Читать книгу Русская история. Беседы о смыслах - Игорь Чубайс - Страница 6

Прежде чем текст запестрит великими именами и славными датами, прежде чем автор станет описывать и выстраивать цепочку узловых событий, необходимо определиться еще в нескольких исходных вопросах. Надеюсь, читатель, как и автор, согласен с тем, что возможны и правомерны разные трактовки прошлого? Если да, то какая история нам нужна?

Начну с констатации: плюрализм концепций, соревнование разных исследовательских школ – это научная норма. Разные подходы совершенно необходимы, их наличие – один из показателей того, что в гуманитарной сфере действительно возможен свободный научный поиск и настоящая социальная наука реально существует…Вчера вы были в центре города, подошли к театральной кассе и увидели, что чеховский «Вишневый сад» ставят, одновременно, три театра. Вы не удивились, понимая, что пьесы Чехова, как и любого другого драматурга, можно трактовать по-разному. Но если 50-страничную пьесу можно прочитать по-разному, то уж 12-вековую историю страны тем более можно представлять по-разному. (В 30-е годы Всеволод Мейерхольд, читая со сцены строчки В. Маяковского: «Язнаю, город будет!/Язнаю, саду цвестъ!… произносил их с не совсем традиционной интонацией: А я знаю – город будет?/А я знаю, саду цвестъ?..»

Обсуждая поставленный вопрос, уточню, что в истории неприемлемы две позиции, два подхода превращают науку в имитацию. Во-первых, ни один историк не вправе объявлять себя «совершенно объективным и беспристрастным». В картине мира, которую создает человек, сам человек всегда присутствует. Исследователь не просто отражает изучаемую им реальность, но и пропускает ее через себя и, значит, отражается в создаваемой теоретической картине. (Когда отец показывает ребенку на ночном небосводе созвездие Девы, тот долго не может понять – откуда взялось такое название. Но сам отец легко переносит себя на место древнегреческого юноши-астронома, который по ночам рассуждал не только о холодном свете далеких звезд…)

Исходя из сказанного, задача исследователя – не утверждать объективность, а, напротив, признать свою «включенность» и прямо указать – на каких именно позициях он стоит, какие принципы принимает, к какой научной школе принадлежит. Исследователь, признавая свой подход «одним из возможных», никогда не в праве объявлять его «единственно верным». (Комментарий Ленина: «учение Маркса всесильно, потому что оно верно» на самом деле обессмыслил это учение и перевел осовеченный марксизм из ряда с названием «философские концепции» в сферу с этикеткой «вненаучные мистификации».)

Второй запрет в исторической науке можно назвать «принцип честности». Это вето на создание концепции такими авторами, которые либо изначально, целенаправленно утаивают и скрывают какие-то факты и обстоятельства, либо не могут признать существование в прошлом неких известных событий, реально имевших место. В этой связи стоит напомнить, что в досоветской России цензурные ограничения существовали (в основном они копировали заимствованную нами прусскую цензурную инструкцию), но цензура исторических работ была запрещена! Любую книгу тех времен, любого автора, не говоря уже о великих именах – Карамзине, Соловьеве, Ключевском – можно переиздать, и их переиздают и через 150, и через 200 лет, и читают с огромным интересом. Но ни одну советскую книгу – об «историческом пленуме» и еще более «историческом съезде КПСС» – переиздать невозможно, поскольку их никто не станет читать. Все публикуемое в Советском Союзе проходило через цензуру, целенаправленно искажавшую и фальсифицировавшую реальность.

Продолжая обсуждать вопрос о «полноте информации», отметим, что российский историк, раньше или позже, неизбежно сталкивается с проблемой не только исчезнувших свидетельств, но и целенаправленно скрываемых документов. Оказавшись в таком положении, настоящий исследователь признает существование «белых пятен» и стремится их раскрыть. Иначе поступает псевдоученый, который пытается оправдать цензуру, делая вид, что «все понятно и известно», и множа тем самым «белые пятна».

Сделав уточнения, вновь обратимся к проблеме плюрализма научных школ. В выстраивании историософии прошлого за прошедшее столетие разработан целый ряд различных подходов. Исследователи вычленяют традиционное и информационное общество, выделяют эпоху модерна и постмодерна… Можно периодизировать происходившее в зависимости от того, кто находился во главе государства, «эпоха Петра Великого», «эпоха Александра II»… В СССР история традиционно делилась на выявленные К. Марксом общественно-экономические формации – рабовладение, феодализм, капитализм… (Конечно, на самом деле это была имитация марксизма, но подробней об этом – в другой раз.) Каждый из этих подходов имеет свой смысл и свою ценность. Разные школы отвечают на разные вопросы, а все вместе они дополняют друг друга.

Между тем, обращаясь к истории нашей страны, я предлагаю рассмотреть ее в рамках новой концепции. В чем она заключается, сформулирую позже, а пока первой эпохой нашей истории я предлагаю считать эпоху поиска центра нового формирующегося государства, выявление его столицы. Первая эпоха – это поиск главной политической и управленческой точки будущей великой державы…