Читать книгу Сарти - Игорь Алимов - Страница 2

Наша история красноречива, противоречива и изобилует ударами в морду. Что, например, сделал Христофор Колумб сразу после того, как открыл Тумпстаун, сошел на берег со своего легендарного корабля и узрел в непосредственной близости Лысого Джо? Разумеется, дал Лысому Джо в морду – да и вряд ли кто другой удержался бы. Ибо Лысый Джо – милый человек и приятный собеседник, торгующий к тому же «Иллюстрированной историей города Тумпстауна и ок(рестностей)», но его лицо – простите, рожа построена таким образом, что двадцать четыре часа в сутки просит кирпича независимо от того, бодрствует Джо или спит. Джо относится к тем людям, при встрече с которыми у вас появляется труднообъяснимый зуд в руках: пальцы начинают непроизвольно шевелиться, хватать всякие тяжелые предметы и как-то помимо вас пытаются двинуть этим всем в рожу Лысого Джо. Ну а поскольку у нас таких Джо – через одного, то вполне естественно, что тумпстаунская история носит крайне прикладной, а еще точнее – кулачный характер.

Итак, Колумб высадился здесь, на этом превосходном берегу, дал в морду Лысому Джо, сказал «Ух ты!», – и безо всякого перерыва заложил прямо там, где стоял, грандиозный кабак «Альмасен». Словом, за самый короткий промежуток времени совершил массу исторических дел. Мимо верхом на лошади проезжал по немаловажным делам господин Аллен Дик Дройт, каковой и подрысил к Колумбу, внимательно осмотрел оного и вступил с первооткрывателем в весьма продуктивный диалог, нашедший отражение в исторических анналах и запечатленный фотографическим способом. Черно-белые снимки можно видеть в уже упомянутой «Иллюстрированной истории»: «Христофор Колумб и Аллен Дройт беседуют и курят трубки»; «Христофор Колумб наносит удар в лицо Лысого Джо» и так далее. (Честно признаюсь, что г. Аллен Дройт также врезал Лысому Джо вслед за Колумбом: в этом выразилось родство душ двух великих людей.)

Но я несколько заболтался. В последнее время на меня часто нападает, я заметил, этакая болтливость. К чему бы это? Не остаточный ли эффект пребывания в Арториксе? Или раньше времени проснувшаяся потребность писать мемуары? Хотя возможно я просто болтлив от природы. Затрудняюсь судить. Сами разбирайтесь, если хотите.

Что же до Аллена Дика Дройта, шерифа, графа Винздорского, одного из столпов тумпстаунского общества и моего личного друга, то его славное имя проходит красной или даже золотой нитью через всю нашу героическую историю и намертво скрепляет ее отдельные эпизоды между собой. Ныне этот замечательный человек – в ту пору, когда на побережье установилась типичная тумпстаунская погодка, и все стали сходить с ума от жары (у нас это любят и умеют: сходить с ума) – отозвал меня из Арторикса, подальше от океана и условно-бесплатного холодного пива, обратно в метрополию: долавливать всяких бандитов-рахиминистов и трясти кабак «У гиппопотама». С моей точки зрения, все эти трогательные мероприятия могли бы и подождать, а я тем временем сыскал бы Шатла и этого бездельника Вайпера, и с наслаждением набил бы последнему морду. Я так Дройту и сказал. Мол, хочу Вайперу морду набить. Вайпер того заслуживает. Мой долг настоятельно велит мне без отлагательств набить Вайперу морду. А шериф улыбнулся мне (как он один умеет) и по-отечески молвил:

– Ты, Сэм, все же поезжай, пожалуйста. Это очень важно. Ты же понимаешь, что их всех срочно надо поймать и посадить за решетку, лучше всего в «Птичку», потому что там для них дом родной. А тут и без тебя справятся. Тут одна рутина осталась. А немного позднее у меня для тебя будет одно важное задание.

Не могу сказать, что я так уж понимал важность и необходимость немедленного водворения рахиминистов в узилище. Да, им там самое место и все такое, но отчего такая срочность? Что тут же и сказал г. шерифу.

А Дройт выбил трубку о каблук и снова улыбнулся. Будто и не слышал.

– Возьми с собой Джилли. И Лиззи… Да, а ты, часом, жениться не собираешься?

Вот это уж, извините, мое личное дело!.. Рахиминисты – ладно, это работа, и я готов признать, что чего-то не понимаю, я даже готов согласиться с тем, что, может, есть такие вещи – очень государственные – которые мне вовсе не следует понимать и от которых пытливый мой ум надобно держать подальше. А вот тут – извините: хочу – женюсь, хочу – не женюсь. К судьбам отечества это отношение имеет весьма косвенное, но приглашения на свадьбу будут разосланы заблаговременно. Ладно, я поехал.

А вот что это еще за задание важное?..

Повинуясь мудрому распоряжению, я примчался (купно с указанными лицами) на вертолете в Тумпстаун, где уже в полнейшем мраке высадился на крыше шерифского дома, поскольку более удобной посадочной площадки в центре города не нашел. Там нас любезно встретил немой садовник Джереми с гранатометом в руках: он со всем красноречием жестов дал понять, что не выстрелил в снижающийся вертолет только потому, что решил полюбопытствовать, кто это имеет наглость навещать дом господина шерифа в отсутствие хозяина, да еще поздней ночью. Джереми рассудил, что летающие на вертолете типы могут понадобиться г. шерифу живым. Может, г. шериф захочет с ними, например, о вечном побеседовать. Или еще что.

Потом появилась мадам Аллен Д. Дройт с двумя «береттами» в руках. На Мэрил был шелковый халат и широкая шляпа изумительно белого цвета. Мэрил встала с постели, настроение у нее было весьма и весьма недружелюбное. Она спросила, какого лешего нам с вертолетом надо на крыше ее дома и не пойдем ли мы вообще отсюда к черту. Раскланявшись и сделав массу вежливых приседаний, мы покинули гостеприимный шерифский дом. Дальнейшие события разворачивались в моей квартире на улице Третьего Варварского Нашествия, а Джилли пошел в полицейское управление к дежурному – пить кофе и резаться в карты в ожидании утра.

Утром я почему-то не обрел рядом Лиззи и подумал, что ее снова похитили, но на полу в прихожей нашел записку, в каковой сонными каракулями было нацарапано, что у Лиззи разболелась голова (от чего бы это? ничего такого вчера мы не пили!), и она пошла в бар напротив запить таблетку стаканом лимонного сока. «Ну-ну», – подумал я, стремительно совершил утренний туалет, оделся, рассовал по местам пистолеты, наручники, пиво, соленые сушки и вышел из дома.

На ступеньках сидела Лиззи и потягивала через трубочку из бутылки освежающий напиток «Гук».

– Привет, – сказал я, присаживаясь рядом. – Как голова?

– Нормально, – отвечала моя боевая подруга, производя в бутылке хриплые бульканья. – Мне просто показалось, что голова болит, а когда я выпила сока, стало ясно, что голова не болит. Понял?

Я пожал плечами.

– Ну, а поесть ты чего-нибудь взяла?

Лиззи ткнула «Гуком» в лежавший слева от нее бумажный пакет.

Через минуту «сааб» нес нас в центр, к управлению полиции, и я одной рукой держался за руль, а в другой сжимал здоровенный бутерброд с телятиной, на ходу откусывая он него неприличные по размеру куски.

На площади дю Плесси было тихо и спокойно. Прогуливались редкие группы мирных граждан, лишь изредка проезжали машины и автобусы. Перед управлением торчал как чугунный столб потный полицейский с обшарпанным автоматом «Хеклер и Кох», а перед полицейским толпились голуби вперемешку с чайками. Полицейский задумчиво крошил им французский батон.

– Ну, и что теперь? – поинтересовалась Лиззи, когда я осадил машину, вспугнув голубей, и сдул с пиджака крошки.

– Как и повелело высокое начальство. Сейчас приедет Джилли, и мы поедем брать Патрика. Слышала про такого? – я откупорил первое пиво.

– Не-а. А кто это?

– Хозяин фешенебельного рахиминистического кабака. «У гиппопотама» называется. Нехороший человек.

– А, это у них что-то вроде штаба? Ну-ну.

– Вот и я говорю. Смешно да и только. Центр активной рахиминистической деятельности.

Лиззи допила «Гук» и бросила соломинку на брусчатку.

– Я тебя люблю, – сообщила она, достав помаду.

– Как, опять? Спасибо, дорогая. Хочешь сушку? – спросил я. Между нами самое что ни на есть взаимопонимание! Приятно уху и глазу. Может, нам и правда пожениться?..

Тут из подъезда управления полиции вышло десять молодых людей в одинаковых серых пиджаках и с гвоздичками в петлицах, а за ними – Джилли. Подъехал двухэтажный автобус и наша теплая компания отбыла по Патрикову душу.

Поплутав немного по кривым и многолюдным улицам Чайна-тауна, мы наконец остановились. Молодые люди в пиджаках щелкнули затворами, проверили передатчики и по одному стали покидать автобус. Они быстро смешались с пестрой толпой, исчезли с глаз долой, и нам с Джилли и Лиззи оставалось лишь слушать равнодушное шуршание рации.

А за углом, на Даун-авеню, царило буйное веселье. Там кипел рынок. Масса черных голов. Масса белых зубов. Масса иероглифических надписей: вывески, афиши, картонки, просто бумажки с цифрами. Фонарики, крики, реклама через мегафон. Торгуются китайцы от души и очень громко: шум, гам, тарарам. И кругом – лавки, лавки, лавки, лотки, лоточки, рогожки, на которых что-то разложено. Каждый делает маленький, но свой бизнес. Двухэтажные дома: в первом этаже – лавка, чайная, биллиардная и черт его знает, что еще; во втором этаже – приватная жизнь хозяев и все такое. Посреди этого великолепия высится кабак «У гиппопотама»: здание каменное, основательное, европейской конструкции, хотя крыша и с загнутыми краями. Похоже на ворота Цяньмэнь в Ханбалыке, ну разве – слегка пониже. Капитальный кабак, одним словом. Приятно, должно быть, в него зайти и спросить свежего циндаоского пива. Непременно чтоб с раками.

– Шеф, Патрик в кабаке, шеф, Патрик в кабаке, – зашелестела рация. – Посетителей немного, все рахиминисты. Прием.

– Прием, – отвечал я, – вас понял. Работайте. Мы выступаем.

Открыв второе пиво, я поглотил содержимое бутылки одним глотком и кивнул спутникам.

– Ты не забыл, что я тебя люблю? – спросила Лиззи, прикуривая от зажигалки.

– Ну что ты, дорогая, – отвечал я. – Так хочешь сушку?

Джилли натянул перчатки, инкрустированные металлом, я проверил свою «беретту», Лиззи вытащила и стала перекатывать на ладони три металлических шарика.

– Вперед, – скомандовал я.

Пропустив колонну невозмутимых буддийских монахов, чьи бритые головы величественно сверкали на солнце, мы проникнли сквозь полированные двери в полутемный, овеянный прохладой кондиционера холл, осмотрелись и увидели вышибалу в потрясающей размерами кожаной кепке.

– Что угодно господам? – спросил он льстиво, приподнимая указанную кепку над лысой головой.

– Нам угодно! – ответил я, а Джилли огрел вышибалу кулаком. Я приковал потерявшее сознание тело к перилам, и мы проследовали дальше, в зал, откуда доносился изощренный шум.

Стоило мне показаться в дверях, как в косяк в трех с половиной сантиметрах от моего правого уха вонзился длинный ножик и принялся звучно дрожать. Хорошее начало, однако.

Посреди зала происходила схватка наших сотрудников с посетителями.

– Разрешите, шеф, – заметил Джилли, отодвигая меня в сторону. Он деловито вышел вперед и принялся сокрушать всех, кто был одет не по форме, т. е. не в серый пиджак.

Сверху неожиданно спрыгнул тип с гранатометом в руках и уже собрался выстрелить – вот идиот-то! хотя рахиминисты все сплошь идиоты! нет, ну сами подумайте: стрелять из гранатомета в закрытом помещении, где не только враги, но и своих полно! Камикадзе! – как Лиззи метнула в него шариком, и оба (тип и шарик) громко упали на пол.

– Вовремя! – кивнул я.

– Когда Шатл еще был, он велел мне за тобой присматривать, – объяснила Лиззи. Я улыбнулся и едва не получил по лицу от гнусного субъекта с мутным взором, а следом набегали еще два его дружка. И все было бы славно, но тут субъект увидел Лиззи, в голове его явственно щелкнуло, ход мысли принял иное направление, и этот красавец заорал в полном восторге, протягивая к моей девушке свои нечистые лапы с черными обломанными ногтями:

– Ух, и изнасилую же сейчас! – Но в следующий момент совершил красивый оборот в воздухе и звучно ахнулся об пол. Боевая подруга в момент уложила и двоих других – метнула в них свои шарики, я даже моргнуть три раза не успел. Так что на мою долю выпало поработать наручниками, а я и это делаю с присущим мне блеском.

Сковав конечности бессознательных агрессоров самым причудливым образом, последнего я пристегнул за ногу к стойке бара и отошел на пару шагов полюбоваться. Получилась недурная связка. Лиззи тем временем уже тыкала пистолетом крайнему в морду.

– Где Патрик? Говори, живо!

Тыкнутый показал глазами наверх, и, воздев очи, мы увидели деревянную лестницу на второй этаж. Увенчивавшая лестницу дверь с грохотом распахнулась и оттуда явился колоссальный господин в кожаной одежде и с двустволкой в правой руке. Он был, пожалуй, такой же здоровый, как и Джилли, только немного толстоват. Распустил свой организм. Кушает много. Широкую рожу господина обтягивала кожаная маска.

Господин, рявкнув, вышвырнул вниз одного из наших людей, оказавшегося на его пути, пальнул в толпу и припустил по лестнице в зал. Лестница трещала и шаталась.

«Это Патрик», – догадались мы.

Что подумал, увидев нас, Патрик, угадать не берусь, но явно что-то незамысловатое, как и любой рахиминист.

– Лиззи, ты только глянь! Вожак горилл, – сказал я, указывая пальцем на спустившегося Патрика. Было на что посмотреть.

Но Патрик, по известным только ему причинам, не желал, чтобы мы им любовались. Он выпалил в нашу сторону из второго ствола (промазал), всхрапнул и ринулся прочь, прокладывая себе путь сквозь мебель, соратников и противников прикладом, руками и ногами – с легкостью, достойной уважения. Сотрудники полиции разлетались как пушинки.

– Патрик, стой! Ни с места! – для порядка крикнул я. Бесполезно!

На полпути к окну Патрик столкнулся с Джилли, и Джилли ударом кулака повредил ему ружье. Патрик чрезвычайно обиделся, взрычал и попытался ударить Джилли ногой, но Джилли увернулся и ловко боднул противника. Лязгнула массивная челюсть, и Патрик улетел за стойку бара, где и скрылся с превеликим грохотом, сокрушая собой бутылки и зеркала. (Интересно: а зачем, собственно, рахиминистам зеркала? Свои гнусные рожи разглядывать, что ли?) Джилли прыгнул было следом, но ожидавший подобного маневра Патрик кинул в него ящиком с шампанским, что и прервало красивый полет могучего сержанта. Воспользовавшись паузой, Патрик ласточкой бросился в окно, дробя цветные стекла – но от Джилли было не так просто отделаться: он тут же последовал за Патриком.

С изящным по исполнению уходом Патрика побоище мгновенно прекратилось.

Мы произвели в кабаке настоящий погром, все побили и переломали. Среди обломков здесь и там лежали скованные рахиминисты и на вопрос: «За что?» – получали ответ: «За употребление наркотиков», а некоторые еще и по роже. С нашей стороны тоже имелись потери, впрочем, не очень существенные. Успех был налицо, и для полного триумфа акции не хватало только вожака горилл, повелителя бабуинов, всеобщего отца обезьян, бэтмэна с двустволкой Патрика.

Отыскав свои шарики, Лиззи спросила:

– Ты думаешь, Джилли его возьмет?

– Да, мне так кажется. Во всяком случае, я поеду следом, а ты проследи тут.

Выскочив из кабака, я наткнулся на открытый «мерседес»: машина стояла прямо перед входом и в ней сидел господин с отвисшей челюстью, напряженно глядевший куда-то вдаль. Я врезал по машине ногой и вопросительно посмотрел на него: куда?

– Туда, – ошеломленный моим напором господин взмахнул тростью в ту сторону, куда пялился с таким изумлением.

– Спасибо! – поблагодарил я, вышвырнул его прочь («Полицейская операция!»), и, бешено работая рулем вырулив с Даун-авеню, где проехать было просто невозможно, рванул по параллельной улице следом за Патриком и Джилли, на ходу зубами открывая третье пиво. «Кайдэ хэн гаосин!» («У, как бодренько поехал!») – орали вслед машине восхищенные китайцы и делали руками всякие добрые жесты.

Метров через двести я ударил по тормозам и, визжа шинами, вывернул за угол. Мимо, раскидывая публику, пронесся Патрик, а через секунду – трусцой – следом пробежал Джилли. Я выскочил из машины и кинулся вдогонку: люблю побегать на свежем воздухе в компании с приятными людьми!

Патрик оставлял за собой толпе такой широкий коридор, что никаких проблем ни у меня, ни у Джилли не возникало. Преследуемый держал курс на станцию метро, где, видимо, намеревался скрыться в тоннелях. Этого допустить было нельзя, и я догнал Джилли.

– Ты его брать-то думаешь? Уйдет ведь!

– От меня не уйдет! – прохрипел Джилли и немного увеличил скорость.

– Ну смотри, – сказал я, запустив в Патрика пустой бутылкой из-под пива. Патрик злобно рявкнул.

Тут я заметил, что рядом с нами бегут еще двое: очкастый тип с видеокамерой «Хитачи» и ведущий популярной телепрограммы «Досуги» Берт Мэлон с микрофоном. Я немедленно угостил его сушкой.

– Два слова для «Досугов», господин инспектор! – заорал на бегу Берт, улыбаясь в камеру. – Как происходит сегодняшнее преследование?

– Оно, слава Богу, происходит на должном уровне и с участием самых опытных кадров! – задышал я. «Хитачи» впился в меня. – На ваших глазах, – продолжал я, обращаясь к многотысячной аудитории и делая широкий жест, – силами полиции преследуется один из последних преступников нашего города! До встречи на телеэкранах! – Я помахал рукой и, по примеру Джилли, прибавил ходу. Телевизионщики, зная свое место, благоразумно отстали. Станция метро, между тем, была уже совсем рядом, и Патрик испустил злорадный гогот.

В это время прямо на пути предводителя бабуинов возникла группа господ в костюмах и в шелковых галстуках. Они прогуливались.

Впереди шествовал широкоплечий джентльмен с японским лицом. Покуривая трубку и размышляя о судьбах отечества, он задумчиво подставил Патрику ножку, и тот полетел кубарем, а спутники господина умелыми пинками направили летящего в нужном направлении – Патрик врезался башкой в столб и затих.

Господин с трубкой подошел к нему, исполненным природного изящества жестом выбил трубку о поверженного, достал короткий широкий нож и наклонился с намерением отрезать Патрику уши.

– О, господин князь, не делайте этого! – подбегая, взмолился я. В затылок мне дышал Джилли. Князь Тамура поднял голову.

– А, это вы, Сэмивэл, – промолвил он, выпрямляясь. – Я так и подумал, что это – ваш клиент.