Читать книгу Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев - Страница 9

Дер лерер из ништ ду – «Учителя нет» – сказал на идиш столкнувшийся с нами на пути к Габриэлю господин Розенблит. Договорено было с Габриэлем, что в его отсутствие мы должны ждать в его квартире. Старичок сидел на скамейке в наступающих сумерках, и Аарон что-то ему ответил на идиш. Звуки языка идиш из уст Аарона прозвучали в наших ушах столь странно, что все мы улыбнулись.

«Глядите, как амиго мио говорит на идиш», – сказала Айя. Так она называла Аарона, по-испански – «мой друг».

Яир, который вначале пошучивал, вдруг посерьезнел:

«До чего мы дошли, что молодежь сефардского происхождения начинает говорить на идиш?»

«Что ты нашел плохого в языке идиш?» – спросил Аарон, вспомнив деда-ашкеназа. Трудно было заставить согласиться Аарона с любым мнением, оскорбляющим его близких.

«Я знаю?! Я знаю? – начал кипятиться Яир. – Еще немного, и я от тебя услышу о миллионах евреев, говорящих на этом языке, и о великой литературе, которая на нем создана. Все это известно и мне. И вопреки всему этому, идиш для меня – символ галута, точно так же, как долгополые пиджаки и черные чулки детишек района Бейт-Исраэль».

Аарон не был склонен продолжать спор, как и вообще не любил спорить. Мы расселись на скамеечках в комнате Габриэля. Айя же подошла к рабочему столу, разглядывая все, что было на нем. Яир, который не выпустил из себя накопившуюся энергию спора, повисшего в воздухе, удовлетворился обычным своим занятием, в тысячный раз, показывая нам свое умение. Ловкими движениями пальцев соорудил несколько палаток из листков бумаги, которые всегда носил в карманах. Затем расположил эти палатки буквой «п», этаким миниатюрным лагерем. Посреди лагеря воткнул в пустой коробок спичку, имея в виду знамя. После этого поджог одну из палаток, и когда огонь распространился и на другие палатки, Яир закричал: «Пожар в лагере!», и весь спектакль завершился кучкой пепла на полу и обугленной спичкой.

Обычно, после этого начинался спор, сгорел ли это лагерь молодежного движения «Следопыты Йоханана», как провозглашал Яир, чтобы поддеть Дана и Аарона, или движения «Лагеря восходящих», как тотчас исправляли его эти двое, задетых за живое.

На этот раз дело завершилось иначе. Когда Яир закричал «Пожар в лагере», и глаза его вспыхнули хищной радостью истинного поджигателя, мы услышали над собой (ведь сидели, склонившись, на полу) голос господина Тироша, который вошел в комнату неслышно и следил за спектаклем.

«И как же ты пробрался в лагерь? Не было там охраны?»

Он спросил это с абсолютной серьезностью, без намека на улыбку, и смущенный Яир беспомощно пробормотал:

«Не было там часовых. Это же игра…»

«Допустим, не было там часовых, хотя это просто недопустимо. Ну, а что с ограждением? Думал ли ты, как его преодолеть? Не вижу в лагере даже признака на ограждение».

«Это же лагерь движения «Лагеря восходящих», – с издевательской усмешкой сказал Дан, – без часовых и без ограждения».

Яир оплатил ему грозным взглядом, собираясь высказаться по поводу «Следопытов Йоханана», но Габриэль не дал даже на миг соскользнуть спору по крутому склону подковырок и острых словечек.

«Где была палатка командования лагеря?» – продолжил он следствие.

«Я не выделял особую палатку командованию».

«И ты не полагаешь, что следует это знать, прежде чем атаковать лагерь?»

Яир не ответил, надеясь, что Габриэль отстанет или начнет относиться ко всему этому, как игре, но надежды его не оправдались. Габриэль продолжал:

«Где оружейная?»

«Но это же лагерь следопытов, а не военный лагерь».

«Я забыл. Мы ведь все еще играем в следопытов и наблюдателей».

Он глядел на нас, как взрослые глядят на малышей, играющих куклами. И все мы почувствовали себя ужасно неловко.

«Ладно. Видели ли вы вообще когда-нибудь военный лагерь?»

Мы рассказали ему о воротах в военный лагерь Алленби по дороге в предместье Иерусалима – Тальпиот, и о звуках горна, доносящихся оттуда. Аарон рассказал о британцах, которые, обнажившись по пояс, делают гимнастику за проволочным ограждением или играют в футбол. Все это были обрывочные впечатления, из которых нельзя было составить цельную картину.

Не думаете ли вы, что в этой стране, полной военных лагерей, вы знаете о них слишком мало?»

Спустя некоторое время мы уже шагали за Габриэлем вверх по дороге, пересекающей предместье Шейх-Джарах. Северо-восточнее этого предместья, на ровной площадке у подножья холма, располагался военный лагерь британцев, который мы обычно видели издалека в окно автобуса, едущего на гору Наблюдателей – Хар Ацофим, или с поворота, идущей параллельно шоссе проселочной дороги. Одно мы знали, что солдаты лагеря соревнуются в футбол с местными еврейскими командами на большом огороженном стадионе у Бухарского квартала. Они появлялись в красно-зеленых майках и черных толстых носках с белой полоской у колен, и их «свечи», когда мяч улетал высоко в небо, пробуждали зависть и страх в сердцах юношей Иерусалима. Несколько таких ударов уже при входе на поле вызывали у нас беспокойство за судьбу наших игроков. Но ребят из команды «Хасмонеи-Макабби» не очень впечатляли эти прямые, как выстрелы, удары или вертикальные свечи, и они упорно и мужественно боролись, и нередко выигрывали. Был среди них защитник, настоящее чудо. Все атаки британцев разбивались об него, как об железный столб и медную стену. Он, этот защитник, быстроногий, низенького роста да еще центральный нападающий и левый полузащитник видятся мне сегодня личностями легендарными, ведущими древние войны между богами Британии и богами Израиля. Детский страх перед британцами я наследовал, вместе со сверстниками, переживая футбольные бои на «поле Маккавеев». Они двигались с такой гордостью и высокомерием, возвышались своим ростом, что мы среди них ощущали себя какими-то пресмыкающимися, видя такими же наших игроков.

Теперь же, при взгляде с крыши полуразрушенного здания на находящийся рядом лагерь, во мне проснулся тот же страх перед великанами. И, вероятно, господин Тирош поставил себе цель – вывести начисто из нас этот страх перед сильным инородцем-блондином, проживающим в военных палатках и вооруженным винтовкой с примкнутым к ней штыком. И попутно извел из нас страх перед представителем другого народа, уроженца этой страны, смуглого, усатого, с ножом в руках. Но все это происходило намного медленней, чем пишется на бумаге.