Читать книгу Организм - Игорь Колосов - Страница 3

1

Павел, поворачивавший с шоссе на Тополиную, услышал звук приближавшегося автомобиля и оглянулся.

Это был «уазик» участкового.

Что за наваждение, подумал Павел, отходя на обочину и останавливаясь. Всего полчаса назад он подумывал, не встретиться ли с лейтенантом Седовым. Не то, чтобы в этом была срочная необходимость, просто Павел хотел вывести участкового на разговор о новых жителях. Учителю хотелось знать, что думает о странных семьях представитель органов правопорядка. Он ведь знает гораздо больше, нежели обычные жители поселка. Во всяком случае, должен знать больше.

Павел понимал, что не решится прийти к лейтенанту в кабинет, их встреча должна быть случайной. Такая «случайность» могла осуществиться нескоро, и учитель, оправдываясь перед собой, посчитал, что его желание – глупость.

Зачем ему это? Да, семьи выглядят странно, отличаются от жителей поселка, вызывают неприязнь. Но что с того? Стоит ли заниматься поисками неизвестно чего?

И все-таки внутри нарастало некое противление. Оно начинало терзать Павла, как будто нечто требовало от него действий. Он понимал, что основная причина смутного беспокойства – тот случай с мальчиком за магазином. Но будь это единственным пятном на чистой скатерти, подобное можно было игнорировать. Таких же пятен было множество.

И еще для этих мыслей у Павла была дополнительная причина, в чем он упорно не хотел себе признаться. Найдя себе трудно решаемую задачку, он отправил в тень другую проблему – то, что он разведен и подолгу не видит дочь. И то, что он, по сути, одинокий мужчина.

Седов притормозил рядом, хотя Павел не рассчитывал, что тот остановится. Учитель собирался поприветствовать лейтенанта кивком и двинуться следом за машиной.

– Гуляете?

Седов высунулся из машины, протягивая руку, и Павел пожал ее.

– Решил пройтись.

– Подвезти?

– Нет, спасибо. Мне ходу всего минут десять.

Лейтенант помедлил, заглушил двигатель, выбрался на обочину. Достал платок и вытер влажный лоб.

– Духотень. Давно такого лета не было. По такой погоде гулять не больно-то приятно, а?

Павел пожал плечами.

– Я привык. Не сидеть же весь вечер дома?

Седов улыбнулся.

– Точно.

Он был моложе учителя лет на пятнадцать и обращался к нему на «вы», хотя Павел чувствовал: Седов, так сказать, мент по призванию, вряд ли уважает мужчин такой профессии, как учитель.

Они еще немного поговорили о погоде, посетовали, что земле давно нужна вода, перешли на тему, что Велич в такую жару выглядит еще более вымершим, нежели обычно, и разговор незаметно коснулся новых жителей.

Павел почувствовал, что лейтенанту эта тема почему-то небезразлична.

– Вы не знаете, откуда они приехали? – спросил учитель.

Седов пожал плечами.

– Чума их разберет, – и, как бы оправдываясь, сказал. – Не звонить же мне в ФСБ, чтобы они там покопались в их прошлом? У меня на них ничего нет.

Ого, подумал Павел. Неожиданные рассуждения участкового вынудили учителя решиться на откровенность. Теперь он почему-то не думал, что покажется Седову одним из тех в поселке, кто из-за избытка свободного времени постоянно обмениваются сплетнями. Кроме того, Павлу очень хотелось поделиться хоть с кем-то тем, что он видел.

На всякий случай он попросил:

– Лейтенант, я вам кое-что расскажу, только пусть это останется между нами. Договорились?

– Не вопрос.

Спустя две минуты любопытство Седова сменилось недоверчивостью. Он смотрел на учителя с приоткрытым ртом, и Павел подумал, что лейтенант сомневается: не шутка ли услышанное?

– Признайтесь, вы мне не очень-то поверили, так?

Седов криво улыбнулся.

– Почему? В общем… Почему нет?

Его слова Павла не убедили.

– Но я это сам видел.

На этот раз Седов промолчал. Он огляделся по сторонам, посмотрел на учителя. Кажется, Павел его серьезно озадачил.

Лейтенант напомнил Павлу его самого, когда он стоял у продуктового магазина и провожал взглядом серый «Фольксваген». С того момента Павел чего только не передумал, пока волей-неволей не отыскал хоть какое-то решение.

– Знаете, – сказал Павел. – В принципе этому есть одно объяснение. Я про сломанную ногу и все такое.

– Да?

Павел кивнул.

– Я как-то читал любопытную статью. Об одной малоизвестной болезни – нечувствительность к физической боли. И такое бывает. Болезнь очень-очень редкая. Если мне не изменяет память, во всем мире этим больны менее полусотни детей.

Рот у Седова приоткрылся еще шире – его озадачила информация, но скоро лейтенант оживился, лицо стало более осмысленным. Теперь невероятная история с мальчиком выглядела не так дико.

– Только представьте. Какой это кошмар для родителей. Да, эти дети никогда не плачут, если вдруг порежутся, обожгутся или ушибутся, но это хорошо лишь на первый взгляд. Не зная, что такое боль, не зная никакой грани, такой ребенок рискует в любой момент погибнуть. Он не обратит внимания, что у него сломалась нога, кость станет крошиться, пока не заметят родители. И таких вариантов множество.

Павел перевел дыхание. Он снова видел перед собой мальчика за магазином, и его удар по булыжнику.

– За такими детьми, – сказал Павел. – Родителям нужно следить каждую минуту. Это несчастные люди.

Лейтенант покачал головой, как бы сочувствуя этим несчастным. Они помолчали, затем Павел сказал:

– Если только предположить, что новые жители – семьи именно с такими детьми, то… Наверное, сообща легче присматривать за ними?

Седов усмехнулся.

– Точно.

2

«Уазик» отъехал, и Павел, прощаясь, поднял руку.

Седов выглядел задумчивым, его первоначальное оживление поблекло. Павел почувствовал, что его объяснение лейтенанта по-настоящему не убедило.

Павел медленно пошел к дому. И понял, что его собственная уверенность в том, что он отыскал достойное объяснение, тает, превращается в ничто. Пока Павел рассказывал Седову о некогда прочитанной статье, он, можно сказать, убеждал сам себя. Но прошло всего пару минут, как все это показалось едва ли не глупостью.

Павел покачал головой.

– Что-то здесь не так.

В следующую секунду он вздрогнул, когда кто-то негромко сказал:

– Здрасте.

Павел не заметил, как поравнялся с первым домом, на крыльце которого стоял рыжеволосый парень, тощий и высокий, на вид – лет двадцать. Павел его не помнил. Наверное, Рыжеволосый был один из тех, кто давно покинул Велич, но иногда навещал родственников. Он смотрел на учителя, и, казалось, сомневался, стоило ли вообще здороваться.

Павел ответил на приветствие, осознав, что смотрел перед собой, но не видел, и Рыжеволосому показалось, что на нем задержали взгляд. Чтобы избавиться от неловкости, Павел кивнул на старый «Опель» вишневого цвета, стоявший во дворе:

– Твоя машина?

Рыжеволосый кивнул:

– Моя.

– Я – Павел. А ты?

– Сэм.

– В смысле Семен?

– Нет – Сэм, – у Рыжеволосого лицо слегка напряглось.

– Понятно. Будем знакомы, а то… я все-таки рядом живу. Так что… На побывку к родителям?

– Да. Я пойду, – Рыжеволосый открыл дверь. – Идти надо.

Павел кивнул и попрощался. Почему-то Сэм не вызвал у него симпатии, но, подумав о новых семьях, Павел даже усмехнулся. Вот кто действительно не вызывал ничего хорошего.

3

Мужчина зрелых лет, которого в Величе знали, как Федорович, шел по шоссе с полной корзиной лисичек. Грибов в этом году народилось немало, а лисичек особенно.

Когда справа показалась тропа, уходящая к пустырю, Федорович остановился.

Его жена однажды порывалась напроситься к новым жителям в гости, но в последний момент передумала: не было веской причины, и сами семьи никого еще не приглашали. Она тогда долго злилась, и Федорович даже поругался с ней.

Он покосился на грибы в корзине и понял, что это самый подходящий повод постучаться в один из двух домов на пустыре. Он угостит новых жителей грибами, и тем наверняка придеться ответить взаимной любезностью – например, позвать его в гости. Конечно, супруга будет довольна.

В последнее время она только и говорила о новых жителях, постоянно находился какой-то повод, чтобы подолгу мусолить одну и ту же тему. Это уже раздражало Федоровича, и при мысли, что он угодит жене, все сомнения отпали.

Старик вышел к двум ветхим домам, заметил две серые иномарки и удовлетворенно кивнул: семьи у себя. Он направился к дому, за которым стоял «Фольксваген». Федорович уже представлял, как в поселке заговорят о нем, как о единственном, человеке, кто побывал в гостях у загадочных семей. Он сможет собой гордиться.

Федорович приблизился к входной двери, спрашивая себя: почему так тихо? Почему в доме не слышно ни телевизора, ни радио? Почему перед домом не играют дети? Неужели в такую погоду можно высидеть дома?

Он постучал, выдержал паузу, постучал.

Ему никто не открыл.

Федорович недоуменно огляделся. Неужели никого нет дома? Отправились всем семейством в лес на прогулку? Это выглядело вполне естественным, и Федорович разочарованно покосился на зашторенное окно фасада.

Он решил, что на всякий случай заглянет в другой дом, но сначала опять постучал. На этот раз сильней, уверенней.

Старик уже поворачивался, когда дверь распахнулась. Федорович вздрогнул, едва не выронив корзину. На него смотрел глава семейства, просто смотрел, не говоря ни слова.

Федорович, запинаясь, приветствовал его.

– Я тут… за грибами ходил и… думаю, угощу… детишкам полезно…

Мужчина молчал, глядя старику в глаза. Тот смутился еще сильней. На него смотрели так, как на человека, заговорившего с кем-нибудь на автобусной остановке ради того, чтобы скоротать время. Его терпят, не прерывают, но почти не слушают.

– Куда вам… грибочков положить?

Не дождавшись ответа, полез в карман десятки раз штопаного пиджака, вытянул целлофановый пакет, суетливо развернул его.

– Да ничего, я сюда вам положу. Вот.

Ему пришлось опуститься на корточки, поставить корзину на крыльцо, чтобы освободить обе руки. Пока старик неуклюже заполнял пакет лисичками, он что-то говорил, но сам не понимал смысл сказанного. В какой-то момент он заметил, что за мужчиной стоит девочка, за девочкой – женщина. И она…

Федорович вздрогнул, такое странное нахлынуло ощущение, с трудом разогнулся, протянул пакет с грибами. Хозяин дома не пошевелился, чтобы принять пакет. Федорович виновато улыбнулся, положил пакет возле дверного косяка, попятился.

– Вы уж извините… за беспокойство. А грибочки хорошие.

Он повернулся и засеменил прочь. Не доходя до кустарника, он не выдержал и оглянулся. Мужчина по-прежнему стоял на пороге, так и не притронувшись к пакету с грибами. И… у дальнего дома тоже стоял мужчина, а рядом девочка.

В этот момент Федорович испытал сильное правдоподобное чувство, что всего минуту назад его хотели убить!

Пустырь оказался позади, абсурдное ощущение ослабло, после чего исчезло вовсе. Все же неприятный осадок остался, и Федорович решил, что больше никогда не пройдет мимо этих домов.

Когда старик миновал первые жилые дома, он покачал головой, наконец, осознав, что именно привлекло его внимание в жене хозяина.

– Да ведь она же беременна, – пробормотал старик.

Спустя полчаса Федорович пришел домой и рассказал новость жене, умолчав о своих ощущениях.

Его жена тут же позвонила своей лучшей подруге.

Через два звонка новость дошла до матери Павла.

4

Павел сидел на застекленной веранде в своей излюбленной кресло-качалке. Маленькими глотками он потягивал питьевой йогурт и смотрел на пустынную Тополиную улицу.

Его мысли по-прежнему витали вокруг новых жителей Велича.

Сегодня он не пошел на прогулку – почему-то не возникло желания. Его уже начинало беспокоить собственное наваждение. В последние дни каждая прогулка завершалась продолжительным наблюдением за домами на пустыре. Павел даже достал с чердака старый отцовский бинокль: вдруг он что-то рассмотрит в окнах?

На веранду вышла мать и рассказала о беременности Джины. В ее голосе не было удивления, скорее энтузиазм женщины, понимающей, что беременность – это всегда благо.

Сначала это показалось Павлу мелочью в сравнение с последней новостью, что семьи почему-то перестали покупать в Величе продукты. Но потом Павел даже привстал из кресло-качалки. Он вспомнил, что всего две недели назад видел Джину, и она была без «живота»!

Он покачал головой.

– Этот Федорович, наверное, был здорово датый.

В эту ночь Павел долго не мог заснуть.

5

Павел вышел из магазина к старому отцовскому мопеду, вытер рукавом рубахи вспотевший лоб, тихо выругался.

И что он здесь делает?

Сейчас Велич стал чем-то далеким, хотя до него было всего двадцать километров. Правда, мопед казался ненадежным средством, чтобы спокойно преодолеть это расстояние.

Что же он хочет здесь найти? Вот уж действительно – человек сам создает себе проблемы. Павел вспомнил про Дон Кихота и понял, что между ними сейчас много общего. В каком-то смысле Павел уже второй день сражается с ветряными мельницами.

Вместо того чтобы нормально провести выходные: убрать в доме, позагорать на заднем дворе, вечером потренироваться и посмотреть какой-нибудь фильм, он играет в частного детектива. Вчера он посетил три деревеньки, ближайшие к Величу, сегодня – еще две. В каждой из них он ненавязчиво заговаривал с продавщицами продуктовых магазинов, пытаясь узнать, приезжает ли к ним кто-то похожий на новых жителей Велича.

Как и всем людям, хозяевам ветхих домов на пустыре необходимо покупать продукты. Конечно, объяснений, почему семьи перестали закупаться в Величе, могло быть множество. Они могли поссориться с кем-то из продавщиц, они могли даже делать заказы на дом, вызывая кого-нибудь извне, пусть это и выглядело ненужным расточительством. Причин могло быть масса, и кажется, какое дело до этого Павлу?

И все-таки он не вытерпел. Понимая, что подобные поиски вряд ли к чему-то приведут, Павел подготовил с вечера отцовский мопед и утром в субботу сходил в продуктовый магазин, где убедился, что семьи действительно давно не приезжали туда. Если они могли закупаться в двадцати километрах от поселка, они могли выезжать и за тридцать километров, но Павел решил проверить хотя бы ближние деревеньки.

Мопед кашлял и задыхался, как обреченный больной, и Павел перемещался из деревни в деревню медленно. Вчера он ограничился тремя точками, но ничего не обнаружил. Сегодня он снова потерпел неудачу, осознав, что рассчитывал узнать хоть что-то.

Теперь он еще сильней хотел узнать: где семьи покупают продукты?

Но выбора не было – Павел не мог объехать всю область, задавая одни и те же вопросы. Пора было возвращаться домой.

На обратном пути случилось то, что и должно было случиться – километрах в трех от Велича мопед заглох и, похоже, надолго, если не навсегда.

Павлу ничего не оставалось, как катить мопед, возвращаясь пешком. Бросить его Павлу не хотелось. Не столько потому, что он еще рассчитывал оживить машину, сколько потому, что техника досталась от отца.

Он вымотался так, как давно не случалось. В дополнение ему пришлось выслушивать недовольство обеспокоенной матери. Ложась спать, Павел решил, что больше не будет заниматься никакими поисками.

Но он понимал, что еще нескоро во время своих вечерних прогулок перестанет незаметно приближаться к пустырю.