, внесла в его маршрут изменения. Капитан Серебрянников выехал из России через Буруджир в Керманшах. Оттуда проследовал до Пушти-Куха. Затем посетил Багдад, Басру и Мохаммеру. Возвращался в Россию через Бомбей, где русский генеральный консул предоставил ему «важные сведения» о планах и намерениях англичан по недопущению в бассейн Персидского залива соперников Британской империи в лице Франции и России (19).

Непосредственное участие в разработке «политики дела» принимали российские дипломаты, инициировавшие, можно сказать, деятельность в Персидском заливе российских купцов и предпринимателей, а также акции военной дипломатии, проводившиеся кораблями Военно-морского флота Российской империи.

Помимо конкретных соображений и предложений на этот счет, дипломаты подготовили историко-этнографические записки о землях и городах этого края, обычаях и традициях его жителей. Для русских купцов и фабрикантов, равно как и для офицеров флота, они были и страноведческими справочниками, и некими сводами правил поведения в общении с персами, турками и аравийцами.

«Бендер-Аббас, – отмечал в заметках о портах Персидского залива первый русский консул в Багдаде Петр Егорович Панафидин (до него интересы России в Месопотамии представлял французский консул Поттон), посещавший этот порт в мае 1889 г. по пути к месту службы (через Одессу, Бомбей и Басру), – заметно отличается от прочих персидских городов. И прежде всего тем, что каждый дом в нем снабжен высокой башней с отверстиями со всех сторон для доступа ветра, усмиряющего жар в комнатах. Жители занимаются рыболовством; и вывоз сушеной рыбы из этого порта весьма значителен» (20).

Напротив Бендер-Аббаса «лежит необитаемый ныне остров Ормуз, на котором во времена господства в районе Персидского залива португальцев стоял город того же имени, славившийся богатством жителей. Развалины португальской крепости и цистерн для сбора дождевых вод и доселе хорошо сохранились». В наше время прибрежные жители добывают на этом острове соль (21).

Город Бендер-Бушир построен на выступающей в море косе. Дома, как и в Бендер-Аббасе, «снабжены башнями-вентиляторами». Английский политический резидент в Бушире, полковник Росс, занимающий этот пост в течение 16 лет, «считается лучшим знатоком Персидского побережья и вообще Южной Персии. Его мнение, как говорят, имеет большой вес в англо-индийских правительственных сферах». По слухам, «ни одно назначение персидских чиновников» в районе, входящем в сферу компетентности возглавляемой Россом резидентуры, «не обходится без его влияния».

Пользуясь канонеркой, находящейся в распоряжении резидентуры, полковник Росс «весьма часто предпринимает поездки по Заливу». В сезон ловли жемчуга непременно посещает Бахрейн, где «разбирает жалобы и претензии между местными жителями и арендаторами их судов»; нередко наведывается в Джаск и Маскат (22).

Координаторами и проводниками российской «политики дела» в зоне Персидского залива выступили открытые в 1901 г. новые дипломатические посты в Басре и Бендер-Бушире. Решение об учреждении консульства в Басре Государственный совет Российской империи принял 16 января 1901 г. Приказом по Министерству иностранных дел от 19.03.1901 г. консулом туда был назначен Александр Алексеевич Адамов (1870–?). Штат консульства состоял из двух человек: консула и секретаря (23).

В инструкции, полученной от российского посла в Константинополе (31.08.1901) И. Зиновьева, первому русскому консулу в Басре предписывалось: внимательно наблюдать за ходом событий в Басрийском вилайете, «образующем юго-восточную окраину азиатских владений» султана Османской империи, где «сосредоточены многочисленные… и весьма существенные интересы Турции».

Указывалось на необходимость отслеживать действия Англии, которая, «обеспечив себе преобладающее положение в бассейне Персидского залива», стремилась, видимо, «еще больше расширить там область своего влияния». Англия, подчеркивал И. А. Зиновьев, пользовалась «всяким случаем, дабы вмешиваться в местные споры и размолвки», старалась «привлечь на свою сторону шейхов, … стоявших в зависимости от Турции».

Особое внимание А. Адамову надлежало уделять тому, говорилось в инструкции, чтобы «способствовать расширению русской торговли в крае». Находясь «на большом водном пути, образуемом реками Тигром и Евфратом, – писал И. А. Зиновьев, – Бассорский порт служит одним из самых оживленных коммерческих рынков в этой части Азии. Торговля здесь … до известной степени монополизирована Англией. Но в последние годы и другие державы, в том числе и Россия, стремятся открыть в бассейне Персидского залива рынки для сбыта своих произведений». Англичане, обеспокоенные активизировавшейся деятельностью России, «твердо решили сделать все, чтобы помешать успеху наших коммерческих предприятий. И обстоятельство это обязывает Вас оказывать представителям русских торговых фирм самое широкое содействие».

«В сношениях Ваших с агентами английского правительства, – отмечалось в инструкции, – … в случае их запросов относительно наших видов в Персидском заливе, Вы имеете разъяснить им, что … развитие внутренней промышленности обязывает нас, также как и другие государства, заботиться о приискании новых рынков для сбыта товаров».

Находясь в Басре, в крупном центре коммерческой и политической жизни края, инструктировал И. Зиновьев консула А. Адамова, «Вам надлежит присматривать, в силу имеющихся у Вас возможностей, за положением дел в Кувейте, шейх которого просил “обратить на него внимание”». Нужно внимательно наблюдать и за тем, что происходит в других шейхствах Арабского побережья Персидского залива, а также в «лежащем при слиянии Каруна с Шатт-эль-Арабом подвластном Персии княжестве Мохаммера», одном из ведущих рынков региональной торговли (24).

В последнее время, указывал посол, правительство Российской империи «предприняло несколько действий … с целью водворения русского влияния в Персидском заливе». Так, в 1900 г. «командиру мореходной канонерской лодки “Гиляк” предписано было обойти главные порты означенного залива с тем, чтобы показать побережным населениям наш флаг и поколебать глубоко укоренившееся среди них убеждение, будто залив этот доступен для одних только английских военных судов. Должно надеяться, что и в будущем военные корабли наши будут … показываться в Персидском заливе, дабы поддержать произведенное “Гиляком” впечатление». «Радушный прием, оказанный нашему военному судну как в Бассоре, так и в Кувейте, несмотря на … происки английских агентов, дает право заключить, – замечает И. Зиновьев, что цель наша была до известной степени достигнута».

Затем, в начале 1901 г., продолжает посол, правительство «впервые послало в Персидский залив торговое судно, пароход “Корнилов”, на котором отправились представители нескольких выдающихся русских фирм с образцами наших произведений» (25).

Активизацию торговой деятельности в зоне Персидского залива, целесообразно было бы, по мнению И. А. Зиновьева, на что он обращал особое внимание А. Адамова, сочетать с исключительно осторожными шагами там России в политическом отношении, чтобы таким образом иметь возможность «смягчить раздражение» Англии.

При настоящем положении дел, «не имея прочной опоры в бассейне Персидского залива, – подчеркивал посол, – мы вынуждены воздерживаться от деятельного участия в политической жизни этого края. Наш главный интерес заключается в поддержании status quo, каковой устраняет возможность неожиданных и крупных осложнений, которыми не преминула бы воспользоваться Англия для осуществления своих честолюбивых замыслов…» (26).

Подобные предостережения имели под собой реальные основания. Англичане, которые к тому времени прочно укрепились уже в Прибрежной Аравии, довольно ревниво оберегали шейхов сблизившихся с ними племен и правителей княжеств, вставших под их протекторат, от влияния на них других держав (27).

Консульство в Басре открылось 17 октября 1901 г. Действовало до 18 октября 1914 г. По просьбе Франции, США и Греции осуществляло защиту интересов французских (1907 г.) и американских (1912 г.) граждан, и греческих подданных (1914 г.).

В соответствии с телеграммой министра иностранных дел от 12.01.1912 г. российскому императорскому консулу в Басре, коллежскому советнику Сергею Владимировичу Тухолке, поручалось «временное охранение американских интересов в Бассоре вследствие смерти местного американского консульского агента». С просьбой об этом к С. В. Тухолке обращался американский консул в Багдаде, а к российскому послу в Константинополе – его американский коллега (декабрь 1911 г.).

Информируя МИД о данном обращении, С. В. Тухолка писал, что охрана американских интересов во вверенном уму консульском округе будет связана в основном с «американскими миссионерами», которые «могут быть полезны консульству» для получения нужных сведений. И потому «желательно было бы согласиться», и положительно отреагировать на просьбу американцев (28).

Российское консульство в Басре наблюдало за положением дел в Южной Месопотамии, Кувейте, Катаре, на Бахрейне, а также в Северной Аравии (в Неджде). Консулами, сменяя друг друга, были А. А. Адамов (1901–1905), К. В. Иванов (1906–1909), С. В. Тухолка (1910–1913), С. П. Олферьев (1913–1914).

До своего назначения в Басру А. Адамов уже бывал там, в 1897 г. «В Бассоре, – говорится в его отчете об этой командировке, – насчитывается до 50 тысяч жителей, большая часть коих – арабы. Есть несколько сот евреев; немного армян и небольшая греческая община… Европейская колония состоит из двух десятков человек, преимущественно англичан, … представителей английских торговых домов “Хотц и сын”, “Грей Маккензи и Компания”» (29).

Месяцем раньше, чем в Басре, состоялось открытие еще одного «дипломатического наблюдательного поста Российской империи в Персидском заливе» – генерального консульства в Бендер-Бушире.

24 сентября 1901 г. титулярный советник Гавриил Владимирович Овсеенко, телеграфировал: «Флаг поднят. Генеральное консульство открыто» (30).

В сферу наблюдения российского генерального консульства в Бендер-Бушире входили также шейхства Договорного Омана (нынешние ОАЭ), Маскат и острова Персидского залива. Генконсульство регулярно и обстоятельно информировало МИД (через миссию в Тегеране) о положении дел в княжествах Персидского залива, о политико-дипломатической и торговой деятельности там «других держав», в первую очередь Англии. Предоставляло оперативные сведения о «санитарном состоянии» района Персидского залива, а также о посещавших его научных и торговых экспедициях. Докладывало о результатах акций военной дипломатии кораблей Военно-морского флота России и Франции.

Штат Генерального консульства в Бендер-Бушире состоял из трех человек. Имелась охрана – 10 конных казаков. Генконсулами последовательно были: И. Ф. Похитонов (1901), Н. П. Пассек (1903–1912), Л. С. Кохановский (1913–1915), К. В. Иванов (1916), П. И. Лойко (1917–1918). В начальный период деятельности обязанности управляющего генеральным консульством выполнял Г. В. Овсеенко (секретарь). Генеральное консульство в Бендер-Бушире закрылось в конце 1918 г.

Отмечая возросшее значение района Персидского залива в системе международных отношений на рубеже XIX–XX веков, МИД России акцентировал внимание дипломатических представительств на необходимость внесения конкретных предложений по дальнейшему упрочению там торговых позиций России и усилению ее имиджа как державы-друга проживавших в том районе народов (31).

Большой вклад в сбор информации, необходимой для разработки торгово-финансовых аспектов «политики дела» Российской империи в зоне Персидского залива внес коммерсант С. Я. Косых.

23 сентября 1901 г., сообщал русский генеральный консул в Багдаде (10.11.1901), сюда прибыл г-н Косых, побывавший ранее в Тегеране в качестве комиссионера и доверенного лица нескольких русских фабрик и торговых домов («Товарищества Кузнецова» и «Торгового дома Прохорова»).

В связи с учреждением русской морской линии Одесса – порты Персидского залива, писал консул, С. Я. Косых «поручено было, как доверителями из России, так, по-видимому, и Отделом торговли Министерства финансов, объехать юго-западную часть Персии и ознакомиться с рынками Исфахана, Шираза и Бушира». Затем посетить (проездом через Багдад) Керманшах и Тегеран. «Около 45 дней С. Я. Косых пробыл в Бассоре; и 7 ноября выбыл обратно в Тегеран».

Из поездки по Персии и Месопотамии «названное лицо вынесло убеждение, что наши торговые сношения со здешним краем не только возможны, но и будут, вероятно, выгодны в коммерческом отношении, лишь бы дело поставлено было основательно» (32).

И с этим, подчеркивал консул, нельзя не согласиться. Для налаживания динамичных торговых сношений с Южной Персией, Месопотамией и Прибрежной Аравией «настоятельной необходимостью является основание в крае русской торговой агентуры». На первое время – «в Бушире, Бассоре и Багдаде». Причем «посланы туда должны быть не теоретики, а хорошо знакомые с мелочами торговли практики, которые могли бы войти в коммерческие сделки с … торговцами того или иного пункта», и досконально изучить «как потребности и цены, так и торговые обычаи и вкусы местных потребителей и рынков» (33).

В данном отношении, делится своими соображениями консул, «представителями наших мануфактуристов, прибывшими с первым рейсом “Корнилова” в Бушир, допущена была, как кажется, крупная ошибка». Заключалась она в том, что доставленные ими товары они сдали на комиссию Торговому дому «Хотц», резидент которого, будучи иностранцем, едва ли заинтересован в даче русским купцам и предпринимателям «нужных указаний» по сбыту товаров.

Фактом является то, констатировал консул, что для русских фабрикантов вопрос о том, «как отнесутся местные потребители к новому на их рынке товару, русскому, так и остается неисследованным». Более того, «стоит только посмотреть на наш товар в конторе английского Торгового дома “Блекки и Хотц” в Багдаде, избранного агентом русских компаний, чтобы убедиться в том вреде, который наносят русской торговле уже в самом начале эти исконные недоброжелатели России».

О нерасторопности самого агента и говорить не приходится. «Товар прибыл с первым рейсом “Корнилова”, то есть семь-восемь месяцев тому назад, но до сих пор не был даже представлен местным торговцам». Хранение товара – безобразное. Местные купцы не захотят, вероятно, даже смотреть на русский мануфактурный товар, «смятый, перепачканный и сваленный в кучу в амбаре».

Конечно, ошибки и промахи неизбежны, особенно в начале каждого нового дела. Но вот «количество их могло бы значительно уменьшиться, если бы агентом был русский специалист-практик». Постепенно, без спешки, «без шума и гама», он воочию «ознакомился бы с … новыми для России рынками, чтобы затем расширить операции соответственно объему этих рынков, как это делают или уже сделали немцы, основавшие здесь сначала небольшое отделение, а потом и целый торговый дом “Берк-Путман”, проворачивающий теперь хорошие дела» (34).

Может показаться, делится своими соображениям консул, что учреждение собственных торговых агентств обойдется недешево. Но это только на первый взгляд, ибо в пункте, подобном Басре, «одно и то же лицо могло бы совмещать несколько должностей»: представителя торгового дома и страховой компании, агента «Русского Общества Пароходства и Торговли» (РОПиТ) и банковского корреспондента (35).

Документы АВПРИ рассказывают, что во время пребывания в Багдаде (23 сентября–7 ноября 1901 г.) С. Я. Косых заключил первую торговую сделку на месопотамском рынке – «заполучил заказ для фабрик Кузнецова и Панфилова на 10 000 рублей фарфорового и стеклянного товара», с доставкой на русских пароходах прямого сообщения до Басры (36).

Еще одним разведчиком российского капитала в бассейне Персидского залива, как следует из документов АВПРИ, стал командированный туда, зимой 1901 г., «Киевским биржевым комитетом и русскими сахарозаводчиками киевский биржевой мак лер Сумневич». Цель его миссии состояла в ознакомлении с особенностями местных рынков с точки зрения ввоза на них русского сахара (37).

В Басру, к слову, г-н Сумневич прибыл «с двумя приказчиками лесоторговца Рабиновича», составившими по результатам командировки записку о торговле лесом на рынках Месопотамии (38).

Полезный материал для внешнеполитического, торгового, морского и военного ведомств Российской империи при разработке ими планов деятельности в зоне Персидского залива вообще и в Персии в частности собрал «Федор Алексеенко, помощник старшего ученого, хранителя Ботанического музея Императорской академии наук». Проследовав через Энзели, Казвин, Саве в Исфахан, «проехав страну бахтияров», побывав в Бехбехане и Бушире, он, согласно донесению российского генерального консула в Бушире (13.10.1902), представил информативный отчет о своем путешествии, содержавший обширные сведения о дорогах Персии, располагавшихся вдоль них рынках и военно-сторожевых постах» (39).

Примечания

Дмитрий Алексеевич Капнист (1837–1904, Ялта) – русский дипломат, граф (с 15.01.1876), камергер, тайный советник (с 1885 г.), сенатор, уроженец Полтавской губернии. В 1863 г. был зачислен в штат МИД; до этого состоял в Министерстве внутренних дел. Служил в российских миссиях в Лондоне, Париже и Константинополе. С 1891 по 1896 гг. являлся директором Азиатского департамента МИД.

Сергей Петрович Олферьев (1875–1942) – русский дипломат-иранист, ученый-этнограф и путешественник, дворянин, уроженец Пензы. В 1898 г., по окончании Лазаревского института восточных языков, на пособие от Императорского православного палестинского общества совершил поездку в Сирию и Палестину. В течение года слушал лекции в Лозаннском университете (Швейцария). Побывал в Италии и во Франции.

Затем был принят на обучение в Учебном отделении восточных языков при Азиатском департаменте МИД (арабский язык совершенствовал у известного среди дипломатов-арабистов преподавателя, сирийца Иринея Нофаля). Завершив двухгодичное обучение, поступил на службу в Азиатский департамент МИД. 14 января 1904 г. был направлен в российскую миссию в Тегеран. После Тегерана служил в Реште и Энзели. В 1908 г. был переведен вице-консулом в Ардебиль и Астару; а в 1910 г. назначен вице-консулом в Турецкую Армению; затем занимал должность генерального консула в г. Маку. В 1917 г. Временное правительство вызвало Сергея Петровича Олферьева в Петроград и назначило генеральным консулом в Северной Персии.

В 1918 г. возвратился в Россию; отошел от дипломатической деятельности. Проживал поначалу в родной Пензе. Служил в Госконтроле, Губсовнархозе и других советских организациях. В 1924 г. переехал в Москву. В 1929 г. был репрессирован и сослан в Архангельск, вместе с женой. После пересмотра дела и реабилитации возвратился в Москву. По совету своего старого знакомого, академика И. А. Орбели, перебрался в Ленинград, где работал в Научной библиотеке ЛГУ, а потом – в Публичной библиотеке.

Скончался в блокадном Ленинграде, 10 февраля 1942 г., в возрасте 67 лет, от голода и дистрофии; был похоронен на Охтинском кладбище (40).

Иван Федорович Похитонов (1853–1913) – русский дипломат, действительный статский советник (генерал-майор), крупнейший специалист по проблемам Ближнего и Среднего Востока, уроженец Херсонской губернии. Мать, крестьянка Фекла Малая, вышла замуж за унтер-офицера Мартына Маркатного и оставила сына на попечение деда.

Как сирота воспитывался в Южнославянском пансионе в Николаеве для юношей южнославянских народов, который финансировался Азиатским департаментом МИД Российской империи. По ходатайству директора этого пансиона получил разрешение на поступление для дальнейшего обучения в Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте МИД. В это элитное учебное заведение, готовившее дипломатов для службы в восточных странах, ежегодно принимали, к слову, не более 6 человек. После его окончания И. Похитонова направили стажером в русскую миссию в Тегеране.

За годы работы в МИД прошел все ступени консульской службы: от драгомана до генерального консула. В 1883 г., состоя в штате Азиатского департамента МИД, был командирован в Астрахань для встречи и сопровождения персидского принца, прибывшего в Россию на торжества, связанные с коронацией нового российского императора.

Занимал должности вице-консула в Варне, консула в Тавризе, генерального консула в Реште и генерального консула в Тегеране (с 20 сентября 1910 г.).

Скончался 13 августа 1913 г.(41)

Николай Карлович Гирс (1820–1895) – российский дипломат, уроженец Волынской губернии, представитель шведского дворянского рода, состоявшего на русской службе с середины XVIII в., министр иностранных дел (1882–1895), действительный тайный советник, почетный член Петербургской Академии наук (с 1876 г.).

После окончания Царскосельского лицея был зачислен в Азиатский департамент МИД (1838). Служил первым секретарем российской миссии в Константинополе (1850), управляющим консульством в Молдавии (1851), директором канцелярии полномочного комиссара в Молдавии и Валахии (1853), генеральным консулом в Египте (с 1856 г.) и генеральным консулом в Валахии и Молдавии (с 1858 г.). Затем занимал должности чрезвычайного посланника в Тегеране (с 1863 г.), Берне (с 1867 г.) и Стокгольме (с 1872 г.).

В 1875 г. стал управляющим Азиатским департаментом МИД и товарищем министра, князя А. М. Горчакова. В 1882 г. был назначен министром иностранных дел и членом Государственного совета.

Скончался 14 января 1895 г. в Санкт-Петербурге. На панихиде, отслуженной в его квартире 15 января, присутствовали император Николай II и еще несколько членов Дома Романовых. Был захоронен в фамильном склепе в Сергиевой пустыни (42).

Николай Помпеевич Пассек (1850–1914) – российский дипломат, граф, действительный статский советник, представитель дворянского рода из Богемии, переселившегося в Литву, а оттуда в Смоленскую губернию. Начальное образование получил в Англии. После окончания юридического факультета Московского университета служил судьей в Харькове. В 1876 г. поступил в МИД, был зачислен в Азиатский департамент. Затем оставил МИД и работал в частных компаниях, потом вернулся в МИД.

Занимал должности генерального консула в Австралии (1899–1902) и в Бендер-Бушире, где проработал 10 лет (1902–1912). Составил самую подробную на то время карту Персии, с указанием путей сообщения, телеграфных станций и почтовых отделений, городов, морских портов и численности населения в них, за что получил от шаха награду и был избран членом Персидской Академии наук. Автор целого ряда интересных статей, опубликованных в «Сборнике консульских донесений».

Н. П. Пассек всячески содействовал русской торговле в Персии и в Прибрежной Аравии, и где только мог, ставил англичанам палки в колеса. Подпортил, к слову, политико-дипломатический вояж в персидские порты лорда Керзона, вице-короля Индии, убедив генерал-губернатора Бендер-Бушира, что тот по рангу – выше английского лорда, и потому не должен ехать первым с приветствием на пришедшее в его порт иностранное судно с вице-королем Индии на борту, как того добивались англичане. Лорд Керзон, «взбешенный поступком перса», покинул Бушир, не ступив на берег. Во время пребывания Н. П. Пассека на посту генерального консула в Бушире, говорится в статье «Русские консулы и русская торговля в Персии», опубликованной «Новым временем» (30.11.1906), «в Персидском заливе было широко известно имя лорда Керзона». Так вот, «бороться с ним и с его влиянием в крае г-н Пассек поставил себе первой задачей. Для этой цели заказал даже специальные визитные карточки: «Российский Императорский консул Персидского залива»; и непременно вручал их англичанам, с которыми встречался (43).

После Персии, в декабре 1912 г., был направлен генеральным консулом в Монреаль (Канада). Перед отъездом в очередной раз «насолил бриттам», настроив бельгийца Ваффлара, начальника персидских таможен, «на сдерживание распоясывавшихся не в меру англичан с помощью таможенных пошлин». В июле 1913 г. получил назначение на должность генерального консула в Барселоне, но выехать туда не успел – скончался в Монреале. Отпевание русского генерального консула (20.02.1914), похороненного на кладбище Мон Руаяль, совершил священник русской православной церкви Владимир Сакович с иеромонахом Агапием.

Жена Н. П. Пассека, Елизавета Петровна Кузнецова, – дочь одного из крупнейших золотопромышленников России, красноярского купца первой гильдии и главы Красноярска (1853–1865) Петра Кузнецов, оплатившего, кстати, обучение своего земляка, Василия Ивановича Сурикова, в Санкт-Петербургской Академии художеств. Сам Н. П. Пассек и его жена были дружны с В. И. Суриковым, который написал портрет Н. П. Пассека.

Лукьян Кохановский (Л. С. Кохановский) – русский дипломат-востоковед, выпускник Лазаревского института (1867–1871). Служил драгоманом генерального консульства в Тавризе (Тебризе), консулом в Астрабаде и Бендер-Бушире (1913–1915).

Петр Иванович Лойко (1879–1938) – русский дипломат, выпускник Лазаревского института, служил в Персии и Турции, занимал пост консула в Бендер-Бушире (1917–1918). Умер в эмиграции, во Франции.

Петр Александрович Риттих (1872–1936) – российский офицер-востоковед, полковник царской армии, представитель дворянского рода Лифляндии.

Участвовал в экспедиции в Персию и Белуджистан; являлся секретарем Среднеазиатского отдела Императорского общества востоковедения (с 1905 г.) и редактором (с 1909 г.) издававшегося этим Обществом «Сборника».

После революции, в 1920-х годах, работал в Главной Аэрологической обсерватории Академии наук; действительный член Государственного географического общества; член Международной облачной комиссии; автор около 150 научных работ по географии и аэрологии. В 1928 г. был уволен из обсерватории по болезни, с персональной пенсией «за научные и революционные заслуги». В марте 1935 г. – выслан с женой из Ленинграда в Казань, сроком на 5 лет, и лишен пенсии. Попал в психиатрическую больницу, где и скончался (44).

Константин Васильевич Иванов – русский дипломат, коллежский советник, консул в Басре (1906–1909). Перед выездом к месту службы получил проездную грамоту, датированную 21 октября 1906 г., выданную товарищем министра иностранных дел. В ней говорится, что «грамотой Николая II, Императора и Самодержца Всероссийского, … объявляется через сие всем и каждому о том, что … показатель сего, российский консул в Бассоре надворный советник Константин Васильевич Иванов отправляется отсюда [из Санкт-Петербурга] за границу, к месту служения, курьером с депешами. Его сопровождает супруга Зиновия Евстафьевна и пасынок Георгий. … Повелеваем надворного советника Иванова с женой и пасынком не только свободно и без задержания везде пропускать, но всякое благоволение и вспоможение ему оказывать».

В январе 1909 г. коллежский советник Иванов «был пожалован Его Величеством Султаном орденом Меджидие 3-ей степени», а 29 марта 1909 г. извещен Департаментом личного состава и хозяйственных дел МИД о награждении его орденом Святого Станислава 2-й степени (45).

Михаил Николаевич Гирс (1856–1932) – русский дипломат, представитель старинного дворянского рода, сын Николая Карловича Гирса, министра иностранных дел Российской империи, тайный советник; паж (с 1871 г), камергер (с 1891 г.), гофмейстер (с 1905 г.) Высочайшего Двора.

Родился в Одессе. После окончания «курса наук в частной гимназии Бычкова» продолжил обучение на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета (уволился с третьего курса, в 1877 г.). 28 июня 1877 г. поступил на службу рядовым лейб-гвардии Уланского полка; участник Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. (в 1878 г. был произведен в корнеты).

Из Формулярного списка о службе следует, что 15.11.1878 г. он был «уволен со службы по домашним делам». 25.11. 1878 г. обратился с прошением к императору Александру Николаевичу «продолжить службу по ведомству иностранных дел». 01.12.1878 г. определен на службу в Азиатский департамент МИД. 13.01.1879 г. направлен вице-консулом в г. Зара (Югославия); 01.07.1880 г. переведен на должность секретаря миссии в Белграде (с 29.12.1882 по 29.01.1883 гг. выполнял обязанности поверенного в делах); 07.05.1883 г. назначен 2-м секретарем посольства в Константинополе. С 07.07.1884 по 05.05.1887 г. – 1-ый секретарь миссии в Тегеране (в 1886 г. в Тегеране умерла его жена, Ольга Константиновна). С февраля 1888 г. служил чиновником по особым поручениям V класса при министре иностранных дел.

С 1895 по 1898 гг. – чрезвычайный посланник и полномочный министр при правительстве Бразилии и Аргентинской Республики. В 1898–1901 гг. – чрезвычайный посланник и полномочный министр в Пекине (22.12.1900 г. был пожалован орденом Святой Анны 1-ой степени «за отличия при обороне зданий Императорской миссии в Пекине от нападений китайцев»). В последующие годы служил посланником в Румынии (1902–1912); чрезвычайным и полномочным послом в Константинополе (1912–1914) и в Италии (1915–1917; являлся старейшиной дипломатического корпуса в Риме).

После Октябрьского переворота находился в эмиграции, в Париже. Возглавлял Совет бывших послов; входил в состав Русского политического совещания; являлся представителем генерала Петра Николаевича Врангеля при командовании союзников.

Вторым браком (28.01.1897) женат на разведенной жене действительного статского советника барона Таубе, баронессе Марии Николаевне Таубе.

Скончался и был похоронен в Париже (46).