Читать книгу Гендерные войны. Один из эпизодов - И. Сотников - Страница 6

«Что это было?» – пробудила или же открыла глаза Алексу на мир, первая его утренняя мысль, которая одной лишь своей постановкой вопроса, обдав леденящим холодом его душу, уж очень сильно бодрит по утрам, заставляя в один миг подняться на ноги. Ну, а раз тебя поутру разбудила не какая-нибудь прохладная свежесть утра, и вовсе не напевы птиц, а именно волнующая душу мысль, которая, вполне возможно, и формировалась в твоем подсознании на протяжении всего твоего сна, который еще не совсем понятно, когда начался и имел ли место вообще быть, в чем в свое время придется разобраться. Из всего этого можно сделать один существенный вывод, а именно – что всё случившееся с вами, имеет определенную значимость для вас и непременно требует существенного душевного разбора. Впрочем, птицы за окном тоже присутствовали и напевали свою утреннюю радостную песнь, до которой глядевшему с тоской внутрь себя Алексу не было никакого дела.

«Вопрос «Что это было?» – как и всякий первый вопрос просуществовал лишь первое мгновение и был тут же забыт. Стоило только Алексу открыть глаза, первый вопрос сменился на второй, более конструктивный и подходящий к ситуации (пока еще непонятно какой…).

«А где я?» – правда, второй брошенный взгляд на комнату, в которой очнулся Алекс, убедил его в том, что если смотреть на комнату под другим углом, хоть и под этим новым необычным ракурсом, то от этого изменяется лишь видение объекта, а не сам объект, который так и остается твоим домом. Ну, а то, что ты сам выбрал это необычное для твоей повседневности положение для подобного наблюдения, на которое возможно повлияло твое вчерашнее, не совсем обычное состояние, в котором ты все видел в другом свете, то ничего не поделаешь и тебе придется собраться с силами и вылезти из этого прохода между кроватью и окном, в который тебя увлекла твоя суетность движений. Нечего по ночам крутиться. Если бы спал спокойно, то остался бы на кровати.

Алекс подтянул себя до уровня кровати, из-за которой он, как солдат из окопа, принялся вести наблюдение за близлежащей местностью, в которой, как ему подсказывала интуиция, его еще ждет немало сюрпризов, о чем он, как не новичок, и уже не раз, встречавший такие похмельные утра, мог с огромной вероятностью предполагать. А ведь наше похмельное утро – это не то радостное утро, как у того заокеанского утра после мальчишника, где все их веселье, впрочем как и всякое, есть отражение их внутренних недоделок организма, с их душевной местной конституцией, которая с помощью психотропных средств, получив добро на свою деятельность, приступила закрывать все свои незаполненные душевные ниши и сердечные раны, которые, впрочем, есть у каждого, и, в зависимости от своей неустроенности, или, наоборот – вашей мыслеустроенности, заставляет работать в этом определенном направлении ваше подсознание.

И этим нашим утром рулит не совсем действительность, а ее преломление сквозь призму совести, так беззастенчиво забытую вами вчера, и оттого ставшую отчаянно злой сегодняшним утром, которое уж точно пройдет под ее неусыпным контролем. И она, эта ревнивая особа, уж точно найдет, что вам сказать, как приложить и даже завернуть по утру. Ну, а печень подождет до лучших времен, ведь скорость мысли не идет ни в какое сравнение с этой физической материальностью, которая, надо отдать ей должное, еще свое возьмет, а пока – только вашими трясущимися руками стакан с водой, до которого еще надо как то добраться.

«Офелия уехала, а я тут» – получил под дых совестью Алекс, после чего у него даже слегка закружилась голова, отчего он был вынужден обратно запрятаться в свой окоп. «Ты тут, скотина» – стоило только Алексу вновь приподняться, как последовала добавочная порция укора. «А что я?» – приподнявшись на ноги, попытался было вставить свое слово Алекс, но тут же был освистан совестью и придавлен раскачавшимся от такой наглости сердцем, которое, надо заметить, не выносит таких резких перемен, и, не успев в полной мере прокачать кровь, вызвало у Алекса головокружение, от которого у него подкосились ноги и ему пришлось присесть на кровать. «Так что, сиди и не рыпайся, когда говорят правду в лицо».

Ну что ж, Алекс хоть и чувствовал всю несправедливость обвинений в свой адрес, ведь он не сразу закатил пир на весь мир, а больше недели продержался, не позволяя себе ничего лишнего. Не имея сил что-либо доказывать, он молча пересидел эти волнительные для его организма минуты и когда почувствовал, что может идти – поднялся на ноги и двинулся дальше по направлению местного оазиса – кухни, где, как он рассчитывал, его ждет источник трубопроводной воды. Но, как бы жажда не искушала его, нужно быть осмотрительным на поворотах, за каждым из которых тебя может ждать не просто открытие, а такое – хоть стой, хоть падай и хватайся за сердце. И ведь все эти открытия уготованы не какому-то постороннему лицу, которое, наверное, пройдет мимо и не заметит его, а как раз для хозяина жилища, который, что было научно подтвержденным фактом, из всей развеселой компании, всегда просыпается первым. Не иначе, как ответственность за удобства гостей бдит или же у себя дома быстрее высыпаешься, а может как раз для того, чтобы стать первооткрывателем всех тех новшеств, которые были привнесены, как им, так и другими гостями в интерьере жилища. Хотя, кажется, на этот раз, я ошибся, и сидящая фигура у окна на кухне говорит, что Алекс был не первым, кто так рано проснулся поутру.

Алекс с некоторой осторожностью приблизился к этому, черт знает кому, чье лицо, впрочем, ему так и не удалось разглядеть, ввиду того занимательного положения, которое принял этот, непонятный тип. В своем сидячем положении откинувший назад голову и оскалившийся на весь мир. Из его пасти устрашающе выглядывали клыки, и доносилось мерное похрапывание. К тому же, он, при близкой поверке, оказался не таким уж и бодрствующим, а вернее сказать, только своим сидящим положением схожим на бодрячка. Когда как все остальное говорило о том, что он, не сумев подняться с этого места, предпочел для удобства своего сна это сидящее положение, которое имело преимущественную близость, как к крану с водой, так и к холодильнику, в котором находились значительные запасы освежающей жидкости, которая может не только освежить с утра, но и привести в чувство вашу совесть, на которую всегда найдется своя, новая тяжелая забывчивость. Но Алекс не спешит прибегнуть к этой отсрочке. Для него перво-наперво, необходимо осмотреться и прояснить ситуацию с этим его положением, в котором он оказался.

А ведь отъезд Офелии в позапрошлые выходные, можно сказать, и послужил тем глубинным поводом (очень запоздалым, на что, впрочем, существуют свои производственные, уважающие Алекса, как ответственного работника, причины) для этих вчерашних барных посиделок.

– Ты смотри, будь паинькой, – упирая в грудь Алекса свой пальчик, перед отъездом, как показывают в кино, мило улыбнулась Офелия.

– Ты же меня знаешь, – слишком невыносим этот угол пальцем, отчего вперед и выпирает чувство собственного достоинства Алекса.

– В том-то и дело, что знаю. – вздыхает Офелия, положившись на современные технические средства контроля, как телефон.

– Надеюсь, что хоть звонить то будешь? – уточнила она после уверений Алекса.

– Каждые полчаса, – садится в электричку и убывает под звуки радостного гула в голове Алекса.

– Полчаса прошло, и ты уже о ней забыл, – вновь лезет совесть со своими утрированными напоминаниями.

– Я звонил всю неделю, – возмущается Алекс.

– Блин, а где телефон-то? – стоя, внутренне присаживается на месте Алекс, вспомнивший, что он совсем забыл про этот современный поводок, на который подвязан каждый из умеющих говорить, хотя и это необязательно, главное иметь глаза, а остальное приложится в каком-нибудь приложении, в которое вся наша жизнь уже давно превратилась.

– Ладно, потом отыщу, – твердо заявляет Алекс, на что тут же слышит сомнительный ответ Офелии.

– А ты в этом уверен?

Конечно, он уверен, да, и вообще, перед женщинами никогда нельзя опускать планку, хоть и совсем даже не уверен.

– Зуб даю!

Это было самое малое, что он мог предложить, в качестве гаранта своей уверенности, но, видимо, его зуб, к тому же даже не золотой, не имел большой ценности, и Офелия, вообще непонятно откуда здесь появившаяся. Что для Алекса, находящегося в сумбурном состоянии, где в его реальность вкраплена представленная отдельными персонажами мыслительная образность, этот факт присутствия Офелии, в данный момент, почему-то не слишком вызывает удивления. Тем более Офелия неотделима от него и всего лишь только мыслится Алексу, как будто он время от времени занимает ее, а она его место, что для человека разностороннего и не упертого в своем единоличном мнении, есть непреложная данность. Ведь только рассматривая все точки зрения, и ведя диалог со своим тет-а-тет, на выборочность которого влияет ваше воображение, можно не только прийти к истине, но и с меньшими потерями выйти из этого апокалиптического душевного состояния (главное, конечно, не заговориться до потери собственного «я»).

– Ты к стоматологу-то, когда в последний раз ходил? – Офелия намекает на некондиционность зубного предложения Алекса, который рефлекторно залез языком в свою зияющую, зубную дырку.

– Молчишь? Ну молчи, а я пока что, посмотрю как ты в мое отсутствие проводишь время – заявив это, Офелия, как всегда когда хмурится, сдвигает брови, после чего, с видом проверяющего ревизора, для инспекции направляется в путешествие по другим комнатам квартиры, чем вызывает в Алексе новый приступ сердцебиения. Надо же быть Офелии столь бесцеремонной и настырной и без всякого предварительного стука взять и вломиться в собственную спальню, в которой может быть кто угодно.

– Это наша спальня. Ты, надеюсь, не забыл об этом – открывая дверь в спальню, пронзила своим взглядом Алекса Офелия, на что Алекс не спешит отвечать и до осмотра спальни выдержанно делает паузу.

Далее следует погружение в этот отдельный отсек квартиры, и, как следствие осмотра, возразительный ответ Алекса: «Не пойму, что за подозрения?». После выдоха, который последовал вслед за не обнаружением посторонних лиц в спальне, чуть ли не бьет себя в грудь Алекс.

– У нас еще зал впереди, – эхом отдается в душе Алекса голос Офелии.

– Ну и что? – несколько дерзко ответил Алекс, уже имеющий что сказать, в случае какого-нибудь неловкого момента.

– Что встал? Пошли – Офелия выводит из себя, вдруг зависшего Алекса, который, видимо, почувствовав мягкость кровати и близость Офелии, что-то там себе умственно возжелал.

– Да, да – споткнувшись о ковер и получив инерционное ускорение, Алекс вылетает в коридор, после чего стряхнув с себя налет мечтательности, направляется в зал, чей визуальный осмотр приводит лишь к одному выводу – что, все-таки, здесь чья-то присутственность имела место быть, но вот чья – было сложнее определить ввиду отсутствия кого бы то ни было, который между тем, очень даже сильно наследил. Ну, как наследил? Да, как обычно это делает очень празднично настроенный человек. Да, конечно, след следу рознь и все эти после праздничные следы имеют свою специфичность, зачастую граничащую с немыслимым для вашего непраздничного состояния сознанием.

Наверное, вам в вашем обычном, непраздничном состоянии и в голову не придет надуть надувной водный бассейн в квартире и, набрав в него воды, сделать здесь мини-пляж, рядом с которым, присобачив колышки к паркету, разбить палатку, в которой так хорошо лежать во время бушующего ветреного ненастья, вызванного включенным вентилятором. Что сказать? Сейчас Алексу было необъяснимо трудно понять причины, побудившие его к такому походному повороту событий, в котором, все-таки, издалека проблескивала его нереализованная желательность. Которая все же не объясняет столь резкий, реализованный в этих стесненных условиях, наплыв чувств, который уже своим наплывом через этот хлипкий надувной бассейн грозил подтопить соседей снизу, которые, надо признать, очень реакционны и совершенно не поймут всех этих движений души Алекса.

Онемев от увиденного, Офелия, спустя мгновение, разразилась гневными восклицаниями, которые, в общем-то, не слишком страшили Алекса, пока в дело не вступили слезные всхлипывания и не сокрушили напускную невозмутимость Алекса. Его сердце тотчас облилось кровью и заставило сожалеть о том, что он родился на свет, хотя решение об этом не он сам выносил, но вот пожалеть, почему-то, право он имеет.

– Это что же… – опустились руки у Офелии.

– Ты что, хочешь из меня Золушку сделать? – Офелия опускается в кресло и, подняв валяющуюся среди своих емкостей бутылку, пристально смотрит сквозь этот темный сосуд, словно видя то, что сопровождало застолье, а также те послесловия пития, из этой и из всех бывших здесь очередных бутылок.

– Ну, и с кем же ты нашел рай в шалаше? – сквозь наполненные слезами глаза, шмыгая носом, произносит Офелия.

Вот это уже был вопрос так вопрос. Вместо ответа Алекс, пригвожденный им к месту, только и мог что хлопать глазами и глотать воздух дозами несоизмеримо превышающими объем его легких.

– Ну, чего молчишь то? Что, сказать нечего или же наоборот, все и так красноречиво говорит обо всем? – тихий голос Офелии, слогами, как отбойными молотками, отбивает в голове Алекса приговор.

– Да, нет же – пытается хоть что-то сказать Алекс.

– Да, да, же – стоит на своем, поднявшаяся с места и как-то очень крепко взявшая в свою руку бутылку Офелия.

– Да… – пытался продолжить Алекс, но точку в фразе поставила брошенная ему в голову Офелией бутылка. С точностью до лба, она плашмя соприкасается с этим местом приложения, и ввиду того, что была толстостенной (хотел сказать, что бутылка, но в данном конкретном случае имел в виду лоб, который имел толстую костную стену). Бутылка звучно проинформировала о своей и головной пустотелости, после чего упала к ногам Алекса. Голова, получив заряд бодрости, откидывается назад, и Алекс, почувствовав, что этот удар как-то странно, сказался на его шее, которая вдруг сильно затекла, решил исправить свое невыносимое положение. Он берет и резко возвращает свою голову обратно, что приводит его совсем не туда куда рассчитывал.

«Что это было?» – дернувшись, недоуменно оглядываясь по сторонам, очнулся ото сна Алекс в сидящей позе на кухне. Затем он растирает затекшую шею, на которой немало времени почивала его голова, осмотр которой, через ощупывания рукой, не выявил никаких явных повреждений, что, все же, еще не говорило о том, что все, что только что так явственно привиделось, было всего лишь сновидением провидца. Алекс, поднявшись с места, занырнул в холодильник, который из своих сусеков выдал ему холодных водных запасов, несколько освежил Алекса, после чего он, полный волнения, несмотря на требования желудка, в первую очередь, дабы удостовериться в настоящем положении вещей, направился в зал.

«Фу ты, привиделось» – обозрев зал, облегченно выдохнул из себя огромную порцию нервной углекислоты Алекс. И хотя следы застолья имели место быть, но это было вполне объяснимо. К тому же были явные намёки на вашу неустроенность жизни – палатка-шалаш, которая говорила сама за себя.

Глаза Алекса еще раз пробежались по последствиям вчерашнего веселья, воспоминания о котором совершенно не сохранились, и, заметив для себя все изменения, которым подверглась зальная комната, решил не спешить и прежде навести порядок в своей голове, путь к которой, как все говорят, лежит через желудок. Что есть истинная правда, так как этот ненасытный элемент организма вполне ожидаемо начал усиленно склонять Алекса к посещению одного отдельного места, против чего, надо честно сказать, Алекс не мог устоять. Как только он убедился, что недавние видения были навеяны бурной фантазией, он без лишних поворотных движений, направился в это место единения его и всякого другого культурного организма.

Да, именно культурного и никак иначе, ведь существует же культура питания, по правилам которой, даже и не имея технического понятия о ней, каждый из нас определенным образом прикладывается к пище за столом, а не на каком-нибудь ковре, что уже есть совсем иная культура. К тому же, разработан и функционирует целый набор правил поведения за столом, который даже закреплен в свой определенный этикет, в котором попробуй взять не ту вилку – «Фи, моветон» – в раз прослывешь простецким парнем, коим в наше время быть никак нельзя, ведь каждый есть индивидуум, со своей таинственной значительностью в оффшорах, чем должным образом и вызываешь интерес у этой современной разношерстной публики. Ну, а простота, она нынче не актуальна, так что, будь паинькой и учись правильной вилкой кушать и тогда, возможно, публика к тебе и потянется.

Ну, а раз существует причина – культура питания – то тогда должно иметь место и следствие – культура возврата переработанного элемента вашей пищи, о чем, почему-то, всяк сюда, в эту отдельную кабинку входящий, стесняется высказываться. Впрочем, это место дум требует тишины и единения, что и есть культурная особенность посещения этого, а не какого-нибудь, вызванного ошеломившей вас внезапностью позывов, места, где-нибудь в совершенно бескультурном за гаражном месте.

Ну, а что же Алекс? Долго ли его еще придется ждать? Хотя сама постановка, так часто звучащая из многих страждущих уст, не слишком корректна, и, наверное, скорее говорит о нетерпении вопрошающего, для которого только своя желательность и имеет значение, когда как занявший кабинку разве может на полпути к своему результату, несмотря на критическое поступление массы требующего войти, взять и остановиться. И нечего говорить, эгоисты, как и Алекс, который, пока мы его ждем, развлекая себя различными около туалетными прибаутками, закрыв глаза, не дуя в ус, которых, впрочем, у него нет, мирно посапывает и совершенно не собирается менять своего заседательского положения. И кто знает, сколько бы продолжалось это сидение, которое не в пример простому, изматывающему вашу задницу сидению на сплошном стуле, очень даже комфортно, и стоит только запастись каким-нибудь развлекательным чтивом, может продолжаться бесконечно долго.

Но вот звук прохождения воды по трубам, вызванный смывом бачка сверху соседом, который сегодня не столь усерден в своем сидении в туалете, заставляет очнуться от дремы Алекса, который между тем и не заметил своего перерывного состояния. Приоткрыв глаз, уставился на только ему видимое изображение на внутренней стенке двери туалета. А ведь это не единичный случай, когда какой-то дефект в облицовке двери, либо же просто ваша бурная фантазия, собравшая воедино некоторые особенные сочетания красок, представилась вам какой-то человеческой физиономией, с коей вы при более близком знакомстве начнете вести откровенный диалог. Так и Алекс. Когда-то приметив на этом красочном сгустке двери что-то отдаленно похожее на лицо, принял его в свои товарищи и в минуты своего думного единения делился с ним мыслями, а иногда, «в состоянии не стояния», даже советуется по поводу дальнейший действий по отношению к той лапочки.

Но сегодня Алекс был не в состоянии вопрошать и только тупо упирался взглядом в своего дверного визави. Правда, те из вас, кто не обладает достаточным воображением и испытывает дефицит общения, для того чтобы не оставаться в одиночестве, даже в этом месте, вспомнив годы студенческие, частенько используют уже готовые плакатные заготовки, на которых изображены те, кто по вашему мнению достоин вести с вами уединенные беседы.

Так, очень часто, можно заметить, что с этих дверей на вас грустным взглядом взирает Олег Митяев, который своей «нетленкой», даже в самые трудные минуты готов поддержать. Его чуть грустный напев «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» – сначала заставляет вас оглянуться по сторонам, дабы понять, кого он еще имеет в виду, но затем, в очередной раз, поняв этот подкол Олега, вы не станете на него обижаться и, пожалуй, даже подпоете вместе с ним эту песню, держа при этом в памяти все «не наточенные ножи».

В другом же случае, в зависимости от ваших предпочтений, на плакате может быть изображен какой-нибудь суровый киногерой, типа Шварценеггера, который всем своим видом будет следить за вами и пугающе напоминать о вашей ответственности перед другими посетителями этого места.

– Чё, уставился? – в свою очередь не молчит этот дверной портрет.

– Да помолчи ты. Не до тебя мне, – нервно моргает в ответ Алекс.

– Да в чем проблема то? – в улыбке оскалился этот мутный тип, который, надо заметить, все о тебе хочет знать, когда о себе даже и полслова не скажет.

– Да, с утра чертовщина какая-то все мучает, – пробормотал Алекс в ответ этому типу, который вместо того чтобы посочувствовать, только все ухмыляется.

– А когда она, с похмела не мучала? – лыбится этот мутный тип (явно знаток всякого похмелья).

– Да, это понятно, только сегодня все было слишком реально, – следует ответ Алекса.

– Ты это, о чем? – заинтересованно сгустились краски вокруг этого типа.

– Не знаю, как это объяснить, но я и Офелия сегодня были единым целым. Слишком единым и слишком целым… – несколько скомкано высказался Алекс.

– Ну, и что с того? Всё, что она сказала, было предсказуемо, – хмыкает этот Фома неверующий.

– Знаю, только… – Алекс не успел договорить, как звонок телефона перебил его далеко идущую мысль, о которой пришлось забыть, так как возникшая с этим звонком реальность, требовала от него определенных мыслительных решений. Правда, как и всегда, рефлексы вновь опередили заторможенные мозговые рецепторы Алекса, для начала заставив нервно дернуться от резкого звука, а затем, вместо утреннего обтирания, покрыться холодным потом.

– Блин, стоит только подумать, как она тут, как тут – приподымаясь с места и натягивая штаны, Алекс сформулировал одну из аксиом, на которой зиждился закон людского притяжения.

– Значит, помнит и волнуется – умело вставил очевидность мутный тип с туалетной двери.

Алекс же, пока брел на звук сигнала телефона, пытался сообразить, что ответить на неизбежно появившиеся к нему у Офелии вопросы. Разумеется, Алекс предполагал суть задаваемых вопросов, и, как любой студент в подобной ситуации, был бы рад знать о чем его спросят на экзамене, на что можно было бы заблаговременно подготовиться, и в результате с успехом сдать экзамен. Но, как показывает немалая практика, в подобных блиц-опросах мало знать сами вопросы, здесь, как оказывается, необходимо, так сказать, определительная доверительность. Которая, с одной стороны, помогает обойти острые углы незнаний точных ответов на поставленные вопросы, с другой – ставит ответчика перед дилеммой, в которой на одной чаше весов стоит вральное благополучие, с другой – грядущий скандал, который неизвестно куда может привести.

– Да иду я! – огрызается Алекс на утреннюю телефонную настойчивость не спящего по выходным абонента.

– Ну и где? – обводя взглядом свою комнату в поисках голосящего смартфона, с напускным безразличием произнес Алекс. Уловив, что звуки идут из повешенного на спинку стула пиджака, приблизился к нему, и в который раз выдохнув, засунул руку в карман поскорей достать источник утренних расстройств – телефон.

Но стоило Алексу прикоснуться к телефону, как через него, словно разряд, прошла вся предполагаемая цепочка действий Офелии в виде визуального ряда.

Насупившийся носик Офелии с тем же очаровательным, но тревожным взглядом, который смотрит на тебя прямо с экрана телефона.

«Ты где пропал?» – ее первые слова в телефон. Тень неизвестности Офелии теряется перед искорками определенности. «Ладно, не оправдывайся. Главное, что ответил», – глаза Офелии скорее светлы, чем хмуры. «Приеду, расскажешь», – Офелия смеется. «Люблю», – на прощание протяжен ее голос, выключающий телефон. На этом картинка заканчивается, после чего Алекс, что – то там соображая, с тупым видом своим взглядом упирается в телефон, видимо пытаясь понять, а что собственно сейчас такое было, и не найдя на это ответ, решает ответить на этот телефонный вызов.

«Ты где пропал?» – первое, что слышит в трубке телефона Алекс, по телу которого в тот же миг пробегает холодная волна, заставившая Алекса присесть на кресле. Ну, а дальше, как по писанному, или, вернее сказать – как по увиденному Алексом – следует диалог с Офелией, который дословно уже известен Алексу, которому только и остается, что вставлять заготовленные кем-то слова.

«Я тебя тоже» – на этой минорной ноте заканчивает свой разговор с Офелией Алекс и с видимым им в отражении зеркальной поверхности телефона недоумением, продолжает обозревать свое изображение.

«Нет, я конечно все понимаю. И то, что мне скажет Офелия, вполне было можно предположить. Но вот так, откровенно, с элементами экстрасенсорики, класть меня на лопатки. Такого еще никто не пробовал проделывать» – вглядываясь в свои, красные от событийного воспаления глаза, Алекс попытался поддеть того, кто пытается играть с ним в эти возмутительные для его нервного спокойствия, игры.

Но этот «кто-то», видимо, не слишком общителен, и как бы Алекс не вглядывался в свое отражение, ничего, кроме своей небритой рожи, не видит. А так как это не текущая вода и даже не огонь (анимационная заставка в виде плавающих рыбок не в счет), на которые можно смотреть бесконечно, да и Алекс не Нарцисс, поэтому не готов смотреть на свое изображение вечно. Так что он, откинув от себя телефон, пытается сконцентрироваться на том, что находится прямо перед ним, а именно – на висящем на спинке стула пиджаке, чей затрапезный вид мог бы поведать о своем хозяине, который сильно полагался на этот предмет одежды, обшаркивая им побеленные (где он только такие нашел) стены, а один памятный раз, даже возжелал полежать в нем на мостовой.

«Ладно» – поднявшись с кресла, Алекс решил принять все, как есть. Собрался принять ванну, которая поможет ему собраться с мыслями, которые с утра не очень-то дисциплинированы и пытаются идти вразнос.

Но разве одна Офелия и Алекс в это субботнее утро не спят? Нет уж, не дождетесь! И если даже взять и вычеркнуть из списка всех тех, кто не имел никакого отношения к Алексу, либо к Офелии, и оставить только тех, в чьих телефонных списках значились он и она, то несмотря на полученный многократно сжатый список, найдется немало знакомых, которые с утра захотят поинтересоваться: А как там Алекс? Он часом не заболел?

«Да, не заболел я. И даже не думал, пока вы не позвонили мне» – опять разболелась голова у Алекса, который нервно дернулся из-за неожиданно зазвучавшей мелодии, доносившейся со стороны его злосчастного пиджака, который, судя по всему, за такое неподобающее к нему отношение со стороны Алекса, сегодня решил стать для своего носителя источником утренних сюрпризов.

«Это что еще, за херня?» – очень красноречив упершийся в пиджак взгляд Алекса.

«Что-то я, такой мелодии у себя не припомню» – все не решается сдвинуться с места Алекс, который всегда не прочь послушать вкусовые и музыкальные предпочтения различных абонентов, устанавливающих мелодии в качестве сигнала телефонного вызова. «Блин, неплохо, вот только чьё это?» – наконец-то Алекс решается и подходит к пиджаку, из кармана которого не прекращала звучать забористая (хорошо, что не лабутены) мелодия.

«Смотри-ка, какой настойчивый. Наверное, как только проснулся, так сразу вспомнил обо мне и начал мне названивать» – предваряют действенные движения Алекса, сменяющие друг друга его мысли. «Ну, а мой принцип такой, если я кому-то позарез нужен, то для меня будет лучше не брать трубку» – нервное состояние Алекса вновь напоминает о себе и не позволяет ему запустить руку в карман пиджака, после чего следует следующее блоковое действие Алекса. «Я только посмотрю, кто это может быть. К тому же, надо хотя бы удостовериться, что за телефон оказался у меня в кармане» – Алекс побуждает себя к действиям и засовывает руку в карман пиджака.