Читать книгу Кибернетические системы (искусственный интеллект) и показатели патологии репродуктивной системы женщин – детерминанты процессов управления в социуме - Игорь Котов - Страница 4

С позиций социологии, криминализация – это социальный дезорганизационный процесс, представляющий угрозу трансформирующемуся обществу, характеризуемый институционализацией и воспроизводством преступности в обществе и влекущий за собой изменение его институциональных основ. То есть в отличие от отраслевых дисциплин права, социология направлена на изучение социального аспекта проблемы, поэтому она принимает во внимание взаимодействие преступности и общества в процессе криминализации, социальные причины, последствия этого процесса.

Процесс криминализации Российского общества положил свое начало с главного действия постсоветского государства – в России была приватизация общенародной (государственной) собственности, начавшаяся в 1992 году. «Приватизация по-российски» носила преимущественно номенклатурно-криминальный характер. В ходе приватизации основным механизмом формирования крупного и среднего российского предпринимательства стала конвертация советских номенклатурных связей в собственность и ресурсы. Это подтверждает и ее главный организатор Анатолий Чубайс: «В чем политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. … И наши „„новые русские““ они либо из старого советского директората, со всеми его минусами и плюсами. Либо из бывших кооператоров и всяких прочих коммерсантов от перестройки (комсомольских и партийных деятелей). Либо из представителей бывших региональных политических элит» [145, 146].

В отчете о большом Всероссийском исследовании (май 2006 г.) так определяется статус приватизации как социального факта: «Самым существенным моментом в экономических, а стало быть, и в социальных, преобразованиях в России в последние пятнадцать лет явилось кардинальное изменение роли частной собственности в жизнедеятельности российского социума. Именно ее утверждение в качестве базовой формы собственности означало переход от одной общественно-экономической формации (так называемый ««развитый социализм»») к другой (олигархический капитализм)». Именно на ее основе была осуществлена небольшой группой номенклатурных чиновников экспроприация собственности государства и денежных средств населения». Это «самое существенное» действие развело в нравственном плане государство и большинство населения на две расходящиеся дороги. Уже в 1994 г., еще в ходе приватизации, наблюдалось важное явление – непримиримое неприятие приватизации сочеталось с молчанием населения. Многие тогда замечали, что это молчание – признак гораздо более глубокого отрицания, чем протесты, митинги и демонстрации. Это был признак социальной ненависти, разрыв коммуникаций – как молчание индейцев во время геноцида. И это естественно. «… Ибо люди скорее простят смерть отца, чем потерю имущества», – Никколо Макиавелли.

Видный социолог Н. Ф. Наумова писала, что «российское кризисное сознание формируется как система защиты (самозащиты) большинства от враждебности и равнодушия властвующей элиты кризисного общества». На это важное наблюдение В. П. Горяинов заметил: «Сказанное как нельзя точно подходит к большинству населения России. Например, нами по состоянию на 1994 год было показано, что по структуре ценностных ориентаций население России наиболее точно соответствовало социальной группе рабочих, униженных и оскорбленных проведенной в стране грабительской приватизацией». Здесь произнесено символическое определение: грабительская приватизация. Она не просто обездолила, она унизила и оскорбила трудящихся [88, 96, 97].

Залоговые аукционы в России – один из механизмов приватизации, серия сделок, проведённых в 1995 году, в результате которых в собственность ряда коммерческих банков перешли государственные пакеты акций нескольких крупных компаний (таких, как «ЮКОС», «Норильский никель», «Сибнефть»). По схеме этих аукционов правительство получало кредит у нескольких коммерческих банков, передавая им в качестве залога пакеты акций госпредприятий. Причём, банки выдавали кредиты деньгами Министерства финансов, которое открывало в каждом из банков счёт и размещало на нём средства. С 4 ноября по 28 декабря 1995 года Министерство финансов России заключило 12 договоров кредита под залог акций с победителями аукционов на право заключения договоров. Через установленное время правительство должно было возвратить кредиты, в случае невозврата государственные пакеты акций переходили в собственность банков. Для реализации этой схемы были организованы аукционы, в которых приняли участие несколько банков. Правительство не возвратило кредиты, и пакеты акций перешли в собственность банков.

Залоговые аукционы были проведены на основании указов президента Бориса Ельцина. Иными словами, обыкновенное жульничество, а лица, которые этим занимались, – банальные мошенники. А. Чубайс оправдывает проведение залоговых аукционов следующим образом: «Если бы мы не провели залоговую приватизацию, то коммунисты выиграли бы выборы в 1996 году, и это были бы последние свободные выборы в России, потому что эти ребята так просто власть не отдают». В то же время он отмечает: «В то время я не вполне понимал, какую цену нам придется заплатить. Я недооценил то глубокое чувство несправедливости, которое зародилось в людях».

Петр Авен назвал залоговые аукционы самым проблемным этапом приватизации в истории России 90-х: «Все-таки ««недовольны ««и ««нелегитимна «» – это разные вещи. И ощущение нелегитимности в России фундаментально другое. Главная, мне кажется, проблема – это залоговые аукционы, которые вообще вышли за рамки…» [65].

«Обратимся к нашим родным российским олигархам. Так и что они создали? Что возникло за пятнадцать лет такого, чего до них – не было? Не стояло? Не работало? Не кормило людей? Н-И Х-Р-Е-Н-А. Так вот, господа. Это именно тот случай, когда собственность есть кража. Русские олигархи не создали ни-че-го. Русские олигархи пришли на готовое. И когда отрабатывающий деньги хозяина-олигарха дурачок-псевдодемократ из очередной газеты пытается рассказывать, что „хороший олигарх“ „создал прозрачную компанию“, „кормит народ“, „платит самые большие зарплаты“ и „занимается благотворительностью“, мне хочется спросить его: так что олигарх создал, кроме бумажек? Ибо „создание кампании“ – это в нашем случае чисто юридический термин, означающий переход собственности из одних рук в другие, из одного управления в другое, только и всего. …. Позвольте? А если завтра аннигилировать всех олигархов – что, нефть идти перестанет? А если б их и вовсе не было – что, нефти бы без них не было? Что есть в России сегодня такого, чего не было бы без олигархов? А ничего. Господа. Их „собственность“ существовала до них и без них, создана независимо от них, и все ее создатели, абсолютно все те, кто так или иначе своим трудом участвовали в создании „собственности“ нынешних олигархов, при этом создании о будущих олигархах не подозревали, в виду их не имели, ни под малейшим их влиянием не находились. И заметьте: нигде в открытой прессе, никогда, ни на сколько – не проскакивала информация о том, как создали состояния наши олигархи. Откуда начальный капитал? Как делал деньги? Как участвовал в аукционе? Если ты талантливый и честный бизнесмен – чего стыдиться: предъяви и расскажи, как ты, простой советский инженер или доктор, стал миллиардером. Восхити мир своим гением и удачей! …. Реформаторы и олигархи хотели так: воруем только один раз, а потом будем жить честно. Хрен вам. Достаточно украсть один раз, чтобы стать вором. Господа олигархи. Вы все воры. Ловкостью и цинизмом вы украли то, что является овеществленным трудом всего – всего – народа», – М. Веллер [39].

Проведённая операции «преемник», в результате которой президентом России стал В. В. Путин, завершила становление в постсоветской России номенклатурно-олигархического режима и регенерацию номенклатуры как господствующего социального слоя. Представители правящего слоя, их наследники и ставленники захватили ведущие позиции не только во всех акционерных обществах с государственным участием, занимающих монопольное положение в различных секторах российской экономики (Газпром, Роснефть, Аэрофлот, Российские железные дороги и пр.). Они занимают важные позиции и в крупных частных компаниях, и в банках, активно проникают в сферы образования, науки и культуры, возглавляют общественные организации и творческие союзы [162].

В 2000 году, по данным социолога Ольги Крыштановской, правящая политическая команда (неономенклатура) на 77% состояла из выходцев из советской номенклатуры и на 41% из них же состояла так называемая «бизнес-элита». При этом из оставшихся 59% предпринимателей значительную часть составляли назначенные по номенклатурной схеме «уполномоченные, или смотрящие за бизнесом» и выходцы из номенклатурных семей. Приход к власти генетически связанного со спецслужбами Путина, в полном соответствии с номенклатурным подбором и расстановкой кадров, привел к резкому усилению притока во власть бывших сотрудников советских спецслужб, которые, по выражению «их представителя во власти» Путина, «не бывают бывшими». В результате нового номенклатурного призыва доля «людей в погонах» во власти увеличилась вдвое и достигла 25%, а в высшем руководстве – 70%.

При этом, как отмечает Ольга Крыштановская, милитаризация власти привела к ее «провинциализации» и «деинтеллектуализации». Так, доля лиц, имеющих ученую степень, к 2002 г. уменьшилась по сравнению с 1993 г. более чем в два раза – с 52,3% до 20,9%, тогда как доля выходцев из сельской местности, напротив, увеличилась с 23,1% до 31% [111]. Наряду с этим, в правящей номенклатуре стало ныне престижно и модно, наряду с домом на Рублевском шоссе, иметь ученую степень и звание. Что, однако, не способствует интеллектуализации руководства государства, поскольку многие так называемые «диссертации», которые защищают государственные деятели, имеют мало общего с интеллектуальной научной работой и во многом представляют примитивный плагиат.

Кроме того, уже в 2002 году в органах власти, несмотря на все публичные заявления Путина о необходимости «отделения власти от бизнеса» и «равноудаления олигархов», доля ставленников финансово-промышленных групп увеличилась в семь раз, а доля земляков, соучеников и сослуживцев президента – в два раза. Приток в органы власти не чуждых номенклатурной среде людей, знающих правила и механизмы ее функционирования, многие из которых, по их мнению, должным образом не поучаствовали в первоначальном разделе власти и собственности, привел к тому, что с 2000 года начался новый передел власти и собственности.

Как результат, с приходом к власти команды президента Путина количество правящих государством номенклатурно-олигархических группировок не только не уменьшилось, но заметно увеличилось. По оценкам олигарховеда Якова Паппэ, сегодня насчитывается порядка 10—15 правящих номенклатурно-олигархических кланов, не считая кланы регионального уровня и они стали значительно богаче (рис. 2) [162].

Рисунок 2

Исходя из этого, на современном этапе очень актуально такое определение для России, как криминальное государство, т. к. коррупция, по мнению бывшего Президента РФ Медведева Д. А., уже была в середине 2000-х гг. системообразующим фактором нашего государства. Исследователи рассматривают разные градации сдвига государства к тому, чтобы стать уголовным. Сначала говорят «коррумпированное государство». Дальше – «криминализованное государство». Высшая стадия – это «криминальное государство». Ситуацию в Современной России исследователи расценивают как неустойчивое равновесие между криминализованным и криминальным государством [103].

По мнению директора московского Центра исследований постиндустриального общества Владислава Иноземцева (2014): «Нынешняя система в России основывается не на коррупции в традиционном смысле, а на полном слиянии интересов государства и бизнеса. Основу экономики России „„нулевых““ и далее составляют семейно-клановое ведение бизнеса при содействии „друга\зятя“ чиновника. При клановом капитализме многие чиновники, принимающие важные для предпринимателей решения, вовлечены в бизнес непосредственно или через близких родственников, а бизнесмены покупают благосклонность представителей власти и получают преимущества на рынке. Происходит сращивание власти и бизнеса, „свои“ бизнесмены „приватизируют“ государственные должности, расставляя на них „своих“ людей, а чиновники получают статусную ренту – основной источник их доходов. Другая коррупционная особенность России: связка „криминал – власть – бизнес“» [76]. Например, счетная палата РФ в 2019 году провела на 100 проверок меньше, чем годом ранее, по итогам которых выявила вдвое меньшее количество нарушений на общую сумму почти в 890 млрд рублей, говорится в годовом отчете ведомства. По данным Счетной палаты, в прошлом году выявлено 4443 нарушений на общую сумму 884,6 млрд рублей. В 2018 году их было вдвое больше – 9 235, но на сумму, которая более, чем на 100 млрд рублей меньше – 772,7 млрд руб. Для сравнения за 2017 год, когда Счетную палату возглавляла нынешний вице-премьер Татьяна Голикова (рис. 3), нарушений было 6455, но их сумма была намного более впечатляющей – 1 трлн 865,6 млрд рублей [169].

Рисунок 3

Говоря о возможном сползании нашего государства в криминальное государство, можно сослаться на выступление Председателя Конституционного суда В. Д. Зорькина 10 декабря 2010 г.: «Свой анализ, я хочу посвятить нарастающей криминализации российского общества. Увы, с каждым днем становится все очевиднее, что сращивание власти и криминала по модели, которую сейчас называют „„кущевской““, не уникально. То же самое или нечто схожее происходило и в других местах: в Новосибирске, Энгельсе, Гусь-Хрустальном, Березовске и т. д. Всем, и профессиональным экспертам, и рядовым гражданам очевидно, что в этом случае наше государство превратится из криминализованного в криминальное. Граждане наши тогда поделятся на хищников, вольготно чувствующих себя в криминальных джунглях, и недочеловеков, понимающих, что они просто пища для этих хищников. Хищники будут составлять меньшинство, а „„ходячие бифштексы““ – большинство. Пропасть между большинством и меньшинством будет постоянно нарастать. По одну сторону будут накапливаться агрессия и презрение к лузерам, которых должно резать или стричь. По другую сторону ужас и гнев несчастных, которые, отчаявшись, станут мечтать вовсе не о демократии, а о железной диктатуре, способной предложить хоть какую-то альтернативу криминальным джунглям» [67]. Таким образом, председатель Конституционного суда констатирует, что организованная преступность сильнее нынешнего государства, поскольку выработала эффективную модель сращивания с властью и с бизнесом в антисоциальную хищную силу.

По мнению Кара-Мурза С. Г., 2013: «’«Сословие»» предпринимателей формировалось в России не только неправовым и антисоциальным способом захвата и распределения общенародной собственности, но и на уродливой мировоззренческой матрице. Успешное формирование капитализма (хотя и ««не без кровопивства»», как выражался Салтыков-Щедрин) удавалось, только если предпринимательство было ограничено жесткими этическими нормами (как протестантская этика в Западной Европе, конфуцианство в Японии и Китае, совсем недавно – буддистской этикой в Таиланде). И все равно эти страны переживали и переживают волны массовой ««беловоротничковой»» преступности. А в России 1990-х годов предпринимательство с самого начала загнали в жесткие рамки уголовной этики. Она действовала независимо от личных предпочтений или нравственных идеалов отдельного предпринимателя – именно как ««невидимая рука»» российского рынка» [96]. И такая ситуация не могла не отразится на психическом состоянии населения РФ. Так профессор Коссов В. В. обращает внимание на то, что коллективный эгоцентризм превратился в своеобразный уклад, формирующий не только индивидуальную нравственность, но также и экономику, и политику всей страны. Причем эгоцентризм отнюдь не совпадает с индивидуализмом, на котором, собственно говоря, и базируется демократическое общество. Эгоцентристская парадигма исходит из исключительности и абсолютности интересов данного индивида. Индивидуалистическая парадигма признает равенство интересов всех вовлеченных агентов действия. Именно эгоцентрическая парадигма, по мысли В. В. Коссова, наиболее полно объясняет нынешнее состояние России как социокультурной системы [124]. Поэтому в значительной степени кризис России есть не что иное, как тупик эволюции ее нравственности [183].

По словам Сорокина П. А., реформа «не может попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам». Человеческая природа каждого народа – это укорененные в подсознании фундаментальные представления о добре и зле, которые уже не требуется осознавать, поскольку они стали казаться «естественными». Изменения в жизнеустройстве народа в России в 1990-е годы именно попирали эту «природу» и противоречили «базовым инстинктам» подавляющего большинства населения. Перемена устоявшихся порядков всегда болезненный процесс, но когда господствующие политические силы начинают ломать всю систему жизнеустройства, это наносит народу столь тяжелую травму, что его сохранение ставится под вопрос. Целые социальные группы в таком состоянии перестают чувствовать свою причастность к обществу, происходит их отчуждение, новые социальные нормы и ценности отвергаются членами этих групп. Неопределенность социального положения, утрата чувства солидарности ведут к нарастанию отклоняющегося и саморазрушительного поведения [Кара-Мурза С. Г., 2017].

Вот вывод психиатра, заместителя директора Государственного научного центра клинической и судебной психиатрии им. В. П. Сербского (2010): «Затянувшийся характер негативных социальных процессов привели к распаду привычных социальных связей, множеству мелких конфликтов внутри человека и при общении с другими членами общества. Переживания личного опыта каждого человека сформировали общую картину общественного неблагополучия. Переосмысление жизненных целей и крушение устоявшихся идеалов и авторитетов способствовало утрате привычного образа жизни, потере многими людьми чувства собственного достоинства. Отсюда – тревожная напряженность и развитие „„кризиса идентичности личности““. Развиваются чувство неудовлетворенности, опустошенности, постоянной усталости, тягостное ощущение того, что происходит что-то неладное. Люди видят и с трудом переносят усиливающиеся жестокость и хамство сильных» [Александровский Ю. А., 2010]. Своеобразием отличается точка зрения Зиновьева А. А., который полагает возможным констатировать едва ли не полное самоуничтожение российского социума [70].

По мнению Кривошеева В. В.: «Дезорганизация, дисфункциональность основных социальных институтов, патология социальных связей, взаимодействий в современном российском обществе, выражаются, в частности, в несокращающемся числе случаев девиантного и делинквентного поведения значительного количества индивидов». И это естественно, т. к., как показано выше, целые социальные группы, состоящие из «аутсайдеров» и «маргиналов», составляющие большинство населения и находящиеся в закабалении у небольшой группы номенклатурных чиновников, экспроприировавших собственность государства и деньги народа (по сути у жуликов), перестают чувствовать свою причастность к данному обществу, что приводит к нарастанию отклоняющегося и саморазрушительного поведения. Как результат, многие авторы уже не раз обращали внимание на некую «инаковость», беспрецедентность состояния нравственности населения современной России.

В частности, публицист В. Белоцерковский в ряде статей прямо указывал на смещение спектра общественной нравственности, граничащего с явной коллективной девиацией и даже эпидемией: «Звериный эгоизм, жестокость, безразличие к человеческой жизни широко разлились в обществе, в народе, как никогда раньше, как в блатных лагерях… Столь же широко проросли, разрослись безответственность, лживость гомерическая, цинизм, эпидемия идиотизма» В. Белоцерковский упорно разрабатывает тему массового помрачения сознания [27].

В заключении следует отменить, что:

– Объективными условиями криминализации в России стали распад Советского Союза. Политическая и экономическая нестабильность, социальные последствия перехода к новому порядку определили в некоторой степени изменения преступности в стране. Историко-социальные условия жизни русского народа и культурные особенности его развития также сыграли на этом этапе важную роль в криминализации общества, предопределив во многом неправовые способы адаптации населения к условиям трансформации, правовой нигилизм, присущий российским гражданам. Субъективные факторы, а именно, деятельность акторов, направленная на либеральное реформирование страны, в силу ряда причин не привела в конечном итоге к ожидаемым результатам, а, наоборот, повлекла за собой усугубление всех негативных процессов в стране, в том числе процессов, источником которых служит преступность. Одной из причин неудач реформирования является то, что либеральные преобразования в России не были результатом продуманного стратегического замысла, а определялись сугубо ситуативными потребностями, конъюнктурой политической борьбы, борьбы за передел собственности. К тому же в стране не сложилось гражданское общество, способное поддержать инициативу реформирования «сверху» [84]. В совокупности факторы объективного и субъективного характера привели Россию к системному кризису.

– В период российской трансформации многие социальные институты перестали выполнять общественно значимые функции, на которые была рассчитана их деятельность, и переориентировались на самосохранение. Институты потеряли свое главное качество – деперсонификацию, и начали действовать в соответствии с личными интересами людей, их обслуживающих.

– Существенные изменения претерпела социальная структура: произошло расслоение общества и, что особенно важно, резкое изменение положения большинства субъектов в социальной иерархии, осуществляемое путем нисходящей мобильности. Ценности и нормы, установленные в соответствии с новым официальным социальным порядком, вошли в конфронтацию со старыми, что привело к формированию в обществе нелегальных, теневых норм.

– Социальные деформации в российском обществе повлекли за собой расширение качественного состава и увеличение числа субъектов, причастных к преступной и иной противоправной деятельности и осознающих такую деятельность как допустимое средство достижения цели, повышение криминальной активности населения. То есть целенаправленное создание и приспособление «правил игры» для осуществления преступной деятельности стало жизненной стратегией миллионов российских граждан [84]. Согласно классификации движущих сил трансформационных изменений Т. И. Заславской, в криминализации общества были задействованы верхний, средний, базовый слои общества, а также «социальное дно». Степень и механизмы воздействия акторов на криминализацию определялись объемом ресурсов, которыми они обладают. Верхний слой оказывал и продолжает оказывать воздействие посредством реформаторской и управленческой деятельности, средний – через социально-инновационную деятельность, базовый слой и «социальное дно» – посредством реактивно-адаптационного поведения социальных групп [71].

– Криминализация российского общества шла по нарастающей. Значимые количественные и качественные изменения преступности в начале реформ способствовали росту криминогенного потенциала общества. В середине 90-х гг. XX в. началась институционализация, массовое воспроизводство преступности в легальной сфере. В начале XXI в. осознание проблемы криминализации произошло на государственном уровне, и власти стали предпринимать реальные попытки по декриминализации общества. Однако они носили фрагментарный характер, поэтому до сих пор не имеют заметного эффекта. Таким образом, процесс криминализации общества был многоступенчатым механизмом, запущенным самыми разными силами российского общества.

– В ходе криминализации России преступность и многие социальные явления тесно переплелись, между некоторыми из них стало трудно провести четкую границу. Осуществляя воспроизводство через экономическую, политическую, культурную сферы общества, преступность сегодня продолжает играть определяющую роль в становлении нового посткоммунистического порядка в России, формирует условия, благоприятные для дальнейшего усугубления криминальных процессов. Тем самым легальный официально провозглашенный порядок в обществе на деле подменяется иным – криминальным. Это создает реальные и потенциальные угрозы развитию российского социума. Одной из важнейших угроз является то, что при условии дальнейшего доминирования криминальных тенденций в развитии российского общества сохраняется гипотетически возможный вариант – разрушение конституционных основ государства. В нынешнее время криминал потенциально способен взять власть в свои руки [116, 201].

– Дальнейшие тенденции развития криминальных процессов зависят от сценарных условий социально-экономического, политического, духовного развития российского общества. Изучение прогнозов экономического развития страны на среднесрочную перспективу позволяет говорить о том, что заметного улучшения в этом направлении не ожидается. Это становится понятным, если учесть ориентированность российской экономики на вектор внешнего развития и ее зависимость от мировой конъюнктуры. При этом внутреннее социально-экономическое развитие страны не является приоритетным. Официальные политические институты в России до сих пор находятся в конфронтации с неформальными, поэтому о становлении истинно демократического режима в стране в ближайшее время тоже говорить не приходится. «При сохраняющемся вакууме национальной идеи» деформации в духовной сфере еще долгое время будут определяющими в нравственном сознании граждан. В этих условиях прогноз тенденций криминализации неутешителен.

– К сожалению, в обозримом будущем прогнозируется количественной рост преступности, продолжение процессов сращивания криминальных структур с общественными, сохранение их влияния на социум, мимикрия преступности в новые сферы общественного развития, «лидирующие позиции» в Transparency International, дальнейшее наращивание численности репрессивного аппарата и тотальная слежка за населением для поддержания существующего порядка, сокращения численности населения РФ как результирующая данных процессов [71, 116, 127, 129, 135].