Читать книгу Гибрид. Для чтения вслух - Игорь Беляев - Страница 10

Я часто сижу на сундуке и думаю. Просто так. Ни о чем. Когда буду взрослый…

Теперь я знаю почти все, что есть на белом свете. Во-первых, есть Бог. Который живет на небе и оттуда все видит. Так что лучше не безобразничать. Даже потихоньку. А еще есть «Черти полосатые». Как сказала наша Дворничиха. Они никого не боятся. Что хотят, то и творят. Хотя такие же люди, как все. Только в хромовых сапогах. И ездят на «эмках». Эти вот «Черти полосатые» взяли моего маминого дедушку с Никицкой. Ни за что. И спрятали куда-то в тьмутаракань. Вчера ночью заявились в Сокольники…

Вот она – наша комната в Сокольниках. На диванчике у рояля спит кто-то, свернувшись калачиком. Конечно, это я.

Большой абажур над столом. Оранжевый? Нет, голубой. Это потом мама сама обтянула его парашютным шелком. И перекрасила стрептоцидом.

Папа в белой рубашке с закатанными рукавами, без галстука. Мама в халатике из вискозы. Только что принесла из кухни чайник.

Я вижу, вижу, будто это случилось только вчера…

Вот они замерли, как на фотографии.

Потом вдруг оживают.

Папа пытается схватить маму за руку. Она отбивается. Бегают вокруг стола, как дети. И смеются. Это я помню.

– Ну, погоди… Он ведь еще не спит.

– Сынище-парнище, ты разве не спишь?

Я молчу. Потому что хитрый. Люблю, когда они дома вместе. И у мамы есть настроение. Папа приходит поздно. Я его почти не вижу.

– Скоро он совсем забудет, как ты выглядишь, – так говорит мама…

Вдруг окно вспыхивает. Крик тормозов.

И все замирает.

…Они громко стучали. На весь дом.

Дверь пошла открывать мама. Я слышу, как они разговаривают в коридоре:

– Харлип, Константин Бенцианович здесь проживает?

Голос мамы:

– Вы спрашиваете Константина Борисовича?

– Бен-циа-ны-ча.

– Костя, – кричит мама из коридора, – тут спрашивают Константина Бенциановича.

– Это, наверное, меня.

Папа говорит тихо. Даже я в комнате его почти не слышу. Мама понятия не имела, что мой папа – Бенцианович. Потому что дедушку-то зовут Бориспалыч.

Они входят в комнату:

– Где у вас аппарат?

Мама показывает на тумбочку:

– Вот, пожалуйста, телефон…

И тут я понимаю, что это они – самые настоящие «Черти полосатые».

Один Главный черт стал названивать и тихо разговаривать в трубку:

– Так точно… По паспорту… Есть!

Потом оборачивается и говорит:

– Что Борисыч, что Бенцианыч – один хрен! Одевайтесь.

Тут началась катавасия. Как в кино.

Я сижу на диванчике, закутавшись в одеяло, спустив босые ноги. Зубы стучат. Папа медленно идет ко мне, становится на колени. Я обнимаю его за шею. А мама вон там, у печки, прижавшись.

Черти переглядываются, и тут Главный начинает орать:

– Прекратить базар! Нечего мне тут цирк устраивать, гражданин Харлов! Бенцианович! На вас и ордера пока нет. Проверочка. Пацана успокойте. Нехорошо!

Мама спрашивает, что нужно взять с собой.

Черт делает рукой вот так:

– Пока ничего. До выяснения.

– Ну полотенце и зубную щетку в се-таки можно?

– Можно и сапожную. Штиблеты чистить.

Тут Черт рассмеялся как-то противно. «Хи-хи-хи». Тонким голоском, как девочка.

Папа стоит с открытым ртом. Я, помню, даже удивился. У него губы сами собой прыгали.

– Ну, сынище-парнище…

Мама не пошевелится. Белая, как простыня.

– Пока, сынище-парнище. Пока…

Почему он не поцеловал маму, я не знаю. До сих пор – не знаю. У меня в голове как-то все пересмешалось.

То ли взаправду это, то ли во сне… «Тысяча и одна ночь…»

Черти уводят отца, пританцовывая. Откуда-то сверху, из поднебесья, подпевает голос с хрипотцой:

А ГПУ – это все равно что НКВД. Это мне потом во дворе объяснили. А НКВД – это все равно что Лубянка.

Утром мне сказали, что мой папа уехал в командировку.