Читать книгу Зона Посещения. Бродяга Дик - Игорь Минаков, Максим Хорсун - Страница 6

Юго-восточное шоссе Рексополь – Хармонт

Когда-то шоссе было идеально гладким, скоростным, с плавно приподнятыми краями. Глидеры мчались вдоль него, как бобслейные снаряды, стремительно переходя с осевой то на правую, то на левую сторону, но теперь шоссе напоминало полосу препятствий. Военная «галоша» перла по нему, как танк, выдавливая поддерживающим полем черную воду из ям и рытвин. Надежно пристегнутая к креслу, Ким с тревогой посматривала на эту жуткую дорогу, где в любой момент могла сработать мина, заложенная террористами, или, что хуже, оказаться «комариная плешь». Власти отрицали наличие аномалий за пределами Зоны, но Боб Хиггинс, обозреватель «Нейчур» и приятель Ким по колледжу, утверждал, что Хармонт и Зона давно слились в единое целое, и что всякая чертовщина происходит в городе и на его окраинах.

– Вас не укачивает, мисс? – любезно осведомился водитель, здоровенный военный в чине сержанта, искоса взглянув на распирающую комбинезон пышную грудь Ким.

– Немножко, – призналась Ким, застегивая молнию комбинезона до самого горла.

Она жалела, что не воспользовалась любезным предложением Боба подбросить ее в Хармонт на вертолете корпункта «Нейчур». Но, во-первых, Боб был не прочь переспать с ней, поэтому Ким не радовало оказаться лишний раз ему обязанной. Во-вторых, шеф Ким – редактор отдела публицистики «Дейли Телеграф» мистер Пибоди – строго-настрого наказал своей внештатнице не якшаться с медийными конкурентами, к которым, само собой, относился Боб и прочие сотрудники «Нейчур» в Рексополе. Поэтому Ким решила обойтись собственными силами. К тому же все воздушные коридоры, разрешенные для пролета гражданской авиацией, проходили в стороне от хармонтской Зоны. А Ким планировала сделать несколько снимков легендарного места – первой Зоны Посещения – на пути в город. Ради этого она выбрала трехчасовую поездку из Рексополя на военном транспорте в обществе трех сержантов и одного поручика, которые не столько следили за окрестностями, сколько разглядывали впечатляющих размеров сиськи попутчицы. Они были благословением и проклятием Кимберли Стюарт: с одной стороны, с их помощью легко добиваться от мужчин нужной информации, а с другой – этих информированных мужчин потом хоть отстреливай, не оставят в покое.

Сержант-водитель принялся насвистывать, то ли желая порисоваться перед пассажиркой, то ли ему и в самом деле был привычен этот маршрут. А может, таким образом проявлялось нервное напряжение.

Шоссе крутой параболой скатывалось с перевала. Вдоль дороги регулярно распыляли гербициды, поэтому кустарники стояли мертвые, скелетированные, трава превратилась в ссохшуюся подстилку, а деревья, без единого лепестка, были покрыты желто-зелеными мучнистыми пятнами. Активисты «Гринпис» несколько лет назад попытались провести акцию протеста, но внутренние войска Директории оперативно пресекли это действо. Масс-медиа не придали событию значения, лишь Ким успела тиснуть в «Дейли Телеграф» заметку в шесть строк. Это, в общем-то, незначительное событие возбудило в Ким интерес к Хармонту, к тому, что происходит вокруг крошечного провинциального городка, и само собой – к Зоне Посещения.

Ким припала к видоискателю камеры, палец, украшенный тонким серебряным кольцом с цирконом, лег на кнопку спуска.

– Какое тошнотворное зрелище… Без этого никак нельзя было обойтись?

Водитель фыркнул. Сидевший позади Ким поручик поглядел на пейзаж за окном словно в первый раз: хоть Ким не уточнила, без чего именно обойтись, понять ее было не трудно.

– Растительность, мисс, долгое время позволяла экстремистам устраивать засады. Впрочем, они и по сей день ведут себя дерзко, но мы хотя бы можем их заблаговременно обнаружить, – и он снял с ремня радиостанцию, вдавил кнопку. – «Беглец» вызывает «Борт-тридцать»…

Динамик рации затрещал и заперхал. Затем помехи, как отрезало, и деловитый голос ответил:

– «Борт-тридцать» на связи. Слушаю вас, «Беглец».

Поручик подмигнул Ким, и журналистка сейчас же сфотографировала его: молодого, гладко выбритого, чуть насмешливого, с рацией у красного уха.

– Какая обстановка, «Борт-тридцать»? – поручик повернулся к окну, и Ким сфотографировала вояку еще раз – в профиль.

– «Беглец», все чисто, неприятель в окрестностях не обнаружен. Видимость отличная, мы ведем вас до первого КПП.

– Принято, «Борт-тридцать», спасибо. Расчетное время прибытия – восемнадцать минут.

– Принято, «Беглец». Счастливого пути. Отбой.

– Спасибо. Отбой.

Ким улыбнулась поручику, повернулась к ветровому стеклу. И сразу же увидела возле правой кромки шоссе лежащий на крыше микроавтобус «Мерседес». Асфальт вокруг машины был усеян блистающей на летнем солнце россыпью стеклянных осколков. «Мерседес» сильно обгорел. Повернутый к «галоше» борт напоминал гнутое решето. Ким снова подхватила камеру.

– Вот зверье… – процедил водитель и вдавил педаль газа; Ким не успела сделать снимок.

– Что там, Кирк? – спросили из глубины салона. – «Маршрутка» в Рексополь?

– Похоже на то.

– А х… – начал было поручик, но осекся, бросив взгляд на Ким. – Кто-то из местных скупщиков рискнул вывезти товар из города. Вписался в окно между нашими патрулями, тут-то его накрыли конкуренты. Зверье – да, это так. Но пусть лучше друг друга мочат, чем мирный народ.

– Это – бандиты? – спросила Ким, с тревогой переводя взгляд с водителя на поручика и обратно.

– Культисты, мисс, – процедил водитель. – Секта Судного Дня… Верные псы старого Гуталина. Их полно в Хармонте, хотя они удачно маскируются под простых горожан, а то и под сотрудников Института или под местную пьянь, но каждый держит под рукой ствол для удобного случая.

– Они – сталкеры?

Вояки рассмеялись.

– Директории удалось навести порядок в городе, – заговорил поручик, – но экстремисты мечтают взять реванш. Культистам нужно, чтобы горожане жили в страхе. Они не упускают возможность вставить палку в колеса законникам. Бандюганы-фанатики оскверняют эту землю сильнее, чем до них постарались пришельцы.

– Если бы не мы, Вооруженные Силы Директории, – проговорили из салона, – здесь днем и ночью свистели бы пули.

Ким кивнула и снова поглядела вперед. Там дальше поблескивало обширное ржавое болото. А справа появился высокий бетонный забор с колючей проволокой поверху. Забор тянулся вдоль шоссе насколько хватало глаз.

– Что за этим забором? – спросила Ким.

Водитель криво усмехнулся, затем буркнул:

– Она.

– Зона?

Водитель только хмыкнул. «Галоша» бодро скользила под уклон. Двигатель, питающийся от целой обоймы «вечных батареек», работал бесшумно, но встречный воздух начал по-разбойничьи посвистывать в противокрыльях. Несколько минут Ким напряженно всматривалась в нескончаемую ограду, надеясь обнаружить хоть какой-нибудь пролом, но тщетно. Похоже, в отличие от шоссе, забор поддерживали в образцовом состоянии.

Ким стало маятно, свежие впечатления просили, чтоб их немедленно переселили из нейронов головного мозга на карту памяти. Она подхватила рюкзак, сунула внутрь руку. Бейдж, сообщающий о том, что Кимберли Стюарт является внештатным корреспондентом «Дейли Телеграф», открытая пачка влажных салфеток, небрежно скомканная пайта, пакет с круассанами, планшет в чехле из потертого плюша. У Ким была одна хорошая привычка – погружаться в работу, не упускать порыв вдохновения, невзирая на место и обстоятельства. Вот и сейчас Ким не стала терять времени даром: она выудила планшет и запорхала пальчиками над бледными пиктограммами бесконтактной клавиатуры.

«После перевала началась Зона. Вернее – бесконечно длинный бетонный забор, отгораживающий шоссе от загадочного места, где наша планета впервые соприкоснулась с технологиями сверхцивилизации. Смешанные чувства охватывают, когда смотришь на серую стену, так обыденно отделяющую мир сегодняшний от мира дня завтрашнего…»

Ким задумчиво посмотрела сквозь бронированное стекло на знойное июльское небо, безупречно-синим куполом накрывающее горную котловину и продолжила:

«Небо по обе стороны невзрачной границы между мирами выглядит одинаково безмятежным. Миллионы лет оно равнодушно взирало на все перемены, которые творились на нашей Земле. Впрочем, время от времени оно само было источником этих перемен, подбрасывая нам сюрпризы: астероид, уничтоживший динозавров, и загадочные пришельцы, которые почти полвека назад оставили на нашей планете эти незаживающие, источающие знание и гибель язвы…»

«Галоша» легла в крутой вираж, и Ким потеряла контакт с голографической клавиатурой. Журналистка в сердцах хотела сказать, что она думает о вояках, но увидела, что дорога и забор, ограждающий Зону, разминулись. Шоссе уводило к городу – скоплению серых, невзрачных строений, маячившему у горизонта, а ограда ныряла в заросли, среди которых виднелись неприглядные руины. Ким решила сфотографировать этот постапокалиптический пейзаж и отложила планшет.

Захрипела рация поручика, раздался искаженный помехами голос, но Ким не прислушивалась: в тот момент она увидела, что вдоль забора, ограждающего Зону, идут, с механической точностью ступая в ногу, два грозных и одновременно завораживающих в своем технологическом совершенстве создания.

Они походили на динозавров с бронированной шкурой в черно-серых камуфляжных пятнах. Цилиндрические головы на длинных сегментированных шеях обозревали окрестности на триста шестьдесят градусов и во всех диапазонах. На подвесках по обе стороны горизонтально ориентированных корпусов находились многоствольные пулеметы и кассеты с ракетами. Высокие, коленями назад, ноги не знали усталости, собранные из унизанных шипами стальных позвонков хвосты уравновешивали конструкцию.

Это были сторожевые роботы, построенные компанией «Бостон Динамикс» специально для службы на прилегающих к Зоне территориях, а также – в самой Зоне.

Ким уперлась локтем в панель перед собой, припала к окуляру видоискателя, заработала зумом. Должен был получиться выразительный кадр, в который попадут оба робота, мертвые и окостеневшие деревья, забор, превратившаяся в руину автозаправка…

Ускорение неделикатно толкнуло Ким в грудь. Она охнула, откинулась на спинку кресла и прижала к себе камеру, чтобы та не выскользнула из рук. Рывком повернулась к водителю, но негодовать или задавать вопросы не посмела: она увидела, что сержант напряженно наклонился над штурвалом и на его висках вздулись вены. «Галошу» на мгновение накрыла тень. Огненный дождь из брызг расплавленного металла обрушился на шоссе. Водитель дернул штурвал, и транспорт резко ушел на правую сторону, смяв поддерживающим полем пару гнилых фанерных ящиков из-под рассады, что валялись посреди дороги.

Ким увидела, что перед «галошей» низко над шоссе несется вертолет. За вертолетом тянется шлейф черного жирного дыма, а на асфальт сыплются ослепительно сверкающие искры и куски обшивки.

Водитель снова крутанул штурвал, «галоша» рванула на противоположную сторону шоссе. В борт что-то звонко ударило, словно тяжелым половником врезали по днищу глубокой кастрюли, и в кабине сейчас же возник сквозняк. Струя горячего воздуха разметала Ким волосы.

Вертолет тем временем достиг болотца и стал, раскачиваясь, снижаться; пилот изо всех сил боролся, чтобы машина не перешла в авторотацию. Ким с отчаянным упрямством схватилась за камеру, принялась делать снимок за снимком, не глядя в видоискатель.

И снова что-то тяжело клюнуло в борт. В кабине сейчас же завоняло гарью. Водитель матюгнулся и ударил по тормозам, но было поздно сбавлять ход: поддерживающее поле исчезло. «Галоша» со скрежетом легла брюхом на асфальт, пошла юзом, перевернулась через крышу раз, другой и замерла у обочины в облаке едкого дыма.

Первым делом Ким нащупала камеру, затем – планшет. Сунула свое добро в рюкзак, потом уже занялась собой. Она была цела, ремни безопасности выдержали, хотя в момент самой суровой болтанки они казались не мягче стальных прутов, и на теле под ними наверняка появятся синяки. Водитель отключился: его ремни сплоховали, и сержант все-таки приложился лбом о штурвал.

Ким отстегнулась, подхватила рюкзак и выбралась из кресла. «Галоша» лежала на боку, в кабине царил бедлам. Поручик оказался вместе со своим креслом наверху, его кровь тяжелой капелью барабанила возле ног Ким.

– Открой аварийный люк, – неожиданно спокойным и твердым голосом проговорил раненый. – Поверни ручку, справа от тебя. Выбирайся из «галоши».

Ким потянулась к поручику. На его груди чернела обширная рана, осколки ребер выпирали сквозь гимнастерку.

– Оставь меня, – потребовал вояка. А потом, когда Ким отступила, добавил: – Добро пожаловать в Хармонт. Рви отсюда когти, пока не поздно…

Хромированная ручка легко повернулась. Створка люка сама распахнулась наружу.

– Стой! – потребовали из задымленной глубины кабины. – Куда, дура, намылилась? Срежут очередью!

Она растерялась. Уставилась в открытый люк, сквозь который виднелась рытвина со стоячей водой, пересекающая шоссе поперек, и похожие на моток спутанной проволоки ветви кустарников.

Гулко зачастил пулемет. Над шоссе взвизгнуло. Ударило, точно кувалдой, в крышу «галоши».

Ким окатило волной жара. В крыше возникло пылающее багровым пятно. Через миг это пятно взорвалось тысячью капель расплавленной стали. Плазменный шнур взвился в кабине, превращая нутро военного транспорта в огненную ловушку.

Ким так и не поняла, как она оказалась снаружи «галоши». Только-только стояла, охваченная ужасом и беспомощностью, на пути раскаленных брызг, и вот уже лежит на шоссе, ощущая всем телом, как содрогается асфальт.

Черная бронированная громадина с треском проломилась сквозь переплетение омертвевших ветвей. Натужно выли сервомеханизмы, переставляя тяжелые механические лапы, вооруженные для лучшего захвата полуметровыми когтями.

Сторожевой робот вышел на шоссе. Проследовал, сотрясая дорожное полотно, к охваченной огнем «галоше». Ким вскинула камеру и, лежа на спине, стала судорожно жать на спуск. Робот развернулся в нескольких метрах от нее. С правого борта ударил пулемет. Ослепительно-белый трассер расчертил задымленное пространство. Одно дерево из ряда потерявших листву акаций упало, перерубленное очередью.

Отстрелявшись, робот повернулся к Ким. Что-то клацнуло, затем усиленный динамиками голос проговорил:

– Страж находится в автономном режиме. Через десять секунд начнется идентификация вашей личности. Пожалуйста, смотрите на красный свет и не двигайтесь в течение минуты.

У основания шеи робота вспыхнул красный огонек. Ким опустила камеру и послушно уставилась на свет. Время застыло. Неподалеку вышагивал, ломая сухие ветви, второй сторожевой робот. Еще несколько раз звучали короткие очереди, один раз вроде кто-то закричал. Внутри «галоши» бушевало пламя, и Ким старалась не думать о своих спутниках, чьи жизни оборвались внезапно и без весомой причины на загаженном шоссе в загаженном пригороде, на подъезде к провинциальному городишке, который традиционно бестолковым велением небес был возведен в ранг чуть ли не пупа Земли.

– Идентификация не удалась, – сообщил робот. – Все орудия наведены на вас. Через десять секунд начнется повторная идентификация вашей личности. Пожалуйста, смотрите на красный свет и не двигайтесь в течение минуты.

Ким вытряхнула содержимое рюкзака на асфальт. Торопливо разгребла кучу, отбрасывая в стороны хрустящие пакеты и небрежно сложенные вещи.

– Повторяю: не двигайтесь, – робот приблизился к Ким на шаг. Блок пулеметных стволов, нацеленный на журналистку, пришел в движение. – Отказ сотрудничать будет расценен как агрессивное действие.

Но Ким уже нашла, что искала. Дрожащие, испачканные сажей и кровью пальцы подхватили скользкий пластиковый бейдж.

– Кимберли Стюарт, «Дейли Телеграф»! – она поняла, что показывает роботу обратную сторону бейджа, и торопливо перевернула карточку. – Кимберли Стюарт! Я нахожусь на редакционном задании, и всякое противодействие мне приравнивается к противодействию должностному лицу.

В динамиках снова щелкнуло, и новый голос проговорил:

– Говорит центр управления. Мы видим вас на мониторах, мисс Стюарт. Помощь прибудет через шесть минут. В целях вашей безопасности не отходите от стража. Спасибо.

Робот сделал к Ким еще два шага, навис над ней воняющим пороховой гарью и горячим железом колоссом.

Ким опасливо поглядела на «галошу», затем повернулась к стражу:

– Вы слышите меня? Они могут быть еще живы. Помогите им.

Центр управления молчал. Робот тоже молчал, его брат-близнец по-прежнему расхаживал, сотрясая землю. Тогда Ким сфотографировала охваченный огнем военный транспорт. Получился отличный по композиции и свету кадр, жаль, в редакции никого таким художеством не удивишь. Баксов двадцать пять заплатят, не больше, или мистер Пибоди горящих «галош» не видел?..

Подкрепление мчало на всех парусах. БТР на поддерживающем поле – еще одна «галоша», только с турелью и более солидным бронированием, и два колесных «Хаммера» с открытым верхом. За ними, выдерживая приличную дистанцию, – пожарная машина. Ким снова вскинула камеру.

БТР проехал за горящую «галошу», остановился в отдалении. Разверзлись люки, наружу высыпали солдаты. «Хаммеры» затормозили рядом с роботом, что стоял как истукан над Ким.

Захлопали дверцы, застучали каблуки берцев по асфальту. Ким оказалась окружена вояками, вооруженными «М-16». На всех были камуфляжные комбезы, бронежилеты и каски. Подъехала пожарная машина, спасатели без лишних слов стали разворачивать в направлении «галоши» шланги.

– Вы не ранены, мисс? – обратился к ней низкорослый и худощавый офицер. Половину лица его скрывали огромные солнцезащитные очки, из-под очков выглядывал сизый кончик носа, из широких ноздрей пучками торчали волосы. Гладко выбритый подбородок со свежей царапиной беспрестанно двигался: офицер жевал жвачку. Ким собралась было сфотографировать офицера, но эти не украшающие его штрихи столь ярко бросились ей в глаза, что она опустила камеру, не сделав снимок.

– Капитан Квотерблад, – представился военный, он повесил автомат на шею, закатал рукава комбеза, показав жилистые, густо заросшие курчавым волосом руки.

– Со мной все в порядке, – ответила Ким.

Капитан Квотерблад кивнул и сейчас же принялся раздавать приказы:

– О’Браен, Хикс, Маллоун – территорию под охрану! Рокхаунд – взвод на прочесывание местности! Мисс, – сизый кончик носа навелся на Ким, – если с вами все в порядке, то мне нужно взглянуть на ваши документики.

– Кимберли Стюарт, – в который раз пришлось повторить Ким, демонстрируя бейдж. – «Дейли Телеграф».

Бейдж Квотерблада не впечатлил.

– А есть редакционное удостоверение? – поинтересовался он, перекрикивая свистящее шипение огнетушителей и брандспойтов.

Ким поджала губы.

– Нет, пока нет. Дело в том, что я внештатный корреспондент, – сказала она, а потом добавила убежденно: – Но осенью меня примут в штат!

Квотерблад приподнял очки и посмотрел на журналистку с сочувствием и легкой скукой.

– Я связалась с пресс-службой мэрии Хармонта, – сообщила Ким, встряхнув непослушными волосами. – Мой визит согласован с властями города.

– О’кей, – капитан вернул очки на место.

– Но все необходимые документы обещали отдать в мэрии, а для этого мне нужно попасть в город.

– Ясно. Паспорт-то у вас хотя бы есть?

– Конечно, – Ким присела, открыла боковой карман рюкзака. – И вот еще…

– А это что?

– Студенческий билет.

Квотерблад успел взглянуть на документы лишь мельком.

– Капитан! Сэр! – окликнули его.

Солдаты вытащили из кустов человека в грязно-зеленой брезентовой куртке. Они волокли его за руки, и голова изловленного безвольно моталась, точно маятник. В следующий миг Ким пришлось сглотнуть комок: у этого человека не было ног. Кровавые ошметки волочились по асфальту. Солдаты бросили найденного перед капитаном. Безногий был мертв, его лицо выглядело молочно-белым пятном на фоне асфальта. Рядом с покойником положили разряженный FIM-92 «Стингер». Ким снова взялась за камеру и поспешила все это запечатлеть во всех возможных ракурсах. Военные не возражали, лишь Квотерблад с легким неодобрением взирал на действия юной журналистки из-под очков.

– Знатно его переполовинило. Страж выдал на орехи, – чернокожий солдат присел рядом с мертвецом. – И вроде рожа знакомая, но не припомню кто.

– Кажется, возле общежитий на Малой Торной все время крутился, – подсказал другой. – Баба у него там была, или вроде того…

– Не может быть, чтоб он здесь геройствовал в одиночку. Сто пудов, что остальные по кустам разбежались, – высказался третий.

– Простите, сэр, – обратилась Ким к негру. – А не могли бы вы встать и потыкать ему в грудь дулом автомата? Ну, как будто собираетесь проверить, жив ли он.

– Да, пожалуйста, – солдат сделал так, как просила Ким. Журналистка опустилась на одно колено и сделала пару кадров.

– Мисс, похоже, что вы все-таки в шоке, – сказал, глядя на возню Ким с камерой, Квотерблад.

Ким встрепенулась, повернулась к капитану. В темных очках Квотерблада отразилось ее недоумевающее лицо.

– Вы не находите это немного странным, нет? – продолжил Квотерблад. – Никогда не видел, чтоб изувеченный труп вызывал у кого-то прилив вдохновения. Вас бы к психологу, у нас есть классный специалист.

– О, вы не правы, – возразила Ким. – Просто я – эмоционально закрытый человек, у меня нарушена связь между лимбической системой и корой лобных долей мозга. Со мной это давно. Это не болезнь, просто такая особенность.

– Простите? – растерялся Квотерблад.

– Ну, как бы это вам объяснить… Я отмороженная. Мне ничто не мешает работать, – Ким развела руками и виновато улыбнулась.

– Отмороженная… – пошел шепоток среди солдат.

Тем временем один робот вернулся на маршрут патрулирования, а второй ушел с дороги и замер среди кустов, опустив орудийные подвески. Снова клацнуло, и в динамиках стража прогромыхал голос офицера из центра управления.

– Капитан, два человека в семнадцатом квадрате. Похоже, они решили отсидеться.

– Значит, отсидятся за двойными решетками, – отозвался Квотерблад. – Принято «два человека в семнадцатом», – он снял с груди рацию. – Рокхаунд, семнадцатый квадрат, две цели. Затаились, постарайся взять живыми.

– Мисс, – негр взял Ким за локоть. – А вы пока присядьте вон под тем деревцом. Отмороженная или не отмороженная, незачем рисковать попусту.

Огонь затушили, обшивка «галоши» потрескивала, остывая. Ким казалось, что это стучатся оставшиеся в кабине военные. Пожарный поправил ремни на маске противогаза, заглянул в задымленный проем люка. Ким приготовилась фотографировать.

– Про сталкеров приехали писать, – сказал вдруг негр, задумчиво барабаня розовыми ногтями по пластиковому прикладу «М-16». – Про что же еще… Зона, сталкеры, аномалии – сколько уже писано-переписано про них, а все равно пишут и пишут. И как людям не надоедает. Ну кому оно уже надо?

– Платят – потому и пишут, – резонно заметила Ким. – Но я здесь не из-за денег… – «Мне б в штат попасть», – подумала она, но вслух сказала: – Мне любопытно.

– Любопытно… – протянул негр. – О людях бы написали. Вот, на Верхней Набережной живет парнишка-инвалид. Без рук родился, сталкеровский сынок. Художник он, ногами рисует портреты – получше фотокарточек получаются.

– На Верхней Набережной, говорите? – Ким отложила камеру, взялась за планшет. Ей подумалось, что безрукий сын сталкера будет уместным персонажем в будущей ударной статье о хармонтской Зоне. Ни один пулитцеровский номинант не обходится без «розовой сопли» в своем материале.

– Все равно не напишете, – саркастически усмехнулся солдат, блеснув белыми зубами. – Кому они нужны – эти несчастные людишки.

– А вот и напишу, – упрямо ответила Ким. Слово-охотливому темнокожему было еще что сказать, Ким видела это по его глазам. Может, о том, что в Хармонте давно забыли о горячей воде, или что течет крыша в детском саду… Но тут мертвые ветки кустарника затрещали, и солдаты, подталкивая дулами автоматов в спину, вывели на шоссе двух молодчиков.

Ким подхватила камеру.

Рослый лобастый здоровяк с длинными, как у гориллы, руками – он мгновенно нашел взглядом капитана Квотерблада и выдавил из себя что-то вроде «оооэээ…», словно осушил одним махом пинту пива, а теперь переводит дух. Широкий затылок этого человека был коротко подстрижен машинкой, зато длинная и прямая челка падала на глаза.

А худой и сутулый латинос все время оглядывался, словно украл что-то и теперь не знает, как ему избавиться от ворованного.

Одеты оба были скромно и неприглядно – на одном поношенные джинсы, на другом – камуфляжные брюки. На первом футболка с символикой «Эппл», на втором – майка с какой-то рок-звездой.

– Оружия при себе не было, – рапортовал Квотербладу лейтенант Рокхаунд. – Говорят, что сотрудники Института.

Капитан деловито покивал, разглядывая задержанных.

– Да-да, – сказал он. – Знакомые все лица. Мистер Строгов, насколько я помню, и… – он направил на сутулого указательный палец, задумался, вспоминая.

– Это же Лопес, капитан, – пробасил Строгов. – Мой лаборант. Не смотрите на него, словно в первый раз видите – вы его пугаете.

Лопес что-то протараторил скороговоркой на испанском. Квотерблад вздохнул.

– Документы, господа. Порядок есть порядок.

«Строгов, – записала Ким в планшете. – Русский. Пылко уверяет, будто является научным сотрудником Института внеземных культур. Однако меня уже предупредили, что многие из так называемых «сотрудников» работают на организованные преступные группировки. Под дулами автоматов солдат внутренних войск с этого здоровяка слетает спесь, надменность во взгляде сменяется заискивающим выражением. Когда он протягивает офицеру свое удостоверение личности, его мускулистая, испещренная татуировками на кириллице рука, заметно дрожит…»

– Да, пожалуйста, – Строгов сунул в ладонь Квотерблада ламинированную карточку, посмотрел в сторону чадящей «галоши», затем – на неподвижного стража, потом – в сторону Хармонта. По шоссе ехала «скорая» – старый микроавтобус, обшитый листовой сталью. Во взгляде русского не было и толики подобострастия, о котором написала Ким.

– А что здесь делали? – Квотерблад вернул Строгову удостоверение и взялся изучать документы Лопеса.

– У нас здесь оборудование, – Строгов махнул рукой в сторону забора. Ким, приглядевшись, увидела неброскую металлическую мачту, которая была практически незаметна на фоне сухих, покрытых налетом деревьев. Если бы русский не указал на мачту, Ким не обратила бы на нее внимания. – Датчики направлены на территорию Зоны. Мы должны были произвести профилактический осмотр приборов и снять показания. Из-за близости с Зоной радиосигнал искажен помехами, поэтому мы всегда приходим сами и перебрасываем данные на КПК.

– Целый кандидат наук не боится бродить по предместью только ради того, чтобы перебросить что-то себе на флэшку? – недоверчиво проговорил Квотерблад. – А ведь здесь не только штаны можно порвать о ветки…

– Капитан, данные мы снимаем для моего эксперимента, поэтому – да, я выбираюсь в предместье сам, – пояснил Строгов тоном человека, которому приходится растолковывать очевидное. – Сам или же с лаборантом. Ведь инициатива наказуема.

– А что за эксперимент? – спросил Квотерблад.

Строгов вздохнул.

– Скажем так: мы уточняем электромагнитные свойства Зоны.

– Все уточняете и уточняете, столько лет прошло, а до сих пор уточнить не можете, – Квотерблад выплюнул жвачку. – Кого-нибудь еще видели?

Лопес снова что-то зачастил на испанском.

– Что он говорит? – нахмурился Квотерблад.

– Говорит, что кожух не успели на место прикрутить, что вода или грязь может попасть на приборы, – перевел Строгов. – За порчу институтского имущества никто не погладит по голове.

Квотерблад посмотрел на Строгова сверху вниз, насколько это было возможно при их разнице в росте.

– У нас тут люди погибли, зажарились в «галоше», будто рождественская индейка в духовке. А ты тут о каких-то приборах.

– Простите, капитан, – потупился Строгов. – Возможно, я и в самом деле…

– Бросьте! Что с вас, яйцеголовых, возьмешь, – ответил Квотерблад. – Кого-то еще видели? Кроме вас кто-нибудь здесь был?

Сотрудники Института покачали головами. А потом еще и пожали плечами.

– Черт! – Квотерблад набычился. – Поедете в Управление для дачи показаний.

Лопес хлопнул ладонями по бедрам, что-то прошипел под нос.

– Мы под подозрением? – спросил Строгов.

– Еще бы, – капитан повернулся к ближайшему «Хаммеру», крикнул водителю: – Заводи! Мы возвращаемся в город.

Строгов и Лопес забрались на заднее сиденье джипа, сохраняя одинаковые хмурые выражения лиц. Одновременно во второй «Хаммер» набились солдаты. Взревели движки. Сторожевой робот безучастно глядел на происходящее с обочины.

– Мисс! – Квотерблад поманил Ким пальцем. – Вы тоже пожалуйте в лимузин.

«Никогда по доброй воле я бы не села в одну машину с людьми, которые подозреваются в совершении теракта и на которых даже не надели наручники, – застрочила Ким, – но, похоже, в Хармонте свои правила. Здешний микросоциум сформировался под влиянием Зоны и ежедневного противостояния военной полиции и бандформирований. Ближайшая аналогия – племена, живущие в джунглях Южной Америки или в глубине африканских саванн. Изолированные, находящиеся на грани выживания, не знакомые с благами цивилизации и демократическими ценностями.

Вот так, еще не достигнув города, я оказалась вовлеченной в вихрь собы…»

– Мисс! Попрошу поторопиться! – прикрикнул капитан, он уже устроился рядом с водителем.

«…тий», – добила Ким и бегом переместилась к «Хаммеру».

Строгов подвинулся, освобождая Ким место.

– В тесноте, да не в обиде, – сказал он, подмигнув.

– Угу, – согласилась Ким и на всякий случай представилась: – Кимберли Стюарт, «Дейли Телеграф».

«Хаммер» тронулся, разбрызгивая шинами воду из ям и рытвин. Следом двинулся и второй джип. Страж на обочине ожил, проводил обе машины взглядом, выгнув сегментированную шею. Пожарные начали вытаскивать из «галоши» тела погибших и складывать их в ряд на асфальте. Пожилая женщина-врач закурила тонкую сигарету, глядя на покойников. Ким выгнулась, подхватила камеру и стала фотографировать. И сделав свое дело, она откинулась на сиденье – краснощекая и растрепанная, с сияющими глазами.

– Меня зовут Михаил, – обратился к Ким Строгов. – А моего друга – Андре. Классная у вас камера – крутая, наверное.

– Спасибо, но это – зеркалка обыкновенная, – осторожно проговорила Ким, глядя перед собой: на каску Квотерблада. – Правда оптику хорошую докупила, не пожалела стипендию.

Ким потянулась было к планшету, но передумала. Решила пока повременить с записями: почему-то не хотелось, чтоб эти люди, которые могли быть террористами, и из-за которых, возможно, расстались с жизнью ее спутники, читали через плечо, что она пишет.

Неподалеку от совершившего аварийную посадку вертолета уже стояла «скорая», пожарная машина и пара джипов. Оба пилота – грязные, с кровавыми потеками на лицах и на форме, но живые – были окружены солдатами. Среди камуфляжных комбезов виднелись белые халаты медиков.

– Капитан! – крикнул один из пилотов Квотербладу, когда «Хаммер» остановился. – Что с парнями?

Ким поняла, что пилот имеет в виду экипаж расстрелянной «галоши». Квотерблад развел руками и сразу приказал своему водителю ехать дальше.

– Откуда вы родом? – спросил Строгов Ким.

– Из Нью-Йорка, – нехотя ответила та, глядя на заросшие пожухлым бурьяном и амброзией руины сельских домов, что мелькали по обе стороны от дороги, правда, на почтительном удалении. А затем, словно кто-то переключил в голове Ким тумблер: если эти двое действительно террористы, а она не догадается взять у них хотя бы короткое интервью, то мистер Пибоди за эдакое ротозейство по голове не погладит. И, того гляди, возьмет в штат не ее, а ту мурлычущую кошку – плоскогрудую брюнетку из Мемфиса.

– А вы? Из Москвы, наверное? – спросила она русского.

– Нет, – улыбнулся Строгов. – Я родился в Севастополе, учился в Петербурге, а работать пришлось и в Москве, и в Екатеринбурге…

– Россия очень большая, – вставила традиционный комплимент Ким. – А в какой области науки вы работаете?

– Мы с Андре – радиофизики, – ответил Строгов.

Ким хмыкнула.

– Скажите, а как вы оказались в Хармонте? Ведь у вас там своя Зона – Чернобыль.

– И в самом деле, Строгов, как? – проговорил, не оборачиваясь Квотерблад.

– Довелось поработать и в Чернобыле, – Строгов нахмурился. – А в Хармонт меня перевели в рамках программы по развитию международного сотрудничества в исследовании Зон Посещения. Слыхали, возможно, о такой?

– Да, – поспешно согласилась Ким.

– Безусловно, – кивнул Строгов. – Вы ведь журналист.

– Отличается ли работа в Зоне Хармонта от работы в Чернобыле?

Строгов помолчал несколько секунд, а потом сказал:

– Если перефразировать Валентина Пильмана, то главным открытием является факт Посещения. А то, с чем мы сталкиваемся в Зонах, – это елочная мишура, оставшаяся на ковре после того, как праздник закончился и елку выбросили на свалку. Поэтому различия, конечно, имеют место и заслуживают изучения, но перед лицом самой большой загадки – чем является Посещение? – они почти не имеют значения и могут быть темой разговора лишь для узких специалистов.

– Я вас не поняла, – призналась Ким. – Сначала вы сказали, что Посещение – это открытие, а потом – что загадка. Какая-то неопределенность прослеживается в ваших рассуждениях.

– Да, Строгов, вы бы определились, а то только забиваете нам баки, – добавил саркастично Квотерблад. – А вы, мисс… Все ли у вас в порядке? Не кружится ли голова? Не знобит?

Ким не ответила, а Строгов продолжил:

– Об открытии заявил Пильман, ему даже дали за это Нобелевскую премию. Кому-то ведь нужно было ее дать – не школьнику же, додумавшемуся до радианта Пильмана. С тех пор прошло больше тридцати лет, а мы как не понимали природу Посещения, так и сейчас далеки от истины. Над артефактами и аномалиями каждой Зоны придется поломать голову и нашим внукам, и правнукам, – Строгов махнул рукой, – ну, потомкам.

Ким неожиданно осенило.

– Скажите, вот вы упомянули внуков и правнуков… Всем известно, что дети сталкеров рождаются либо мертвыми, либо мутантами. Насколько я понимаю, дети сотрудников Института, побывавших в Зоне, также появляются на свет, имея различные, зачастую – несовместимые с жизнью отклонения…

– Вы правы, – сухо ответил Строгов.

– В таком случае о каких потомках вы ведете речь, если вы сами лишаете нашу науку, и особенно – ее направления, связанные с изучением Зоны, преемственности?

– А что я могу поделать… – Строгов сжал кулаки так, что хрустнули суставы; Ким с удовлетворением отметила, что в этом интервью ей удалось нащупать уязвимое место своего собеседника. – Кто-то должен жертвовать чем-то… и во имя чего-то… – невпопад договорил физик.

С минуту ехали молча, лишь скрипел рычаг, когда водитель переключал передачу. Хармонт надвигался неровной, какой-то мглистой стеной, каждый «кирпич» в которой был запущенным зданием старой постройки. Июльское солнце будто избегало светить на город, поэтому его улицы были завешены муаром ночных теней.

– Так, господа и дамы, – подал голос капитан Квотерблад. – Мы почти на месте. Первый КПП.