Читать книгу Учиться как учиться. Психология и духовность на суфийском пути - Идрис Шах - Страница 4

Вплоть до недавнего времени, как часто напоминают нам современные литераторы, психологи и растущее число тех, кто посвятил себя изучению человеческого сознания, суфизм был закрытой книгой для обычного человека. Его язык в той форме, в которой он был явлен в классических и специальных суфийских писаниях, казался почти недоступным. Востоковеды (более точно называемые сегодня специалистами по изучению азиатских и африканских наук о человеке) сохраняли почти полную монополию на информацию по этому предмету, и тем не менее можно было обнаружить, что и они расходились во мнениях относительно того, что такое суфизм, как и где он возник и что означали его учения. Некоторые деятели ислама были против него, другие видели в нем истинную сущность ислама. Среди исследователей, не принадлежавших к мусульманской традиции, одних он сильно привлекал, другие находили, что его учения на их вкус слишком ограничены культурными рамками.

Эта картина весьма драматично изменилась под влиянием печатного распространения очищенных от нравоучительного налета и многословия суфийских историй вместе с изучением суфийской психологической работы и, вероятно, более всего благодаря тому, что в данном материале многие люди увидели аналогии с социальными и культурными проблемами современности. Теперь уже практически все признают, что суфийские исследования и опыт последнего тысячелетия – одна из наиболее многообещающих областей в развитии понимания человека, подтверждающая его способности к восприятию сверхфизической реальности. Это признание суфийского вклада, однако, стало возможным лишь после того, как люди, главным образом на Западе, полагая, что можно развить более целостный подход к данному предмету, стали замечать совпадения в религиозных и психологических, эзотерических и культурных вопросах.

Между тем наиболее неповоротливые умы в науке все еще считают суфизм мистическим эзотеризмом; секты и восточные культы по-прежнему хотят сохранить вокруг него именно эту ауру; некоторые ученые желают установить монополию на суфийское наследие, утверждая, что лишь их толкования заслуживают доверия. Последние иногда доходят до смешного, подобно алхимику, который, не понимая химии, борется с ней как с еретическим новшеством.

Работа по выявлению многогранности и актуальности суфизма оказалась не столь уж сложной благодаря двум предпосылкам: свободе печати и растущей во многих культурах неудовлетворенности ограниченными и невежественными авторитетами. В сложившейся ситуации оставалось сделать только одно: привести цитаты из признанных суфийских источников и представить документы и учения, имеющие научный и религиозный интерес, а также продемонстрировать на основе того же материала, что психологические прозрения суфиев – источник непрекращающегося знания, чей уровень ничуть не ниже достижений современных исследователей человеческого сознания. Полезную роль сыграл еще один фактор: несколько бесспорно выдающихся психологов «открыли» для себя суфиев, и это наряду с существованием живой суфийской традиции, а не только без конца повторяющейся деятельности культового характера, подтолкнуло других исследователей к созданию в течение одного десятилетия материалов, подтверждавших многое из того, что относится к истинной природе суфийского наследия и его продолжающегося действия.

Кое-кто, конечно, возражал, говоря, что «популяризация» суфийской литературы может оттолкнуть многих людей от древних традиций и ценностей, которые, как считается, содержатся в суфизме. В действительности верно обратное. Как только публикации стали выходить одна за другой, даже традиционалисты и формалисты, не говоря уже о многих других – и на Востоке, и на Западе, – с воодушевлением приняли новый смысл этих материалов, так что число заинтересованных сильно возросло. Пренебрегать этими новичками из-за того, что не все они профессиональные востоковеды или сторонники культа (хотя многие являются и теми и другими), – значит, упустить из виду, что многие из них по меньшей мере столь же умны, хорошо образованны и потенциально полезны в области изучения человека, как и так называемые специалисты. «Что касается отрицательной реакции в некоторых кругах на недавние открытия, пролившие свет на сущностный суфизм, то можно только пожалеть, что за нею стоит достаточно примитивный и отупляющий фанатизм и узость, процветающие в сферах, где подобные качества пагубно сказываются на профессии ученых и не способствуют серьезному к ней отношению со стороны людей, чье уважение так много для них значит».

Говоря кратко, суфизм «достиг» умов тех, кто работает в более гибких и многообещающих областях современной мысли. Кроме того, он вошел в сферу опыта и интересов некоторых выдающихся современных деятелей во многих странах мира. Суфийское учение действует широко на стыке наук и в более общих дисциплинах как фактор, чье значение и вклад невозможно ни отрицать, ни приостановить. В результате все больше и больше людей готово изучать вечную истину, а не только ее локальные проявления и производные социологические формы, обладающие лишь антропологической ценностью.

Традиционно люди приходили к суфийскому пониманию с помощью метода вопросов и ответов. Далее мы предлагаем обзор материалов, полученных в процессе многочисленных бесед (общей продолжительностью в сотни часов), на темы, вызывающие сегодня огромный интерес у очень многих людей. В ста беседах содержатся ответы на вопросы, которые задавались снова и снова более чем в сорока тысячах писем со всего света.

Хотя от суфийской мысли требовали, чтобы она была изложена лишь на языке привычных понятий и идиом местной культуры, настаивать на этом было бы несправедливо как по отношению к суфиям, так и по отношению к тем, кто способен у них учиться, ибо невозможно влить пол-литра в сосуд меньшей емкости.

Суфийские мысль и действие нуждаются для своего проявления и практического применения в особых формах: именно по этой причине в былые времена в некоторых освоенных областях суфизма учреждались и поддерживались собственные институты и учебные центры. Западная культура в ее нынешнем состоянии, сколько бы она ни пренебрегала развитием подобных форм для себя, значительно больше, чем прежде, способствует тому, чтобы человек принял в качестве гипотезы возможность существования такого вида изучения, которое представляется, концентрируется и распространяется через особые и специальные институты. Лишь когда мы встречаем людей, воображающих, что внешняя форма упомянутых институтов, подходящая для одного места и времени, годится также здесь и сейчас, и притом характеризует саму вещь, мы обязаны указать, что подобные мнения сами по себе ограничены и ограничивают нас. Те, кто их придерживается, становятся неспособными к пониманию по тем же причинам, которые помешали деревенскому простаку в известной суфийской истории насладиться и утолить голод предложенной ему тарелкой жидкого супа, поскольку, по его мнению, «в любом супе должна быть гуща».

Один человек как-то открыл ресторан с хорошей кухней, привлекательной обстановкой и отличным меню.

Вскоре после этого его друг заглянул в ресторан и сказал:

– Почему у тебя нет вывески, как на всех других заведениях, где едят? Я предлагаю написать: «РЕСТОРАН: ПРЕВОСХОДНАЯ ЕДА».

Когда наконец вывеску изготовили и повесили, другой доброжелатель сказал:

– Вам надо быть более конкретным, ведь вы могли иметь в виду какой-то прежний ресторан. Добавьте слова «ОБСЛУЖИВАЕМ НА МЕСТЕ», и ваша вывеска примет завершенный вид.

Владелец подумал, что это хорошая идея, и изменил вывеску.

Спустя какое-то время кто-то проходил мимо и сказал:

– Почему вы написали слово «НА МЕСТЕ»? Ведь каждому понятно, где именно.

Ресторатор снова изменил вывеску.

Другой прохожий спросил:

– Неужели вы не понимаете, что слово «ОБСЛУЖИВАЕМ» здесь лишнее? Понятно, что во всех ресторанах и магазинах посетителей обслуживают. Может, его лучше убрать?

Что ж, слово было убрано.

Однако вскоре еще один посетитель сказал:

– Если вы не уберете фразу «ПРЕВОСХОДНАЯ ЕДА», кто-то подумает: а действительно ли она такая превосходная? Найдутся и такие, кто не согласится с этим. Чтобы оградить себя от критики и разногласий, уберите, пожалуйста, слово «ПРЕВОСХОДНАЯ».

Так он и сделал. Теперь, когда на вывеске осталось лишь слово «ЕДА», в дверях показалась голова шестого любопытного прохожего:

– Почему у вас такая вывеска, ведь и так видно, что здесь подают еду.

Поэтому ресторатор снял вывеску. Сделав это, он теперь не мог взять в толк, когда же, наконец, к нему заглянет какой-нибудь голодный, а не любопытный или умник…

В этой истории, конечно, герою досаждают «люди рассудка» с их буквальным мышлением, как и для всех нас, интеллект для них играет важную роль. Однако пища, которую наш ресторатор пытается дать, – это «пища сердца»: в суфийском языке сердце символизирует высшие воспринимающие способности человека.

Современный суфийский поэт, профессор Халилуллах Халили, мой прославленный соотечественник, выразил это таким образом: