Читать книгу Исполнение желаний, или Как приручить лепрекона - Ида Берг - Страница 2

Предположительный лепрекон надолго закатился жизнерадостным смехом.

– Как меня только не называли, конечно, но лепреконом… – сказал он, утирая слезы. – Ты ж моя лапушка. Давно я столько не смеялся. Обожди, сейчас я.

Он сделал несколько шагов, спускаясь пониже, потом сгруппировался и очень мягко и ловко спрыгнул вниз. И оказался прямо перед ней. Точнее, над ней. Смотреть на него снизу вверх было неудобно, поэтому Лора, немного подумав, кое-как подобрала под себя ноги и с трудом села. Так было получше. Чуток повыше.

Лепрекон был небритый. В бейсболке. С тяжелой линией челюсти и очень внимательным взглядом.

– Фрэнк, – представился он, чуть наклонив голову, и ухмыльнулся.

Лора задумчиво рассматривала его, пытаясь соотнести его внешний вид с гипотетическим обликом лепреконов. Расстегнутая грязно-зеленая штормовка открывала черную футболку, плотно облегающую мощный торс и подтянутый живот. Штаны с кучей карманов, здоровенные темные ботинки. Вроде-как-лепрекон, ничуть не смущаясь, тоже разглядывал ее, причем с нескрываемым интересом.

– Лепрекон Фрэнк, – в конце концов произнесла она. – Это впечатляет. Но у меня вопрос. Два вопроса. Все ли лепреконы носят бейсболки? И зачем лепрекону спиннинг?

– Она знает слово “спиннинг”! – очень бодро воскликнул он. – Вы только подумайте, какое сокровище! – он хлопнул себя по бокам, присел на корточки и довольно осклабился. – Любишь рыбалку, голуба моя?

– Папа…

Тут Лора ужасно громко и совершенно непроизвольно икнула и страшно из-за этого смутилась, но лепрекон Фрэнк, почему-то двоящийся у нее в глазах, только беспечно махнул рукой. В конце концов, это же лепрекон, решила она. Кто знает, какие у них тут порядки. Может быть, для них икать, рыгать и хрюкать во время разговора – самое обычное дело. Поэтому она решительно икнула еще раз и продолжила:

– Папа учил меня ловить рыбу. Готовить приманку. Вязать узлы. Подсекать. И еще я умею грести! – гордо добавила она.

– Не белоручка, значит, – разулыбался лепрекон, – так и вообще отлично. Хозяйничать, значит, у меня будешь, пирожки всяческие печь, да, феечка?

Говорить и держать глаза открытыми становилось все сложнее, тем более, что лепрекон в них уже троился, но не возмутиться Лора не могла:

– Что значит, хозяйничать? Что значит, хозяйничать? У меня самолет. Мне в аэропорт надо. И вообще, я не готовлю.

– Почему? – изумился лепрекон.

– Пережитки, – снова икнула Лора. – При повсеместной распространенности кафе, ресторанов, еды на вынос и полуфабрикатов, приготовление еды в домашних условиях является не необходимостью, а сохранившимся способом давления общества на женщину. А женщины и так слишком долго находились под этим давлением…

На эту тему она могла говорить долго и обстоятельно, и с закрытыми глазами, и даже во сне, но до блеска отполированные в спорах фразы, произносимые без должного жара, выходили какими-то невнятными, а то и даже бестолковыми. Не иначе как из-за воздействия той загадочной жидкости из фляжки. На нее понемногу наваливалось какое-то безразличие ко всему окружающему, и Лора, поддаваясь ему, стала снова отклоняться назад, собираясь залечь обратно в траву и донельзя уютный мох, свернуться в них клубочком и хорошенько поспать.

– Эй, голуба моя, – ее подхватила твердая рука, – ты чего это?

– Ничего, – выговорила она, устраиваясь на оказавшейся такой удобной руке, – уже ничего.

– Ты набралась, что ли? – рука держала ее осторожно и как-то легко, будто бы не прилагая для этого никаких усилий. – Когда успела? Ты сколько выпила, сахарочек?

– Все! – гордо ответила Лора, протягивая ему фляжку, которую она все еще цепко сжимала пальцами. – Все! Спасибо, кстати.

– Ебушки! – восхищенно сказал лепрекон и попытался посадить ее ровно. – Набухалась! И что же мне теперь с тобой делать-то, феечка?

– Ну с чего феечка-то? Я не феечка, – пробормотала она, ощутимо покачиваясь и сражаясь с желанием завалиться назад. – Я – Лора Хантингфорд, юрист из Атланты.

– Так если я лепрекон, – усмехнулся он, – то мне, душа моя, нужна феечка.

Он поднялся и глянул куда-то в сторону, пробормотав что-то вроде “далековато, конечно, но что уж”, потом пристегнул сложенный спиннинг к креплению на небольшом спортивном рюкзачке и протянул ей руку:

– Ладно, Лора Хантингфорд, юрист из Атланты, не оставлять же тебя здесь. Давай, подниму тебя. Пойдем домой.

Мощная рука лепрекона смотрелась крайне привлекательно, но, не иначе как науськанная все той же адской смесью из фляжки, Лора надула губы. Просто так сдаваться она не собиралась.

– Не надо меня поднимать. Я самостоятельная и независимая женщина. Если мне нужно встать – я встаю. И делаю это сама!

Лепрекон громко фыркнул. Лора даже ахнуть не успела, как он наклонился, подхватил ее под мышки и рывком поднял. От резкой смены положения (или все от того же чертова денатурата, она не смогла различить) голова у нее закружилась, Лору повело и она чуть не рухнула обратно на землю, но ее удержали его руки. Сильные руки. Он так резко дернул ее на себя, что она уткнулась носом прямо в его плечо. Крепкое плечо. Очень крепкое плечо. Неожиданно располагающее к тому, чтобы положить на него голову.

– Конечно, самостоятельная, – доброжелательно сказал он. – Вон как извозилась-то и налакалась самостоятельно. Эти все ваши эмансипэ и прочие либертэ, эгалитэ, фратернитэ…

Придерживая ее в вертикальном положении, он отряхивал ее со всех сторон, плотно прикладываясь широкой ладонью ко всем частям тела. Как ни странно, в этом вопросе Лоре возражать совсем не захотелось.

– … крайне умилительны, – он закончил фразу и подмигнул ей. – Зато сразу стало ясно, как ты тут оказалась. С таким задранным вверх носиком точно не увидишь, куда едешь. И не с таким гонором выспрашивать у местных радостных бухариков, как тебе обратно выехать.

Глаза у него оказались синие. Синие-синие. Веселые. И какие-то острые. И в них хотелось смотреть. Долго. Долго-долго. Но Лора решила не поддаваться им и упрямо ответила:

– Потому что я могу сама. Я независимая и самостоятельная.

– Ну, по крайней мере, стоишь-то ты пока точно сама, – ухмыльнулся он. – Надеюсь, что и ногами будешь сама двигать, чтобы мне не пришлось волочить тебя до самого дома, – он приобнял ее и двинулся вдоль озера, увлекая ее за собой.

– До самого дома, – непроизвольно повторила за ним она, механически передвигая ноги. – До дома. Ты хотел сказать, до норки? Лепреконы же живут в норках? Как хоббиты? Или где вы живете?

– В норках, в норках, – хохотнул он. – Как хоббиты. В берлогах! В берлогу идем, феечка, в берлогу. Лет двадцать уже столько не ржал. Вот же ты чудная…

Он продолжал что-то говорить, но его голос уплывал от нее все дальше и дальше. Окружающий мир медленно расплылся на отдельные кляксы, а затем слился в одно большое зеленое пятно. И Лора, с полным ощущением того, что она, вслед за уже вспоминавшейся ей Алисой, проваливается в бездонную кроличью нору, заснула, кажется, прямо на ходу.

Ее сон, такой легкий, зефирный, ужасно ласковый и почему-то настойчиво отдающий насыщенно-мужским ароматом, понемногу разрушался под воздействием резкого и не особо приятного голоса.

– Хантингфорд. Говорю же, Хантингфорд, – еще громче гаркнул голос. – Вот же ты тетеря глухая. Связь, ага, конечно. Лес, ага, конечно. Лора Хантингфорд. Юрист. Атланта. Да. Да. Сначала она мне раз тридцать это рассказала, теперь ты еще будешь пять раз переспрашивать. Да, проверил. В сумке документы. Да.

Лора приоткрыла один глаз. Хантингфорд. Это была она. Лора Хантингфорд. Совершенно точно. Она приоткрыла второй глаз. В обоих глазах стояла совершеннейшая муть. Да и в целом ей было как-то тошно.

– С машиной там реши. Сдохла она где-то у нее. На шоссе. Да не знаю я, не на дороге же я ее подобрал. Она сюда ко мне вышла. Да, прямо к озеру. Сам охренел. До сих пор охреневаю.

Она приподнялась на локтях и огляделась. Какой-то домик, что ли. Всего одна комната. Тяжелый деревянный стол. Стулья. Неожиданно – кресло-качалка с пледом. Полки. Книги. То ли печь, то ли камин. Горит и пышет жаром за стеклянной дверцей. Корзина с аккуратно поколотыми дровами. Плитка на две конфорки, на одной грелся чайник. Рядом – отставленная в сторону турка. Шкафчики, небольшой холодильник. Шкуры. Винтовка, прислоненная к стене. Снасти. И кровать, на которой была она сама. Тоже деревянная и очень основательная, как и стол, и стулья. В кровати было мягко. И тепло.

– Че? – голос доносился с улицы, из приоткрытого окна. – Симпатичная. Даже очень. Блондинка. Блондинка, говорю, блондинка! Натуральная. Че? На вид третий. На ощупь чуток побольше. Ну не, не! Ну че я, совсем, что ли…

Что это за голос? Почему-то он был ей знаком. Лепрекон! Лепрекон Фрэнк! В голове вспыхнуло сначала что-то невнятное, но довольно быстро развернувшееся в более или менее осмысленную картинку. Дублин. Аэропорт. Машина. Лес. Она заблудилась. Потом он. Лепрекон. Да какой лепрекон, да что же это! Мужчина. Мужчина в куртке. По имени Фрэнк. Которого она упорно называла лепреконом. К тошноте тут же добавилась жуткая неловкость, узлом скрутившая ее внутренности.

– Не, так и дрыхнет. Не, не. Не надо. Пока не надо ниче. Говорю же, нормально. Развлекаюсь, как могу. Если что, я скажу. Да не утоплю я ее, она вроде забавная. Нет. Нет. Труп тебе прятать не придется, не в этот раз, – голос радостно заржал. – Ладно, все. И разберись там, чтобы все чики-пики было. Ага. Завтра созвонимся. Целую-целую!

Дверь распахнулась и в нее ввалился давешний лепрекон Фрэнк. Который не лепрекон. А просто Фрэнк. В одной руке огромная кружка, в другой – телефон какого-то непривычного вида, с антенной.

– Проснулась, голуба моя? – осклабился он, закрывая ногой дверь. – Полегчало тебе?

– Не знаю, – пробормотала Лора, подтягивая повыше одеяло под его совершенно нахальным и бесцеремонным взглядом.

– Да че ты, че ты, – развеселился он. – И не старайся даже. Че я там не видел-то у тебя? Все! Все ты уже продемонстрировала мне в самом лучшем виде.

– Что?

Она совсем было растерялась, но он только фыркнул и кивнул на другую сторону кровати. Лора повернула голову. Подушка рядом с ней была примята. Примята! И еще там стоял стул, на котором была разложена ее одежда. Почти вся одежда. Кроме белья. Оно, вроде бы, было на ней. По ощущениям.

– Мы… – голос у нее неожиданно сорвался, – мы… что? У нас что-то… было?

– Ты бы видела свое лицо! – Фрэнк ухмылялся во всю пасть. – Ох, видела бы ты себя, феечка моя сахарная! Давно, давно я так не веселился!

Он бросил на стол телефон, поставил кружку и снял с огня чайник. Достал из шкафчика какую-то банку, щедро сыпанул из нее в большую чашку, больше похожую на ведро, и залил кипятком.

– На, – он подошел к ней и сел рядом, протягивая ей этот жбан. – Пей.

– Что это? – слабым голосом спросила Лора, в голове которой все еще стоял туман, а комната вокруг, как ей казалось, постоянно отвратительно покачивалась. – Опять? Пить? Надо? Это надо?

– В себя придешь, – расхохотался Фрэнк. – Чай это. Крепкий. Очень. Оттягивает моментально.

Она кивнула и протянула дрожащую руку. Он вложил в нее чашку и как-то очень по-домашнему похлопал ее по плечу, вставая:

– И ниче не было, лапушка. Не боись. Баиньки просто тебя уложил. Да и мне потом тоже поспать где-то надо было, а то ты ж почти сутки дрыхла. И чтоб ты знала, сахарочек, с пьяными женщинами я интимных дел не веду, себе дороже, – тут он усмехнулся и добавил. – Но это не значит, что ты не хотела, – и весело ей подмигнул.