Читать книгу Время. Ветер. Вода - Ида Мартин - Страница 7

Когда на деревьях нет листьев, из окна моей комнаты виден двор, детская площадка, площадка для мусорных контейнеров и пешеходная дорожка. Чуть поодаль расположен высокий белый дом. Он стоит к нам торцом, и в ясные дни верхние окна и балконы сверкают так, будто солнце заперли внутри.

И на тонкие металлические бортики, огораживающие крышу, и на провода, тянущиеся к другим домам, прилетают голуби, в основном обыкновенные, серые, но иногда я вижу целую стаю прекрасных белых голубей, которые, прежде чем опуститься, описывают над крышей круг за кругом.

Однако прохожие птиц не замечают. И, если бы я шла в это время из школы, я бы тоже не видела их.

Только один раз маленький мальчик лет пяти, чья мама очень торопливо шагала в сторону метро, остановился, запрокинул голову и, увидев голубей, восторженно залюбовался ими. Женщина громко окликнула мальчика, но тот так и остался зачарованно стоять. Тогда она вернулась, грубо схватила его за руку и потащила за собой, даже не взглянув, что он там увидел.

В школе я не была всю неделю. И чувствовала себя от этого гораздо лучше. Маме, правда, пришлось намекнуть на температуру, несколько раз покашлять в трубку, и она сама настояла, чтобы я «высидела» дома недельку, а то и две.

Эля писала и звонила, но общались мы с ней мало. Она пребывала в своей затянувшейся болезни, я – в мыслях о новых знакомых, потому что после похода в парк Горького все пошло развиваться очень быстро. Вика торопила события, и никто не возражал.

Раньше я никогда не бывала в таких местах, куда обычно ходят с друзьями, но с появлением Вики все изменилось. Она таскала меня за собой повсюду, и не могу сказать, что мне это не нравилось.

На следующий день мы пошли в кино, а через два – в караоке-бар неподалеку от нашего дома. Это была идея Вики: уж очень ей хотелось блеснуть своими актерскими способностями.

Полумрак, неоновая подсветка, низкие мягкие диваны с подушками, покрытые стеклом столики, огромная плазменная панель, а под ней невысокая деревянная платформа – наподобие сцены.

Несмотря на будний день, свободное место мы нашли с трудом, потому что это было чуть ли не единственное развлекательное место в округе. И все мои одноклассники побывали там неоднократно, а неподалеку от нас я заметила тех самых ребят из соседней школы и девчонок из параллельного, на которых засмотрелась в магазине, перед тем как познакомиться с Викой.

Уровень музыкальных способностей у присутствующих сильно разнился. Но отчего-то яростнее всего рвались к микрофону именно те, у кого этих способностей вовсе не наблюдалось. Репертуар тоже удивлял разнообразием. От военных песен и шлягеров пятидесятых до Басты, Нойза и Монеточки. Один солидный мужчина очень душевно пел Элтона Джона, трое мальчишек вразнобой, но убедительно проорали «Звезду по имени Солнце», девочки из параллельного класса долго и заунывно терзали Адель.

Наконец Вика созрела. Я заметила, что она немного нервничает, но виду старалась не подавать и обещала произвести фурор.

И, как оказалось, пела она и в самом деле здорово. Голос у нее был красивый, глубокий и на низких нотах пробирал до мурашек. Достойно вытянув всю «Killing me softly», с высоко задранной головой и гордо выставленной вперед грудью, она под аплодисменты вернулась к нам.

– У тебя потрясающий голос, – признала я.

– Шикарно, – восхитился Макс.

– Во втором куплете налажала и последний припев задрала выше некуда. Слушать можно, но такое… – без тени иронии оценил Артем.

– Что? – Вика застыла, точно ее ударили. – Тебе не понравилось?

– Посредственно, – он раскинул руки на спинке дивана и смотрел на нее, запрокинув голову. – Но ты не переживай, остальные здесь еще хуже.

Пухлые губы Вики задрожали от обиды, как у ребенка. Она постояла, хлопая ресницами и не зная, что ответить, после чего плюхнулась на свое место и надулась.

– Зачем ты это говоришь? – вступилась я. – Вика отлично пела.

– Тот, кто собирается покорять Голливуд, обязан быть не просто лучшим в этом занюханном местечке. А безупречным, – переключился Артем на меня. – Она должна была «нежно убить их своим пением». Понимаешь? Чтобы они рыдали и сходили с ума, а не хлопали. Чтобы навек потеряли покой и сон, а не улыбались. Ты же ботаничка, Витя, кому, как не тебе, знать, как важно быть лучшим.

Иногда он говорил так, словно кто-то назначил его нашим родителем.

– Я учусь не потому, что хочу быть лучшей. Мне просто это хорошо дается.

– Дается ей, – ехидно фыркнул он. – Небось папа с ремнем над тобой стоит, чтобы давалось.

– Нет, конечно, – я представила папу с ремнем и рассмеялась. – Мне самой нравится учиться. Честно. Не знаю, почему никто не верит. Ведь все же люди рождаются для чего-то своего. Наверное, сбор и обработка информации – мое предназначение.

– Предназначение? – К выражению язвительной насмешки на лице Артема примешалось показное умиление. – А что это?

– Ну как? Это то, что отличает тебя от всех остальных. То, что делает тебя особенным. Единственным в своем роде, уникальным и неповторимым, как звезда на небе. То, для чего ты нужен этому миру. Только ты и никто другой. Не лучший, а особенный.

– Чем дальше, тем больше ты меня удивляешь! – Он как-то весь собрался: спина выпрямилась, локти уперлись в поверхность стола, взгляд будто пригвоздил меня к спинке дивана. – Неповторимых, как и незаменимых, нет. Есть только лучшие! И вся жизнь – бесконечная борьба за эти места, потому что если ты не лучший, то и смысла в тебе нет.

– А если я не умею петь, как Вика, и много чего еще другого не умею – это значит, что во мне нет смысла?

– Значит, нет. Значит, ты лузерша и лохушка, – бросил он нахально, осекся и, снова откинувшись назад, выжидающе уставился на меня.

Можно было, конечно, продолжать спорить и доказывать свою значимость и правоту, но мне вдруг стало смешно. Его задиристость не обижала. Напротив, меня внезапно охватило какое-то теплое чувство. Чувство безоговорочной симпатии, притяжения и нежности. Сложно сказать, от чего это произошло, но точно не от слов. Я доверяла своим глазам намного больше, чем ушам. И этот парень нравился мне все сильнее и сильнее. Вот поэтому я и расхохоталась: от того, что стало вдруг просто очень хорошо.

Артем тоже сразу засмеялся, с облегчением и радостью, словно только этого и ждал. И чем больше он смеялся, глядя на меня, тем смешнее становилось мне.

Наш глупый, беспричинный смех выглядел странно, и Макс с Викой непонимающе смотрели на нас. Как если бы прослушали суть шутки и ждали, что им объяснят.

Так и не дождавшись комментариев, Макс демонстративно развернулся к Вике и попросил спеть Лану. Но Вика все еще дулась и ответила, что больше при них вообще ничего петь не будет. Тогда Артем обнял ее за плечи и примирительно сказал:

– Не обижаться нужно, а работать до посинения. Хочешь, я найду тебе преподавателя по вокалу?

– Правда? – Она тут же оживилась. – Ты можешь?

– Его опекун – музыкальный продюсер. И у него полно знакомых, – пояснил Макс. – Так споешь Лану?

Вика еще немного поотпиралась, но в конечном счете милостиво согласилась при условии, что вначале Макс тоже что-нибудь споет.

Она, хоть и просила меня его «отвлечь», сама постоянно привлекала. И для этого ей не нужно было делать ничего особенного. Она просто брала за руку, заглядывала в глаза, и сразу возникало чувство, будто принадлежишь ей целиком, от начала и до конца. Словно она знает про тебя все-все, даже самое плохое, но ни капли не осуждает. Было в ней нечто намного большее и глубокое, нежели просто красота. И как я могла от этого отвлечь?

Макс согласился петь. Артем тоже. И они тут же устроили неожиданное представление. Артем попросил меня выбрать им песню, но я не знала какую, и тогда он сказал, что уже придумал сам, а когда заиграли первые аккорды, я сразу поняла, что это. «Ничего на свете лучше нету, // чем друзьям бродить по белу свету. // Тем, кто дружен, не страшны тревоги…»

Но они не просто пели, они – выступали.

Очень слаженно, задорно, заранее зная, кто какие слова поет. Даже движения были отработаны. Артем изображал Трубадура, а Макс остальных музыкантов, они «ехали на повозке» и махали всем рукой. Голоса звучали чисто и уверенно.

Вика пребывала в полном восторге, я тоже. Да и все вокруг сильно развеселились.

От парней исходила такая неуемная, заводная энергетика, что хотелось немедленно вскочить и начать танцевать. Девчонки из параллельного класса радостно запрыгали на диване, женщины за соседним столиком хлопали в ладоши, мальчишки, кричавшие «Звезду по имени Солнце», отстукивали ритм по столику.

Позже, когда парни вернулись к нам и Артем стал допытываться, кто из них был лучше, выяснилось, что это их детская постановочная сценка.

Он рассказал, что все детство обучался дома и никогда не ходил школу, а Макс ходил, но только до третьего класса, потому что потом его мать устроилась на работу в загородный дом родителей Артема, и детей стали учить вместе. Так вот, помимо учителей по основным предметам, у них был специальный педагог по театральному мастерству и еще один по вокалу. Потому что отец Артема был успешным и довольно известным композитором, и в их доме постоянно собирались люди искусства. Выступление же детей считалось обязательной частью развлекательной программы.

– Так кто был лучше? Я или Макс? – Артем требовательно посмотрел на меня.

Недавний разговор я помнила, но пели они действительно одинаково хорошо.

– Я плохо разбираюсь в этом.

– Нет, скажи, – настаивал он.

– Оба.

Макс победно подмигнул.

– Чушь, – возмутился Артем. – У котика даже образования музыкального нет. А у меня знаешь сколько дипломов?

– Конечно, ты пел лучше, – Вика бросила на меня такой взгляд, будто я совсем глупая, и развернулась к Артему: – Ладно, я тебя прощаю. Ты, наверное, знаешь, о чем говоришь.

– Если такая мелочь, как чужая болтовня, способна тебя задеть, – сказал он ей назидательно, – можешь сразу попрощаться со своими грандиозными планами.

– Ну хорошо. Спою я эту вашу Лану, только предупреждаю, что слов не знаю и могу запинаться.

– Ничего, – заверил Макс. – Запинайся сколько угодно, только пой.

Все то время, пока Вика пела, я внимательно следила за выражением его лица и не могла не видеть, как шансов «отвлечь» у меня становится все меньше и меньше, а когда она закончила, точка невозврата была уже пройдена.

После того как я перестала ходить в школу, каждый день постоянно был чем-то наполнен. Больше я не брала в руки учебники и книги, не смотрела фильмы и сериалы, у меня была лишь толстая синяя тетрадь на пружине, в которую я стала записывать все, что со мной происходило, свои мысли о Вике, соседях со второго этажа, о своих чувствах, ощущениях и планах. Не то чтобы я вела дневник, скорее, это был мой рассказ обо мне, как если бы я захотела взглянуть на себя со стороны.

Папа говорил, что в любом вопросе главное – выявить проблему, тогда решение найдется само собой. А чтобы выявить проблему, необходимо исследовать вопрос и провести анализ.

В клуб мы отправились в пятницу. И хотя у Артема была машина, поехали на метро, потому что ребята собирались пить до утра.

Всю дорогу мы смеялись и дурачились.

Макс заметил девушку с зелеными волосами, в длинном черном пальто и босоножках на голую ногу. Выставленные на всеобщее обозрение пальцы ног украшали длиннющие красные ногти.

Увидев ее, он ткнул Артема, а когда тот посмотрел, оба громко закатились на весь вагон.

– Давай ты подойдешь и спросишь, настоящие они или нет, – предложил Вике Артем.

– Скажешь, что хочешь себе такие же, – Макса накрыл очередной истерический приступ смеха.

– А слабо потрогать? – с вызовом бросила им Вика.

– Мне слабо, – признался Макс.

– А мне нет, – ответил Артем.

– Фу! Нет! Не вздумай, – на весь вагон закричала Вика. – Гадость же.

Девушка сидела с непроницаемым лицом, отлично понимая, что смеются над ней, но и бровью не повела. Очень странная девушка и жуткие, вампирские ногти на ногах.

– Ей, наверное, неприятно, что вы смеетесь, – тихо сказала я.

– Было бы неприятно, не делала бы такого, – отрезала Вика. – Она же понимает, что это ужасно.

– А может, не понимает или у нее есть причины?

Вика наклонилась к моему уху:

– Лучше молчи, а то все подумают, что ты такая же.

До места мы добрались веселые и взбудораженные. Сияющие фонари вечерней Москвы, отражаясь в асфальте, блестели, а воздух, наполненный нашими духами и радостью, казался упоительно сладким. И, хотя ничего особенного не происходило, во мне бродило предвкушение чего-то волшебного.

Из-за возраста в клуб меня могли не пустить, но проверять документы никто не стал. Мы сдали одежду и в полумраке спустились по крутой, едва освещенной голубоватыми огоньками лестнице.

Внизу музыка долбила так, что сердце тут же подхватило этот ритм. Странный, похожий на металлическую пластину пол ощутимо пружинил под ногами.

Вика, продираясь сквозь толпу, потащила Артема за собой. Он обернулся, помахал нам и через секунду исчез в движущейся массе.

– Пойду за пивом, – прокричал Макс. – Ты что будешь?

– Колу.

– Что? – Он обхватил меня за плечи и подставил ухо.

– Колу.

– Да брось. Давай возьму что-нибудь бодрящее?

– Ладно, – решилась я. – Бери на свой вкус, а я тебе потом деньги отдам.

– Какое «отдам»? – Чуть отстранившись, он выразительно посмотрел, затем снова прильнул к уху. – Все включено в спонсорские расходы.

– Но это нехорошо. Артем и так за вход платил.

– Это хорошо. Он, пока не промотает родительские деньги, все равно не успокоится, – его дыхание защекотало шею, и я, рассмеявшись, невольно закрылась плечом, поэтому Макс больше ничего не сказал – просто ушел, а вернулся уже с пивом и большим стеклянным стаканом, наполненным прозрачной жидкостью, в которой на дне плавала какая-то зелень. – Мохито, – крикнул он.

От мохито пахло лимоном, мятой и еще чем-то пряным, а на вкус он оказался терпким и свежим. Очень приятным.

Какое-то время мы просто стояли, глядя на танцующих, пили и кидали друг на друга странные, осторожные взгляды. Разговаривать было невозможно.

Потом вдруг Макс сунул мне в руки свой недопитый стакан и, сказав: «Пойду поищу их», моментально исчез на танцполе.

Но только я успела упрекнуть себя за излишнюю зажатость, как музыка резко оборвалась и свет выключился. От внезапной тишины уши заложило. Однако постепенно из этой немой пустоты послышался слабый, едва различимый звук. Он приближался и нарастал. Высокий, электронный, чуть вибрирующий, по мере увеличения громкости становясь все объемнее и будто бы накрывая собой все вокруг. А потом в кромешной темноте мелькнул ослепительно-белый огонек. Сначала один, за ним другой. Множество белых светящихся точек стали вспыхивать то тут, то там по всему залу. Послышался восхищенный ропот и следом за ним точно так же, словно из ниоткуда, глухой ритм. Сначала тихо-тихо, осторожно, точно слабое биение сердца, затем все громче и громче, и уже вскоре мощная пульсация подчинила себе все огоньки. Они собрались вместе и рассыпались белыми звездами по всему потолку. Электронная волна прокатилась по залу, и звезды, покачнувшись, поплыли на ней. «Вечности нет», – раздался тихий искаженный шепот.

Единственное, что в этот момент связывало меня с реальностью, – леденящий пальцы холод стакана с мохито. Белые огоньки закружились безумным, нескончаемым хороводом, и, когда из них, рассекая пространство, вырвались ослепительные лучи, весь зал очнулся и пришел в движение.