Читать книгу Глаза цвета стали - Игорь Марченко - Страница 3

Холодные порывы ветра нещадно хлестали меня по лицу, швыряя в лицо ледяные брызги, насыщенные острым запахом соли. Охотское море в это время года демонстрировало всю свою разрушительную ярость и мощь, готовое разорвать и утопить любое судно, рискнувшее отдалиться за линию волнореза, опутанного ржавой колючей проволокой, оставшейся с последней войны. Но здесь, на краю света, где едва теплится последняя на Земле человеческая жизнедеятельность, все остро зависели от рыбной ловли и своевременных поставок провианта. Погода не имела принципиального значения, когда тебе грозит реальная гибель от голода.

Я старался не замечать, что моя одежда и экипировка давно промокли насквозь. Зубы непроизвольно стучали от сырости и пронизывающего ветра. В такие моменты мечтаешь о сухом помещении и горячей похлебке из синего краба, но долг заставляет с надеждой всматриваться до рези в глазах в старенький бинокль. Пытаясь рассмотреть сквозь косые струи дождя едва видимый в туманной дымке силуэт рыболовецкого судна, я задумчиво поглаживаю деревянный оберег, висящий на моей шее. Рыбаки еще десять минут назад должны были сняться с якоря, но до сих пор не отвечают ни на световые сигналы с берега, ни даже на выстрелы. В километре отсюда между двумя холмами находится брошенный рыбацкий поселок, который все считают проклятым, но он изредка оживал, когда рыбаки выходили в море через Крабовую бухту – более удобного и опасного места не найти на всем острове. Кроме того, здесь было слишком мелко для Больших Болидов, которые я лично наблюдал недалеко от берега. Во тьме они ярко светятся и хорошо просматриваются сквозь толщу воды даже в шторм. Я никогда прежде не слышал, чтобы они нападали на корабли или людей, но береженого, как известно, бог бережет. Мой напарник и лучший друг Антон Сергеев, переминающийся с ноги на ногу у турели шестиствольного пулемета, смонтированного прямо в кузове старенького грузовика, целиком разделял мое беспокойство. Раскрутив ротор пулемета, он дал короткий залп, подняв фонтаны воды в десяти метрах от борта судна. Антон был среднего роста тридцатилетний, крепко подбитый, жилистый мужчина, всегда готовый к переделкам и заварухам. Когда он был не в духе, горе тому, кто встанет у него на пути, а сейчас он находился в дурном настроении.

– Дело дрянь. Если на корабль пробрался некроморф, рыбакам крышка.

Сказавший это невзрачный парень по имени Иван, закутанный в дырявую плащ-палатку, непроизвольно сжал старый АКСУ, словно тот был спасательным кругом. Пятясь спиной назад от набегающих на берег зловещих волн, он споткнулся о булыжник и с проклятиями упал на мокрый песок. Вскочив на ноги, испуганно забрался в облупленную кабину ЗИЛа, где стал настойчиво крутить настройку армейской радиостанции, но шум и треск помех были ему единственным ответом. В такую грозу пользоваться рацией было бесполезно, тем более находясь зажатым среди холмов. Придется пережидать грозу, а пока заняться пресловутыми рыбаками.

– Доплыву до судна и разберусь сам, что там произошло, – мрачно передернув затвор на автомате, я направился к моторной лодке у полуразрушенного причала.

– Эй, ты с ума сошел? – Антон спрыгнул с кузова на песок и стал догонять меня. – Да там кучка пьяниц, которые, скрываясь от дождя, как пить дать, квасят в грузовом трюме!

– С русалками? Наверное, сейчас все вместе предаются разврату…

– Ну ладно, неудачное предположение, – буркнул Антон. – Скоро стемнеет. Не дури.

– Там наш провиант. В этом сезоне остается не так много хороших деньков для ловли. Многие люди умрут от голода, если рыбаки перестанут выходить в море.

– Ты сумасшедший, поэтому я пойду с тобой. Одного отпустишь – все веселье достанется, как обычно, тебе, а мне лишь останется гадать, откуда у тебя на шее новые ожерелья некробивня. – Как хочешь. Главное, не стой на месте, больше маневра… – Не учи ученого, я о себе и сам могу позаботиться.

Я забрался в лодку. Не дожидаясь, пока Антон отвяжет швартовочный трос, решительно завел мотор. Лодка громко затарахтела и стала медленно удаляться от причала. Взяв автомат наизготовку, я держал приближающееся судно на прицеле, пока Антон быстро освобождался от стеснявшего движения тяжелого бронежилета и извлекал из подсумков подкалиберные гранаты для подствольного гранатомета. Я привел мысли в порядок и сосредоточился только на выполнении задания. Как любит говорить старый Мацумото: «Собери мысли в острие, ибо они способны при должной концентрации разить врагов, не хуже меча».

Мы несколько раз обогнули корабль по широкой дуге, но никто так и не появился из кормовой надстройки. Как только нос лодки уткнулся в позеленевший от старости правый борт, я ловко зацепился крюком за свисающие сети и быстро стал взбираться по ним вверх. Мои руки внезапно наткнулись на скользкие поручни, измазанные в крови и зеленой слизи. С легким холодом в груди, повел стволом из стороны в сторону. Меня слегка замутило, когда под натиском новых волн и ветра судно стало сильно раскачиваться, поскрипывая старым деревом и рассыпающимся железом. Я терпеть не мог морскую качку, но тут уж приходилось терпеть неудобства. Хоть судно и было небольшим, всего-то метров тридцать в длину и метров десять в ширину, укромных мест, где мог затаиться невидимый враг, предостаточно. Первым делом я собрался заглянуть в машинное отделение и выяснить состояние двигателя – корабль необходимо вернуть к берегу, пока его не сорвало с якоря и не унесло в открытое море.

– Эй, ты там еще живой? – окликнул из лодки Антон, но умолк когда я перегнулся через борт и сделал ему неприличный знак рукой.

– Не шуми, дебилоид! – зашипел я на него. – Хочешь позвать всю нечисть округи?

Я быстро обошел судно от носа и до самой кормы, но не нашел ничего, кроме следов крови и вездесущей слизи. Даже машинное отделение было пустым. К счастью, все агрегаты и рабочие узлы оказались целы, что не могло не радовать. Тела членов команды пропали бесследно и так и не были найдены. Осторожно заглянув в темный грузовой трюм, невольно поморщился от резковатого запаха крабов – этот пердеж ни с чем не спутаешь. Дело в том, что этих членистоногих вонючек именно таким образом и находят в море – где пузырьки гуще, в том месте на дне они и сидят. Вбежав в рубку, я быстро захлопнул за собой ржавую дверь и задвинул ее на стальную задвижку. Первым делом нашел на пульте рычаг и поднял с его помощью якорь. Смахнув с лица проступившую горячую испарину, завел двигатель. Потом стал, как умалишенный, крутить штурвал, разворачивая судно к берегу. Моторная лодка поплыла следом, не отставая, но и не обгоняя. Когда до берега осталось меньше двадцати метров, о дверь рубки что-то сильно ударилось, окатив мне сапоги сквозь щели дверного проема светящейся в полутьме зеленоватой слизью. Я выругался и от бедра всадил в дверь половину обоймы, стараясь подавить поднимающуюся волну панического ужаса. Нечто по другую сторону хрипло закашлялось, что-то забормотало и с глухим плеском упало в море. Мгновенно со стороны лодки раздался сухой автоматный треск и грязная ругань Антона. В следующую минуту судно резко налетело на мель, вышвырнув меня головой вперед через стекло кабины. Размазав по лицу струящуюся из глубоких порезов кровь, я дополз до упавшего на палубу автомата и, прижавшись спиной к рубке, стал дико озираться по сторонам. Вокруг никого не было, лишь свист ветра в рваных снастях да гул волн, разбивающихся о борта судна. Я перегнулся через поручни, собираясь спуститься вниз, но застыл, когда увидел у берега раскачивающийся в пене прибоя перевернувшийся килем вверх изуродованный корпус лодки. Антона нигде не было видно.

– Меня потерял? – напарник шустро подтянулся по снастям и вскоре уже стоял в трех метрах от меня на палубе, хладнокровно направив мне в лоб ствол пистолета. – Ты знаешь правила.

Я невозмутимо извлек из кармана непромокаемый пакет с одноразовым инъектором и сделал укол себе в шею. Антон удовлетворенно спрятал пистолет и участливо протянул мне индивидуальный пакет первой помощи. Я благодарно кивнул и стал заклеивать разрезы медицинским пластырем. Боль была такой, словно на раны плеснули кислотой.

– Вылетел через стекло, – объяснил я, но Антон уже и сам все понял, рассматривая кабину.

– Настоящий ковбой. Пролетел половину палубы и при этом не сломал себе шею. Везунчик.

Он демонстративно сделал и себе укол сыворотки, когда уже я направил на него автомат.

– В этот раз пронесло, но никогда так больше не делай, – упрекнул он меня и выкинул пустой шприц за борт. – Соваться на судно было храбро, но глупо. Здесь всюду смерть.

– Зато у нас есть улов, а у руководства Гнезда не будет повода обвинить нас в бездействии.

– Твоя правда, пойду, позову Ваньку. Эй, выходи, трус несчастный, все уже позади!

Напоследок окинув подозрительным взглядом завалившееся на бок рыболовецкое судно, на всякий случай отошел подальше от воды. Украдкой сплюнув на песок сгусток крови, я хотел уже закинуть автомат за спину, как гневный возглас Антона заставил меня рвануть что есть духу к грузовику. Оттолкнув Антона с дороги, я встретился взглядом с глазами Ивана, уже подернутыми пеленой смерти. У него было располосовано горло и огромная рваная рана на груди, будто убийца пытался добраться до сердца. Прислонившись спиной к колесу грузовика, он будто присел прикорнуть, но был мертвее мертвого.

Чтобы он таким и остался, придется повозиться.

– Бери его за ноги, а я за руки. Мы здесь все еще не одни…

– Большая земля передает привет, – помрачнел Антон и стал помогать мне с телом, стараясь не измазаться в крови. – Чертов пацан. Надо было захватить с собой ребят потолковее.

– Сам сделаешь грязнуху или опять мне? – спросил я.

– Давай ты, у тебя это получается лучше. Да и опыта больше…

Я, с немым укором посмотрев на напарника, быстро прочитал про себя молитву упокоения плоти. После чего одним молниеносным движением катаны отсек трупу голову. Очистив лезвие от липкой крови, снова вложил в ножны, укрепленные у меня за спиной. Безразлично завернув голову в черный пластиковый пакет, взял с собой. Тело Антон, оттащив за ноги поближе к воде, обработал серебристым порошком из фляжки и быстро отошел подальше. Вначале ничего не произошло, но потом тело вспыхнуло ярче солнце и рассыпалось серым пеплом, который подхватил ветер и унес в море. Вот теперь можно не опасаться рождения нового некроморфа.

Корабль крепко сел на мель, но, на всякий случай, мы его привязали швартовочным концом к огромной скале, так что прилив ему теперь ничем не угрожал. Вскоре ливень усилился, и мы были вынуждены забраться в кабину грузовика, чтобы хоть немного согреться. Сделав из фляги глоток разведенного водой спирта, протянул Антону, но тот отрицательно мотнул головой.

– В этом нет нашей вины, – тихо сказал я. – Мы честно предупреждали его об опасности, но он не послушался. Увязался следом, считая это детскими забавами. Давай поскорее вернем его пустую голову родственникам и уберемся из этих краев домой. Меня уже мутит от вида воды.

Антон внимательно выслушал меня, изредка проверяя остроту ножа пальцем, после чего молча завел двигатель, не проронив ни слова. Он умело вел грузовик по разбитой дороге в сторону старого железнодорожного переезда. Если ночь застанет нас в пути, придется рыть нору, да поглубже, и в ней дожидаться утра, молясь о том, чтобы на нас никто не наткнулся. Один раз я ночевал таким образом, и ничего хорошего из этого не вышло. Задумчиво наблюдая за проносящимся за окном кустарником и зловещими силуэтами кривых деревьев, я ощутил, как постепенно начинаю поддаваться обманчивому чувству безопасности. Именно в такую минуту ОНИ приходят за тобой, когда ты этого не ждешь. Когда считаешь, что все вокруг тихо и спокойно. Положив автомат себе на колени стволом в сторону двери, я взял с приборной панели старый радио-сканер. Покрутив настройку частот, вышел на аварийную волну и стал запрашивать транспорт на сороковой переезд. Антон хмуро крутил руль на крутых поворотах, сердито цедя сквозь зубы проклятия. Ему не меньше моего хотелось убраться из этой гиблой местности. Неожиданно он резко ударил по тормозам и включил дальний свет. Я тоже напряг мышцы готовый, в случае чего, выпрыгнуть из кабины и вступить в бой, но это оказалась обычная одичавшая собака, чуть не попавшая нам под колеса.

Антон многозначительно поглядел на меня, мол, с кем не бывает, а я в ответ дернул щекой, давая понять, что и у меня нервы не железные.

– На связи Гнездо… доложите, Птенцы, – захрипела рация. – Где вы? Прием…

– Гнездо, я Птенец-один, задание завершено успешно. Судно с уловом краба на берегу, можете поутру его подлатать и отбуксировать в Северный. Есть потери. Один гражданский.

Но голос оператора меня перебил:

– Как Птенец-два поживает?

Взяв микрофон из моих рук, Антон нехотя ответил:

– Птенец-два в порядке. Какие будут указания, Гнездо? Можете выслать за нами вертушку?

– Птенцы, вертушку не вышлем, они все задействованы в операции по зачистке лесополосы вблизи Южного. Оставьте грузовик на переезде и пересаживайтесь на Утюг, идущий в Северный. Утром вышлем за вами транспорт. Раньше никак не получится. Как поняли? Прием…

– Четко и ясно. Отбой.

Мы с Антоном снова переглянулись. Если авиация задействована у Южного, значит, дело дрянь. Кого на этот раз, интересно, к нам принесло с большой земли?

Доехав до сорокового переезда, мы загнали грузовик под навес полуразрушенной пассажирской платформы, после чего, взяв из кузова свои ранцы с продовольствием и боеприпасами, зашагали по шпалам в сторону видневшегося вдали в туманной дымке поселка. Внимательно наблюдая за кустами по обеим сторонам насыпи, старались не ослаблять бдительность. Так в полном молчании мы прошагали почти километр, пока далеко впереди не раздался гул, лязг и короткие гудки. К нам медленно приближался архаичный с виду бронепоезд, таща за собой два бронированных вагона с узкими амбразурами, с торчащими из них пулеметами «корд». Когда-то это был двухсекционный старый локомотив, пока его не превратили в бронированного монстра, вооруженного тяжелым оружием.

Мы замахали включенными фонарями. Бронепоезд с жутким скрипом и скрежетом стал тормозить, по ходу нацелив на нас прожектора. Только убедившись, что мы люди, а не нежить, машинист дал три коротких гудка, чтобы мы приблизились. Ловко запрыгнув на подножку вагона, я и Антон без суеты протиснулись в узкий коридор мимо двух автоматчиков. Позади бронированная перегородка с глухим стуком встала на место. Бронепоезд дернулся, болезненно задрожал и, стуча колесами на стыках рельсов, медленно поехал обратно в сторону поселка. В вагоне раздавался хрип работающих радиостанций, громкие маты и смех людей.

– А, явились, гуляки! С вашего Гнезда нас уже задергали. Все домогаются, где вас обоих черти носят, – скривился в гримасе недовольства худой до изнеможения помощник машиниста Палыч, как всегда демонстрируя дурное расположение духа. – Чего вылупились, словно речь не о вас? Мне приказано всыпать вам обоим по первое число, когда встречу…

– Наткнулись на Морского Охотника. Есть горючее? Нужно помянуть товарища, – лицемерно вздохнув, я запустил руку в мешок и невозмутимо извлек из него за волосы голову Ваньки. Вложил в дрожащие руки побелевшего локомотивщика свою чудовищную ношу, грубо рявкнул: – И никаких вопросов! Передайте его по приезду родным, пусть похоронят, как положено.

Палыч, бледный как смерть, передал голову чумазому механику. Возмущенно посмотрел на Антона, ища у него поддержки, но тот лишь безразлично пожал плечами и терпеливо объяснил:

– Ты его видишь от силы раз в месяц, а я постоянно. Ты что, Алешина не знаешь?

– Вот черт! Это же Ванька Мокрецов! – заголосили у меня за спиной сбежавшиеся люди.

– Кто его порешил?

– Говорят, Морской Охотник…

– Отмучился, бедолага. Господи, спаси его душу и позаботься о нем в царствии твоем.

Услышав последний возглас, я лишь криво улыбнулся. Богу не было никакого дела до наших бед и страданий, потому что его вообще ничего не волновало. В моих глазах он был большим неудачником, ведь случись что хорошее – его воля, а если что плохое – неисповедимы пути.

– Я скоро вернусь, – таинственно пообещал Антон и вышел из тесной каморки, которую нам выделил Палыч до конца пути. Вскоре напарник вернулся обратно заметно повеселевший, с полупустым бутылем самогонки и окороком. Физиономия Антона лучилась от счастья.

Я неодобрительно покачал головой, но от халявы отказываться не стал:

– И как ты переносишь столько алкоголя? Только и делаешь, что пьешь и пьешь…

– А он у меня в крови! – Антон ухмыльнулся и зубами выдернул деревянную пробку.

Мы выпили по паре стаканов, быстро прикончили мясо и прямо в одежде завалились каждый на свою койку. Усталость и нервное напряжение последних часов выжали все силы, и я был рад небольшой передышке в относительно безопасном месте. Лежа на жесткой койке с закрытыми глазами, я пытался уснуть, но спасительное забытье как назло не приходило. Слишком много мыслей вертелось в уме. Почему я не помню своего прошлого до того момента, как попал в боевую часть, а потом угодил в плен к японцам? Мысли постепенно снова вернули меня на остров, ставший моим личным адом. Тяжелые воспоминания терзали душу.

Бронепоезда и вооруженные до зубов бронированные путевые машины были единственным безопасным видом транспорта, не считая вертолетов. Топография острова сложная – леса, высокие холмы, много вулканических гейзеров и безжизненная почва вдоль побережья, на которой давно ничего не росло. На северной оконечности находилось первое крупное поселение с населением примерно в шесть сотен человек, а в другом поселении под названием Южный – примерно в три раза больше. Связывала их только старая ветка железной дороги да, пожалуй, военная база в центре острова, построенная еще японцами. Взлетно-посадочная полоса могла принимать большие и малые транспорты военной авиации, только давно к нам никто не прилетал с континента. Последний турбовинтовой транспорт ВВС Дальневосточного военного округа прилетал из Приморского края лет пять назад с грузом оружия и медикаментов. С той поры мы были в полной изоляции и ничего не слышали про другие поселения. Даже вездесущие рыболовецкие траулеры из Японии к нам больше не плавали. Многие из нас полагали, что японские острова давным-давно обезлюдели, и там никто кроме некроморфов не живет.

Поначалу руководство Гнезда пробовало организовывать поселения на других островах Курильского архипелага, но потом бросили эту затею по причине непрактичности. Проще оказалось защищать один остров, чем несколько. В данный момент проблема состояла в другом: в острой нехватке продовольствия, которого с каждым днем становилось все меньше. Раньше в этих водах водилось много рыбы и разной живности, но теперь она почти вся либо исчезла, либо жутко мутировала и была не только несъедобной, но порой и смертельно опасной. Никто не мог объяснить причин этой трагедии, да и не старался – все были заняты выживанием на острове. Только за последний год население Шикотана сократилось в десять раз и продолжало неуклонно вымирать. Причин было много: болезни, голод, упадок сил, но самая основная – Радость жизни.

За полчаса до приезда в поселок, я и Антон снова бодрствовали и были готовы к любым неприятностям и превратностям судьбы. Быстро разобрав оружие на части, я тщательно смазал оружейным маслом каждую деталь своего и Антонова оружия, а напарник зорко проверил детали экипировки и перебрал каждую пулю в рожке. Бракованные патроны, способные заклинить автомат в самый неподходящий момент, могли стать причиной твоей гибели. Помимо мешковатых комбинезонов расцветки «тигр» из гортекса, мы оба носили облегченные бронежилеты, подсумки для запасных обойм и гранат, наколенники и налокотники. Шлемы в стандартной комплектации имели ПНВ для ночного боя, электронные датчики спутникового позиционирования и навигации. Кроме войск дальней разведки, или просто ДР, разведчиков ближнего боя, сокращенно РББ, и ударной бронированной мотопехоты, УБМ, никого другого так не снабжали оружием и снаряжением. Три ударные роты были элитой и костяком островной обороны. Экономить на нас было смерти подобно, потому что мы ежедневно сталкивались лицом к лицу с незримым врагом, хитрым и безжалостным. Который терпеливо дожидается тебя во тьме ночи, пока несчастный утратит бдительность, прежде чем внезапно на него напасть. Помимо ежедневного выживания, все на острове отрабатывали еду. Лишь занятые общественно полезными делами могли рассчитывать на поощрение в виде увеличения рациона. Но не все делали это с охотой. Некоторые отнимали еду силой и промышляли разбоем. С такими у нас был разговор короткий – девять граммов свинца в лоб. Обычно помогало. Люди быстро смекнули, что смогут выжить, только объединившись, а не живя порознь. Взаимовыгодное сотрудничество – вот что отличает нас от животных. Помоги ближнему сегодня, и он поможет тебе завтра. Придерживаясь этого нехитрого правила, можно добиться потрясающих результатов.

Сопровождаемые дизельными выхлопами, гудками проезжающих мимо бронепоездов и перепалками путевых рабочих, я и Антон неспешно шли вдоль плохо освещенной грузовой платформы, направляясь к главным воротам, ведущим в поселение. Ночь – такое время суток, когда одна часть людей отдыхает после утренней смены, а другая только заступает на их место. Местным жителям при содействии военных инженеров Гнезда, помогли возвести вокруг поселения оборонительный вал и наладить оборону периметра. Худо-бедно обнесенное высокой стеной из деревянного частокола, опутанное колючей проволокой и снабженное линией охранных вышек с датчиками движения, городище с виду было неприступным, но только с виду. Как опытный разведчик, я скептически относился к этим мерам безопасности, так как прекрасно знал возможности тех, с кем мы сражались уже не первый год. Для некроморфов все эти меры были семечками, и в случае массового нападения не служили серьезным препятствием. Однако у градоначальника Мамонтова было свое мнение на этот счет. Он без устали расхваливал помощь генерала Воронина, ответственного за укрепления поселения. На мой взгляд, помощь бравого генерала была явно преувеличенной, так как я точно знал, что его не заботила безопасность граждан Северного. Его больше волновало исполнение директивы Совета Гнезда, а результат для него был не столь важен. Основную тяжесть по охране взвалили на специальные поисковые отряды ДР, пресекающие распространение некроморфов в данной местности. Опытные оперативники, к которым принадлежали и мы с Антоном, почти круглые сутки патрулировали с виду безжизненную местность, которая на деле буквально кишела разной мерзкой живностью. К счастью, к подобным отрядам прилагалась вся мощь Гнезда, готового по первому требованию наземных групп поддержать их дальнобойной артиллерией или предоставить воздушную поддержку. Раньше в моей группе было семь человек – связист, он же сапер, медик, следопыт, снайпер и три стрелка. По мере уменьшения личного состава все должности постепенно концентрировались на нескольких бойцах, каждый из которых должен нести бремя остальных и стать полностью самостоятельной боевой единицей, заменяющей целый взвод. Такие бойцы-ветераны, как правило, были в капитанском звании. В свободные от патрулирования часы они работали инструкторами на базе, преподавали новобранцам сразу по нескольку предметов, а в боевой обстановке являлись командирами подразделений. Наша с Антоном инициатива сунуться без должной поддержки к рыбацкому поселку больше не казалась нам удачной затеей. Если я всегда готов хоть в одиночку искать «приключения» ночью в темном лесу, то напарник предпочитал не рисковать головой без надобности, ставя разум над амбициями. До сих пор удивляюсь, как мне вообще удалось уговорить его участвовать в этой самоубийственной авантюре. Кому еще придет в голову самоубийственна затея практически в одиночку соваться к побережью?

Спрыгнув с посадочной платформы, мы, как ни в чем не бывало, пролезли под грузовыми вагонами, с которых с помощью допотопных деревянных кран-балок сгружали здоровенные тюки – прибывшую материальную помощь с базы. Работяги нам что-то недовольно кричали вслед, но мы их не слушали, продолжая двигаться вдоль ржавой железнодорожной ветки, упирающейся в тупик. Наблюдая краем глаза за бегущими в нашу сторону ополченцами, я с тяжким вздохом расстегнул куртку и достал свой жетон на стальной цепочке.

– Когда вернемся на базу, будем помалкивать про голову Ивана. Начальство не одобрит.

Антон, помахав рукой беснующимся работягам, снова обернулся ко мне:

– Родители парня обязаны нам за возвращение сына долей от своего дневного рациона, но мне, по правде, их еда встанет поперек горла. А тебе?

– А мне нет. Мне вообще все равно, что будет с этими людьми.

– Мы поклялись защищать этих людей, – тихо напомнил Антон, покосившись на меня.

– А кто будет защищать их, если нас прикончат? Подумай над этим на досуге. Наш штат сократился больше чем на половину, а эти жлобы не сильно горят желанием встать на место павших. По старой привычке прячутся друг у друга за спиной. Мне даже думать об этом тошно.

– Куда сейчас? Тебе известны здесь все злачные места, – примирительно перебил Антон.

– Допустим, не все, но большинство. Можно, конечно, приземлиться в старом депо, где отдыхают локомотивные бригады, но у них там вот такие здоровенные крысы и голодные клопы. Есть тут у меня одна знакомая, берет за ночлег недорого, да и сестра у нее недурна собой. Я захожу к ней редко, но метко. Та еще стервочка, но лучшего места пока не нашел.

– Тогда чего мы ждем? – вмиг заторопился Антон, ухарски подкрутив усы.

– Эй! Вы кто вообще такие и чего тут забыли? – окликнул нас главный среди ополченцев. Браво выйдя вперед, он требовательно протянул руку, требуя предъявить идентификатор.

Мы передали в руки патрульному свои жетоны. Критично осмотрев жетоны, ополченцы молча сделали нам жест следовать за ними. Мы прошли с ними сквозь вторую линию обороны внутрь самого поселения, а дальше они с нами не пошли. Всюду над головой без устали крутились ветряные мельницы, под ногами вибрировала земля – там работала маленькая гидроэлектростанция, построенная под землей, где протекала подземная река. Пройдя несколько темных кварталов, мы углубились в узкие переулки, где на нас, не разобравшись, попыталась напасть и ограбить какая-то оголтелая шпана из одних грязных подростков. К счастью, одного вида нашего оружия, войсковых шевронов и решительности во взоре оказалось достаточно, чтобы они поспешно ретировались во тьму соседних пятиэтажек, так же быстро, как и появились.

Антон сердито опустил автомат стволом вниз и презрительно сплюнул на землю:

– Ну и местечко, того и гляди, подрежут или ограбят. Далеко еще?

– Почти пришли. За следующим поворотом на холме, сразу после водонапорной башни.

– Неудачное место для обитания. Бухта открыта для вторжения с моря. Руины Малокурильска являются рассадником крыс и болезней, а старая погранзастава – и того хуже: проклятое место.

– Что ты знаешь про заставу? – тут же заинтересовался я, обернувшись. – Рассказывай.

– Мне о ней известно немного. В пятидесятые годы прошлого века здесь жили пограничники. Ничем не примечательная погранзастава в один прекрасный день перестала выходить на связь. Прилетевшее на разбор начальство обнаружило всех пограничников в разных местах базы. Такое впечатление, будто они от кого-то пытались спрятаться или укрыться. Сотня еще недавно здоровых и крепких парней, выглядели так, словно попали к мяснику на разделочный стол. Темная, в общем, история. Дело быстро замяли без огласки и положили под сукно. Виновных, как водится – не нашли. Списали на несчастный случай – взрыв склада с боеприпасами, но те, кто видел эти тела, впоследствии не могли говорить об этом без содрогания. Вот такая вот история.

– Жесть, – я невольно стиснул оберег. – Есть предположения, кто это мог сделать?

– Многие считали это враждебной вылазкой японцев, стремящихся таким образом изгнать, как они считали, врагов со своей территории и дестабилизировать ситуацию на острове. После второй мировой, среди япошек осталось достаточно много разного зверья.

Эти азиаты почти все психи.

– С какого это перепуга они считали наш остров своим?

– Согласно Японо-Российскому Симодскому трактату о торговле и границах от 1855 года, остров был отдан Японии вместе с остальными Южными Курилами. В 1945 году после поражения Японии во Второй мировой войне острова вернулись в состав СССР. В 1956 году произошло подписание Совместной декларации СССР и Японии, которая фиксировала согласие СССР передать острова Хабомаи и Шикотан после подписания мирного договора. Но японцы захотели заполучить обратно все острова. В 2004 году Россия, как государство-продолжатель СССР, признаёт Декларацию от 1956 года как существующую и готова вести территориальные переговоры с Японией на её базе. Но эти узкоглазые и хитрожопые хорьки нагло вторглись, по-видимому, решив, что время переговоров закончилось, и в 2013 году высадили на все спорные острова крупный морской десант, так же, как когда-то поступили аргентинцы на Фольклендах. Остров был открыт второй Камчатской экспедицией в 1733–1743 гг. и назван Фигурным. Еще Шпанберг и Вальтон изучали Курильскую гряду в 1739 году. Заслуги Шпанберга верно оценил в 1796 г. Броутон, присвоивший острову имя первооткрывателя. Наряду с названием Шпанберга применяется и старинное название Шикотан. До 1855 года остров находился в составе России. Как-то так, если кратко, а вообще я не очень большой знаток истории.

– Скромняга! Да ты просто ходячая энциклопедия! – похвалил я. – А что с погранцами?

– А что тут неясного? Некоторые считают, в том числе и я, что это было первое нападение некроморфов. Тела потом сожгли, а результаты вскрытия засекретили.

Услышав его предположение, на душе у меня сделалось мрачно и тоскливо. Значит ли, что уже тогда были признаки грядущего конца? Догадывались ли правители, что именно произошло с теми бедными солдатами? Если это была первичная агрессия некроморфов, то куда потом подевался носитель этой заразы? Сплошные загадки во тьме, мать их.

– Говоришь, тела потом сожгли? – переспросил я, чуть не провалившись в глубокую яму посреди дороги, но вовремя перепрыгнул ее, наступив ботинком в чью-то блевотину. Выругавшись самыми черными проклятиями, стал шаркать ногой по асфальту. – Проклятие! От твоих откровений у меня мурашки по коже. Ладно, пришли. Дальше вещать буду я.

Мы зашли в темный подъезд пятиэтажки, на этот раз обжитой и освещенной тусклым светом масляных ламп. Быстро вбежали по лестнице на пятый этаж. Как правило, на первых этажах никто не селился, опасаясь весеннего паводка, несущего подтопление многих районов и крыс, расплодившихся в подвалах. Эти прожорливые твари были всегда голодные и являлись разносчиками опасных заболеваний, но находились люди, которые их отлавливали и c удовольствием пожирали. Когда мы подошли к двери, обшитой стальными пластинами, и я несколько раз ударил об нее прикладом, на это долго никто не отзывался. Потом через глазок меня узнали. Тихо скрипнув несмазанными петлями, дверь распахнулась ровно настолько, чтобы в нее можно было пройти боком. Я прошел в коридор, по ходу ущипнув хозяйку за ягодицу.

– Живой до сих пор? Я в шоке. А это кто с тобой? – хмыкнула молодая особа лет двадцати семи, окинув подозрительным взглядом Антона. – Надеюсь, не из буйных пьяниц?

– Он мой напарник, и я за него ручаюсь. Нам нужно где-то перекантоваться до утра. Не охота ночевать с клопами. Хотя бывает, и ты крови напьешься – будь здоров Иван Петров…

– Ты мне тут зубы не заговаривай, деятель. Еще за прошлый раз не расплатился сполна. Ночевать пущу, но не бесплатно! – девушка категорично скрестила руки на груди.

Я молча достал из ранца свой НЗ: сухари, несколько банок тушенки, немного вяленой рыбы с обезжиренным мясом, а так же добавил к продуктам несколько таблеток антибиотика в пластиковой оболочке. Последнее особенно ценилось в Северном, учитывая дефицит лекарств. Что до меня, то я давно уже их не использовал. Оживившаяся девушка, окинув мои дары алчным взглядом, несколько резковато выхватила пакет из рук. Убедившись, что вся эта еда ей не мерещится, быстро закрыла за нами дверь. Мы прошли в тесный зал, где на кровати спала очень симпатичная девушка лет шестнадцати. Судя по виду, на позднем сроке беременности.

– Я и не подозревал, что меня здесь не было так долго! – хмыкнул я. – Кто отец?

– Да уж, во всяком случае, не ты, к твоему счастью, – фыркнула хозяйка. – Крутился тут один ухарь, любитель маленьких, худеньких. Вскружил дурочке голову, а потом смылся на другую сторону острова. Говорят, сгинул в море, пытаясь перебраться на Итуруп. Вот же кретин!

Вещей как таковых в квартире было немного. Две кровати, старые комоды, шкафы и очень много грязи и пыли. Девушки не утруждали себя хозяйством по дому. Мне было немного неловко, что я привел сюда Антона – сам я был не очень разборчив в выборе ночевки. Чего скрывать, порой приходилось ночевать разве что не на помойке, если не было иного места. Антона же ничуть не смутила обстановка. Быстро освоившись, он уверенно присел на краешек кровати рядом со спящей девушкой и деловито провел у нее над головой электронным диагностом. Результат его не особо удивил. Он лишь тяжко вздохнул. Спрятав медицинский прибор обратно в свой подсумок, положил ладонь на сухой, но горячий лоб девушки.

– Вы в курсе, гражданка, что ваша сестра больна? Притом весьма серьезно. Ей требуется срочная госпитализация, если она не хочет потерять ребенка, а заодно и свою жизнь.

– А тебе какое до того дело? – тут же вспылила Ольга, но потом стыдливо отвернулась. – У нас нет средств на лекарства. Гнездо не принимает беженцев, вам это известно не хуже, чем мне. Градоначальник Мамонт нам отказал в местной больнице. Говорит, нет мест. Сучара…

– Утром, когда за нами прилетит вертушка, мы заберем ее в наш госпиталь! – безапелляционно заявил Антон и встал с кровати. – При госпитале есть великолепное родильное отделение, которое в последнее время пустует. Я договорюсь о приеме…

– Милая, знаешь, в чем разница между подгорелым пирогом и беременной? – усевшись прямо на полу, спросил я Ольгу, привлекая к себе. – Вовремя не вынули.

– Ой, как грубо! Ну, ты и пошляк, Алешин! – Ольга, жадно затягиваясь сигаретой, уселась мне на колени. – Давненько ты не бывал в наших краях. Пропустил самое веселье. Убиваешь матерых и злобных некроморфов вдали от этих краев, а самого жирного и гадкого до сих пор не прикончил. Я про Мамонта. Если прикончишь его однажды – сделаешь для всех большое дело. Эту жирную тварь все одинаково ненавидят, и есть за что, уж ты мне поверь.

– Дурное дело не хитрое. Однажды я соберусь с духом и… разрешу это сделать Антону.

Напарник тактично отвернулся и лишь осуждающе покачал головой, когда я привлек девушку к себе и стал ее страстно целовать в ложбинку чуть ниже ключицы. Ольга отвечала с не меньшей страстью и пылом, быстро расстегивая молнию на моем комбинезоне. Было видно, что этой маленькой, стервозной блондинке не в первый раз исполнять любовный обряд.

– Смелым стал? Я ведь знаю, что ты больше любых некроморфов боишься только женщин, – хихикнула девушка, крепко прижимая мое лицо меж своих грудей третьего размера. – А как же история с подгорелым пирогом? Она тебя ничему не научила?

– К тебе это не относится, иначе бы ты давно была многодетной мамашей.

– А ты, стало быть, папашей? Размечтался!

Когда мы уже стали стаскивать друг с друга одежду, я вспомнил, что мы не одни. Перевел вопросительный взгляд на напарника, вопросительно кивнув на раскрасневшуюся Ольгу. Антон отрицательно дернул щекой и раздраженно ответил:

– Хотите дымить сигаретами, валите в соседнюю комнату. Больной требуется чистый воздух.

– Сноб! – ухмыльнулся я, делая глоток разведенного с водой спирта из своей фляги. – Она может и губами ублажить. Скажи, малышка, ты поможешь снять напряжение моему другу?

– Конечно, – мурлыкнула девушка, словно кошка, подползая к нему на четвереньках. – Все что вашей душе угодно… за вашу плату я могу и свою сестру разбудить…

Антон неожиданно грубо оттолкнул ее от себя и демонстративно вышел в соседнюю комнату.

– Что это с твоим другом? Он сам, часом, не болен? – выкрикнула обиженная девушка.

– Да что с тобой, черт возьми? – спросил я у Антона, выходя следом за ним из комнаты. – Если ты хотел ее первым, так бы и сказал, я бы не стал возражать, только кивни…

– Дима, я уважаю тебя как друга и старого боевого товарища. Мы с тобой много заварух вместе пережили. Бывало, в такой ад попадали, что выбраться из него не представлялось возможным. Но мы выбирались и живы до сих пор. Зачем ты унижаешь себя сейчас? В глубине души ты ведь не такой, каким пытаешься выглядеть! Сейчас ты ведешь себя как животное!

– Как животное?! А чем ты лучше меня?! – яростно вспылил я, смахивая грязные тарелки со стола. – Думаешь, мне не жалко сопляка, чью голову я тащил с самого побережья, или не жаль эту брюхатую малолетку, вынужденную за еду заниматься проституцией? Всем всегда жаль! Тебе жаль, что ты вынужден работать с «животным». Мне жаль, что я застрял на этом проклятом острове. Мир катиться в тартарары, а мы – апостолы этого безумия, и знаешь, почему? Потому что до сих пор не можем смириться с тем, что это мы выпустили в мир окружающую нас грязь! Эгоизм и упрямство загнали в этот тупик, и теперь нас прокляли за это сами небеса! Мы – раса грешников без настоящего и будущего. Мы – покойники, только пока этого не осознаем…

– И что ты предлагаешь? Просто опустить руки и сдаться на заклание некроморфам?

Я обреченно махнул рукой и вернулся к Ольге, ощущая на спине тяжелый взгляд Антона. Мне было все равно, что обо мне думают остальные, потому что мне было наплевать на себя и на то, что будет завтра. Я утратил веру в людей и веру в самого себя, а без этого я был, словно пустая, никчемная оболочка, вынужденная влачить бессмысленное существование. У меня не было четкой цели. Все мои дела были направлены только на примитивное выживание. Не осталось ничего святого, за что стоило бороться. Возможно, при учителе Мацумото, я не стал бы так опасно раскисать, но его ведь не было рядом. Когда вернусь в Гнездо, обязательно наведаюсь к нему в гости хотя бы ради порции осуждающих слов, способных наполнить сердце отвагой или уронить ниже плинтуса. Наши наставники всегда видят со стороны все наши изъяны. Какая жалость, что мы часто игнорируем их мудрые советы, лишь позже понимая, как ошибались.

Обняв заснувшую Ольгу, я прижался к ней, ощущая свое одиночество. Только наедине я мог позволить себе проявить слабость и скинуть с себя маску безразличия. Я боялся признаваться даже себе, что на самом деле мне было далеко не безразлично, кто победит в этой затянувшейся войне.

На рассвете следующего дня, попрощавшись с хозяйкой нашего временного убежища, я первым вышел на улицу, чуть не угодив под ливень нечистот, что кто-то «заботливо» выплеснул прямо из окна. Хорошее настроение тут же улетучилось. Ругнувшись в сердцах, я постарался игнорировать тошнотворный запах поселения, где не было и в помине следов канализации или мусоросборников – все это лежало у тебя прямо под ногами и жутко смердело.

Из подъезда следом вышел Антон, придерживая под руку Анну – сестру Ольги. Не глядя, поспевают они за мной или нет, я бодро шагал к комендатуре, рядом с которой на главной площади была сооружена вертолетная площадка. Там нас дожидалась большая толпа горожан, чуть не на коленях молящих взять их с собой. Градоначальник Степан Мамонтов, по кличке Мамонт, на это лишь сонно щурил заплывшие от беспробудного пьянства свиные глазки и презрительно ухмылялся. Пока Гнездо снабжало его всеми необходимыми материалами и предоставляло защиту, он жил здесь как у Христа за пазухой, в ответ поддерживая авторитет Центра среди простого населения. Пожалуй, из всех горожан он был единственный, кто не хотел никуда улетать, вот и сейчас благодушно наблюдает, как мы втроем неспешно поднимаемся на вертолетную площадку. Градоначальнику не терпелось поскорей выпроводить нас из своих владений, чтобы мы перестали смущать умы слабых духом людишек напрасными надеждами.

Но это утро было полно сюрпризов. Не успел я распаковать портативную радиостанцию и начать передачу, как подбежавший вестовой – дядька неопределенного возраста в рваной шинели с чужого плеча, в прохудившихся калошах и грязной папахе с красным околышем – стал быстро о чем-то шептать Мамонту на ухо. То и дело крестясь двумя перстами, как это делали старообрядцы, живущие в глубине острова, он аж раскраснелся от усердия. Его успокоили лишь после хорошего стакана горилки и соленого огурца, что кто-то заботливо сунул ему в руки.

– Командир, тут такое тело… – замялся Мамонт, обратив на меня свой мутный взор.

– Какое еще «тело»? – буркнул я, недовольно оборачиваясь. – Что у вас опять стряслось?

Раздраженно спрыгнув с вертолетной площадки, я нетерпеливо подошел к нему.

– Только в двух словах. У нас вертушка на подлете!

– Браконьер Петрович, тот, что с протезом вместо правой ноги… да знаешь ты его, он еще чуть однажды не подстрелил тебя, приняв за лесную нечисть…

– Ближе к телу! – я постепенно стал заводиться, ощущая волну гнева.

– Петрович видел мертвяка, – хрипло встрял в разговор вестовой. – Синюшный, как мой нос. Наверное, один из исчезнувших охотников, пропавших без вести накануне большой охоты…

Я быстро снял с плеча автомат и передернул затвор. Сделав Антону и девушке успокаивающий жест, ухватил вестового за сизое ухо, заросшее рыжей щетиной. Прошипел:

– Веди к своему мертвяку, Сусанин. Если это глупая шутка – шкуру спущу!

А сам громко выкрикнул Антону:

– Придержи транспорт, я скоро вернусь.

Добежав до сторожевой вышки, я взобрался на самый верх по скрипучей деревянной лестнице. Скептически взял из рук охранника снайперскую винтовку СВД. Припал глазом к запыленному окуляру. Кроме густой кромки леса, кустарника и легкого тумана я поначалу ничего не разглядел, а потом увидел того, кто всех так взбудоражил. Безрадостное зрелище.

– И все? Ради этого вы подняли всех на уши? – удивился я, не зная, радоваться или плакать.

Травяную поляну пересекал детскими шашками обычный зомби, или некроморф, как любили их называть высоколобые ученые Гнезда. Этот экземпляр был еще свеженький, вероятно, преставился не так давно, ставший после дозревания жалким подобием некогда живого существа. Я досадливо закусил нижнюю губу и взял его голову в перекрестие прицела. Тратить больше одного патрона на эту падаль я не собирался. На секунду меня даже охватил азарт, а попаду ли я ему в лоб с расстояния свыше пяти сотен метров при сильном боковом ветре? Чтобы убить этот ходячий кусок мяса, требовалась самая малость – повредить головной мозг. Это был не самый грозный противник. Обычно они опасны в большом количестве, а не поодиночке.

– Может, подпустить поближе? – в сомнении спросил бородатый страж, огладив бороду.

На это я ничего не ответил. Самое время проверить на практике свои новые умения, что я приобрел на снайперских курсах, на которые потратил четыре месяца своей жизни. Задержав дыхание, взял необходимую поправку на ветер. Выровнял прицел и мягко спустил курок. Хлесткий, словно удар плетки, выстрел выплюнул кусочек свинца и отправил его в свободный полет. Я с восторгом увидел, как пуля отстрелила зомби верхушку черепа, разбрызгав по всей траве фрагменты его содержимого. Еще немного постояв на подгибающихся ногах, некроморф завалился спиной назад. Больше он не двигался, и вряд ли когда-нибудь еще раз оживет.

Стоящий позади меня стражник одобрительно похлопал меня по плечу.

– А-атлично! Прямо в яблочко! Здорово стреляешь, командир.

Еще немного понаблюдав за кромкой леса, я вернул винтовку и быстро вернулся к друзьям.

– Что там было? – поинтересовался Антон. – Анна совсем плоха…

Я как можно беспечней махнул рукой:

– Да ничего особенного, рядовой мертвяк. Нет, но ты представляешь, с первой же попытки угодил ему прямо промеж глаз! – похвастался я, стараясь не замечать мучения на лице его спутницы. Она меня все больше раздражала, и зачем он только поволок ее с собой?

Далекое стрекотание в небе отвлекло меня от размышлений по поводу Анны. В принципе, я не имел ничего против ее временного присутствия, вот только женщина на задании – жди беды.

Над верхушками деревьев появился раскрашенный в тигровые полосы транспортник Ми-8, с ленивой грацией летящий, едва не касаясь брюхом верхушек деревьев. Пилоты, еще немного покружив над плоскими крышами домов, принялись выполнять маневр захода, стараясь при этом не задеть винтом ветряки. Все жители города, позабыв про повседневные дела и заботы, стали стягиваться к центральной площади, с немой надеждой во взоре наблюдая за висящим в небе пришельцем. Винтокрылая машина с полустертым от времени государственным триколором и буквами МЧС РФ, медленно опускалась на посадочную площадку, подняв вокруг себя бурю.

– Словно небожители, посетившие несчастных дикарей, – мрачно озвучил мои мысли Антон. Передав мне в руки ранец с радиостанцией, взял на руки девушку. – Скоро мы будем дома, маленькая, потерпи еще немного. – Нежно поцеловав ее в щеку, прижал ее к себе.

Я отвернулся, ощутив, как откуда-то незаметно выползло незнакомое ранее чувство зависти. Мой друг нашел свою любовь, и все это – невзирая на творящийся вокруг нас ад. А вот когда я последую его примеру и снова научусь любить, можно только гадать. Этого чувства я больше всего желал и страшился. Страшился потерять в брызгах крови или блеске когтей Охотника.

На какой-то миг, когда шасси вертолета коснулись деревянной площадки, нервы жителей не выдержали соблазна. С мрачной решимостью, от которой стыла кровь в жилах, толпа слепо устремилась сквозь оцепление ополченцев прямо к вертушке. Обеспокоенный бортстрелок высунул сквозь проем овального люка роторный авиационный пулемет и дал предупредительный залп поверх голов, но это никого не остановило. Безумные лица уже были в нескольких метрах от нас. Пилот нетерпеливыми жестами подгонял нас, чтобы мы поскорее забирались внутрь.

– Берегись! – заорал я своим спутникам, когда увидел, что через миг нас сомнут и растопчут.

Пилоты стали готовиться к экстренному взлету, даже невзирая на то, что два разведчика еще оставались на земле. Оттолкнув ногой ближайшего мужика с диким блеском в глазах, я второго отоварил коленом в промежность, а третьего прикладом по лицу – когда, взяв автомат за ствол, стал орудовать им, словно дубинкой. Давая время спутникам запрыгнуть внутрь, я совершенно не задумывался о собственном благополучии. Антон с девушкой успели забраться по складной лесенке в люк, когда вертолет оторвался от деревянного настила и стал медленно подниматься. Я понимал, что времени у меня в обрез, поэтому без всяких угрызений совести наступил ногами на кого-то, упавшего на спину, и одним рывком закинул автоматный ремень на переднее шасси. Могучая сила, выдернув меня из беснующейся толпы, потащила вверх, под мольбы, плачь и крики проклятий. Вертолет, грузно обогнув сторожевую вышку, стал медленно набирать высоту, пока я все это время болтался под его брюхом, как наживка для акулы. Крепко вцепившись в автомат, я со страхом косился на проносящийся под ногами лес и глубокие расщелины, где среди маленьких водопадов влажно блестели острые зубы камней. Радиостанция неудержимо тянула вниз, но выбросить ее я не мог – за нее мне голову по возвращению на базу точно оторвут.

– Держись, приятель, упасть мы тебе не дадим…

Я задрал голову вверх и увидел в открывшемся люке ухмыляющегося Антона и бортстрелка в белом шлемофоне. Они сообща спустили мне на лебедке стальную корзину, куда я с трудом перебрался. Меня быстро втащили внутрь грузового отсека и помогли выбраться.

– Надеюсь, ты не думал, что будешь жить вечно? – с усмешкой спросил Антон.

– Я всегда свято верил, что упасть с вертушки и сесть задом на елку – не моя карма. Как я был близок к этому, вы даже не представляете.

– Ты просто забыл, что ты не Титан и не бог, а всего лишь обычный человек. Ну, и кто тебя просил геройствовать?

Отдышавшись, я ощутил, как бешено стучит мое сердце, насыщая кровь адреналином. Я даже позволил себе рассмеяться, наблюдая, с каким недоумением пилоты смотрят за суетящимися вокруг меня девушкой и Антоном. Мне вдруг стало лестно от всеобщего внимания.

Антон уселся на лавку рядом и протянул мне руку для рукопожатия.

– Дружище, если бы не ты, толпа втоптала бы нас в грязь. Прими благодарность от нас обоих.

– Просто это девушка теперь и моя головная боль. Значит, без обид? – хитро спросил я.

– Да мы с тобой и не ссорились, старик. Я ведь знаю, что ты на самом деле хороший человек.

– А вот это чистое заблуждение.

Выглянув в иллюминатор, я наблюдал, как внизу потянулось в белоснежной пене прибоя побережье западной части острова, омываемое Охотским морем. Пилоты, чтобы сэкономить лишние литры горючего, снизили вертушку на двадцать метров к воде, маневрируя в опасной близости от торчащих из воды черных скал. Протерев рукавом одежды запотевшее стекло иллюминатора, я попытался определить, где мы находимся. Крабовую бухту мы пролетели несколько минут назад, значит, скоро появится долина гейзеров, за которой реликтовый лес и, наконец, на вершине горы Томари долгожданное Гнездо – светоч мощи и цивилизации на острове. Пролетая над реликтовым лесом, все ощутили мощный толчок о корпус. Вертолет тут же завалился на бок и лишь чудом не врезался в холм, заросший высоченными елями.

– Эй, а аккуратней нельзя? У нас тут беременная девушка! – заорал я на пилотов, но те даже не обратили на меня внимания, спешно доставая пистолеты и десантные АКСУ.

– Алё? Вы меня слышите? – снова рявкнул я, медленно подходя к ним. – Кому-то я сейчас дам в бубен, если у вас не окажется веской причины, объясняющей это воздушное лихачество!

– Охотник зацепился за внешнюю подвеску! Для вас это веская причина, капитан Алёшин?

Позади меня бортовая перегородка смялась, словно была сделана из фольги. Сквозь образовавшуюся рваную щель внутрь грузового отсека просунулось нечто длинное и отвратительное. Я инстинктивно отпрыгнул, а руки действовали сами собой. Выхваченный из-за спины бритвенной остроты меч отсек кончик языка Охотника в тот момент, когда он опутал бортстрелка и выдернул его наружу сквозь разрыв в обшивке. Антон тоже не сидел сложа руки. Выхватив из наплечной кобуры пистолет-пулемет ПП-2000, всадил всю обойму в образовавшуюся в корпусе дыру, пока не опустел магазин. Гильзы звонко застучали о стальной пол, катаясь под ногами. Вертолет снова завалился на бок, когда пилоты в очередной раз попытались стряхнуть Охотника. Это было глупо. Если эта тварь во что-то вцепится – пиши пропало. Приложив палец к губам, я призвал девушку не кричать и не выдавать нашего местоположения. Если Охотник ползает под брюхом вертушки, он легко вычислит по звуку жертву и утащит сквозь пол. Я поднял с лавки ранец. Раскачав, швырнул подальше от себя в сторону хвостовой части. Мгновенно пол вспучился, словно после попадания противотанкового снаряда, и из отверстия снова появился длинный отросток, покрытый крючковатыми наростами, собственно и делающими из него грозное оружие. Пока эта отвратительная конечность была занята моим ранцем, Антон выстрелил в него из короткоствольного гранатомета. Оглушительный грохот на мгновение оглушил нас, а когда немного рассеялся кислый дым, дальнюю часть отсека словно корова языком слизнула – одна большая дыра в днище. Внизу на земле в хаотичном беспорядке мелькали деревья. Хорошо еще, что мы стабильно летели в горизонтальной плоскости, иначе бы при малейшем маневре вывалились сквозь дыру.

– Вы совсем охренели?! – разъярился пилот. – Угробить нас хотите? Взрывом поврежден хвостовой винт. Если он отвалится, то нам крышка! Сильная вибрация по всему корпусу говорит о том, что все к тому и идет. Мы будем в аварийном режиме приземляться на лес, пока еще в состоянии маневрировать. Пристегнитесь…

– Нет, это ты пристегнись, болтун! – прорычал я, хватая его за воротник. – Ты сейчас же восстановишь управление и дотянешь до базы! Мы еще не избавились от этого выродка.

– Как? Разве вы не прикончили некроморфа?

– Размечтался! Охотник зализывает раны снаружи, а когда мы сядем, спокойно нас прикончит. Поэтому отставить панику! Мы дотянем до аварийной площадки или сдохнем!

Не сводя напряженного взгляда с дыры в полу, я осторожно встал рядом с девушкой, вместе с Антоном загородив ее от возможной атаки. Мы заглядывали во все иллюминаторы, пока не увидели виновника наших бед. На первый взгляд, это было жалкое гуманоидное создание, некогда бывшее человеком, а теперь являющее миру свою отвратительную сущность из самых темных уголков преисподней. Это был сам Сатана, учитывая ловкость, с какой этот воздушный акробат запрыгнул с дерева на пролетавший мимо вертолет. Что мы знали про Ночных Охотников? Немногое. Они одиночки, и никогда не охотятся парами. Передвигаются только ночью, но, учитывая дневное нападение, это утверждение теперь не выдерживает никакой критики. Еще эта дрянь чрезвычайно живучая, и даже без головы может прожить достаточно долго, чтобы прикончить жертву. И это если не брать в расчет его чудовищные квазикогти, цепляющиеся практически за любую поверхность. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, Охотник развернул в нашу сторону кошмарную безглазую морду с пастью на пол-лица. Утыканная гнилыми треугольными зубами, как у акулы, она открывалась и закрывалась, как у рыбы, выброшенной на берег. Крепко держась лапой за внешнюю подвеску ракет, тремя другими Охотник жалостливо умывался, словно безволосая кошка, которой подпалили шкуру. Его раны невероятно быстро регенерировали, затягиваясь буквально на глазах. Еще минута – и он снова будет в форме. Каким образом он чувствует свою жертву, до сих пор никто не мог сказать.

– Помоги мне! – позвал Антона, быстро откручивая клеммы шестиствольного пулемета, привинченного к специальному держателю. За полминуты мы высвободили пулемет и тяжеленную ленту к нему.

Чуть не заработав себе грыжу, я удерживал его на уровне бедра.

– Он еще там, где был! – выглянув в иллюминатор, шепнул напарник.

– Ну, тогда ему крышка, брат. Посторонись-ка в сторону…

Уперев приклад пулемета в переборку, я уверенно вдавил кнопку. Все шесть стволов с зубодробительным жужжанием раскрутились. Мы на минуту оглохли и ослепли от рева и огненной струи, вырвавшейся из всех стволов. Переборка прямо передо мной стала словно дуршлаг, а потом и вовсе целый кусок вывалился наружу, оставив огромную пробоину с рваными краями. В беззвучном крике распахнув свою отвратительную пасть, Охотник смотрел на дыру в своей груди, пока его длинный язык извивался по сторонам, словно огромный червяк.

– Нравится, мразь? – зло рассмеялся я, прочитав в глазах уродливого создания страх и отчаяние перед неизбежным. – Не на тех напрыгнул! Жри свинец, выродок!

Охотнику уже хватило ума понять, что его песенка спета, но так просто смиряться с поражением он был, по-видимому, не готов. Инстинктивно оттолкнувшись лапами, он, словно огромный кузнечик, в одном мощном прыжке взмыл вверх, ненароком угодив в работающий винт вертолета. Не выдержав столь крупного и плотного объекта, авиационный винт разрубил тварь на множество кусков, после чего разлетелся. Мгновенно Ми-8 клюнул носом вниз и стал быстро падать. Выпустив из рук пулемет и скользя по полу, я изо всех сил вцепился руками в поручни. Задыхаясь от давящих на тело перегрузок, я обреченно наблюдал сквозь разбитое стекло кабины, как в мареве перегретого воздуха от двигателя мы неотвратимо приближаемся к деревьям. Чудовищный по силе удар отбросил меня далеко назад, под треск и скрип жалобно сминающихся вокруг переборок. Вертолет стал удаляться, а вокруг меня заплясали ветки деревьев.

Наверное, при ударе корпуса о кроны деревьев меня просто вышибло наружу сквозь дыру в грузовом отсеке. Приложившись многократно о жесткую кору, я застрял в ветвях. Исковерканный корпус воздушной машины еще какое-то время гулко катился по земле, после чего занялся пламенем недалеко от того дерева, на котором я болтался. Выплюнув сгусток крови, я печально проследил, как долго падает кровавая слюна. До земли было метров десять, не меньше. По чистой случайности во время падения я зацепился за ветку автоматным ремнем, уже второй раз подряд спасающим меня от неминуемой гибели. Я не поверил глазам, когда из горящей горы железа того, что еще совсем недавно было вертолетом, выполз шатающийся Антон, на котором дымилась одежда. Он держал на руках хрупкое тело мертвой девушки. То, что она мертва, было очевидно, учитывая количество крови, что стекало по её одежде. Даже если она и жива, значит, ненадолго: потеря крови убивает очень быстро и ничуть не менее эффективно, чем смерть от пули. Мой напарник из последних сил сделал еще пять шагов и упал в траву, выпустив из рук девушку. Когда пламя добралось до топливных баков, взрыв взметнул высоко над деревьями черный дым, указывающий спасателям место нашего падения. Где-то вдали над деревьями послышался стрекот множества винтов – к нам спешила помощь из Гнезда.

Я еще находился в сознании, когда из-за ближайших холмов вылетели на бреющем полете два Аллигатора – штурмовые вертолеты Ка-52 – сопровождающие Ми-8. Транспорт завис над местом крушения. Из грузового люка выпали бухты веревок, по которым быстро спустилась группа спасения из шести бойцов. Трое солдат грамотно заняли оборону, а остальные, заметив неподвижные тела в траве, побежали к ним. Меня никто не видел в густой кроне, а кричать на грани потери сознания я не мог – у меня было серьезное подозрение, что я сломал себе ключицу или ребра. От этого при каждом вздохе меня терзала страшная боль в груди. Тогда непослушными окровавленными руками я в последнем усилии сорвал пальцем чеку с дымовой гранаты и принялся ждать, пока меня заметят с земли, что и произошло через несколько секунд.

Я не запомнил, как меня снимали с дерева и укладывали на носилки, но помню боль и еще более сильную боль уже в воздухе, на борту вертолета. Глядя в мертвые глаза лежащей напротив меня девушки, я ощущаю вину. Проклиная слабость, что позволил себя уговорить взять ее с собой. Возможно, без нас все у нее было бы хорошо. Она благополучно бы родила и растила малыша. Пусть место ее обитания – не самое лучшее место на земле, зато в кругу знакомых она была среди своих. Почему я был против ее присутствия в Гнезде? Потому что Центр безжалостно пожирает людей вместе с их мечтами. Это образно, но суть именно в этом.

– Все будет хорошо, капитан! – ободряюще подмигнул мне боец спецподразделения, после чего я окончательно потерял сознание до самого госпиталя.