Читать книгу На окраине неба - Игорь Федоров - Страница 4

Две чашки на столе и парой блюдца,

Стул колченогий и на спинке шаль,

Всё замерло, здесь больше не смеются,

Окутывает горе не спеша…

И маятник застыл на полушаге,

Спугнуть боясь. Душа пришла, встречай.

Лишь шелест – лист летит бумаги.

Всё замерло. Родного нет плеча.

Две чашки, чай застыл. Я здесь, ты слышишь?

Глаза открой, не плачь, ведь я с тобой

Остался. Ну, подумаешь, чуть выше.

Ну, улыбнись. Пройдет и эта боль.

Глаза родные, ласковые руки,

И сердце бьется, слышишь? Наш малыш.

Он – это я. Не будет нам разлуки.

Поспи, родная. Баю-баю… Шшшш…

Я приду к тебе нечаянно

На рассвете, босиком,

Пусть уходит ночь печальная,

Пусть туманы молоком.

Я приду непозабытая

Через версты и песок,

Расстоянье было пыткою,

Расставанье – просто сон.

Улыбнешься сну доверчиво,

Снова Африка, восток,

Ревность девой гуттаперчевой

Больно просится в висок.

Ты опять далёко, в мареве,

В окруженье смуглых дев,

И глаза бесстыже-карие

Отражаются в воде.

Ты проснешься – край березовый,

Рядом буду, у окна,

Клин фламинго в небе, розовый,

И уходит спать луна.

И через тысячи зеркал,

Сквозь тень луны за поднебесье,

Стекала времени река,

Он шёл вперед, не пьян, но весел.

И после жизни день-деньской,

Назло врагам и светским клушам,

Ему неведом был покой,

Он бередил чужие души.

Будил весну, осенний день

В охапку брал, играя словом,

Он в людях разглядел людей,

И в день шагал, далекий, новый.

Светила бледная луна,

Сгорал в закате летний вечер,

Он выпил жизнь и смерть до дна,

И на помин горели свечи.

Хандрил, любил, имея дар

И словом призывая к свету,

Ушёл с улыбкой, с тихим «да!»,

Всё потому, что был Поэтом.

Голоса в тишине, голоса.

Под луной крик души растревоженной.

Над землей облаков паруса.

Тень в углу, смотрит кот настороженно.

Две строки, нервно пальцы дрожат.

Подоконник, и ноги на улице.

Тени вены секут без ножа.

Две строки, поперхнулась, не курится.

Каплей дождь по щеке, не слеза.

И сорочки атласное кружево.

Подоконник, вперед – не назад.

Тени рядом, на сердце – завьюжило.

Неспокойно. Закрыто окно.

Плечи девичьи в отсвете тающем.

Голоса в полулунную ночь

Так и шепчут: ты та ещё, та ещё.

Кот в ногах, и часы: тик да так,

Неспокойная, хмурится, мечется.

Голоса в тишине, маета.

Буквы, рифмы, такое – не лечится.

Черновик недописанный, но

Подоконник, и ноги на улице,

Вермут, влитый в бессонную ночь,

Снова строки, и снова – не курится.

Кот запрыгнул – постой, не грусти,

Расплетая подлунное кружево.

Несвободу свою отпусти,

Что так душу и сердце завьюжила.

Тихий вскрик под осколком зари.

Без ножа, руки-крылья, на улице.

Не оттаяла, лёд изнутри.

Черновик не дописан. Не курится…

(Цветаевой)

В разломе из эпох

Душа моя гудит,

Потерян где-то Бог,

Туманы впереди.

Нет, не шалит февраль

Позёмкой у крыльца,

Всё призрачно – вуаль,

И не видать лица.

Мне осень поперек,

Я – птица без крыла,

В твоих глазах – упрек,

Читается – была.

И в небо путь закрыт,

Булыжники – грехи,

И плакать – так навзрыд,

Из слез моих – стихи.

Мне птицы не поют,

Я выпита до дна,

Найдите мне приют,

Одна во тьме, одна.

Стучалось солнце в искомую дверь,

Блестела крыша, дождь прошел, играя,

И кошки разговаривали две,

А рядом ты, тихонько, скромно, с краю.

Мне глаз твоих не видеть уж, увы,

Сквозь решето из буквенных отверстий,

Под гомон ненавидящей Москвы

И дикий шабаш злоразумных бестий.

Листы летели, день уже зачат,

А слезы растворились в Малой Невке,

От бессердечия, Господь, мне дай врача,

Судьбу не уподобь распутной девке.

Разорванной, покоя нет совсем,

Молчишь теперь, не здесь твоя обитель.

Следа не оставляешь по росе,

И вот, сидишь, смотря на старый Питер.

Светило что-то шепчет невпопад,

Нева притихла в сумраке рассвета,

Я снова здесь, а ты опять пропал,

Оставив мне лишь дуновенье ветра.

По гулким подворотням бродит тень,

Скажи мне откровенно: не моя ли?

Проснуться сложно. Завтрак на плите.