Читать книгу Фрактальная история - Игорь Красавин - Страница 3
Глава 1
Большой Рассказ
§2. Циклы и вариации
ОглавлениеКонцентрация повсеместна. Крупные выигрыши и потери сконцентрированы на небольших отрезках времени.
Б. Мандельброт. (Не) послушные рынки
Чередование периодов высокой активности сообществ и периодов затухания взаимодействий; военных распрей, связанных с разрушением существующих институциональных структур, и мирного сотрудничества, в пределах выстроенных отношений и легитимных юрисдикций, давно представляют интерес для квалифицированных любителей исторических прогнозов. Теории возвышения и падения цивилизаций в буквальном смысле стары как мир13. В деле познания социальной эволюции одной из типичных идей считается теория циклов, представление о некоей пульсации взаимосвязей сообществ, которая попеременно активирует или угнетает деятельность и контакты14. На сегодняшний день есть два основных направления изучения этой пульсации: циклы политической активности (периоды крупных войн, гегемонии, процветания и угасания империй) и волны экономической активности (повышение и понижение цен и прибылей). И в том, и в другом случае источники активности распределяются по разным сферам социальной жизни, что вызывает немало трудностей теоретического характера.
Экономические изменения состоят из волн разной длины, колебания которых периодически накладываются друг на друга и разбегаются, образуя скачкообразный рост и падение15. В разное время эффект наложения волн вызывает экономический бум или депрессию, сопровождающиеся колебаниями меньшего порядка16. Все эти колебания идут относительно равномерно (с конца XVIII в.) и оказывают влияние не только на экономику, но и на политические процессы, способствуя возбуждению восстаний и войн. В свою очередь, помимо повторяющихся волн экономической активности были выделены циклы политической активности сообществ, связанные с появлением новых форм институциональной организации власти. Эти циклы не равномерны, но также состоят из повторяющихся процессов разбухания и крушения империй или гегемонов различной временной протяженности.
Одни теории отсчитывают циклы с самого начала цивилизации и отмечают промежутки в сто, триста, пятьсот лет17 (хотя, несомненно, в границах таких периодов мы найдем одновременно как процветающие, так и угасающие сообщества). Другие смещают циклы из экономики в область военной политики18, демографии и технического развития19. К этим периодически повторяющимся событиям применимы математические расчеты, что, безусловно, имеет большое значение, но само по себе еще ничего не объясняет20. Многочисленные теории сходятся в одном: и равномерные волны, и неравномерные циклы имеют общий источник, поскольку в повседневной жизни все сферы деятельности взаимосвязаны и с необходимостью реагируют друг на друга21. Пересекаясь, чередования активности формируют сложные структуры отношений и институтов, так что было бы нелишним знать, как эта активность возбуждается. Волны и циклы размещаются не только во времени, но и в пространстве, и это социальное пространство, созданное сообществом. Это реальность отношений участников, благодаря которой одни действия и образ мыслей считаются целесообразными, а другие нет.
Социальное пространство создается отношениями людей как индивидов, групп и организаций, оно зависит от контактности участников, их институциональных возможностей и ограничений. Источником общего, «объективного» пространства отношений и отдельных композиций, представленных конкретными людьми, организациями и практиками, являются одни и те же события. Это означает, что колебания экономических волн и политических циклов должны быть связаны с организацией отношений сообществ, изменения которых являются реакцией как на политические, так и на экономические действия друг друга. Волны (и циклы) представляют собой расхождение возможностей и ограничений социальной коммуникации по поверхности общества, вызываемые множественным использованием средств социальной организации: капитала и власти. Они поощряют и угнетают участников, влияя на их активность, которая, в свою очередь продолжает движение волн и формирует пространственные ареалы отношений, поддерживаемые и контролируемые с помощью институциональной организации. Появляясь в ходе этих пересекающихся процессов отношений, наиболее крупные и могущественные участники не только получают наибольшую выгоду от социального автокатализа, но и своим появлением прекращают одни направления волн, создавая другие, которые поощряют новых участников, меняющих институты, и так далее.
До XIX в. на деловые организации накладывалась масса ограничений в пользу локализации производства и торговли, земля находилась в коллективном владении или обработке, что затрудняло операции с капиталом, перетекания которого глушились институциональной структурой. Ввиду низкой производительности ручного труда земледельцев, составлявших подавляющее большинство населения, главным результатом расширения рынка являлся демографический рост. Демография, ограничения капитала и природные катаклизмы «искажали» равномерные волны конъюнктуры. В истории развитых сообществ империй и торговых государств эти волны фрагментарны не только из-за институциональных ограничений, но и вследствие отсутствия статистики.
Реакция на колебания климата22 и цен23 зависела от структуры социальных взаимосвязей сообществ. «Искажения» не мешали неравномерной дифференциации/концентрации активов в ходе экономического роста и политической активности, от которых зависела дееспособность властных институтов. Напротив, происходило не только смещение, но и совмещение циклов демографии, климата и цен с изменениями политико-экономической структуры сообществ. Равномерные экономические волны были рассеяны, но деформация институциональной структуры сообществ приводила к регрессу экономики, а вслед за этим и к политическому разрушению. Когда с этой ситуацией сталкивались крупные государства – менялась вся конфигурация отношений в пределах регионов и континентов.
В капиталистическом обществе Нового Времени объединение локальных экономик и управляющих институций в рамках мирового рынка и централизованных государств расширили пространство взаимодействия. Одновременно проходила централизация местных рынков крупнейшими финансовыми организациями, и одно за другим государства подчинились политике накопления капитала. В конце XVIII – начале XIX в. в Европе и по всему остальному миру происходит относительная стабилизация и детализация экономических волн – циклов Китчина, Жюглара, Кузнеца и Кондратьева. Циклы представляют собой множественные самоорганизуемые флуктуации отношений, их неравномерную интенсивность, локализацию и характер деятельности (взаимодействие различных отношений). Становление в достаточно четкой и повторяющейся форме деловых и политических циклов уже само по себе указывает на конечность структуры глобального социального множества. Достижение пределов организации отношений участников вызывает последующий откат, преобразующий институциональную форму сообществ. Развитие и рост не были вызваны какой-то одной причиной: технической изощренностью, финансовым богатством или установками духа, но все они составляли ансамбль институционально упорядоченных отношений, реализующих коммуникацию сообществ как способ совместного существования.
Развитие институциональной управляемости европейских сообществ и союз капитала и власти в виде целенаправленного поощрения роста городской экономики стабилизировали экономические циклы, которым теперь крушение политических институций не было помехой. Реагируя на экономику волн, росли и опускались политические гегемонии, реализуя институциональные трансформации сообществ. Совмещение инструментов власти и капитала усилило устойчивость коммуникации сообществ, несмотря на то, что сами они воспринимали эти изменения как разрушение привычного уклада жизни и разрастание невиданной нищеты большинства при обогащении элитного меньшинства24. Глобальная система капитализма постаралась свести влияние неуправляемых институциональных факторов к минимуму, а контроль договорных международных политических и экономических отношений сообществ увеличить до максимума. Одним из следствий этих процессов стал неостановимый, по крайней мере с конца XVIII в., рост городских сообществ, торговли, производства, интеллектуальных, технических и художественных форм коммуникации.
Спонтанное появление новых кластеров институциональной организации сообществ, являясь реакцией на изменение экономической конъюнктуры и политических процессов, сопровождается изменениями в конфигурации власти, удерживающей отношения сообществ в адекватной ситуации форме. Эта власть носит не только политический, но и экономический характер и присутствует не только в виде средств устрашения, но и средств организации. В этом пункте соединяются власть и капитал, представая пространственно разнесенными скоплениями сообществ, их неравномерным институциональным влиянием и богатством.
Циклы активности – это процессы взаимовлияния сообществ, образующих совместное пространство коммуникации. Умножение контактов и расцвет многочисленных связей в одних сообществах неизбежно влекли за собой цепную реакцию изменений среди остальных участников и распространение процессов социальной дифференциации. Регресс и деградация отношений, порою вследствие военных действий, но в основном за счет монополизации отношений и концентрации активов, сужали экономическое и политическое пространства сообществ и также приводили к распаду цепочек контактов и сложных институций.
Такая модель цикличного развития предполагает включение всех постоянно значимых экономических и политических факторов в общую систему коммуникации во времени и пространстве в виде реакции сообществ на конъюнктуру и структуру организации отношений. Объяснив, как социальная организация влияет на коммуникацию, мы найдем условия подъема и понижения активности контактов. Возможности сообществ, их ограничения, структура предстанут в виде упорядоченных процессов, и анализ современности и будущего, учитывающий исторический опыт, будет точнее. Оценка и анализ фаз подъема и падения активности сообществ в таком случае должны основываться не только на их уникальности, но и на повторяемости и выделении новых направлений коммуникации, отличных по отношению к повторяющимся процессам.
Это предполагает видение истории не поделенной на уникальные, дискретные фазы, циклы, эпохи, а непрерывной, какой она и является в реальности. Анализ уникального содержания каждой экономической волны или политического цикла обязан своим появлением тому, что, несмотря на выделение наукой отдельных процессов типа перетекания капитала, развития знаний и техники, роста индивидной свободы, изменения отношений труда, формирования центров власти, их объединения в общей теории не происходит. Для каждого из содержаний предполагаются отдельные онтологические основания и некий «главный» смысл, в роли которого обычно выступает социальная функция или этическая ценность. Соответственно, и общий анализ колебаний такого разделенного общества невозможен. Проблема в том, что если принять уникальность каждого отдельного колебания, то и сама теория фаз, волн и циклов не нужна.
Условием, в котором сходятся указанные процессы, является постоянство процессов организации сообществ, в ходе многосторонней коммуникации образующих многочисленные институциональные объединения, которые используют для своего поддержания различные сочетания капитала и власти. Постоянство здесь означает не неизменность какой-то отдельной конфигурации связей, а постоянство фактора организации отношений в системы, изменяющиеся в реальном времени. Процессы социальной организации (и их конкретные институциональные формы) обладают метастабильным состоянием, меняясь в зависимости от текущих условий. Такой подход предполагает, что в объяснении социальных (политических, экономических) отношений необходимо ограничить использование модели каузальной причинности, детерминизм которой не в состоянии связать события и процессы, различающиеся по форме, содержанию и участникам. Получение системного эффекта организации сообщества предусматривает не причинность (в виде отдельного события, идеи, инновации), а соответствие друг другу процессов и институций, взаимное воздействие которых создает множество вариативных конфигураций отношений, поддерживающих общество в том или ином состоянии. Реализация любых действий сообщества учитывает не столько их «чистоту исполнения» или «идейное богатство», но, главным образом, соотнесенность взаимосвязей разных уровней социальных иерархий сообществ, которые непрерывно реагируют друг на друга.
Различные степени интенсивности и разнообразия контактов рождали разные композиции власти и капитала, фиксировавших конкретные институциональные отношения. Эти структуры представляли собой централизованные иерархии и распределенные сети территориальных и экстерриториальных сообществ. Самые примитивные объединения были иерархическими военизированными объединениями. Более развитые сообщества, контролировавшие значительную территорию, становились бюрократическими. Экстерриториальные сообщества в виде сетей локальных иерархий торговцев вступали в разветвленную коммуникацию разных территорий, прежде всего в виде перемещения материальных средств и ресурсов. Там, где представители власти и капитала были едины во всех лицах, появлялись капиталистические территориальные образования.
В ходе распространения цивилизации пространство наполнялось все более сложными практиками взаимодействия и включало все большее число сообществ. Все они проходили схожие процессы, которые влияли на всю последовательную сеть контактов, поощряя или угнетая социальное развитие. Тенденция к построению все более обширных государств и экономическому включению все большего числа сообществ вызывала как приливы расцвета, так и регрессию отношений. Социальные институты, государства, частные и общественные объединения оставались крайне чувствительными к неравновесной политико-экономической коммуникации, динамике насилия, накопления и производства.
Континентальные, региональные и локальные системы социальной коммуникации представляли собой территориально размещенные и взаимодействующие иерархии сообществ, образуя гетерархию планетарного масштаба. Столкновение сообществ в пространстве коммуникации вызывало сдвиги в их социальных структурах. Дифференциация социально-экономических и политических отношений и институтов сопровождала все активные коммуникации в войне и мире, способствуя их росту и трансформации путем постоянного изменения позиций участников относительно друг друга.
Дробление и концентрация взаимосвязей, падение и возвышение позиций непосредственно влияют на процессы и формы организации. Расширение и уплотнение взаимосвязей ведет к созданию более обширных систем организации отношений, нивелирующих локальные различия, но способность воспользоваться этими новыми возможностями требует трансформации институциональной структуры сообразно новым системам коммуникации, так что любой рост и расширение накладывает со временем свои ограничения. Рассеяние и сужение связей вызывает рост локальных различий и локальных форм организации, так что последние могут выйти на первый план при деформации больших форм. В любом случае изменение социального порядка затрагивает интересы и зависимости участников, организация которых и предопределяет конкретные формы отношений в общей системе коммуникации.
Рост социального пространства следует отличать от трансформации порядка. Возможность взрывного роста и взаимного размыкания отношений зависимости появляется вследствие доступа к пространственным и институциональным возможностям коммуникации. Рост требует одновременного наличия рынка, взаимоприемлемого управления сообществами и капитала. Политическая децентрализация размыкающихся сообществ проходит одновременно с концентрацией капитала и власти среди новых участников, что удерживает динамизированную структуру от распада. Создание динамичной структуры отношений на локальном уровне, внутри какого-то сообщества, всегда обусловлено возможностями внешнего характера. Освободившись в ходе, например, социальной революции от оков одного политико-экономического режима, участники оказываются связанными другим, не только активно растущим, но и зачастую более жестким порядком.
Такие разнонаправленные процессы создают как периоды высокой социальной активности, так и торможение конформизма, пока их совпадение не обозначит управляемый рост. Масштабы роста и усложнения социальных связей тем больше, чем выше готовность участников приходить к консенсусу относительно своих действий и интересов. Рост предполагает развитие и распространение коммуникативных возможностей, количественное увеличение активов. Трансформация, наоборот, предусматривает изменение структуры отношений. Рост увеличивает общие социальные возможности участников, тогда как трансформация через ломку институтов расширяет возможности одних участников и сужает возможности других25.
Трансформация связана с тем, что рост и развитие сообщества предполагают достижение институциональных пределов отношений. Такой предел свидетельствует об исчерпании социальных возможностей в рамках конкретной социальной организации. Невозможность управления трансформацией в интересах сообщества ведет к сравнительной регрессии, связанной со снижением социальной динамики. Следствием может стать деградация социальных институтов и взаимосвязи территорий. Любая трансформация институтов сообщества запускает одновременный распад множества устойчивых связей: меняются формы обращения с активами и правила взаимодействия социальных групп, формы контроля и контролирующие организации. Неуправляемая (или управляемая в интересах лишь отдельной части сообщества) трансформация ведет к изменениям форм центрации отношений в пользу меньших и периферийных центров власти с непредсказуемым результатом. Управляемая трансформация происходит путем изменения центрации в пользу расширения пространства совместного контроля и изменения роли прежних привилегированных групп, центров, отношений. Этот путь управления сообществом признает изменение и расширение социального пространства и старается включить предыдущий центр в качестве привилегированного сообщества наряду с удовлетворением притязаний новых социальных групп, их организаций и институтов.
Трансформация может быть вызвана логикой роста, но может быть и навязана извне, если политические и экономические возможности сообщества будут от него отчуждены или, наоборот, расширены. Социальное включение или, напротив, принудительное исключение из пространства взаимодействия запускают внутренние изменения, которые, в зависимости от управления, могут не только изменить, но и просто разрушить существующие институты. Центрация власти и капитала может наступить естественным путем, но может быть и управляемой ради достижения целей, поставленных перед сообществами и государствами. Перемены в отношениях требуют изменений «общественного договора», новой политики государственных и частных институций. Неравновесность коммуникативного пространства грозит чрезмерной концентрацией активов и коммуникативных возможностей, но в случае достижения социального консенсуса ситуация может быть исправлена через их дальнейшее перераспределение, вложение в создание новых управляющих институций и включение сообществ.
Компромисс, а тем более консенсус никогда не наступали «по разумному соглашению сторон», но всегда были обусловлены патовой ситуацией в отношениях социальных групп, когда ни одна из сторон не могла навязать свои условия остальным участникам26. Это уравнивало их политические возможности, а наличие контактов позволяло ускорить распространение социальных связей вовне: в пространстве – в направлении других сообществ, и во времени – увеличивая количество тел и устойчивых связей. Рост (в том числе в виде экспансии) – следствие компромисса в условиях доступа к контактам и процессам коммуникации внутри и между сообществами. Это ведет к производству многочисленных отношений разной направленности и стоимостей, привлекающих капитал и политическую поддержку. Способность такой структуры в любой ситуации концентрировать и распределять связи позволяет не только управлять собой, но и воздействовать на другие сообщества.
Если компромисс представляет собой диссенсус, то фиксация политического пата, которую он производит, удовлетворяет претензии участников, но не позволяет им изменить согласованную систему отношений изнутри. Более того, изменение внешних условий неизбежно превращает консенсус в диссенсус. Превращение согласия по целям в согласие по рискам указывает на начало расхождения участников в их целях, связях, практиках, институтах и последующих результатах. Сообщество консенсуса в состоянии управлять всем доступным разнообразием отношений, тогда как сообщество диссенсуса может управиться лишь с той институциональной структурой, которая гарантирует неизменность.
Комфортное существование в имеющихся объединениях подавляет желание изменить установленный порядок, и бывший гегемон или иной властитель незаметно для себя становится беспомощным, оставшись без поддержки как внутри, так и вовне сообщества. Участники, связанные только согласием в общих рисках, остаются разрозненны в видении целей и результатов, и статика системы диссенсуса меняется только при вмешательстве извне. Таким образом, консенсус способен привести к интеграции участников, а диссенсус – только сохранить их разрозненность. Следует особо оговорить, что именно выдается за различные виды компромисса. Речь идет не только о результатах конкретного диалога отдельных персон или организаций. Исторические события, в виде которых предстает компромисс, могут охватывать десятки и сотни лет. Консенсус и диссенсус – это структурные эффекты растянутых во времени и пространстве процессов и отношений. То есть форма компромисса обусловливается не только текущей политикой, но и множеством обратимых и необратимых условий разной степени общности, определяя, таким образом, предел достижимости целей участников.
Рост и трансформация обусловлены не наличием или отсутствием разумного понимания, солидарности и ответственности, а тем, в каких внешних и внутренних условиях политико-экономической коммуникации оказывается институциональная структура сообщества. С изменением этих условий рост активов и влияния сообщества приводит к трансформации социальной структуры. Если у сообщества нет возможностей сохранить внутреннее социальное равновесие, происходит негативная трансформация: распад государственных институций, обеднение населения, сепаратизм. Именно такая беда ждала обширные империи, которым было некуда расширяться. Сужение экономической коммуникации сообщества вследствие чрезмерной концентрации активов могло привести к эффекту институциональной раздробленности и подрубить его властные управляющие институты, которые с этого сообщества взимали ренту. Обстоятельства кризиса социальной структуры открывали региональным сообществам новые возможности и осложнения в общей картографии коммуникации.
Совсем другая ситуация наблюдается в том случае, если сообщество сохраняет внутреннее равновесие несмотря на усложнение социальной структуры. Достижение взаимоприемлемого равновесия в неравновесной среде порождает разные виды экспансии: успешного военного насилия и экономического роста. Бедные сообщества вставали преимущественно на тропу войны. Богатые урбанизированные сообщества, чья верхушка обладала большими активами и широкими контактами, направлялись на экспансию как военную, так и экономическую.
Экспансия военного насилия требует концентрации активов; и тогда сообщество бедных сограждан или соплеменников легко встает в строй. Включение «варваров» в рыночный обмен сначала порождало иерархию, которая концентрировала активы сообщества, а затем, стремясь сохранить внутренний status quo, направляла агрессию туда, где активов было больше. Неравномерность и низкая скорость исторического процесса лишь в конце XIX в. позволили включить последние сообщества кочевников и собирателей в оседлые институты государства. Современная история отношений показывает схожую картину: эскалация организованного насилия является инструментом поддержания политической и экономической власти сообществ, которым не хватает контролируемых активов. В связи с чрезмерной концентрацией последних поддержание контролируемого равновесия отношений нуждается в дополнительных источниках активов, и война есть самый простой, но не всегда эффективный способ решения этой задачи. Ввиду этой особенности логика истории XX—XXI вв., с ее разрушительными войнами и глобальным империализмом, получает дополнительные весьма любопытные штрихи.
Экономическая экспансия помимо концентрации активов требует удовлетворения притязаний средней и нижней страт общества. Это внутренние условия экспансии; внешним условием является наличие способности и возможностей включиться в обороты капитала. Следствием становится появление конкурентного рынка, защищенных профессиональных групп, диверсифицированных взаимосвязей и комфортной степени мобильности социальных контактов. Способность сообщества ограничить коммуникативные возможности своих соседей во время экспансии усиливает ее положительные результаты для этого сообщества и отрицательные – для остальных. Экономическая экспансия взыскует союза сообщества, государства и капитала, причем в достаточных объемах. Поодиночке ни капитал, ни власть, ни любая форма организации сообщества эффекта экспансии не дадут. Государству нужно активно взаимодействующее, производящее сообщество, а капиталу – доступ к процессам обмена, агрегирующим наибольшие объемы доходов и разветвленную логистику операций.
Увеличение активов и политического влияния верхушки могут идти параллельно с ростом богатства и политического участия остальных участников – следствием будет экспансия и возвышение сообщества. Но этот же процесс обогащения верхушки может происходить за счет остальных участников, подавляя их экономические и политические возможности. Здесь следствием будет «пир во время чумы» и необъяснимая деградация сообщества при внешнем блеске высшей страты. Проблема в том, что бесконечная экспансия в конечной институциональной системе невозможна, как невозможно иерархическое подчинение всех сообществ интересам и воле отдельных участников.
Рост и экспансия непосредственно связаны с возможностью трансформации институциональной структуры в ответ на расширение и уплотнение взаимосвязей сообществ в процессе коммуникации. Вхождение сообщества в более обширную систему отношений размыкает локальные социальные связи, что обеспечивает динамику отношений, завершаясь агрегированием активов верхушкой и достижением пределов роста. Способность сообщества найти компромисс и сделать порядок отношений взаимоприемлемым обеспечивает создание новой институциональной структуры, которая готова продолжить рост и обеспечить экспансию. Затем, по достижении пределов роста, следует повторное размыкание локальных связей расширенной системой отношений и агрегирование активов верхушкой. Если сообщество готово перестроить свою институциональную структуру, опять наступает период роста и экспансии; в случае невозможности последней – распад государственных институций и/или общий регресс взаимосвязей сообщества и сужение его влияния.
Дифференциация сообществ и трансформация социальной структуры вызывали стремительный рост, не менее стремительный закат и долгие периоды застоя сообществ. Рост больших объемов капитала, организационных политических и экономических возможностей требует периодического изменения институциональных структур сообщества. Как известно, безмятежно еще ни один такой процесс не прошел. Проблема заключалась (и заключается до сих пор) в том, каким образом осуществлять управляемую трансформацию с учетом изменений в организации пространства коммуникации. Трансформация приводит не только к развитию, обогащению одних сообществ, но и к регрессу, обеднению других, то есть к пространственным перемещениям социальной активности. Создание в ходе трансформации нового социального пространства и композиция его организационных возможностей требуют адекватных ситуации форм социального включения для всех социальных групп и их институций. Один уровень этого процесса предполагает расширение централизованно контролируемых территорий, пространственное перемещение активов и взаимосвязей. Другой уровень означает изменение отношений зависимости социальных групп, их профессиональных занятий, образования и доходов.
Замкнутость большинства сообществ, отсутствие централизованного администрирования ввиду тощего рынка, трудности социальных изменений в интересах капитала делали вовлечение народов во взаимную коммуникацию затруднительной: наиболее распространенными средствами концентрации богатства и власти оставались насилие и государственный грабеж. Но насилие никогда не было достаточным для устойчивого управления. Такая форма внешней политики разрушала устоявшиеся сети отношений, но распространяла рыночный обмен, активы и стоимости среди включаемых сообществ, обогащая небольшое число лиц.
Дальнейшее разрастание богатства на подконтрольной территории требовало поддержания экономики совместного обмена и производства, урбанизации и оформления управляющих институций. Появление «миров-империй» было обусловлено созданием общего «мира-экономики»27. Вырастая на банальном грабеже, империи затем каждый раз фиксировали применение насилия и общих правил взаимодействия. Другими словами, imperium был дан войной, чтобы войн больше не вести. Это значит, что задача империи как государственного образования – способствовать росту и развитию социального пространства на территориях управляемых сообществ, что, однако, достигалось не везде и лишь на время.
В силу неравномерности коммуникации большинство исторических и современных сообществ предпочли социальные режимы с рынком, концентрированными активами и автократической властью. Рыночный обмен охотно допускался, но доступ к власти и богатству строго ограничивался, независимо от того, кто находился у власти, аристократы или торговцы. Монополизация власти, а с ней и частного богатства оказалась более легким предприятием, нежели разведение обширной сети взаимодействий и накопление в ней множества частных капиталов. То есть такие торговые и производственные сети были, но включали ограниченное число людей, которые мало влияли на принятие политических решений. Там же, где такая возможность имелась, наиболее доходные и влиятельные позиции занимались ограниченным кругом лиц, а конкуренция сводилась на нет. В развитых богатых сообществах противовесом процессов дифференциации стали централизаторские тенденции, которые реализовывались через территориальное расширение и попытки тотализации общества. Первый путь предполагает максимизацию контролируемой территории с проживающими на ней людьми, тогда как второй – статичность институциональной структуры.
Исторически децентрализованная система коммуникации поддерживалась за счет иерархий и сетей торговцев и производителей, по отношению к которым властные институты оставались внешними. В силу этого капитал, его институты и организации не владели властью, наоборот, централизованная власть пользовалась капиталом и одновременно доминировала над частной собственностью. Централизация институционального администрирования и общих активов в руках государства стала одним из главных инструментов управления сообществами. При капитализме действия деловых и политических организаций оказываются конвергентными, а экономический рост и концентрация капитала увеличивают его влияние и власть.
Частный характер капитализма и его современный почти повсеместный контроль над государством способствовал росту централизованных институтов при недостатке реальной власти над действиями капиталистических организаций. Благодаря этому власть не является заложником статичной тотализованной структуры, а капиталистические и властные объединения могут варьировать управляемые территории и используемые институты. Капиталисты могут поступаться государственным интересом перед частным не в силу роста индивидной свободы (такого рода интересы и свобода прослеживаются на протяжении всей истории), а в силу зависимости сообществ от капиталистических отношений и соответствующих институциональных объединений.
Современное общество более устойчиво поддерживает свою открытость, чем это удавалось древним, но достижение пределов роста и создание новых институциональных композиций все так же реализуют алгоритм перехода разомкнутого и замкнутого состояний, вызывающий циклы политико-экономического взаимодействия сообществ и смены институций. С расширением и уплотнением связей цивилизации шла борьба и эволюция традиционных и капиталистических сообществ как друг с другом, так и с динамикой отношений, в результате чего было создано общество институционально управляемых изменений, известное под названием «модернити»28.
Каким бы новым оно ни казалось, у этого процесса прослеживается весьма долгая история, и как бы ни росла его рефлексивность, способности разума к пониманию остаются ограниченными. Убывание варварской периферии и рост взаимосвязей в мировой политико-экономической системе изменили реакцию сообществ на пределы роста. Периодические спады и кратковременность взлетов теперь ведут не к долгой регрессии и замыканию отношений, а к изменению институциональной структуры. Поддерживаемый централизованный, по факту, хотя и не всегда по форме, характер организации властных отношений капитала придал дифференцированной коммуникации устойчивость, что способствовало безостановочной модернизации всех вовлекаемых сообществ, даже если их чисто экономические результаты приносили убытки. Благодаря этому переход богатства и власти от одного капиталистического сообщества к другому не влечет за собой потерю контроля над мировой экономикой и мировой политикой со стороны капитала, хотя вся мировая система коммуникации сообществ меняет свои институты организации.
Еще ни одно сообщество не смогло оседлать процесс изменений и вынуждено было, поднявшись на волне объективных процессов, необратимо приходить в упадок, уступая свои позиции новым участникам. Между тем, по крайней мере абстрактно, такая возможность имеется, и содержится она во взаимном включении территорий и сообществ, интеграции их политических и экономических институтов и организаций. Такой ход событий возможен в том случае, если включаемые сообщества будут становиться не колониями, а претендентами на приемлемую долю капитала и власти, и все участники будут способны поделиться в пользу общего институционального объединения.
Отношения «центр – периферия» и неравенство территорий и сообществ неизбежны, в связи с чем необходимо уметь изменять их институциональные структуры. Использование колониальной политики дает кратковременный эффект возрастания богатства и влияния, но этот эффект не носит устойчивого характера, так как колонизуемые сообщества не становятся заинтересованными во включении. В результате достижение пределов роста разрушает неравное институциональное образование и сообщества оказываются не в состоянии трансформировать свои отношения в сторону создания более разносторонних и могущественных объединений.
Напротив, взаимный доступ включаемых сообществ к власти и капиталу поддерживает между ними отношения политического пата и, как следствие, состояние разомкнутости. Разомкнутость, позволяющая создать мощный рост и оправдать процесс болезненных изменений, вовсе не означает хаотичную мобильность: любая социальная организация для того и создается, чтобы мобильность была не хаотичной, а упорядоченной. Это предполагает, что притязания всех трех основных социальных групп, присутствующих в виде рассеянных локальных сообществ, достаточно защищены относительно друг друга и участники вынуждены принимать решения путем компромисса.
Тогда сообщества с их различными интересами будут включены в процесс интеграции, а взаимная конкуренция сопоставимых участников (с их капиталом и властью) воспрепятствует чрезмерно быстрой концентрации активов. Благодаря этому, трансформируя институциональные структуры отношений, они могут расширять совместные пространства коммуникации и управлять ими. Таким образом, изменяемая институциональная структура приобретает устойчивость, что положительно сказывается на увеличении капитала и власти, несмотря на рост сложности. Однако условие соблюдения политического пата и является здесь основным препятствием, ибо сильнейшие участники никогда не идут на уступки, если только не бывают к тому принуждены безвыходной ситуацией.
13
Одним из самых распространенных представлений о причинах экспансии и падения цивилизаций является идея о совершенствовании оружия (см: Мак-Нил У. В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI—XX веках). Ей вторит целая армия теоретиков, неплохо разбирающихся в оружии, но забывающих о социальной коммуникации сообществ, без которой любое оружие теряет смысл.
14
Парето В. Компендиум по общей социологии. С. 396—399.
15
Кондратьев Н. Д. Большие циклы конъюнктуры и теория предвидения. Избранные труды. М.: Экономика, 2002. С. 370—371, 374.
16
«Цикл Китчина», каждые 3—5 лет, связан с динамикой спроса и предложения на рынках отдельных товаров; «цикл Жюглара», каждые 7—11 лет, связан с переливом капиталов по секторам экономики; «цикл Кузнеца», каждые 20—22 года, связан с вложениями в «капитальные блага» (инфраструктура и работники); «цикл Кондратьева», каждые 40—50 лет, связан с накоплением, аккумулированием и рассеянием капитала.
17
Frank A. G., Gills B. K. The World System: Five Hundred Years or Five Thousand? London and New York, 1993. P. 3.
18
Kennedy P. The Rise and Fall of Great Powers. N. Y.: Vintage Books, 1987; Goldstein J. S. Long Cycles: Prosperity and War in the Modern Age. New Haven: Yale University Press, 1988.
19
Goldstone J. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. University of California Press, 1993; Малков С. Ю., Гринин Л. Е., Коротаев А. В. История и математика: макроисторическая динамика общества и государства. М.: КомКнига/УРСС, 2007; Турчин П. В. Историческая динамика: На пути к теоретической истории. М.: УРСС, 2007; Гринин Л. Е., Коротаев А. В. Циклы, кризисы, ловушки современной Мир-Системы: Исследование кондратьевских, жюгляровских и вековых циклов, глобальных кризисов, мальтузианских и постмальтузианских ловушек. М.: УРСС, 2012.
20
Проблема интерпретации математического познания истории очень важна ввиду того, что результаты здесь гарантируются не математикой, а методологией рассуждения. Существующие версии математической истории характеризуются механическим переложением методов естествознания на общество, используя в качестве интерпретации весьма спорные и не сочетающиеся руг с другом социально-экономические и квазибиологические теории. Во-первых, динамика аграрных сообществ объясняется абстрактной теорией народонаселения Т. Мальтуса (сообщество растет до тех пор, пока не заканчивается еда), которая имеет самое ограниченное применение, поскольку применима для отношений убывающей отдачи, характерной для экстенсивной формы ведения хозяйства. Разрушение сообщества от перенаселения и недостатка пропитания может случиться либо в связи с примитивной организацией на замкнутых территориях, либо в случае, если социально-экономические возможности сообщества целенаправленно подавлены (голод в Британской Индии XIX в. и в СССР XX в.). В остальных случаях люди всегда оказываются способны обеспечить себя хотя бы в минимальной степени за счет рынка, разделения труда и распределения доходов, то есть нарушение работы сообщества происходит в институциональном устройстве, а не в численности населения. Во-вторых, переход от аграрных к индустриальным сообществам и динамика социальных изменений начиная с XIX в. даются ad hoc, и для одних и тех же типов отношений предлагаются разные объяснения и закономерности, не сводимые к более общим и фундаментальным принципам. В-третьих, упор на технические инновации в качестве причины социальных изменений не объясняет различий в устройстве и сравнительной (не) успешности сообществ на ниве политико-экономического развития. Как следствие, в-четвертых, исторический процесс и проявление закономерностей даются линейно, как если бы процессы организации были не просто подобны друг другу, но и одинаковы в любой момент времени. Такой анализ прошлого ничего не говорит о будущем и остается не более чем математизированной метафорой.
21
Меньшиков С. М., Клименко Л. А. Длинные волны в экономике. Когда общество меняет кожу. М.: Междунар. отношения, 1989. С. 253—254.
22
Ле Руа Ладюри Э. История климата с 1000 года. Л.: Гидрометеоиздат, 1971; Клименко В. В. Климат и история // Восток. 2000. №1.
23
Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. М.: Весь Мир, 2007. С. 52—58.
24
Попов В. Пот, кровь и институты // Эксперт. 2012. №19 (802). 14 мая. URL: http [file:///tmp/HYPERLINK]:// [file:///tmp/HYPERLINK] expert [file:///tmp/HYPERLINK]. [file:///tmp/HYPERLINK] ru [file:///tmp/HYPERLINK] / [file:///tmp/HYPERLINK] expert [file:///tmp/HYPERLINK] /2012/19/ [file:///tmp/HYPERLINK] pot [file:///tmp/HYPERLINK] – [file:///tmp/HYPERLINK] krov [file:///tmp/HYPERLINK] – [file:///tmp/HYPERLINK] i [file:///tmp/HYPERLINK] – [file:///tmp/HYPERLINK] institutyi [file:///tmp/HYPERLINK] / [file:///tmp/HYPERLINK]
25
Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. С. 127—147.
26
Лахман Р. Капиталисты поневоле. С. 36—37.
27
Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. С. 24.
28
Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011. С. 177—187, 196—206.