Читать книгу Простые правила счастливого человека - Игорь Гайдуков - Страница 5

Как и любое лекарство, любовь к себе должна быть дозированной. Иначе она станет во вред. К примеру, когда-то очень давно я увлекался алкоголем, любил шумные застолья, любил крепкое вино и, конечно, любил себя в этом состоянии. С каждым годом мое пристрастие становилось сильнее, отталкивая от меня близких людей и отодвигая все дальше мои мечты. В какой-то момент это чуть не погубило меня! И дело тут не только в интоксикации. Есть вещи пострашней. Если жить только сегодняшним днем и совершенно бесцельно, можно прожить пустую и бессмысленную жизнь. Лично я понял это 6 августа 2003 года. В тот день я проснулся утром от жуткого похмелья и узнал, что отсутствовал дома полночи.

– А сколько по времени меня не было? – спросил я у жены.

– Где-то с двенадцати до четырех.

– Утра? – уточнил я, уже понимая, что сморозил глупость.

Но она сдержанно ответила: да, утра.

Шел десятый год моей пьянки. Я думал, жизнь закончится совсем скоро. Не было смысла в ней особого. А с алкоголем вроде как был. Помню, качался как-то на остановке, в ожидании маршрутки, мучаясь похмельем, с бутылкой водки в руке, и солнце шпарило нещадно, духотища стояла невероятная! Я качался и думал только о том, чтобы добраться до прохладной квартиры и выпить там, на кухне, стакан водки. Рядом со мной стоял пожилой татарин, косился на меня вроде как с отвращением, и, наконец, не выдержав, сказал: «Нельзя водку пить в такую жару». Я ответил ему «ага» и спустя уже полчаса валялся на своем диване, пьяный вусмерть.

– А чего же ты меня не остановила? – спросил я жену утром 6-го августа 2003 года.

– Как? Ты встал, оделся и ушел. Я спросила, куда, но ты ответил, что сейчас придешь. Все.

– И пришел в четыре?

– Да, где-то так. Принес вон какую-то шляпу с собой. И вот еще недопитый абсент в бутылке.

– Абсент?

Абсент в нашем поселке не продавали. Значит, я ездил в город. Но как? На чем?

…Однажды меня пригласили на собеседование. К тому времени я пил почти каждый вечер, покупая разливной самогон у соседской бабули. Жена растолкала меня в 8 утра. Сказала: «Не ходил бы ты лучше, видно же по лицу, что алкаш». Но я все равно пошел. Меня собеседовал начальник торгового отдела одной крупной торговой компании. Мы встретились в какой-то кафешке, и он расспрашивал меня о том, о сем. Было видно, что я ему неинтересен. Наконец, он спросил: «Вы пьете?» Я сделал дикие глаза и уверенно ответил: «Нет, конечно! Вообще не пью!» Но, представляю, как от меня разило тогда. Самогон у бабы Нины был вонючий, хуже ацетона!

В общем, меня не взяли, понятное дело…

– А где мои деньги? – спросил я у жены.

Она готовила что-то у плиты. Ответила, что кошелек вон, на тумбочке, в прихожей. В кошельке было пусто. Но вечером там была зарплата. Или около того.

– Я отдавал тебе вчера зарплату?

– Нет. Только деньги за квартиру.

– А где же зарплата моя?

– Там, где ты взял эту шляпу, – ответила мне супруга.

…В 2002 я законно напивался каждую пятницу. Я тогда работал в крупной табачной компании, постоянно был за рулем. А пятница – день водителя. Каждая пятница, если что. Я брал две бутылки крепкого пива и одну «гранату» – портвейн объемом 0,7. Выпивал это все за вечер. Потом «лечился» субботу и воскресенье. Однажды похмелье затянулось до понедельника. Будучи не в силах выйти из дома, я позвонил своему руководителю и сказал, что жутко отравился. Потом позвонил ему во вторник и сказал то же самое. В среду звонить не стал, а просто вечером поехал в офис. На маршрутке. Мне казалось, весь мир презирает меня. Даже коровы, пасшиеся вдоль дороги. Я смотрел на них в окно маршрутки. А они – на меня. Головы подняли и жевать перестали. В их глазах читалось: «Какая же ты скотина, Игорь. Хуже нас!» В офисе меня встретил наш региональный директор. Заглянул мне в глаза и сказал коротко: «Еще раз так заболеешь, я тебя уволю. Возьми себя уже в руки!» Это как раз где-то за пару месяцев до 6 августа произошло…

– Откуда у меня эта шляпа?

– Слушай, отстань от меня! – не выдержала жена. – Иди уже похмелись.

Но у меня не было денег на опохмел. Я попросил жену занять. Она заплакала, но дала. А я взял. И пошел за пивом. Купил две бутылки. Сел в сквере, на скамейку. Выпил одну залпом и задумался. Это был край. Край всего: семьи, карьеры, жизни. Тут следует, наверное, написать, что в душе у меня произошел слом, что я прозрел или что-то в этом роде. Но это не так.

Мне просто стало страшно. Впервые. Это было где-то около 11 утра, 6 августа 2003. Стало очень страшно! Я даже вспотел от страха. Ведь если мне стало отшибать память, значит, алкоголизм уже наступил.

Я допил вторую бутылку и пошел домой.

С тех пор я не пью.

За первые же месяцы после 6 августа у меня втрое сократилось количество друзей. Зато появилась уйма времени. Для начала я изучил Power Point и сделал свою первую презентацию. Потом изучил Adobe After Effects и смонтировал свой первый ролик. Я снова начал много читать. Наконец, я смог сформулировать для себя внятную карьерную цель и составить новое резюме. Через год меня пригласили на руководящую должность в молодую растущую компанию, а еще два года спустя предложили занять позицию бизнес-тренера в крупной соковой компании. Так я пришел в обучение. Пивные вечера остались в прошлой жизни.

Я где-то прочитал: чтобы по-настоящему полюбить солнце, надо посидеть на дне ямы. Это абсолютная ерунда!

СОЛНЦЕ МОЖНО ЛЮБИТЬ ОТКУДА УГОДНО, ЕСЛИ У ВАС ЕСТЬ ЦЕЛЬ.

У меня в любой момент времени они есть – цели. Потому что (признаюсь честно): я до сих пор боюсь. Боюсь той ямы, в которой отсидел 10 лет.

Этой ямой была не водка, нет!

Яма – это бесцельная жизнь. Иногда она так и выглядит – как яма.

Один мой товарищ как-то рассказывал про своих соседей, семейную пару лет сорока. Она – ухоженная работящая женщина, а он – вечно хмурый домосед. Нигде не работал, если верить словам моего товарища. Все время дома был, валялся на диване перед телевизором. По вечерам встречал жену с работы у дверей, сумки забирал, сортировал покупки по шкафчикам. А потом снова на диван. Не знаю, сколько они так прожили вместе. Может, лет десять.

Однажды он умер. От скоропалительного рака. Как-то за месяц зачах, очень быстро. Через неделю после похорон к моему знакомому зашла та соседка и попросила помочь вытащить из зала диван, на котором ее муж жил и на котором умер. И вот он рассказывал мне с удивлением, что никогда прежде не видел таких диванов.

– Там посредине, ближе к одному из валиков, вот такая яма была, представляешь! Здоровенная! Сосед был крупным мужчиной, он задницей утрамбовал себе ямищу до самого пола за все эти годы. Дико! Мы диван из квартиры вытаскивали, и я все на яму эту смотрел. Я того мужика ведь и не знал совсем, но все представлял, как он день и ночь в яму садился, ложился, снова садился. Чего не отремонтировал-то? Новый почему не купил?

Я слушал этот рассказ и тоже представлял себе диван с ямой. Все нереализованные мечты, задумки, планы, все переживания, успехи и неудачи – все было похоронено в этой диванной яме. Разве есть что-то более страшное, чем такое наследие? Когда все, что остается после мужчины – это старый диван с огромной просиженной ямой?

Когда у человека нет никаких целей, то сначала к нему приходит лень, затем следом – апатия, а потом бедность. И часто – водка. Это происходит незаметно, постепенно. Человеку начинает казаться, что жизнь еще не началась, что это только разминка перед настоящим рывком вперед. Что вот еще немного…

Знаете, как выглядит самая убедительная, успокоительная и одновременно – самая ошибочная и смертельно опасная идея? Идея, в которую свято поверило несчетное количество безвестных, уже ушедших от нас людей и еще столько же живущих ныне. Сейчас я расскажу.

Когда-то мы жили в Карелии. Я проходил там офицерскую службу, и нашей соседкой по военному городку была одна женщина по имени Ирина. Ее муж, Владимир, военный пенсионер, сильно пил. Был натуральным забулдыгой. Но таким добрым, не агрессивным. Он не имел целей, не имел увлечений. Жил сегодняшним днем, в свое удовольствие, и бывал трезвым пару дней в году. Мы частенько видели его бредущим мимо наших окон, с улыбкой на лице и слюной на подбородке. Как-то, субботним утром, жена позвала меня, сказала: «Иди-ка взгляни, Володька-то уже на мазИ». Наш дом стоял на невысокой насыпи, зимой от нас по снегу вниз вилась тропинка. И вот в то утро по ней осторожно спускался наш Владимир, обняв себя руками. На полпути он вдруг поскользнулся и грохнулся вниз. Только упал не назад, на спину, а вперед, через голову. Сделав пару кувырков, он неожиданно бодро вскочил, распахнул бушлат и вытащил из-за пазухи бутылку водки. Осмотрел ее на свет, радостно поцеловал и побрел дальше – домой.

Вся эта картина выглядела уморительно. Мы с женой от души посмеялись тогда. Но его жене, Ирине, было не до смеха. Иной раз она жаловалась нам при встрече – не лечится муж никак. И к бабкам возила его, и к наркологам, и на работу интересную пристраивала – а все одно, через 2—3 дня снова в «стельку»!

Очередной осенью он умер. К нам пришла соседка, Наталья, сказала:

– А Вовка-то Иркин умер. Вы в курсе?

Мы так и онемели от неожиданности! Как?

– Да. Его с неделю не видно было. Заметили? Вот в ту субботу поехал в больницу, живот его прихватил. Там и остался. А Ирка позавчера ездила, ей врач сказал – неделю осталось ему жить, ни больше. Цирроз, кажись. Неизлечимая стадия. Вчера вечером вот и умер.

Владимир до выхода на пенсию был начальником котельной в нашем батальоне. Когда часть расформировали, и все военнослужащие уехали, бросив нас замерзать среди зимы, он первым пришел и сказал, что надо за котельной землю подолбить – там есть еще запасы угля. Мы раздобыли кирки, бросились долбить, и нашли-таки жилу слежалого угля. Запустили брошенную котельную. Володя нас всех тогда здорово выручил. Мы помнили об этом, конечно. И вот его не стало.