Читать книгу Вторник, №11 (30), август 2021 - Игорь Михайлов - Страница 5
ОТДЕЛ ПОЭЗИИ
Валерий КУЛЕШОВ
ОглавлениеЗов
Поэма
Отцу моему и сыну
…когда же тёплая прохлада
коснётся дрожью скорбных плеч,
вновь слышу недосказанную речь
из гиблой глубины седого сада.
Вновь слышу недосказанную речь,
вновь слышу голос предков наших давних,
и что-то, непрощающее, давит,
ничком на землю заставляя лечь.
И что-то, непрощающее, давит.
За всю их боль вновь чувствуя вину,
я доскажу, я песней вам верну…
Дай зоркий слух. О, Боже, дай мне.
Я доскажу, я песней вам верну
ржаную правду жизни их потухшей,
и станут беспокойны чьи-то души,
чужую боль вбирая по зерну.
И станут беспокойны чьи-то души,
но мне прощенья всё ж не заслужить:
до той поры, пока придётся жить,
мне боль родную – непрестанно слушать.
До той поры, пока придётся жить…
*
Планету, где в крутом краю
врос в землю отчий дом,
в снах ясных часто узнаю,
ломая старый стон.
Сон-I
Мне снится: тёмен дом, теперь
огня и в нём не жгут,
сама собой здесь ходит дверь —
иного и не ждут.
Мне снится, будто я – старик —
влачу последний путь:
свой первый в этом мире крик
предсмертным – вспять вернуть.
Мне снится, будто с большака
до края не дойти,
уводит в сторону клюка
с извечного пути.
Мне снится, будто тыщи дней
скрипит костьми – окрест
пристанища святых теней —
живой, глазастый крест.
Мне снится, будто нет конца
вопросу в той версте,
и вещий ветер улица
бедой прошелестел.
Мне снится, будто слабый звук
с земли меня низверг:
падение – без крыл, без рук,
паденье вниз, и – вверх.
Мне снится: взгляд с креста слетел
и душу мне прожёг.
Под ноги – лестница из тел,
я сквозь дыру прошёл.
*
И мне навстречу – ярый свет,
но светлый путь… куда?
Ответа – нет, предела – нет,
земля – в лицо. Удар.
Явь-I
Свою всё чаще слышу кровь:
– Спеши делить беду, —
и я иду в остывший кров,
кровиночкой иду.
Редеет ближняя родня,
а те, кто нынче жив…
Всё больше вижу, боль продля,
и лиц, и душ чужих.
С немногими, кто держит род,
кто свет его и дух,
чтоб влиться в кровь страны – народ,
в одной струе иду.
И кровный голос вновь велит,
суровый – испокон:
– Послушай клок сырой земли,
где клал земной поклон.
И до меня доносит дрожь
вздох вечной тишины:
– Ты правды мёртвых не поймёшь,
боль не познав живых.
Я чуял: русские слова
вошли в меня. Их смысл,
я рвущей болью познавал.
И прорастала мысль:
«Боль правит каждою судьбой,
кладёт для жизни след,
когда сжигает душу боль,
яснее белый свет».
*
Не на пустом взошла она —
на тех людских костях,
что многое простят сполна,
забвенья – не простят.
Явь-II
Пирует люто боль живых
и дома, и вокруг,
и, словно в ранах ножевых,
кипит, и чертит – круг.
И вновь на круг ложится путь,
исход ему – дыра,
и тают в ней, и в ней живут
и завтра, и вчера.
И чёрная дыра времён
жжёт белый свет из тьмы,
пока сегодня светит он,
есть – мы.
Но в сущем огненном клубке
едино всё и вся,
и в знаках рока на руке
круги миров свистят.
Я руки подношу к лицу,
и свист меня слепит:
круги в глазах, по ним к венцу
терновому – следы.
Едино всё: следы, шаги
безмерный тянут ряд.
Сквозь пыль бьёт свет из-под ноги,
и времена – горят.
Они свободны лишь тогда,
покуда по земле
идут горящие дотла.
Проложен путь и мне.
*
Очерчен круг, начертан путь,
исходный звук зовёт:
вновь Слово обретает суть
всего, над чем встаёт.
Явь-III
Горела мёртвая вода
в час пик – в раскольный час,
и пропадом я пропадал
в последний самый раз.
Проклятьем шагу моему
плевок хлестал вослед,
(и это было наяву
со мною, не во сне…).
Махнув рукою на себя,
я песнь мою вспугнул,
глухому отдала земля
в костях рождённый гул.
Я забывал отца и мать,
черта валила с ног,
я проклят был – их забывать,
я их забыть не мог.
И, словом глухоту поправ,
дорогой тяжких снов
увёл меня сквозь память в пра-
прапамять – вечный зов.
Воспряли разом голоса
неведомых людей,
во всеобъемлющих глазах
себя – я разглядел.
И в ужасе немом застыл
разворошённый жар,
толкал меня обратно стыд,
но свет меня держал.
*
Из точки вышли все пути,
а в точку по судьбе
нам суждено один пройти
путь: от себя – к себе.
Явь-IV
Полярная болит звезда
над русскою стезёй,
Верховный свет её всегда
был преломлён слезой.
Мы в смутных, знобких временах
по ней сверяли шаг,
под нею вызрела вина,
и рушилась душа.
Всё – до предела. Ну а там,
к суровой правде строг,
свет в наши души западал,
как стержень, как итог.
Пусть что-то – шелест или свист? —
шло изнутри, извне,
отныне в сумраке не вис
наш путь, а с ним – и след.
Ничто не происходит вдруг
на почве болевой,
нам вечно двигать этот круг,
незримый, огневой.
Тем шире он, чем боль больней,
и, звёздам в унисон,
вглубь нераспаханных полей
родимую несём.
Нам нашей боли не избыть,
власть круга не разнять.
Ловлю в тени слепой избы
хрип бледного коня.
*
Надрыв, и ветер – в рукаве,
но следу не простыть:
всё сущее одних кровей,
да связей непростых.
Явь-V
Бессмертен жертвенный народ,
себя ведущий – сквозь
себя, и светится исход
призывной песней звёзд.
И слышу я, что позабыть
нам сроду не дано,
гвоздём нам в души свет забит,
и он звенит давно.
Казнись, пропащая душа,
сухим огнём гори,
и, песней пламенной дыша,
себя проговори.
Дух, извлечённый из луча,
да воспарит лучом,
словам душевным – прозвучать:
высоко, горячо.
На свете жить, чтоб свет пропеть,
любому на роду
начертано. Душе – гореть,
и я не пропаду.
Ничто за мной не пропадёт,
другого боль пронзит,
созрев. Туда мы все идём,
куда нам совесть зрит.
Рассудят нас огонь и свет,
начало и конец.
В следах восставший гориц вет
не растопчи, слепец.
*
Лишь зубы обломав, узнать,
восторг глотнув и грусть:
не развязать того узла,
что завязала Русь.
Сон-II
Я вижу поле: на меже
топтанье тёмных толп,
людьми не пахнет, и уже
наметил прорву столб.
«Давно отпетым – помоги…»
Но всхлипывает топь:
пустые месят сапоги
былых хозяев плоть.
Я вижу небо: ни души
впредь не взойдёт на круг,
меня, конечного, тушить
ввысь занесён каблук.
И грянул он. Под ним на спектр
рассыпав боль свою,
во мне исхода ищет свет:
я и в земле горю.
Я вижу время: от меня
оно берёт отсчёт,
моим огнём воспламенясь,
вконец концов течёт.
Но не сойти ему на нет,
верша огневорот,
оно опять в тугом узле
меня – мне отдаёт.
Я вижу долю: на семи
мне полыхать ветрах.
Я поднимаюсь от земли
за совесть, не за страх.
*
…до той поры, пока придётся жить,
страдать народной речи отголоску.
Колосьев истин горькую полоску
от века к веку жать мне… жать и жать,
колосьев истин горькую полоску
горючим потом поливать своим.
На том – стоим.
17 июня 1976 г.
Декабрь 1977 г.
18 декабря 1983 г. – 11 марта 1986 г.