Читать книгу Диалоги о ПРОКе. Восемь дней в июле 1987-го - Игорь Кокарев - Страница 6

К.: Ты знаешь, о чем я иногда думаю? Не будь нашего ПРОКа, нашелся бы все равно какой-то другой повод для выплеска народной энергии, ярких эмоций, рожденных свободой. Свободой, подаренной нам на самом деле одним человеком – Горбачевым. И жаль, что его не было тогда с нами… Он объявил новую эпоху, а для нас просто пришло время сломать старые штампы и тиски официоза. Так что наша «пьеса» была как бы самоигральной. Потому что оказалась ко времени, то есть своевременной. Нам повезло оседлать его, наше такое прекрасное, такое быстрое время… И каким же оно окажется коротким…

Г.: Опять ты принижаешь значение формы! Разве не на формальном приеме – на принципе шаржирования мероприятий «для иностранцев» и строилась, например, вся режиссура открытия ПРОКа? Ведь замысел в том и состоял, чтобы спародировать навязчивые представления о России как магазине «Березка» с полным «джентльменским» набором ложек, матрешек, самоваров и другой подобной атрибутики. Потому нам и понадобился фильм «Праздник Нептуна», чтобы был еще и живой медведь, и те же матрешки с ложками, и пестрый фольклорный ансамбль Покровского. Все это действо и было понято как пародия.

К.: Нет спора, что раньше курица или яйцо. Но вспомни, когда на штабе появился Володя Спиваков и скромно предложил провести репетицию оркестра «Виртуозы Москвы», мы ни о каких художественных приемах и не думали. Просто как большой художник и человек своего времени Володя сразу понял масштаб и смысл события на Васильевской,13. И мы много не размышляли: взяли и сократили запланированное мероприятия, чтобы дать ему с оркестром зал. Мы даже ничего не объявляли! Но и не закрывали, как полагается в таких случаях, двери, где идет репетиция, наглухо. Получился двойной эффект – эстетический и ситуационно-психологический. Вот он, Спиваков! Стоит на сцене спиной к заглядывающим через открытые двери любопытным – в домашней белой рубашке с открытым воротом, разгоряченный трудяга, он то и дело останавливает на полуфразе оркестрантов, что-то разъясняет, начинает сначала, снова прерывает. Словом, всерьез работает, как обычно работает на репетициях, невзирая на хлопанье дверей, шаги, скрип кресел.

Г.: Да, это незапланированное событие даже не успели снять. Ни мы, ни обычно вездесущие фоторепортеры, так внезапно свалилось оно на нас. В нашем расписании для репетиции не было ни места, ни времени в тот день 13 июля. В рабочих группах по разным помещениям шли заседания недавно созданной общественной международной организации Американо-Советской Киноинициативы, которую ты же и придумал всего несколько месяцев назад. В Белом зале планировался важный просмотр. Вот его и пришлось снять, заменив открытой репетицией «Виртуозов Москвы». Володя сказал: пускайте людей, я готов. Откуда только народ узнал про эту репетицию? Зал был полон! Все, кто пришел на пресс-конференцию АСКа, тоже сначала попали на Спивакова. Сидели, затаив дыхание, как миленькие, следили за каждым звуком и жестом. Какой спектакль получился!

К.: Да, такой вот простой ход, а эффект превысил успех абонементных концертов; такого ведь и в консерватории не увидишь. Жаль, поговорить маэстро с залом после репетиции не вышло. В 5:00 уже появились пресса и телевидение с аппаратурой. Пора было начинать очередную пресс-конференцию. А как журналисты жалели, что не знали о Спивакове заранее! Они б с утра со своей аппаратурой тут торчали… Это же такая сенсация!

Г.: А ансамбль русского фольклора Дмитрия Покровского разве не сенсация? Они ворвались в зал, и все повскакивали со своих мест! Да вся наша вечерняя программа, все эти творческие музыкальные группы до сих пор практически сидевшие в подполье, разве это не прорыв? Ребята не верили, что им дадут открытую площадку до самого последнего момента! А я им говорил: время пришло, все будет хорошо! И то, как их принимали в переполненном зале разве не свидетельство перемен, не доказательство того, что бы живем в новом политическом и культурном измерении?..

Запоздалая премьера

А. Аскольдов: первое интервью после премьеры

К.: Да, ПРОКу быстро стало тесно на Васильевской. Легко и без всякой рекламы из гостиницы «Россия» вся праздничная тусовка перекочевала к нам. Не зря поработали дизайнеры, столько удобных и уютных мест для общения с напитками и закусками, столько информационных поводов и событий, что мы уже не имели возможности импровизировать. Просто не оставалось места для маневра.

Г.: Конечно, особенно, когда ты не задумываясь ответил «ДА!» на Аскольдову, вдруг появившемуся у нас со своим полочным «Комиссаром». Бедный Климов весь день бегал по кабинетам ЦК, добиваясь разрешения на показ этого запрещенного фильма. Его ждали двадцать лет и еще 4 часа в переполненном зале. Александра Аскольдова, этого униженного и растоптанного мастера, вызвали на сцену, нескончаемо аплодировали стоя, а журналисты потребовали здесь же импровизированную пресс-конференцию. Стихийный митинг людей кино, возвращающих Мастеру его титул, был прекрасен, но абсолютно не вписывался в и так перенасыщенную программму. За кулисами уже час ждали участники вечернего шоу. Одно событие наползала на другое. Я вынужден был прервать нескончаемые овации битком набитого Белого зала. Стихия грозила смять все на своем пути, Станислав Говорухин не мог простить мне, когда я попросил со сцены поднявшуюся туда вслед за режиссером его съемочную группу с Роланом Быковым и Нонной Мордюковой…

К.: Да, это было настоящее ЧП, надо было в считаные минуты найти выход, и мы решили увести их и всех остальных за собой на первый этаж в сравнительно небольшой конференц-зал примерно на 100 мест. Он, конечно, не вместил всех ринувшихся туда за нами после просмотра. Возбуждение было слишком велико, чтобы сдержать этот эмоциональный напор, почти взрыв. Люди стояли, жались к стенками, сидели на полу, но сразу воцарилась торжественная тишина, когда к столу вышли и Ролан, и Нонна, и сам режиссер…

К сожалению, в силу импровизационности события, мы не успели найти переводчика, потому не было ни синхронного перевода, ни микрофонов. А что было делать? Пресс-конференция вылилась в два с половиной часа раздирающих душу откровений о трагедии художника, безжалостно лишенного права на профессию и выброшенного из кино за «профнепригодность» на полных 20 лет. Когда ведущему пресс-конференцию, секретарю Союза кинематографистов Андрею Плахову сообщили о только что принятом «наверху» решении картину одобрить и выпустить в прокат, время было позднее. В Белом зале уже гремела рок-панорама, а здесь стояла звенящая тишина и в глазах людей стыли слезы праведного гнева и стыда. И радости, что вот оно, наконец, свершилось!

Ужасно обидно, что из-за нашей неподготовленности мы не записали эту пресс-конференцию, и теперь придется ограничиться лишь воспоминаниями…

Г.: Это наши в Штабе не успели, не было записи. Но я успел предупредить фирму «Мелодия», которая уже который день умненько собирала все звуки ПРОКа, и их представитель появился как раз во-время. Ты забыл, как мы уговаривали руководство этой фирмы не упустить историческое событие и сделать потом уникальный альбом о ПРОКе? С дискуссиями, концертами, интервью. Куда делись все записи, я так и не нашел концов. Может быть, тебе это удастся…

К.: Увы… Удалось. Звонил я в «Мелодию» почти сразу после пресс-конференции, так как материал действительно оказался историческим. Как чувствовал, что надо поторопиться. И опоздал! Мне сказали товарищи, что почему-то уже стерли эту запись. Ну, раз не разрешило их начальство делать о ПРОКе звуковой альбом, так можно и стереть. Да, не все воспринимали Перестройку с таким энтузиазмом, как мы…

Г.: Тогда что это у тебя за записи? Можно ли их публиковать как реальную картину того, что происходило тогда на пресс-конференции?

К.: Вполне. Это записывали, кстати, ребята из нашего Штаба. Для себя. Здесь не все до последнего слова, но основные выступления хорошо слышны. Узнаешь голоса? Вот наш неуловимый, назначенный нам сверху, видимо, для контроля, президент ПРОКа, Андрей Плахов. Он нам не мешал, и за то ему спасибо. Здесь он открывает пресс-конференцию. Молодец, он сразу взял верный тон, оценив происходящее как событие международного масштаба, рассказал о работе конфликтной комиссии Союза кинематографистов, уже несколько месяцев добивающейся выхода фильма на экраны.

И сразу последовали настойчивые вопросы журналистов: каковы были мотивы и аргументы против фильма, кто именно запретил картину и на каком основании, почему и до сих пор «Комиссар» на полке? Наивные эти журналисты, будто не знают, что для запрета никаких аргументов и не требовалось: нет, и дело с концом.

Давай послушаем фрагменты записи.

Начало исторической пресс-конференции после премьеры «Комиссара»

Р. Быков: Я сравнительно недавно разговаривал с одним из тех, кто по долгу службы запрещал самые важные, самые лучшие может быть картины. Я спросил его, за что? За какие грехи была тогда положена на полку картина Аскольдова? Он напрягся, задумался и ответил: «Сейчас не помню». А помните ли вы, журналисты, киноведы, кинокритики? Я спрашиваю вас, что вы сделали, чтобы отстоять, защитить попираемое безымянными цензорами искусство? Мы слишком быстро забыли о вечном страхе и унижении художника. И слишком легко простили им. А ведь среди тех, кто гордо ходит сегодня в борцах за Перестройку, есть и те, что лично виноват в трагической судьбе Александра Аскольдова и его картины…

А. Аскольдов: Я благодарен писателю Борщаговскому. И не только ему. Здесь находится прекрасный ученый, соратник Эйзенштейна и Булгакова – профессор Илья Вениаминович Вайсфельд, который тогда, как мог, поддержал картину. На просмотре сегодня был и Евгений Евтушенко, который принял картину близко к сердцу, хорошо отзывался о ней, недавно он обратился с письмом к М. С. Горбачеву. Спасибо всем этим людям, и тем, кто организовал, наконец, этот показ. Меня сегодня поддержали здесь, в СК, потому что кинематографисты занимают в Перестройке высоконравственную позицию. Я благодарен старшему поколению, низкий поклон Александру Зархи, присутствующему здесь старейшине, он тоже среди сторонников `и защитников фильма.

И. Вайсфельд: Мне посчастливилось много лет назад вести обсуждение этого фильма в Доме ученых, затем в Клубе медработников. Я видел, я ощущал наэлектризованность зала, его полное единодушие в отношении к картине как потрясению. И Александр Зархи не зря считает, что «Комиссар» – это такая же веха в истории нашего кино, как и «Броненосец «Потемкин». Что касается меня, то я был потрясен не только картиной, я был потрясен личностью ее автора, Александра Аскольдова. Будь моя воля, я бы учредил медаль «За выдержку, чистоту идей и принципиальность» и первым наградил бы ею Александра Яковлевича.

Теперь по поводу журналистов. Главная причина запрещения картины – это… как бы помягче это сказать… скрытый антисемитизм и шовинизм тех, кто принимал решение. А шовинизм отличает его носителей погромной жестокостью и одновременно трусостью, умением уходить в кусты. И вот журналисты, пресса, присутствующие здесь, по-моему, должны, наконец, прояснить эту драматическую ситуацию и, может быть, «поименно вспомнить тех, кто поднял руку»… Пора назвать и осудить тех, кто поднял руку на прекрасный честный фильм, несущий и тогда, и сейчас, и всегда человечность и оптимизм и романтическое чувство, что революция и жизнь непобедимы.

Вопрос: Прокомментируйте, пожалуйста, эпизод, где жители местечка со звездой Давида идут в концентрационный лагерь. Он явно хронологически выпадает из фильма.

А. Аскольдов: Мне кажется, что я не должен быть толкователем своей картины. Я просто вспоминаю историю о том, как в 40-м году в Дании королевская семья в знак протеста против угона немецкими фашистами их подданных – еврейских жителей в концентрационные лагеря вышла к людям со звездой Давида на одежде. Мы снимали этот эпизод в городке, который был оккупирован во время войны. Уходила натура, мы торопились. Собрали массовку, включили свет, музыку Сибелиуса, и тут зарыдали вдруг все: и местные актеры, и зрители.

Оказывается, сами того не зная, мы выбрали то самое место, где фашисты расстреливали евреев. Оператор Валерий Гинзбург в прошлом году снова был в этом городке. Его узнали те, кто тогда снимался. Спросили: «Ну, когда же фильм выйдет на экраны?» Я думаю, что «Комиссар» очень нужен и этим людям.

Вопрос из зала: Что именно было вырезано по требованию Госкино?

А. Аскольдов: Это трудно объяснить. Если удастся, я вернусь к первоначальному варианту фильма, и тогда можно будет сравнить. Ну вот, в частности, потребовали убрать и этот, только что обсуждавшийся, эпизод.