Читать книгу Афоня или путешествие тверского купца Никитина до Древа желаний. Сказка для взрослых - Игорь Буторин - Страница 16

Книга первая
Шамахы

Оглавление

А тем временем Карла весь оборванный и уставший достиг одного из красивейших городов восточного Кавказа – города Шамахы, столицы Ширванского царства, резиденции Ширван-шахов. Над всем великолепием этого богатого центра восточной культуры, места жительства знаменитых поэтов, писателей и сказителей, славящегося своими шелковыми коврами величественно возвышалась крепость Гюлистан, где и жил местный шах со своей строптивой и прекрасной дочерью Гузель – шамаханской царевной.

Конечно, Карла сюда не стремился, он старался догнать Афоню, но запутанные горные дороги вывели его именно сюда. Вот, где Афанасий должен был сосватать красавицу для Алеши Поповича, но, видно не пришло ему еще время выполнить просьбу русского богатыря.

Карла покрутился на местном базаре, стырил пару лепешек, новый халат и чалму (а это он умел делать виртуозно), после чего, умывшись в горном ручье, появился на пороге местного элитарного литературного хостела «Луноокая Гузель».

Он быстро сообразил, что здесь на халяву живут разного рода бездельники, выдающие себя за литераторов. Хостел организовала дочка шаха, а ее папаша щедро финансировал это предприятие, потакая всем увлечениям своей девочки.

Карла обладал необходимыми знаниями общения на фарси, и потому понял, что именно сегодня начинаются Дни сказателей – литературное соревнование среди поэтов и прозаиков. Победителю светил приз в виде холеного скакуна, мешка золотых монет и еще много чего по мелочи в виде: расписанного звездами халата, шелковой чалмы, кинжала дамасской стали, четок из красного дерева, сафьяновых чувяков и посещения на одну ночь лагеря ассассинов, где, как было сказано в программке, победителя ждут неземные – райские удовольствия.

Местные и пришлые литераторы слонялись по двору хостела и, закатывая глаза, бубнили себе под нос разные рифмы, что-то записывали на пергаментах, а многие просто с аппетитом жрали яства с расставленных здесь же столов. А пожрать было чего: и мясное, и мучное, и овощное, и рыбное, и всякое другое, чем была богата Шамаханская земля.

Карла подобрался к одному молодому человеку, одетому в греческую тогу и с распущенными по плечам черными кудрями. Паренька звали Софокл. С ним почти, как с земляком, Карла быстро нашел общий язык, и грек занес имя своего нового товарища в список участников литературного марафона. Суть творческого состязания заключалась в том, что победителем становился тот, чье повествование вызовет слезы у шамаханской девицы – дочери шаха.

Вот ведь разница какая, на Руси все царевны – несмеяны, их добрым молодцам рассмешить надо, а на Востоке, подишь ты, заставь красотку заплакать… Вот, разбери, почему? Толи у них на Востоке повседневная жизнь такая развеселая, что для полноты и гармонии жизни им слез не хватает, то ли у нас на Руси народ постоянно по колено в слезах ходит и однажды посмеяться от души за великое счастье считает. Загадка, однако… русской души.

К вечеру в хостел стали съезжаться местные вельможи с семьями. А потом и сам шах шамаханский с дочкой заявились. Литераторы начали выходить на сцену и читать свои душещипательные произведения.

В качестве рефери выступал сам шах, который ради чистоты соревнования прилепил дочке под глазами по кусочку туалетной бумаги и, если вдруг растроганная слезинка выкатится из прекрасных глаз царевны, то, стало быть, проняло красавицу, да так, что теперь не отвертишься. Сама же Гюзель Шамаханская на сентиментальную особу не сильно смахивала. Это была скорее язвительная и ироничная девица, которая в процессе состязания отпускала колкие резюме в адрес сюжета читаемого произведения, а зачастую и самого литератора. Пикантности этому литературному ристалищу придавало то обстоятельство, что все проигравшие писатели на год поступали в рабство к шаху и как говорили вокруг, еще никто после этого года из неволи не воротился.

После того, как Карла услышал, какую пургу несут местные инженеры человеческих душ, он понял, что сегодня армия рабов шаха изрядно пополнится.

Тем временем на сцену вышел Софокл. Со свойственной грекам пафосностью он сразу начал нагонять на слушателей героическую тоску. История была про двух братьев Полиника и Этеокла. Один защищал город Фивы, а другой наоборот всех предал и перешел на сторону агрессора. Предатель Полиник был убит и царь Фив Креонт запретил хоронить коллаборациониста. На это не смогла пойтить его сестрица Антигона. Креонт снова рассердился, теперь уже на непослушную девицу, да так сильно расстроился из-за этих непутевых детей, что велел замуровать девку в скале. Но Антигона поразмыслила и решила, что ей нет никакого фарта париться среди камней. Кому понравится света белого не видеть, да еще и без косметики со смены белья? И решила она свести счеты с жизнью, и тем самым (вот дурра!) насолить жестокому Креонту. А ее аккурат любил сын царя Гемон, который тоже заколол себя, так как без Антигонушки все тот же свет белый ему показался серым. Очень из-за этого расстроилась его мать – царевна Фив Эвридика и тоже наложила на себя руки.

Одним словом все умерли кроме царя, у которого от такого всеобщего суицида случился поморок и он понял, что есть он тварь дражащая перед Богами, а не человек, как он раньше о себе думал.

Рассказывал эту историю Софокл путано и долго. Гузель вся изъерзалась на своем троне и в конце повествования спросила:

– Так я не поняла, чего они все счеты с жизнью-то сводить начали?

Обескураженный таким поворотом Софокл пояснил:

– Как же – трагедия, конфликт между родовыми законами и законами государственными, вот в чем проблема вопроса…

Гузель зевнула и бросила отцу:

– Папа забирай еще одного раба, на пустом месте трагедию создает, сильно умный. А я таких умников не очень-то люблю, от них одни метания в народе и, не дай Бог, революции случаются. Зачем нам в Шамахини революция, пусть уже побатрачит, вместо того чтобы смуту в умах шамаханских сеять. Следующий!

А следующим в списке соискателей шамаханской литературной премии значился «Карло из Милана», о чем и сообщил евнух-конферансье. Карла уже понял, что царевну надо брать особой жестокостью иначе ничего не выйдет. А что может быть жестче, чем средневековые европейские сказки? Ничего, кроме инквизиции, которая эти сказки воплощала в жизнь. Карла полез на сцену.

Решил он вспомнить все истории, какие ему рассказывали в детстве. Не те, которые потом разные деликатные Перро и братья Гриммы обтесали в угоду общепринятой морали, а те, которые родились в народе во времена дремучего средневековья, когда царили голод, чума и дикие нравы народов населявших Старый свет.

Афоня или путешествие тверского купца Никитина до Древа желаний. Сказка для взрослых

Подняться наверх