Читать книгу В ожидании пути - Игорь (Игошуа) Фурман - Страница 41
В ожидании пути
ОглавлениеВ ожидании пути (В Израиль)
В ожидании пути прошло моё детство.
В ожидании пути мы живём и сейчас.
Я родился с клеймом – обречённый на бегство,
А мы всё у причала, зовущего нас.
Не тонут мечты. Напрягается парус от ветра.
Нам бы цепь отрубить. Нам бы в море уйти налегке…
Так мы бьёмся у берега. И не выиграть метра.
Только кровь остаётся на скользком, холодном весле…
1976
Из России
Уже всё реже слышится «Союз».
Уже всё чаще слышится «Россия».
Я по земле Израиля качусь —
И моря синего стихия,
Как вдохновение – со мной!
А ты кричишь, что я другой.
А ты кричишь, что я не твой.
Хермон с холодной головой
Застыл в раздумье. И молчит,
А поезд нас куда-то мчит —
Тебя с России. Но куда?
Еврейства желтая звезда
Что означает для тебя?
1980
Я России – чужой
Я знаю – это безумство,
Но тело сводит в дрожь.
Неужели после разлуки
Ты уже не придёшь?
Невероятно?! Может случиться,
Я поймаю твой взгляд?
Кто-то в двери стучится.
Это сердце резвится,
Это нервы гуляют опять!
Может, всё же увижу
Я улыбку твою?
Может, всё же услышу
Как ты шепчешь: «люблю».
Не моя. Не чужая.
Не цвести. Не завять.
Мы на разных планетах —
Будем разно страдать!
Не боюсь ностальгии.
Я России – чужой.
В тех бескрайних просторах
Мы бродили с тобой.
И как тень под ногами,
Неотрывно. Всегда!
Предрешённость бродила,
Отрывая меня.
Предрешённость бродила,
Словно памяти бред,
Кровь во мне говорила,
И я выпалил: «нет»!
Не прощают такое —
На Российской земле
Дети мам вопрошают:
«Мама?! Мама?! Я не?!
Я не жид? Я нормальный?»
Дети пьют с молоком,
Что евреи ужасны.
Что евреям погром!
Есть другие. Я знаю.
Комплиментом в лицо —
«Не похож ты на этих.
Ты как мы. Ты не то!»
Я похожий на «этих»!
В мне еврейская кровь!
Каждой тканевой клеткой
Ощущаю подвох.
Присмотритесь получше!
Я мальчишка босой,
Что за мамой шагает,
Словно скот на убой!
Присмотритесь получше —
Я из пепла! Сожжён!
На мне номер из гетто,
Как скотине, клеймен!
Присмотритесь получше!
На мозоли мои —
Я бродил по планете.
Я искал, «где свои»?
Не прощают такое.
Ты дитя без вины.
А я с миром ужасным
В состоянье войны.
А я миром ужасным
Обречён на войну —
Не горюй понапрасну.
Не страдай понапрасну.
Я уже не приду.
На земле моих предков
Море дышит волной.
Словно слёзы к глазам
Подступает прибой.
А я здесь. Я не твой…
Вместо тёплой Герцлии
Я родился в Сибири.
Без вины виноватый
Дед носился с лопатой.
Жили люди – не люди.
Да, их голод давил!
Словно чёрные тени
Выползают с могил.
И Сибирь пред глазами,
Словно чёрный ледник.
Я родился в Сибири.
Рядом с смертью. Впритык.
Не боюсь ностальгии. —
Я России чужой.
Там в бескрайних просторах
Нас вели на убой!
И как Б-г между нами.
Неотрывно. Всегда.
«Мы уедем " – бродила
Вековая мечта.
На земле моих предков
Море дышит волной…
Словно слёзы к глазам,
Подступает прибой
И я больше не твой…
1982
У старой и забытой синагоги
Y старой и забытой синагоги,
Где канторов не слышны голоса,
Стою на мёртвом холоде порога, —
А слёзы под ногами, как роса.
И сотни глаз меня жуют, съедают
И ненавистью режут жилы мне.
A ветер, словно библию, листает
Остатки жёлтых листьев на земле.
О синагога, гордая громада,
Ты выстояла сотни бомб, когда
Фашистские, звериные бригады
Пытались разбомбить тебя дотла.
Ты выстояла, выжила, сумела.
Фашисты уничтожены. А ты
Стояла, как невеста! Королева!
Вся в ожидании «тфилы»2.
Ждала. Ждала. Но твой освободитель,
Солдат советский, русский брат,
Решил твою судьбу иначе
И превратил тебя в меб. склад3.
Он не стрелял. Нет. Он не тратил пули.
Он эффективней, чем фашист!
Решил тебя стереть живою…
Но я склоняюсь пред тобою,
Не видя мебельного хлама:
…Я вижу Сару и Абрама,
Стекают вновь в утробы храма…
И каждый он – история живая,
И каждый он – еврейская судьба…
Ты синагога выстоишь – святая.
И мы ещё вернёмся навсегда!
Львов, 1976
Сон
(Мысли о Сибири по дороге в Черновцы – город, с которого нас сослали).
Беспокойный стук колёс,
Ночь в окне коптит…
Бег молящихся берёз —
И луна парит.
Мысли страшные мои:
Свечи без конца…
Руки нежные твои…
Вытащи меня!
Бесполезный крик души —
Не поможет он.
Поезд тише. Не спеши!
Сон… сон… сон… сон…
И снится мне мороз трескучий.
И снятся люди синие…
И даже дуб, старик могучий
Хрипит, седой от инея.
А люди падают в сугробы…
Собака воет – мордой в снег,
А там в снегу, в застывшей робе
Уже не встанет человек.
Теперь охота за собакой —
Ей лечат там туберкулез!
Герой войны – калека пьяный.
Её убил и сам унёс.
И воют провода уныло:
Гудят. Гудят. Гудят. Гудят!
И белым снегом труп накрыло.
И птицы мёртвые летят…
Река, как старая жебротка,
Всю воду спрятала под лёд!
И вмерзла, словно рыба, лодка —
Не отплывет. Не поплывет!
И солнце мордой здоровенной
Примёрзло к ледяной тропе:
А тот о смерти… О мгновенной
Мечтает, молится во тьме…
Беспокойный стук колёс.
Дрожь холодных крон,
Убегающих берёз:
Стон… стон… стон… стон…
1975
Кремки
Ты хочешь стихи, но стихи без печали.
Ты хочешь цветы, но цветы без шипов!
Но нами играют! Но нами играли —
Мы жалкие кремки5 на пальцах Богов!
Ты дашь обещание. В свое оправдание.
Свое обещание захочешь сдержать.
Но Боги решили сегодня гуляния!
И ты до безумия будешь гулять!
Ты будешь молиться. И чтобы не сбиться:
«О, только б забыться…» – шептать, как в бреду.
И если не сможешь понравиться лицам…
Понравиться лицам? И я не смогу.
Но я не желаю! Собой не играю!
Собой не играю. – Мгновеньем живу!
И строки печали, как розы с шипами,
Как розы с шипами, я в сердце несу!
Львов, 1978
Неба сплошная синь
Неба сплошная синь
И лишь горизонт в крови.
Я слышал, кричали: «кинь!»
Я слышал: «Кидай! Лови!»
А по траве пересохшей,
2
молитвы (иврит)
3
мебельный склад
4
название реки
5
Кремка – кукла, которая надевается на руку.