Читать книгу Паутина миров - Игорь Минаков - Страница 14
Глава первая. Чертово Коромысло. Гвардеец Корсиканца
9
ОглавлениеИндикатор уровня заряда батареи излучателя мигал синим. Синий цвет у аборигенов мира под Чертовым Коромыслом – все равно что красный для землян. Лещинский знал, что энергии хватит на два-три коротких импульса. Негусто, в общем, если учесть, что ему придется остаться на месте заварушки и прочесать танкер. Для начала – тот, на котором обжились хитники. А пленника они могли держать где угодно.
Копаться среди покойников в поисках второй батареи Лещинский побрезговал. И не стоило терять времени: скольких еще стервятников могла привлечь стрельба и пожар. К тому же ветер крепчал, и гром рокотал уже не где-то в стороне, а над головой.
На палубе танкера было темно, воняло солярой, ржавчиной и тухлой рыбой. Вспышки молний то и дело выхватывали из тьмы горы мусора. На леерах, словно знамена разрухи, трепетали обрывки полиэтилена и тряпки. Лещинский направился к кормовой надстройке. На полдороге он уловил застарелый запах нгенов. Поджидали ли его во тьме отсеков? Или это всего лишь благоухали лежанки карликов?
Возле открытого люка Лещинский нашел керосиновую лампу. Щелкнул зажигалкой и поджег фитиль. Переступил через высокий комингс. Желтый дрожащий свет пал на переборки, покрытые облупившейся краской. Сделав несколько шагов, Лещинский остановился и прислушался: кто-то тихо всхлипывал. Вроде рядом, а вроде и нет…
Лещинский отыскал трап и пошел вверх, держа излучатель наготове и прижимаясь спиной к переборке. Запах нгена становился все сильнее.
Рубка управления.
Всполохи молний отражаются в мертвых глазах обесточенных экранов и циферблатов. Корабль стар, здесь нет «привидений» и других высокотехнологичных примочек. Панорамный иллюминатор вспыхивает белым, словно экран в кинотеатре, а потом угасает. И снова вспыхивает.
К штурвалу привязана нгенка в набедренной повязке. У нее сильно отекли руки и ноги, голова безвольно висит, грязные волосы закрывают лицо. Сквозь серую шерстку, покрывающую мускулистое тело, виднеются россыпи ссадин и кровоподтеков.
Лещинский осторожно вошел в рубку. Убедившись, что кроме нгенки никого больше нет, он первым делом открыл боковой иллюминатор. Загудел ветер, выдувая смрад.
Нгенку привязали липкой лентой, похожей на земной скотч. Лещинский нашарил в кармане плаща складной нож, затем перерезал путы. Нгенка резко вскрикнула, когда гвардеец рывком содрал «скотч» с ее лохматых рук. Впрочем, боль пошла на пользу: чужачка пришла в себя.
– Ты понимаешь меня? – Лещинский встряхнул ее за плечо.
– Да, друг, – ответила она, часто моргая. – Всегда благодарен, друг.
– Я ищу другого пленника, – принялся втолковывать Лещинский. – Он не такой, как ты или я. Он совсем другой, ты видела такого?
Нгенка заморгала еще чаще, глядя в сторону.
– Да! – На ее черном от бородавок лице прочиталось озарение. – Низ-низ, там! – развела карлица руками. – Похож тебя, но белый. Зраки – круги, – она распахнула глаза так широко, как только смогла.
– Где? – поторопился спросить Лещинский.
– Низ-низ, – повторила нгенка и ткнула пальцем в палубу.
– Уходи отсюда немедленно! – приказал Лещинский. – Спрячься до рассвета где-нибудь в порту, а потом беги! Ты меня не видела и не знаешь, – только так сможешь отблагодарить. Это понятно?
– Да… – склонила голову карлица.
Лещинский снова вернулся на трап. Спустился на нижнюю палубу и у входа в коридор столкнулся носом к носу со старым арсианцем.
Арсианец был однорук, лицо его бугрилось шрамами и наростами дикого мяса. Вместо отсутствующей конечности к культе крепилось приспособление вроде кузнечных клещей.
Ими-то арсианец и попытался отнять у Лещинского излучатель. Лещинский нажал на активатор, луч полоснул по переборке и подволоку. Брызги расплавленного железа окатили обоих щедрым душем. Оба закричали и отпрянули друг от друга, судорожно тщась сбить с одежды и кожи багровые капли. Лещинский выронил излучатель и лампу. «Керосинка» покатилась по палубе, грязно-желтый свет заметался по переборкам. Одежда дымилась, обожженная плоть белела, точно вареная курятина, чтобы вспухнуть потом волдырями. Воздух наполнился вонью горелых волос, кожи и пластика. Арсианец, все еще окруженный дымными струями, поднял пистолет. У него было оружие с родной планеты – массивная штука, вроде дуэльного лепажа, но с револьверным барабаном. Дуло, широкое, словно железнодорожный тоннель, смотрело Лещинскому в лицо.
Снова пахнуло нгенами.
Карлица запрыгнула Лещинскому на спину. Оттолкнулась, заставив гвардейца упасть на колени, и с истошным визгом метнулась на арсианца. Прогремел выстрел, тяжелая пуля ушла звенеть рикошетами по коридору. Нгенка сбила старика-арсианца с ног и впилась зубами в остроконечное ухо. В следующий миг на хитника навалился и Лещинский.
Клещи приложили его возле виска так, что глаза застелила кровавая мгла. Лещинский понял, что готов отключиться. Поэтому он ударил ножом наверняка, чтобы арсианец больше не поднялся. У арсианцев была толстая грудная кость, она надежно защищала оба сердца. Но Лещинский знал, где у них проходит брюшная артерия.
После он уселся, прижавшись спиной к переборке, и отпихнул каблуком грязный нож. Дыхания не хватало, руки и ноги немели. Из раны на голове струилась кровь, стекая по щеке и щекоча шею. Нгенка отскочила от арсианца к противоположной переборке и принялась яростно отплевываться.
– Ты почему не ушла? – спросил Лещинский слабым голосом.
Нгенка застыла с высунутым языком. Передернула плечами в нечеловеческом движении.
– Оно-то близо. Этот охрана оно, – проговорила сбивчиво.
Лещинский заскрипел зубами, глухо застонал, оттолкнулся от переборки и встал. Колени тряслись, голова кружилась. Приехали, в общем. Но цель, похоже, была рядом. Лещинский подхватил оружие – и свое, и арсианское, нашарил на палубе лампу.
– Беги отсюда, – он вяло взмахнул излучателем. – Ну! Чем быстрее отсюда уберешься, тем больше у тебя шансов дожить до рассвета. Не тормози!
– Да, – смиренно буркнула нгенка и поплелась к трапу.
Коридор закончился люком, запертым на массивный висячий замок. Справа, в бывшей бытовке на столе из ящиков все еще горела свеча. Лещинский увидел складное кресло с парусиновым сиденьем и спинкой, на столе и на палубе валялся ворох арсианских глянцевых журналов. Лещинский решил, что здесь обитал однорукий.
Остатков энергии в батарее хватило, чтобы пережечь дужку замка. Остатков сил – чтобы сдвинуть створку люка.
Он повалился на палубу. Перед глазами мелькнули деревянные шконки в два ряда, бельма плафонов из матового стекла, переборки, забранные деформированными панелями из пластика, и долговязая, похожая на арсианскую, худая фигура.
Существо вышло из тьмы. Оно двигалось тяжело, рывками, словно плохо смазанный механизм. Словно длинные конечности с трудом сгибались в суставах.
Лещинский приподнялся на локтях. Нащупал рукоять трофейного револьвера.
Существо остановилось. Чуть наклонившись, протянуло Лещинскому пятипалую, почти человеческую руку. Лещинский заглянул в круглые светло-желтые глаза и опустил револьвер. Протянул руку навстречу.
– Я знал, что ты придешь, – сказало существо низким, слегка резонирующим голосом. – Это добрый знак. – Оно помогло Лещинскому подняться. – Значит, мы выполним свои миссии. Как и было предначертано.
– Где ты успел так хорошо выучить русский? – изумленно спросил гвардеец, глядя в белое, точно присыпанное пудрой лицо чужака.
Круглая, вместительная черепная коробка. Большие прозрачные глаза. Ряд вертикальных щелей, похожих на жабры, вместо носа. Узкий, словно прорезанный бритвой – из жалости, чтобы просто был – рот.
Урод уродом, конечно, но гуманоид. Чего и следовало ожидать. Иначе бы люди не пользовались достоянием местной цивилизации столь успешно.
– Я наблюдал, – ответило существо. – Я – наблюдатель.
Оно было на голову выше Лещинского. В темной одежде, похожей на деловой костюм. Оно стояло и терпеливо ждало, пока Лещинский рассмотрит его с лысой макушки до обутых в бесформенные ботинки ног. Спокойное, чуть унылое, прекрасно говорящее по-русски.
Казалось, спроси, и сейчас же получишь ответ на любой вопрос.
Почему брошен город?
Куда делись местные?
Остались ли еще аборигены или планета отдана на откуп пришельцам?
Ящик Пандоры.
Этот образ внезапно пришел на ум, и Лещинский почувствовал страх. Словно в руках у него оказалась бутылка со сказочным джинном, способным с одинаковой легкостью и возводить дворцы, и разрушать города. Чувство было таким острым, что захотелось захлопнуть люк, приварить его створку к комингсу, замуровав, таким образом, желтоглазого до лучших времен, а быть может – навсегда.
К черту дурные мысли. К черту предчувствия. Корсиканец будет должен ему отпуск.
– Меня зовут Костя, – представился он, взяв себя в руки.
– Тарбак, – назвало себя понятливое существо.
– Ты ведь с этой планеты? – на всякий случай уточнил гвардеец.
– Да.
– Хорошо. А остальные ваши где? – не удержался Лещинский.
Тарбак указал пальцев в подволок.
На лунах? На орбитальных станциях? В другой галактике? На том свете? Что он имел в виду?
– Ладно. Давай-ка выбираться отсюда, – Лещинский снова заглянул аборигену в желтоватые глаза. – Идем со мной. Я – друг.
– Я знаю, – отозвался Тарбак.
Они пробрались через пропахшую сырой нефтью и смертью утробу танкера, поднялись на верхнюю палубу. Пожары на набережной потухли. Порт был темен и мертв. Завывал ветер в трубках волноводов да заунывно скрипели ржавые стрелы подъемных кранов, нехотя покачиваясь под натиском бури.
– Что, Тарбак, похозяйничали мы у вас, да? – проговорил Лещинский, вглядываясь во тьму.
– Да, – согласился абориген.
– Ты, надеюсь, в курсе, что мы не по своей воле оказались здесь?
– Я знаю.
– Вот и отлично. Думаю, претензий у тебя не будет. Выживали, как могли…
– Идут ящеры, – перебил гвардейца Тарбак.
– Вот бли-иин… – протянул Лещинский; в свете молнии он увидел, что возле трапа стягивается кольцо гротескных теней.
Гвардеец схватил аборигена за локоть и потащил на бак. Тарбак двигался уже не так заторможенно, как в первые минуты их встречи, но все еще был якорем. Не стоило и мечтать, что с ним удастся пробиться сквозь рептилоидов.
– Плавать умеешь? – спросил Лещинский, с отвращением глядя на бурную и грязную воду. Рана на голове болела, словно в череп забивали гвоздь: бум-бум, бум-бум. А гвоздь шел криво, с выкрутасами. Но другого выхода, похоже, не было.
– Да. Я – двоякодышащее, – Тарбак медленно, точно страдал радикулитом, наклонился и стал так же неторопливо снимать ботинки: расстегивать какие-то пуговицы, липучки, замочки.
А трапы уже содрогались от поступи рептилоидов. Шипение и клекот чешуйчатых хитников были отчетливо слышны даже сквозь шум бури.
– Нет-нет! – Лещинский подтолкнул аборигена к лееру, огораживающему бак. – На это нет времени! Давай прыгай так, Тарбак!