Читать книгу Циник - Игорь Литвак - Страница 7

Возлечь на мягкие подушки,

Сорвав души своей печать,

Довольно слушать, как подружки,

Наперебой, перекричать

Спешат друг дружку, щеголяя

Своих вопросов глубиной,

Приятным находил всегда я.

В знак солидарности со мной,

Виталий слушал благосклонно:

Вот Юля квохчет возмущённо,

Коварство женское кляня,

А вот вступает в хор Тамара,

В её речах поменьше жара,

(Но, меньше ль в глубине огня?)

Вообще, из наших двух вакханок,

Тамара явно поумней,

Что зрит Эрота наш подранок

(А где Эрот, там Гименей!)

Тамара выросла в Сибири,

В ничем не славном городке.

Когда ей минуло четыре,

Отец ушел. И, тут, в пике

Сорвались жизни двух девчонок

(Тамара – старшая сестра).

Их мать – сама ещё ребенок,

Вставала с раннего утра,

И уходила на работу,

Где гнула спину за гроши,

Пока не встретила кого-то,

С кем загуляла от души.

В ту пору, бабушки кормили

Их чаще, чем родная мать,

Та не бывала дома, или,

Лишь поутру ложилась спать.

Так, догуляла до момента,

Когда Тамара в первый класс

Пошла, с вплетённой в косы лентой.

На бабушкин иконостас

Косясь, она перекрестила

Тамару, в школу отвела,

И, с неизвестной прежде силой,

Схватила жизнь за удила:

Вдруг осознав свои задачи,

Ушла в работу и детей,

Но, денег не хватало, значит,

И жили просто, без затей.

Тамара, яркими чертами,

Пошла в сбежавшего отца,

Чем доставляла бедной маме

И боль, и гордость. Без конца

Тамару звали. На линейки,

Покуда девочки малы,

А, позже, те, чьи взгляды клейки,

На конкурсы, и на балы.

Пускали Тому в первый ряд,

Для украшения парада,

Но, после, люди говорят,

Звать принялись, куда не надо…

В итоге, чтобы избежать,

Скандалов местного масштаба,

Её в Москву услала мать.

Кто женщин называет «бабы»,

Тот груб и тёмен, спору нет,

Но, это бабское решенье,

Лишь окончательно мишенью,

В какие-то семнадцать лет,

Тамару сделало, мой свет!

В Москве Тамара не скучала.

Учиться было принялась,

Но, деньги кончились сначала,

А, следом, худшая напасть —

Она знакомится с мужчиной,

На много лет её взрослей,

С семьёй, деньгами, громким чином.

По гороскопу Водолей,

Он был известным вертопрахом.

Она влюбилась. Он кутил.

И их союз распался махом,

При расставании он был мил,

Оставив в центре ей квартирку,

(С известным театром впритирку),

Где Тома проживала впредь.

Она страдала от развода

Всего каких-нибудь полгода,

Но, дольше стоит ли скорбеть,

Когда ты молода, красива,

Имеешь в центре «уголок»,

И смотришь на людей (мой Бог!)

С изрядной долей позитива.

У Академии в фаворе

Девчонки юные слывут —

Тамара поступает вскоре

В какой-то новый институт.

Специальность представляя смутно,

Она училась кое-как,

Чуралась лекций, (почему-то

Её гнездо со вкусом свито,

В квартирке современный быт:

Проектор Sony; фильтры Britta;

И умывальник Duravit.

Есть смысл в расчётливом подходе

К сердечным встречам до поры,

Любовь к достатку больше в моде,

Чем страсти жгучие костры.

Любви Тамара не бежала,

Но выбирала антураж,

Она показывала жало

Всем тем, кто шёл на абордаж.

Не обошлось без приключений,

Разбитых ваз и синяков

(Её прибил один чеченец),

Но, как известно, мир таков.

Тамара с Юлей подружилась,

Блондинкой статной из Перми,

Лет, этак двадцати восьми,

В которой сочетались живость,

И удивительный задор.

Она работала в больнице.

Впервые повстречавшись в Ницце,

Девчонки дружат до сих пор.

Когда б Тамару не терзала

Пускай нечастая хандра

(Причин тому отнюдь не мало:

Романы, дождь, et cetera[6]),

Её, подобно доброй фее,

Подруга возвращала в мир.

Одним из Юлиных трофеев,

За много лет столичных игр,

Был нестареющий Виталий,

Красивый, щедрый холостяк.

Их трио родилось в Итальи,

На вилле, у него в гостях.

Под солнцем наливным Тосканы,

Вдоль линии береговой,

Чудесно наполнять стаканы

Пьянящей чистою росой.

А легкий полдник в «Bocconcino»?

А паста vongole[7] в «Bistrot»?

Не вижу ни одной причины,

Чтоб сибаритское нутро

Своё не усладить Итальей,

С девицей, полной жарких нег,

Оксаной, Светой, иль Натальей,

И отдохнуть, как человек!

В тот день базарный, в городке,

Средь разномастия людского,

С подружками, рука к руке,

Виталий появился. Снова,

На горизонте паруса,

Меж океанских пароходов,

Вгоняли в краску небеса

Лихой симметрией обводов.

На лицах троицы моей

Усталости лежали тени.

Их столик, под кустом сирени,

Куда бутылочку Moёt[8]

Им юркий официант подал,

Сверкал крахмальной белизною.

Они сопротивлялись зною,

Но, только опустел бокал,

Ушли, плацдарм оставив сей,

Брусчатке предпочтя бассейн.

В преддверии инсинуаций,