Читать книгу 100 дней до весны. Как пережить зиму в Петербурге и не сойти с ума - Игорь Герцев - Страница 6

И ЭТО ПРОЙДЕТ

Когда-то я играл роль морского офицера флотилии атомных подводных лодок, и однажды мне довелось исполнять обязанности заместителя начальника караула на гарнизонной гауптвахте.

Нас предупредили, что две камеры заняты приговоренными к смертной казни, которых перевозили из дисциплинарного батальона к месту исполнения приговора. Мы не знали их вины, но смертная казнь еще была. Шел 1991 год.

Один из них всегда молчал, забившись в угол. Он не реагировал на команды и отказывался от еды. Второй был шумный. Он выкрикивал оскорбления, даже когда никто не подходил к его камере, плевался через решетку, но никто из караула не решался заставить его замолчать. Мы впервые видели человека, которого казнят через несколько дней, и были подавлены присутствием приближающейся смерти.

Была очень холодная зима, часовые стояли на посту в овчинных тулупах и валенках. Мне было отведено время для сна с десяти до двух часов ночи. Понятно, что заснуть я не мог. Заключенный кричал и проклинал нас. Теперь я понимаю, что так он пытался привлечь к себе внимание. Хоть какое-то внимание, ведь он еще был жив. Ему было необходимо, чтобы его заметили, а не проходили мимо, стыдясь его присутствия среди тех, кто намерен продолжать жить.

Была очень холодная зима, часовые стояли на посту в овчинных тулупах и валенках. Мне было отведено время для сна с десяти до двух часов ночи. Понятно, что заснуть я не мог. Заключенный кричал и проклинал нас. Теперь я понимаю, что так он пытался привлечь к себе внимание. Хоть какое-то внимание, ведь он еще был жив. Ему было необходимо, чтобы его заметили, а не проходили мимо, стыдясь его присутствия среди тех, кто намерен продолжать жить.

Была очень холодная зима, часовые стояли на посту в овчинных тулупах и валенках. Мне было отведено время для сна с десяти до двух часов ночи. Понятно, что заснуть я не мог. Заключенный кричал и проклинал нас. Теперь я понимаю, что так он пытался привлечь к себе внимание. Хоть какое-то внимание, ведь он еще был жив. Ему было необходимо, чтобы его заметили, а не проходили мимо, стыдясь его присутствия среди тех, кто намерен продолжать жить.

В два часа я принял пост начальника караула. У меня было два яблока. Не помню, кто мне их дал. В то время и в том месте купить их было практически невозможно. Заключенный затих, я подошел к его камере. Он сидел на полу и смотрел на меня пустым взглядом. Я показал ему яблоко, он никак не отреагировал. Я просунул ему яблоко сквозь прутья решетки, и оно упало на пол, покатилось в его сторону.

Не вставая, он подполз к нему, взял в руки, удивленно посмотрел и откусил кусок. Но не успел даже толком разжевать, как его разорвали рыдания. Кусочки яблока вываливались изо рта. Я оставил его и вышел на улицу, чтобы скурить две папиросы «Беломорканала», сжатые вместе, как мы иногда делали.

Я стоял на тридцатиградусном морозе и думал: неужели это когда-нибудь закончится? Этот караул, эта холодная жуткая ночь, этот жалкий на пять тысяч душ гарнизон, эти так похожие на спящих бегемотиков подводные лодки, каждая из которых в состоянии уничтожить город размером с Лос-Анджелес? Неужели когда-то закончится весь этот бред? Мне казалось, что никогда. Но больше всего бесило осознание, что я ничего не могу сделать, чтобы в данный момент хоть как-то изменить ситуацию.

Вчера я вспомнил об этом случае. Прошло тридцать пять лет. Это кончилось – кончилось раньше, чем я вспомнил о том, что все кончилось.

Так же и ноябрь закончится, и зима придет и тоже закончится. И воссияет весна. И мир снова расцветет. А мы сейчас сидим и думаем: неужели это никогда не кончится? Обязательно кончится. Весны не может не быть.

97 дней до весны