Читать книгу Нам не спишут грехи… - Игорь Додосьян - Страница 2

Слезами моется душа…

Оглавление

Глупые люди живут в социализме. Глупые люди живут в капитализме. Передо мной красивейшая женщина! Она не имеет никакого отношения ни к демократии, ни к коммунизму. Но у неё особые отношения со мной. Какие же это отношения! Вам и не снились такие… Мы пьём с ней

«Havana Club». Никто не мешает мне выпить с любимой женщиной бутылочку хорошего рома – ни буржуй, ни комсомолец. Моя женщина кружится в танце. Не под патриотическую музыку – из динамиков льётся божественный Шуберт. Я увожу женщину в майский сад, и мы падаем с ней в дурманящие травы. Пьяный май… Он буйствует в тоталитарных и либеральных мирах, и луна бессовестно подглядывает за влюблёнными на всех социальных территориях. Мы с женщиной бесстыдно валяемся на ничейной земле. И живём мы с ней не в капитализме, не в социализме – мы живём всё на той же, грешной. Вы хотели услышать, как я понимаю счастье? А я только что рассказал о нём.

«Здесь воздух не тот, даже небо иное…»

Здесь воздух не тот, даже небо иное,

Здесь счастье чужое, и город не мой,

И душною ночью твоей красотою

Владеет в истоме мужчина другой.


И я, возжигая Всевышнему свечи,

За помыслы грешные крест свой несу,

Не вправе обнять эти хрупкие плечи,

Не вправе погладить тебя по лицу.


Какие права, если просто знакомы

И нету вины предо мной у тебя?

Какие права?.. Просто мозг воспалённый

Покоя не знает, ревнуя, любя…


«Без вина в хрустале, без оплывших свечей…»

Без вина в хрустале, без оплывших свечей…

Электричество, люди чужие,

Да за водкой гонцы, пафос пьяных речей,

Стол, окурки, бутылки пустые…


Мы в дыму и во лжи, словно тонущий бриг,

Сердце раненой птицею бьётся.

На губах твоих страсть, и в глазах твоих – крик,

А компания шумно смеётся…


Корабли проплывают, не видя беды –

Капитаны пьяны до упора,

И пучина смыкается всплеском воды,

Укрывая любовь от позора.


«Осень серая бродит в садах облетевших…»

Осень серая бродит в садах облетевших.

Город в тусклых потеках несвежих дождей.

Нас, промерзших в ночи и к теплу не успевших,

Во дворец не пускает швейцар у дверей.


Там, за окнами, свет и звучат менуэты,

А в каминах огонь, и в бокалах вино…

И красивые пары кружат по паркету…

Не смотри в освещенное это окно:


Наш просрочен билет, и, по лету тоскуя,

Мы стоим под дождем на осенних ветрах;

Я дождинки солёные тихо целую

На лице дорогом, на озябших губах.


«Мы на разных с тобой полюсах…»

Мы на разных с тобой полюсах,

Об одном мы двояко толкуем;

Мы на разных поем голосах

И по-разному даже тоскуем.


Вправо, влево от точки нуля

Наши доблести, наши пороки;

Лишь, по разным дорогам бредя,

Одинаково мы одиноки…


«Как ты прильнула трепетно!..»

Как ты прильнула трепетно!

Как ты призывно глянула!

Что-то невнятным лепетом

В душу вдохнула пряное…


Потом рукою дрожащей

Ломал сигареты я

Во тьме, тишиной звучащей,

Как песня неспетая…


Неслышные эти звуки

Не дали тогда заснуть,

И тело искали руки,

И губы искали грудь…


Тобою хотел согреться

И ласкою плоть томилась,

И сердце искало сердце…

С чего бы? Скажи на милость!


Ах, да, ты прильнула, помню я,

А я возомнил… да что там!

Прости мне ту ночь бессонную

С фантазий моих полётом…


«В глазах твоих тепло и страх…»

В глазах твоих тепло и страх,

Природы зов к тебе и только.

Но почему же на губах

От поцелуев стало горько?


В грехе своём святая ты,

А я в святом безумстве грешник.

Я весь – надежда, ты – мечты,

Я – злой февраль, а ты – подснежник.


«Настанет час: терзаясь давней мукой…»

Настанет час: терзаясь давней мукой,

Авансом бога за грехи моля,

Пойдёшь туда, где девственной порукой

Душились страсти, душу опаля.


Однажды ночью, слыша зов Эрота,

Крадучись в зарослях домов, как в дебрях зверь,

Отыщешь номер 49 на воротах,

Скользнёшь тайком в незапертую дверь.


Войдёшь ко мне, чтоб прошептать: «Не надо…»,

И грубой нежности чтоб уступить,

За одиночество принять награды,

И грех пред сердцем плотью искупить.


В объятьях жарких заплетутся руки

Чтоб прекратились, в жажде утолясь,

Протяжным стоном сладостные муки,

И ты заплачешь, поздно застыдясь.


«Ещё вчера всё – без печали…»

Ещё вчера всё – без печали,

Покоя долгого пора,

Часы тихонечко стучали,

И ночь со сном – ещё вчера.


Терзаний не было и муки,

Был день на прожитый похож,

В нем – не заломленные руки,

И не измена, и не ложь,


И не любовь… В огне сомненья

Вдруг мозг кипит, стон на губах…

Величье взлёта и паденье,

Объятий жар, холодный страх…


Тут грех и святость, свет и тени,

В глазах пьянеющих туман…

Гордыня духа и смиренье,

Надежда, вера и… обман.


И горечь дум, и сладость речи

Для укрощения стыда…

Всё сразу, вдруг!.. И гнутся плечи.

О, как кружится голова…


И руки падают бессильно,

И высший суд себе верша,

Как пыльный сад прохладным ливнем

Слезами моется душа.


«В одиночестве сердце затравленно стынет…»

В одиночестве сердце затравленно стынет,

И огня не видать в беспредельной ночи,

Вопиющего глас пропадает в пустыне,

Даже эха не слышно – кричи, не кричи…


Но в захлёбе кричу я до хрипа, до писка,

Как в заснеженном поле подраненный волк…

Ну, а ты ждёшь стихи, как доставку подписки,

Принимая любовь, как просроченный долг…


Я уйду – только вот докурю сигарету.

Не доставит печали тебе мой уход…

Развернулась не так, понимаешь, планета –

По ошибке я принял закат за восход.


Женщине

Как на исходе жизни сердце сжалось

И мечется затравленно в груди.

На сколько в нём любви ещё осталось?

Глоток иль море? Что там впереди:


Величие иль слёзы покаянья?

Отверженность? Насмешка подлеца?

И бьётся сердце сгустком мирозданья,

И ты любить готова без венца,


Без пения псалмов благословенных,

Кровинкой, плотью, сердцем и душой

Под взором глаз насмешливо-надменных,

Под рёв толпы, бездушной и слепой.


И страсть кипит, прорвавшись из оков;

Вершит свой суд недобрая толпа:

На плаху чёрную жестоких языков

Под меч молвы кладётся голова.


Они беснуются и пьяные без водки,

По телу чистому, слепящем белизной,

Плевками с губ, шипением из глотки,

По сердцу метя грязью и слюной.


А ты, слезами грязь с себя смывая,

В последний раз, страдая и любя,

Стоишь над ними гордая, святая,

Величие в паденьи обретя.


«Зажгла костёр в душе моей…»

Зажгла костёр в душе моей:

Спасибо, нам тепло в ненастье.

Присядь, и руки обогрей,

И насладись недолгим счастьем.


Ты просто путник – что скрывать?!

Уйдёшь, костром моим согрета,

Чтобы другие зажигать,

Тропой своей скитаясь где-то.


Огонь иной души разгонит

Холодный мрак твоих ночей,

На грудь твою лицо уронит

Другой, меня не горячей.


А мой костёр затопчет кто-то,

Присыплет пыль, дожди зальют,

Холодным вылившись потопом

На твой сегодняшний приют.


Шалом

Всё катится жизнь торопливая,

И в ритме бездушном таком,

Меня молодая, красивая

Приветствует нежно: «Шалом!».


А взгляд у неё, как у бога

(они ведь по крови родня!) –

Такою небесной тревогой

Ласкает земного меня!


В нём зной раскалённой пустыни,

В нём вечность без дна и границ,

Покорность восточной рабыни

И дерзость библейских цариц.


«Шалом!» – как к сближенью призыв.

«Шалом!» – словно молния в сердце.

«Шалом!» – как душевный надрыв,

И памяти – не отвертеться!


И памяти топится лёд,

И прошлое вдруг оживает.

А там меня женщина ждёт

И руки ко мне простирает…


О, как же была хороша

Та женщина – слов не имею.

Сплавлялась еврейки душа

С нерусской душою моею


В огне, что так жарко пылал…

Но катится жизнь торопливая.

Тут кто-то «Шалом» мне сказал?

– Шалом, молодая, красивая!


Той женщине

Я так хочу, чтоб ты

Не ведала печаль,

Чтоб детские мечты,

Безоблачная даль…


Чтоб под ногой, скрипя –

Пушинки снежные.

Чтоб трогали тебя

Лишь руки нежные.


Пусть кружится метель,

Как вальсы венские.

Пусть жизнь без потерь,

И счастье женское.


«Если пишется стих…»

Если пишется стих,

Значит время потерь.

Если голос – на крик,

Значит больно, поверь.


Поезд в снежной ночи –

Не поспеть на него.

И с остывшей печи

Не стекает тепло.


Как же зябко рукам…

А в купе у окна –

Недоступна снегам,

Может быть, не одна


В этом поезде ты.

В этом холоде – я,

Со стихами листы

И свеча без огня.


«Стыдливости нежной томление…»

Стыдливости нежной томление

Окутало облачком нас…

Но тянутся руки к сплетению…

А эта слезинка из глаз –


Как капля смолы на иконе…

Задутой свечи сизый дым…

И сердце твоё на ладони

Я грею дыханьем своим…


Травы напитаны росами,

Небо пылает в заре,

И душеньки наши босые

Ступают легко по земле.


«Я люблю тебя, грешную…»

Я люблю тебя, грешную,

Потонувшей в грехе.

Я люблю безутешную

В твоей женской тоске.


Я люблю так уставшую

От печали разлук.

Я люблю задрожавшую

От сплетения рук.


На коленях стоящую,

И лицом – до земли.

В исступленье кричащую

От конвульсий любви.


Я люблю тебя нежную –

Как молчанье храня,

Своей лаской безбрежною

Ты спасаешь меня.


Я люблю тебя, страстную.

Всю люблю тебя пить…

Как, такую прекрасную,

Мне тебя не любить!


Дожди

Незнакомая женщина мне улыбнулась,

Теплым взглядом скользнув, словно луч по воде.

И забытое чувство воскресло, вернулось,

И в тоске заметалось, и кровь к голове…


Вроде в возрасте этом уже не прилично

Вслед кричать уходящей: «Постой! Подожди!».

Отчего все не так, как всегда, как привычно?

Может, город чужой? Может, просто дожди…


Позабросить дела и бежать за билетом!

Иль за ней? От себя? От чего и куда?!

…Ох уж эти дожди… поскорее бы лето,

Или пусть все как есть, как сейчас – навсегда?


Исповедь любящей

Я б***ю буду для тебя –

Распутства воплощеньем;

Я так паду, тебя любя,

Отдавшись прегрешеньям!


Святою буду для других:

Такой – хоть бей поклоны!

С меня напишешь грешный стих,

Другие же – иконы!


Святая я зачем тебе?

Не для тебя моя пристойность.

Тебе – и ласки на заре,

И стон любви, и тела знойность…


Бесстыдной пусть войду в стихи –

Горжусь своей развратной ролью!

А ты карай мои грехи

Своей спасительной любовью!


«Не знаю, может, сон приснился…»

Не знаю, может, сон приснился,

А может, было всё: в руке

Моей твоя была; катился

Слезинкой дождик по щеке.


Звучала речь как дивный стих,

Плыла мелодия дождя

Над сонным городом. Притих

Пустынный парк. Спала земля.


Мы шли без спешки, без заботы –

Так безмятежно было нам…

И дождь аккордом нежной ноты

Аккомпанировал словам…


Не знаю, может, сон приснился,

А может, было всё: в руке

Моей твоя была; катился

Слезинкой дождик по щеке.


«Всё растворится словно дым…»

Всё растворится словно дым:

Душа к чертям, а тело – прахом.

Из потревоженных глубин

Повеет холодом и мраком.


И я уйду. Но от любви

Моей спасения не будет –

Она настигнет там, вдали,

Тебя. И чувства все погубит,


Нам не спишут грехи…

Подняться наверх