Читать книгу Жития Грешка и Гармонии. Книга Первая - Игорь Галеев - Страница 3

К Н И Г А П Е Р В А Я

Оглавление

«Когда осилила тревога,

И он в тоске обезумел,

Он разучился славить Бога

И песни грешные запел…»


А. Блок.

Как все родился Спорин Сашка:

Без осознания, слепой,

Кричал, как все он, громко, тяжко,

Провозглашая: «Я – Живой!».

Ребенку имя мать дала,

Супруг согласен был, но бабка

(Старушка нервная была)

Звала любимца-внука Славкой,

Возненавидела невестку,

Мечтала, верно, о другой,

И видел Бог, забрал в отместку

Ее за это в мир иной.

Ну а последствия остались —

Все чаще Спорины ругались.


Семья. Ужасная здесь сложность!

Без вдохновенья не поймешь.

Нужны здесь точность, осторожность,

Иначе корни пустит ложь.

Что за причина браки губит?

«Несовместимость» – нам твердят,

Но их, влюбленных, Бог рассудит,

Интим не будем ковырять.

Пускай живут: раздельно, вместе,

В раздорах, в хлопотах, в мольбах,

Пускай разводятся; и если

Их понесут в тиши в гробах,

Я буду плакать вместе с вами

Большими горькими слезами.


Печаль давно мой мозг туманит.

Какая вялость в каждом дне!

Искал я истину в стакане,

Но много примесей в вине.

…Причуда времени, наш Спорин,

Рос без отца. Прекрасно жил!

Не знал он долго зла и горя,

И страстно мать свою любил.

Мать Сашки – доктор, весь поселок

Ценил ее за добрый нрав,

Хоть взгляд ее был прям и колок;

Порой, домой придя, устав,

Она на Сашке боль срывала,

Когда «отца в нем замечала».


Отец у Сашки «странный был»

– Мать эту фразу обронила.

Он Анну Павловну любил,

Она, наверное, любила

Его по-своему… Горда!

От алиментов отказалась,

Он улыбнулся ей тогда:

«Подумаешь, какая жалость…»

И Спорин-старший вновь женат,

А Сашка с матерью уехал,

И переезду был он рад,

– Познанью пылкому утеха:

Во смене дел и впечатлений

Живешь без скуки и без лени.


Его сознание тогда

Не знало многого; все ярче

Горела Сашкина звезда

Непредсказуемой удачей…

Мальчишкой бойким Сашка был.

Он игр бессчетных заводила,

Всегда подвижен, бодр и мил,

Он не смотрел на мир уныло.

Неповторимая пора!

Веселье, смех и увлеченья,

Открытья, тайны – кутерьма!

Мы в детстве все, без исключенья,

Прекрасны пылом молодым,

Для взрослых милым и смешным.


В поселке каждый уголок

Знаком пронырливому Сашке,

И было место, где он мог

Порассуждать о дне вчерашнем,

В тиши привольно помечтать

О том, кем будет, что сумеет,

В альбом мечту нарисовать,

Над каждой черточкой потея;

Немного времени пройдет —

В большой альбом гнездятся споро

Луна и солнце, звездолет

И точка малая, к которой

Летит отважный экипаж,

Преграды брать «на абордаж!..»


А где же наш герой мечтает?

…Пылило лето. День за днем

Весь род мальчишеский гоняет

Избитый мяч. С большим трудом

Тогда в игре им гол забили.

Герой стоял на воротах.

Его за проигрыш винили,

И даже драться лез Ковях,

С которым жил он по соседству,

За школьной партою сидел,

И о девчонках (к их кокетству)

Одно с ним мнение имел:

Воображалы все они,

Хоть так, хоть эдак поверни.


На друга страшно негодуя,

Забрел мальчишка в старый лес

И злился: «Ну, им покажу я!»,

И незаметно мир чудес

Его завлек в такие дали,

О коих Пушкин не мечтал.

Вот, например: его украли

(А он не плакал, не кричал)

На свой корабль летучий люди

О трех гигантских головах;

Отныне Сашка с ними будет

Ходить в морях, и в небесах

С бесстрашной удалью носиться.

Ковях, как глянет, – удивится:


«Он стал волшебным и большим!»

От зависти позеленеет!

Никто не будет драться с ним,

Никто обидеть не посмеет!

Ах, как же будет им досадно,

Что Сашку Спорина они

Винили глупо, беспощадно!..

«Мы виноваты! Извини!» —

Воскликнут все без исключенья,

И будут Сашку уважать,

Просить пощады и прощенья,

И рады будут с ним играть, и…

Но закончим эти грезы,

Уже давно засохли слезы


У фантазера на щеках.

Он, осмотревшись, ужаснулся:

Журчал ручей в густых кустах.

Кругом деревья. Мох тянулся,

Как паутина, по ветвям,

Зеленовато-ядовитый,

Он расстилался по камням;

И гул, тревожный и сердитый,

Висел в вечерней тишине.

Унылым холодом пахнуло,

И меж деревьев в вышине

Крыло огромное мелькнуло…

Скорей, скорей отсюда прочь!

Над всей землей сгущалась ночь.


А лес всё сказочней казался…

Герой метнулся наугад!

За ним, он слышал, КТО-ТО гнался,

Но оглянуться и назад

Взглянуть? – И я бы не решился!

Вперёд! и только лишь вперёд!..

Вдруг лес дремучий расступился…

И Сашка место узнаёт!

Здесь он с мальчишками бывал,

Играл без устали весь день.

Вон там когда-то дом стоял.

Теперь торчит горелый пень.

Осталась старая беседка,

И люди здесь бывают редко.


К посёлку узкая тропинка

Петляет меж густых кустов,

А с высоты – поляна льдинкой

Светлеет средь морей-лесов.

Здесь жил когда-то, говорили,

Какой-то странный человек,

Его за что-то обвинили

В тот довоенный, смутный век.

Он то ли взятки долго брал

Или с правительством повздорил?

Возможно, что-то написал

Иль много знал и часто спорил?..

Кто знает. Так или иначе

Он грубой силой был назначен


В тюрьму преступником большим,

Лет десять жил под автоматом,

Ну а затем (да воздадим!)

Отпущен с чистым аттестатом.

Его родная сторона

Ничем к себе не зазывала,

Сошлась с другим его жена,

И дочь давно женою стала…

Сначала где-то он скитался,

Потом стал жить в лесу один.

В поселке всяк его чурался

За то, что странный гражданин,

Как помнят те, кто долго жил,

Ни с кем нигде не говорил.


Но вот однажды ночью темной

В тайге пожар заполыхал,

И над тайгой, огромной- сонной,

Безумный хохот завывал.

И до утра народ тревожил

Кровавый отблеск за стеклом,

А утром весть: «О боже! боже,

У молчуна сгорел весь дом!»

А за загадкою – загадка:

Хозяин дома – где? Исчез!

Поковырялись для порядка

В горячих углях. «Этот бес, —

Шутил товарищ прокурор, —

Шерлоку Холмсу б нос утер».


Следов убийства не нашли,

И праха в углях не осталось,

А там – дожди, дожди пошли,

Да так и следствие замялось.

Проворный ветер пепелище

По лесу желтому разнес,

Прозвали место то Кладбищем,

Пустырь травой густой порос,

А на краю большом поляны

Осталась сказочно стоять

Беседка – след глубокой раны…

Не любят деды вспоминать

О молчуне, о днях печальных.

Покрытых мраком странной тайны.


…Отсюда Сашке до поселка

Каких-то полчаса ходьбы,

Сначала лесом, вдоль пригорка,

А там – дорога да столбы…

«Скорей домой, – мальчишка думал, —

Мать беспокоится одна.

Вот будет дома крика, шума!..»

Но тут холодная волна

Сырого воздуха ночного

Понурый лес обволокла,

Потоком ливня грозового

Седая туча обожгла

Тайгу, поселок, Сашку, землю,

И каждому живому стеблю


Избыток дождевой воды

Был дан ослепшим черным небом,

Решившим смыть в тайге следы

Одним стремительным набегом.

В испуге Сашка наш в беседку

Влетел, весь мокрый, впопыхах

Он поцарапал лоб о ветку

И потерял берет в кустах.

В беседке сухо. Дробью быстрой

Колотят капли тут и там.

Струёю длинною и чистой

Вода сбегает по ветвям.

Мальчишка слушал: «Где-то, вроде, —

Ему казалось, – кто-то бродит!»


Дождь барабанит реже, тише,

Бояться Сашка перестал.

Но вдруг (о ужас!) там – на крыше!

Железный звук проскрежетал!

И Сашке этого хватило,

Как и любому молодцу,

Чтобы его немая сила

Швырнула к выходу. Мальцу

«Лететь» до дома оказалось

Буквально несколько минут!

Как грудь его не разорвалась?

Вам и спортсмены не рискнут

Ответить на такой вопрос.

Что мне сказать? Рекордный кросс!


А дома: – Где же ты мотался?!

Ты посмотри который час!

– Я, мама, молний испугался… —

Хотел начать герой рассказ,

Но мать не слушала его

И говорила гневно, властно:

– Не понимаешь ничего!

Тебе я верила напрасно!

Себе я места не нашла,

Поселок весь исколесила,

Весь вечер в страхе провела,

А если б молния убила

Тебя, негодный ты мальчишка!

Какой же сын ты мне? Врунишка!


Тут Сашка в слезы. Зарыдал

(Сказалось долгое волненье).

И этим мать он испугал:

Взахлеб кричал, до исступленья:

– Я был один совсем!.. боялся!..

Там кто-то съесть меня хотел!..

Т-т-там зверь за мной по лесу гнался,

Я т-там один совсем сидел!..

Он тонко, слезно голосил,

А Анна Павловна терялась:

Прощенья Сашка не просил,

Как это раньше с ним случалось…

Мальчишка, мокрый весь, дрожал,

И все рыдал, рыдал, рыдал.


Сняла одежду мать с героя,

Умыла, кудри расчесала.

– Что ты кричишь без перебоя?

И вдруг ей жалко парня стало!

«Родной мой, крохотный сынишка.

Несчастный, бедный, мальчик мой!

А я его (вот дура!) слишком…

Он рядом – теплый и живой…»

А к горлу слезы подступили,

И в сердце – боль, обида, жалость,

И чувств своих сдержать не в силах,

Мать вслед за Сашкой разрыдалась.

Обнявшись плакали они…

Без нас побудут пусть, одни.


Жития Грешка и Гармонии. Книга Первая

Подняться наверх