Читать книгу Аборигены галактики - Игорь Минаков - Страница 5

В зале прибытия Кольцово-4, как всегда, было многолюдно, но Силантьев сразу различил в говорливой толпе встречающих «своих». Всякий раз, когда с другой планеты прибывал транспорт с мигрантами, представители трех подведомств Контакт-Центра обязаны были присутствовать при стандартной процедуре медосмотра и оформления въездных виз. Силантьева коробили эти формальности. Он считал слишком мелочной для могучей земной цивилизации возню с визами, а дополнительные прививки, после того как несчастные инопланетяне прошли через систему бортовых антивирусных фильтров, унизительной перестраховкой. Силантьев даже обращался с ходатайством об отмене сих первобытных процедур в Совет Земной Федерации, и большинством голосов положительное решение было вынесено, но Старик воспользовался правом вето. Тогда, чтобы хоть как-то компенсировать черствость официальных установлений, вице-секретарь положил себе за правило встречать мигрантов лично. Главы двух других подведомств не были столь сентиментальны, поэтому отправляли в Кольцово-4 помощников. Вот и сейчас они поджидали Силантьева в условленном месте: возле голографической модели «Нибелунга» – первого межзвездного корабля, чье имя собственное давно стало нарицательным для всех гиперсветовиков тяжелого класса.

Первой вице-секретаря заметила Лариса Степанова, сотрудница Санитарного Контроля, миниатюрная, склонная к полноте блондинка.

– Ромка, привет! – воскликнула она, помахав ему пухлой рукой.

Силантьев с удовольствием помахал ей в ответ: Лариска была всего на год младше Марины Валевской и когда-то была ее верным оруженосцем, за что бывший Арамис ей до сих пор был благодарен, но сегодня радость встречи с подругой юных лет омрачало присутствие представителя Карантинного Комитета. Вдвойне было неприятно, что на сей раз им оказался Октавиан-Клавдий – тот самый пресловутый двухголовый си-гуманоид с шестой планеты системы Антареса, который так любезно вернул угнанный вице-секретарем автограв самой красивой женщине Вселенной.

Крестник…

Двадцать лет назад нибелунгер «Кондор», под командованием легендарного капитана Ансельма Гауфа, пришвартовался на Антаресе-VI – пустынной планете, отличающейся от других спутников красного гиганта аномально высоким радиоактивным фоном. Первая же вылазка открыла страшную правду. Исследователи на каждом шагу натыкались на оплавленные адовым жаром руины, заметаемые радиоактивным пеплом пополам со снегом. Здешняя цивилизация покончила с собой наиболее радикальным и устрашающим способом, развязав глобальную термоядерную войну. Гауф немедленно вызвал с Земли спасателей Контакт-Центра. Сто независимых суток зондировали они несчастную планету в поисках выживших, но повезло лишь полевому сотруднику Роману Силантьеву. Именно сей, уже вполне зрелый, муж нашел в руинах одного из бомбоубежищ чудом уцелевшего двухголового младенца.

– Приветствуем тебя, друг Роман! – с высоты своего немалого роста прогудел в два голоса Октавиан-Клавдий. – Как почивалось?

Си-гуманоид, невзирая на сугубо земное воспитание, путался в многообразии форм человеческой вежливости.

– Благодарствую, – пробормотал Силантьев.

Каждый раз, встречаясь со своим «крестником», вице-секретарь упрекал себя в эгоизме, но не мог простить Октавиану-Клавдию, что он – или все-таки они? – выбрал местом работы Карантинный Комитет, или как именовали его в Большой Сети – Кей-Кей. А ведь когда-то этот неблагодарный си-гуманоид подавал большие надежды, был одним из самых блестящих выпускников факультета галактической дипломатии, мог стать не только толковым полевым сотрудником, но и в перспективе полномочным представителем Земли в любом из цивилизованных миров. Увы, вышеупомянутый Октавиан-Клавдий променял дипломатический протокол на сомнительное искусство слежки и ведения допроса. Представить страшно, что чувствуют, например, от природы робкие центавряне, очень похожие на безволосых кенгуру, когда их допрашивает эдакий двухголовый громила. Правда, на планете Центавр-III царит жестокая диктатура, во многом обусловленная экологической катастрофой и экономическим упадком, и уроженцам этого бедствующего мира не привыкать к полицейскому режиму, но каково им сталкиваться с ним здесь, в светлом и чистом мире Земли?!

Впрочем, Силантьев вполне отдавал себе отчет, что перегибает палку. Ни с каким полицейским режимом центавряне на Земле не сталкиваются. Не велось в Кей-Кей никаких допросов. А если и случалась необходимость получить от инопланетян информацию, с ними общались исключительно ксенопсихологи – внимательнейшие и терпеливейшие из всех психологов. Недовольство же вице-секретаря проистекало из того факта, что сверхпредусмотрительный Лорд фактически навязал ему, руководителю Контакт-Центра, одного из «своих людей» в качестве негласного телохранителя, пользуясь фактом эмоциональной привязанности Силантьева к своему «крестнику».

– К сведению встречающих! – мягко перекрыл гул толпы приятный женский голос. – Произвел посадку грузопассажирский лайнер «Альбатрос», совершивший перелет по маршруту: Новая Ниневия, Альдебаран-V, Медея, Марсополис, Кольцово-4. Просьба пройти к причальному доку номер тринадцать.

– Ну что, ребята, – сказала Лариса. – Идемте встречать наших подопечных.

Они неспешно двинулись в кильватере возбужденной толпы, предвкушающей родственные и дружеские объятия и поцелуи. Как всегда, когда Силантьев видел среди людей братьев по разуму, которые, может быть, и отличались от коренных землян обликом, но вряд ли – обуревавшими их в эту минуту эмоциями, он испытывал радостное чувство сопричастности к этой многоязыкой, поликультурной и даже гетерогенной общности мыслящих существ, рожденных под разными солнцами, но нашедших свой дом под одним Солнцем. Силантьев понимал, что необходимо сохранять серьезную мину облеченного властью чиновника, но счастливая улыбка против воли поднимала уголки его губ. Он переглянулся с Ларисой и увидел в ее взгляде понимание. Он даже посмотрел на Октавиана-Клавдия. Невозмутимый, точно субэлектронный автомат, антаресец шагал, заложив длинные, чуть сплющенные, покрытые бурым пушком пальцы за наборный серебряный пояс, с которого могла бы свисать кобура какого-нибудь варварского огнестрельного механизма, буде такие в ходу на Земле. Разумеется, этот затянутый в алый латекс гигант если и заметил восторженную улыбку вице-секретаря, то виду не подал. Кроме бесстрастного осознания долга, на двух его бледных лицах нельзя было разглядеть ничего.

Причальный док номер тринадцать, как все прочие в Кольцово-4, представлял собою остекленную галерею, полукольцом охватывающую обширное пространство, в котором сейчас безраздельно царила пурга. Зимой на Урале смеркается рано, и при небольшом напряжении воображения легко можно было представить, что за стеклом чернота Космоса, вакуум и кометная пыль, взметенная солнечным ветром, тем более что вплывающий в док гигантский корабль и в самом деле только что вернулся из пронизанной метеорными трассами пустоты. Правда, похож он был скорее на ископаемого трилобита, скрывающегося в уютном гроте от безжалостных хищников открытого океана. Сравнение нибелунгера с трилобитом вовсе не было находкой склонного к неуправляемым взрывам воображения Силантьева. У экипажей гиперсветовиков давно была в ходу терминология, почерпнутая из палеонтологических справочников. Переднюю часть корпуса, где располагались рубка и обитаемые отсеки, космопилоты называли цефалоном, среднюю грузовую – тораксом, двигательную кормовую – пигидием. Центральную гравиось именовали рахисом. А боковые гравикомпенсаторы – плеврами. Приходилось Силантьеву также слышать словечки вроде «глабели», «подвижной щеки» и «неподвижной щеки», но соотнести эти термины с какими-то элементами корабельной инфраструктуры ему не позволяло гуманитарное образование.

Полукруглый «головной щит» нибелунгера завис всего в нескольких метрах от вице-секретарского лица. Позади «Альбатроса» медленно сошлись ворота, отсекая причальный док от метели. Со своего места Силантьев хорошо видел, как по сегментированным пластинам левой «плевры» пробегает едва заметная дрожь. Гиперсветовик все еще поддерживался собственным искусственным гравитационным полем. Но вот едва заметно изменилась привычная земная сила тяжести – гравикомпенсаторы «Альбатроса» замерли. Земля окончательно заключила его в свои объятия. Выдвинулись телескопические трубы переходников, чувственно присосались к округлым блямбам шлюзовых люков. Заскользили снизу вверх рубчатые ступени эскалаторов, по которым в галерею должны будут подняться пассажиры, прибывшие этим рейсом. Встречающие обратили жадные взоры к самодвижущимся лестницам, что вот-вот должны были вознести их долгожданных, любимых, родных. К сожалению вице-секретаря, к представителям официальных ведомств вся эта радостная суета не имела ни малейшего отношения. О чем напомнил своим появлением Костя Ситников, сотрудник отделения треклятого Кей-Кей в Кольцово-4, впрочем, улыбчивый и доброжелательный малый.

Костя поздоровался со всеми за руку и повел к единственному эскалатору в галерее, который двигался сверху вниз.

– Сегодня у нас два ниневийца, – принялся докладывать он, – четыре альдебаранца и семнадцать индейцев.

Фамильярное «индейцы» покоробило Силантьева, но он промолчал. В конце концов, индейцами обитателей Медеи называли со времен его молодости. Что вполне оправдано, с одной стороны, тем, что Медея является второй планетой системы Эпсилон Индейца, а с другой – тем, что медеанцы ведут первобытно-общинный образ жизни, во многом сохраняя ему верность даже здесь, на Земле. Да и неэтично было одергивать чужого сотрудника.

– Каков ИД мигрантов? – осведомился Октавиан.

Клавдий в этот момент почему-то воззрился на вице-секретаря, словно отслеживал его реакцию. А может – и отслеживал.

– У гуманоидов с Новой Ниневии примерно по четырнадцать, плюс-минус половина, – начал отвечать Костя. – Альдебаранцы верны себе, у них разброс от шестнадцати до тринадцати с половиной. У мигрантов с Медеи, как обычно – единица.

– Вас понял, – лаконично сообщил Октавиан.

Клавдий перестал буравить Силантьева черными жерлами зрачков и отвернулся.

«Интересно, а каков, с точки зрения Карантинного Комитета, индекс доверия у меня? – угрюмо подумал вице-секретарь и тут же на себя разозлился: – Тьфу, что за чушь лезет в голову сегодня…»

Они сошли с эскалатора и углубились в коридоры с односторонне прозрачными дверями, ведущими в просторные боксы. Там, среди ослепительно-белого оборудования, в окружении субэл-медиков жались на кушетках мигранты из других миров. Силантьев почти безразлично прошел мимо боксов, где проходили обследование и вакцинацию смуглые, коренастые, рыжеволосые ниневийцы и неимоверно худые, напоминающие скорее насекомых из отряда палочников, пришельцы с Альдебарана, и остановился у первого же бокса с индейцем. Если бы не присутствие коллег, вице-секретарь, наверное, ахнул бы и кинулся к двери бокса, за которой невозмутимой скалой возвышался медеанец, коего бывший стажер Третьей комплексной экспедиции в систему Эпсилон Индейца уже не чаял увидеть. Как-то так вышло, что первый представитель цивилизации Медеи, которого Ромка, Сандро и Маринка именовали меж собой не иначе как Спасителем, бесследно растворился в сырых и туманных ущельях Холодных Пещер, едва земляне кинулись к драккару, чтобы оповестить товарищей по экспедиции о своем открытии. Друзья даже пережили минуту отчаяния, опасаясь, что Контакт сорвался, но после первого знакомства с индейцами очень скоро состоялось и второе и третье. Хозяева Медеи вышли из тени. Вовлеченные в суматоху Контакта стажеры не забывали о Спасителе, желая непременно разыскать его, но потом между неразлучными друзьями произошла размолвка. Не сговариваясь, Арамис и Лорд потребовали от Маринки определиться с выбором. И Маринка выбрала. С той минуты у них не осталось воспоминаний, планов и надежд на троих. Поблекло и стало неважным даже ярчайшее приключение в их жизни. И вот это самое приключение во плоти стояло в двух шагах от вице-секретаря Контакт-Центра, словно и не замечая суеты субэлектронных медиков, облепивших медеанца, словно пчелы краюху с медом.

– Если не возражаете, коллеги, – произнес Силантьев, стараясь скрыть волнение, – по завершении необходимых процедур я бы хотел встретиться с нашим гостем лично.

Возражений не последовало, а Костя даже предложил для тет-а-тет с инопланетянином собственный кабинет.

Оставшись в одиночестве, вице-секретарь принялся ходить из угла в угол. Эмпатическая мебель следила за каждым его движением. Кресла у стола то распускались радостно, то разочарованно увядали, когда он проходил мимо. Столешница рабочего стола тщетно пыталась угадать, какую форму следует принять. Эта механическая угодливость непомерно раздражала Силантьева. Он предпочел бы пару грубо сколоченных табуретов и дощатый стол. На раздражение накладывалось волнение, которое вице-секретарь напрасно пытался унять. Спаситель вернулся в его жизнь, будто одним шагом преодолел не только одиннадцать световых лет пространства, но сорок лет жизни.

Ничуть не постарев.

«Узнает ли он меня? – лихорадочно размышлял Силантьев. – Что я ему скажу?.. Добро пожаловать на Землю… Как долетели?.. Спасибо, что выручили Маринку… Бред. Он, может, и не помнит ни о какой Маринке… Что для него спасение земной девчонки – эпизод хорошей охоты, не более… Точнее – ее побочный результат…»

Сквозь проницаемую пленку двери протиснулся сначала Ситников, а затем показался индеец.

Он пристально посмотрел на вице-секретаря, но в кошачьих глазах его не было узнавания.

– Добро пожаловать на Землю, друг! – все-таки произнес заранее заготовленную фразу Силантьев. – Надеюсь, полет был легок.

– Благодарю, друг, – отозвался индеец, приложив правую ладонь к мускулистой коричневой груди, разукрашенной замысловатой татуировкой, – из одежды на медеанце были только кожаные, обшитые бахромой штаны. – Путь мой был выстлан шкурой удава.

– Может, чаю принести? – встрял в разговор Костя.

Вице-секретарь вопросительно взглянул на индейца, но тот жестом отрицания прервал дальнейшее развитие темы, добавив словесной желчи:

– Младшие не вмешиваются в разговор вождей.

«Вождь?.. – подумал Силантьев. – Весьма вероятно…»

– Спасибо, Костя! – обратился он к Ситникову. – Пожалуй, мы обойдемся без чаю…

Сотрудник Кей-Кей улыбнулся, пожал плечами и удалился. В отличие от дверей боксов силовой пузырь, прикрывавший проход в кабинет, был прозрачен изнутри, и вице-секретарь прекрасно видел маячившую за ним фигуру двухголового гиганта.

«Надо все-таки поговорить с Лордом, – подумал Силантьев. – Пусть отзовет своего телохранителя…»

– Мое имя Роман, – обратился он к гостю. – Позволь узнать твое?

– Дарующий Ветер, – назвался инопланетянин.

– Я рад, что ты прибыл в наш мир, – продолжал вице-секретарь. – Пусть отныне он будет и твоим.

– Он будет моим, друг Роман, – согласился индеец.

Прозвучало это настолько серьезно, что Силантьев едва скрыл улыбку.

– Вот кресло, садись, друг, – предложил он.

Инопланетянин с нескрываемым презрением поглядел на с готовностью распустившийся серый бутон кресла. И остался стоять.

– Позволь мне узнать, друг Дарующий Ветер, – сказал тогда вице-секретарь, – почему ты покинул родной мир? Ты подвергался преследованиям? Тебя мучили голод и болезни? Поверь, я имею право спрашивать…

– Ты вождь, – без мельчайшей доли смирения отозвался индеец и продолжил после некоторого раздумья: – Охота была хорошей, и голод не мучил меня. Я не знал болезней с момента воплощения. Преследовать меня не может никто, я – охотник. Мною движет любопытство, друг Роман. Я хочу видеть новые земли.

Силантьев удовлетворенно кивнул. Ответ Дарующего Ветра полностью совпадал с результатами ксенопсихологических исследований, проводимых сотрудниками Контакт-Центра со дня первой миграции обитателей Медеи. Индейцами двигало исключительно любопытство. Может быть, поэтому индекс доверия к ним был равен единице.

– Что же, друг Ветер, ты их увидишь, – произнес он. – Есть ли у тебя какие-нибудь пожелания?

Индеец кивнул и сказал:

– Пусть мне вернут мою куртку… И еще, я хочу подняться наверх.

«Ну и чутье у него! – мысленно восхитился вице-секретарь. – Откуда бы ему знать, что он находится в подземных помещениях?.. Впрочем, для существа, которое не знает иного жилища, кроме своего вигвама, любое ограниченное со всех сторон пространство должно казаться пещерой…»

Он связался по видеокомму с Костей и сообщил о просьбе индейца. Вскоре они, в сопровождении Октавиана-Клавдия, поднялись на одну из опоясывающих галерей здания космовокзала. Силантьев опасался, что Дарующий Ветер замерзнет в своем, довольно легкомысленном для январского холода одеянии, но медеанский вождь отказался от одежды, которую ему любезно предложил «эмпатический шкап». Отлитой из бронзы молчаливой фигурой, долго смотрел Дарующий Ветер в ночную даль – на слитные ряды запорошенных елей, на самоцветную друзу города вдалеке, на небо, расцвеченное огнями пролетающих автогравов и глифов – леденящие струи уральской пурги обтекали его, словно боясь прикоснуться. Наконец вождь улыбнулся и произнес:

– Хорошая охота, друг Роман. Хорошая охота.