Читать книгу Архив Корсакова: Дебют - Игорь Евдокимов - Страница 12

22 июля 1880 года, ночь, усадьба Серебрянских, правое крыло.

Корсаков вздрогнул, услышав выстрел. Он прижался к стене и замер, выжидая. Дом молчал. Владимир не мог быть в этом уверен, но сердце подсказывало – исправника настигла смерть. Он почувствовал укол совести. Не потяни Владимир служаку с собой… С другой стороны, если Корсакова постигнет неудача, исправник в любом случае бы погиб вместе с городом.

Опасность усиливалась. Не зная, что погубило полицейского, Владимир был вынужден ожидать, что обитатели дома сейчас объединят силы для охоты на него. Первым делом молодой человек задул свечи – островок света в темном коридоре слишком явно выдавал его. Закрыл глаза и медленно, про себя, досчитал до десяти. Конечно, он преувеличивал, когда говорил Родионову про феноменальное зрение, но ориентироваться в потемках ему действительно удавалось лучше многих. Владимир прислушался. Откуда-то из глубин особняка доносился глухой гул, заставляющий стены слабо вибрировать. Сомнений не оставалось – Стасевич должен быть там, рядом с источником этого звука.

Корсаков двинулся вперед. Чем ближе он подкрадывался, тем более мощным становился шум, и тем сильнее дрожали стены и половицы под ногами. Одно обнадеживало – если сохранять осторожность, то за этим гулом проклятый художник не услышит его приближения. Наконец, он увидел свет, пробивающийся по краям двери в конце коридора. Владимир взвел курок револьвера, приник к стене справа от входа, тихонько потянул за ручку и заглянул внутрь.

Сложно было понять, что находилось в комнате раньше – сейчас это был просто огромный пустой зал без единого окна, обставленный десятками свечей, отбрасывающими длинные тени на стены. В центре его у мольберта застыл Стасевич. Он рисовал, быстрыми, резкими движениями, явно торопясь. Художник действительно был дьявольски талантлив – с момента прибытия Корсакова и Родионова прошло не более получаса, но Стасевич за это время успел практически закончить огромный холст. На нем была изображена громадная приоткрытая дверь, словно врезанная в каменную породу. От холста исходило тошнотворное зеленоватое свечение, отбрасывающее жутковатые отсветы на фигуру художника. Более того – Корсаков понял, что гул, ставший практически оглушающим, тоже доносился от незаконченной картины. Стасевича нужно было остановить.

Владимир решительно шагнул внутрь зала и выстрелил в воздух из револьвера – даже в таких отчаянных обстоятельствах он не мог заставить себя стрелять в спину безоружному человеку, хотя и советовал Родионову обратное.

– Остановись! – велел молодой человек. Стасевич даже не дрогнул – ни выстрел, ни окрик Корсакова не заставили художника обернуться.

– Тебя послал этот старик из министерства? – поинтересовался Сергей. – Далеко же ты забрался! Извини, я не могу остановиться, иначе все мои труды пойдут прахом.

Корсаков уже и сам понял, что художник идет ва-банк – у Стасевича не оставалось времени ждать, пока его картина в церкви принесет в жертву божествам каменного круга город. Сейчас своей работой он пытался срочно открыть дверь туда, где спящие существа обитали, чтобы напитаться дармовой силой. Что ж, Владимиру ничего не оставалось, кроме как остановить безумца.

Он уже навел на художника пистолет, когда чутье буквально спасло от верной смерти – он даже не услышал, а почувствовал, как что-то шевельнулось у него за спиной. Корсаков кувыркнулся вперед, вскочил – и развернулся лицом к новой угрозе. Перед ним стояли Серебрянская и Родионов. Мертвые, в этом сомнений не оставалось. У женщины была пробита височная кость, у исправника разворочено выстрелом горло. Корсаков мог лишь предположить, что в движение эти жуткие создание приводила воля безумного художника, который управлял ими через портреты даже после смерти моделей. Владимир опустил револьвер – пули против покойников были бессильны.

Труп Родионова, страшно клокоча разорванным горлом, поднял руки и бросился на Корсакова. В последний момент, молодой человек, подражая испанскому тореадору перед быком, отступил в сторону. Бывший исправник пролетел мимо и упал прямо на груду свечей у стены. Не теряя ни секунды, Корсаков схватил оказавшийся под рукой канделябр-трехсвечник в половину своего роста, и, орудуя им, словно трезубцем, встретил уже тянущую к нему скрюченные пальцы Серебрянскую. Невероятным усилием воли, он оттеснил покойницу к двери и вытолкнул её в коридор, а затем захлопнул дверь и заблокировал её своим импровизированным оружием.

Полыхающий Родионов поднялся с пола. Огонь распространялся вокруг него и опрокинутых свечек, охватывая пол и стены. Но самым страшным было не это. Стасевич закончил свою картину. Чернобородый художник протянул руку вглубь холста, взялся за нарисованную створку и приотворил дверь, за которой уже ожидали хозяева каменного круга. Счет шел буквально на мгновения. Не обращая внимания на приближающегося к нему Родионова, Владимир вскинул револьвер и начал стрелять. Наполовину вошедший в картину Стасевич вздрогнул, медленно обернулся и с пораженным выражением лица перевел взгляд с оставленных пулями дыр в сюртуке на Корсакова. Кажется, он не верил, что его могут остановить в момент величайшего триумфа.

С отчаянным криком, Владимир бросился вперед и толкнул художника внутрь написанной им картины. Тот провалился сквозь холст – и оказался за дверью, посреди источника зеленого сияния. Одного взгляда на существ, ждавших художника за порогом, почти хватило, чтобы лишить Владимира рассудка. Корсаков утопил руки в стремительно твердеющей картине, упер их в нарисованную створку и изо всех сил толкнул. Дверь начала закрываться – медленно, слишком медленно. Из-за неё выскользнула дрожащая рука Стасевича и попыталась ухватить молодого человека за рукав. Из последних сил Корсаков надавил на нарисованную дверь и отпрянул от холста, вытянув руки из картины. Ладонь художника, похожая на отвратительного белого паука из мертвенной плоти, шевеля длинными пальцами показалась следом. Но картина, поглотившая создателя, уже теряла свою силу. Дверь на ней захлопнулась, отрубив руку художника по самое плечо, а затвердевший холст отсек кисть, бессильно рухнувшую на пол.

Окружающий хаос резко вернул Корсакова к действительности. Чудом ему удалось увернуться от обрушившегося на мольберт безжизненного горящего тела Родионова. Марионетка лишилась своего хозяина. Пламя стремительно распространялось вокруг, грозя поглотить молодого человека. Он бросился к уже занявшейся двери, вышиб её плечом, перепрыгнул через горящее тело последней из Серебрянских в коридоре – и бежал, бежал, бежал, пока не оказался на свежем воздухе. За его спиной, огонь пожирал трухлявые внутренности усадебного дома. Лишь отсыревшие стены и крыша пытались ему сопротивляться, но пламя уже лизало и их. Уцелевшие окна лопались одно за другим. А затем в глубине усадьбы что-то ухнуло – и особняк сложился внутрь, словно карточный домик под рукой неловкого игрока. Пылающие бревна завалили тела погибших и проклятые картины.