Читать книгу Литературный Альманах Урала - Игорь Назаров - Страница 7

Суздальский Спасо-Евфимиев монастырь встретил архи- мандрита Серафима разрухой и запустением. Новый настоя- тель не ожидал, что его встретит налаженная монастырская жизнь и крепкий монастырь, но того, что он увидел, и пред- ставить было невозможно.

– Сколько же лет не ремонтировалась обитель? – спросил у казначея новый настоятель.

– Да лет сто будет, – вздохнул тот.

– А тюрьма-крепость как? – продолжал расспрашивать настоятель. – Надобно посетить, посмотреть.

– Лучше бы Вам туда с дороги не ходить, – махнул рукой казначей.

– Чего ж не ходить?

– Да худо там… Люто и худо.

– Сколько же узников содержится в крепости?

– Пятьдесят две души грешные, – перекрестился казначей.

Помолясь да испросив помощи Божией, отправился новый настоятель осматривать свое хозяйство.

Обитель представляла собой «громадное разрушенное про- странство с оградой в 1,5 версты и 13-ю падающими башнями».

Вот и тюрьма. Старое двухэтажное и примыкающее к нему одноэтажное здание, со стен которого ободрана краска, на всех небольших окнах которого железные решетки. В одноэтажном здании двадцать пять одиночных камер. Двери камер выходят в вонючий коридор. Грязь, крики. Тюрьма…

«Господи, помилуй…»

Спасо-Евфимиева обитель знаменита не только тем, что в ней пребывают мощи преподобного Евфимия Суздальского. Она печально известна тем, что с середины XVIII века здесь находилась государственная тюрьма-крепость.

Спасская крепость, или, как называют ее официальные доку- менты Святейшего правительствующего Синода, «арестантское отделение Спасо-Евфимиева монастыря», была учреждена по указу Екатерины II в 1766 году и предназначалась для умали- шенных религиозных колодников.

Однако за время существования крепости в заточении на- ходились разные узники, а сумасшедшими они часто станови- лись только здесь, после многолетнего пребывания в мрачных казематах.

В этой тюрьме имелись в основном одиночные камеры, но были и общие – грязные, ветхие, холодные, со спертым, гни- лым воздухом. Иногда особо буйных заключенных наказывали батогами, а некоторых даже заковывали в цепи.

Несколько узников, закончивших здесь свою жизнь, были знаменитыми людьми. В XIX веке в крепости находился опаль- ный прорицатель монах Авель; здесь скончался доведенный до сумасшествия декабрист Фёдор Шаховской; здесь же содер- жались старообрядческие священнослужители: архиепископ Аркадий, епископ Алимпий, епископ Конон, епископ Геннадий и некоторые известные миряне.

Пищу заключенным давали два раза в день, на обед и ужин. Кормили впроголодь. Специальной тюремной одежды не суще- ствовало. Арестанты из лиц духовного звания носили подряс-

ники, тулупы, лица светские – кафтаны, халаты, тулупы. Белье холщовое, обувь – сапоги, валенки. Уж какими становились все эти одежонки за много лет – страшно и представить.

Узники проводили в крепости десятки лет, лишались разума, молодости, умирали от чахотки, от истощения сил, гнили от цинги.

Воинская команда монастырской тюрьмы – это рядовые инвалидных команд, т. е. солдаты нестроевой службы. В карауле числилось десять солдат и один унтер-офицер.

Архимандриту Серафиму удалось в конце своего настоя- тельства заменить караул вольнонаемной стражей из четырех человек.

Дверь одной из камер распахнули перед архимандритом Серафимом. Пахнуло спертым воздухом. В камере находился бледный человек, обросший бородой. Возраст трудно опреде- лить.

– Вставай! Новый настоятель к тебе пожаловал! Доклады- вай, кто ты! – скомандовал охранник.

– Что новый, что старый, – усмехнулся узник. – Что-то разве изменится? Ну, Василий я. Рахов.

– Давно сидишь? – спросил отец настоятель, по – хозяйски оглядывая грязную, провонявшую плесенью камеру.

Что в ней находилось? Койка без белья, войлок да табурет.

– Седьмой год.

– Православный?

– Православный. Оговорили меня. Свои же, православные, и оговорили.

– Разберемся. Узник махнул рукой:

– Да что разбираться. Прежний настоятель, Царство ему Небесное, прошение составлял. Бумаги в Синод посылал, а толку… Все вернулось назад.

– Если невиновен – составим еще бумаги.

– Никто уже разбираться не будет.

– Посмотрю твое дело, раб Божий Василий.

Узник не пожелал подойти под благословение. А настоя- тель пошел дальше, открывая дверь за дверью, смотря в глаза каждому…

Осмотревшись, архимандрит Серафим приступил к ремонту тюремного корпуса. Начал с наведения чистоты, улучшил пита- ние узников, упорядочил посещения ими богослужений, устро- ил библиотеки, а главное, начал изучать дела заключенных и готовить их документы на пересмотр в Святейший Синод. Многие из невольников содержались в тюрьме без решения суда, а только по распоряжению Синода. Да и вина некоторых из них имела весьма сомнительные доказательства…

Усилиями настоятеля стало происходить то, во что никто не верил: начали освобождаться узники, находящиеся в тюрьме десятки лет. Документы на некоторых из них, например на крестьянина Василия Рахова, на сектанта Фёдора Ковалёва и других подавались по нескольку раз. У многих бы опустились руки, но не у архимандрита Серафима. Дело Василия Рахова вернулось с положительным решением только после третьей подачи! Василий был отпущен домой. На этот раз, под благо- словение подойдя. И поцеловав руку настоятеля. Не просто так, а от благодарного сердца.

С раскольниками и сектантами игумен Серафим беседовал лично, и не раз.

Дар убеждения у настоятеля был от Бога, потому и усилия увенчались успехом. Около двадцати сектантов были освобож- дены, из них девять вернулись в лоно Православной Церкви. Некоторые пожелали остаться в обители монахами.

Игумен Серафим сумел обратить в Православие закорене- лого сектанта-изувера Фёдора Ковалёва, который в 1897 году во время первой всеобщей переписи заживо замуровал девять человек, в том числе всю свою семью. Слёзно и искренне каялся Фёдор перед Господом.

Так последний заключенный был отпущен на волю, тюрьма закончила свое существование и была обращена в скит.

Не меньшего настоятельского труда и заботы требовала организация хозяйственной стороны жизни в обители.

На монастырском дворе запахло досками, красками. На- шлась работа и для монахов, и для пришлых рабочих. Рабочие регулярно стали получать жалованье.

– Смотри, не филонь! – предупреждал приходящих в оби- тель секретарь настоятеля иеродиакон Филарет. – Вот отец Серафим придет работу проверять – все заставит переделы- вать, если что не так!

– Неужто сам придет рамы щупать?

– Не сомневайся!

Да, сомневаться не стоило. Ни в строгости настоятеля, ни в справедливости его решений.

Пришлось заново обустроить двухэтажный братский корпус, начиная с рам, полов, дверей, балок, так как жить в нем было невозможно… пришлось громоздкие здания с четырех сторон отрыть из земли из-за того, что они веками засыпались мусо- ром и даже отдушины нижнего этажа оказались под землей.

Была построена новая ризница, новая трапезная, кухня, хлебопекарня, колодец, проложены дороги, куплено новое иму- щество для келий: стулья, столы, кровати. В облагороженную

обитель можно стало звать новых людей, и количество братии стало увеличиваться.

Новому настоятелю удалось в монастыре построить: «для слепых стариков – богадельню, для страждущих – больницу, для… детей – приют, для окрестных жителей – школу, для рабочих и скотниц – новое жилище, для странников и приез- жающих – странноприимный дом, для братии и арестантского отделения – две библиотеки, для обширного монастырского архива – новое помещение».

Труд в обители требовал от настоятеля напряжения всех его духовных и физических сил. А вот помощи ждать было неоткуда, наоборот, некоторые из «начальствующих» за ним словно наблюдали, посмеиваясь: выдержит ли этот аристократ?

Ни перед кем не мог он открыть душу.

– Как же вы справляетесь, батенька? – спрашивала одна из немногих, поддерживающих настоятеля, старица Наталия Петровна Киреевская, которая в молодые годы была духовной дочерью батюшки Серафима Саровского.

– Не знаю, – сознавался настоятель. – Одно могу сказать: свои личные финансовые возможности я исчерпал полностью.

– Просил ли у кого?

– Персонально ни у кого не просил, а прошения подавал, как положено. Долг свой исполнял, не расшаркивался ни перед кем. Но изнемог уже… изнемог в скорбях и трудах… Жизнь у меня какая-то удивительная и многострадальная… и чудес, и горей предостаточно…

– И много ли вложили в обитель?

– Не считал. Все потому, что я дворянин и в духовной ие- рархии протекции не имею.

– Жаль, что у нас и для дел духовных протекция надобна, – вздыхала старица.

Наталия Петровна была уже очень пожилой и больной. Чувствовала, что дни ее подходят к концу. Но успела написать письмо с предсмертной просьбой к архиепископу Флавиану (Городецкому), чтоб тот взял под свое покровительство архи- мандрита Серафима.

Но и это письмо владыка передал адресату не сразу… Поддерживали настоятеля его келейник иеромонах Иона,

его секретарь иеромонах Филарет и многие монахи, поверив-

шие в честность и бескорыстие отца Серафима, увидевшие воочию плоды его трудов. Потому что усилиями архимандрита Серафима обитель совершенно возродилась; он собрал около 100 тысяч на ремонт, упросил Владимира Карловича Саблера дать 6 тысяч на реставрацию тюрьмы, и Евфимиев монастырь удалось возродить.

Тюрьма, как уже было сказано, обратилась в скит, а невин- ные – выпущены на волю. «Благодарению Господу – я мне назначенное исполнил», – писал отец Серафим.

Ольга Ожгибесова (г. Тюмень)

Победитель в номинации «Документальная проза»

Родилась в г. Свердловске (Екатеринбург). Окончила философский факультет Уральского государственного университета. С 1983 по 2001 год – старший преподаватель кафедры философии Тюменской медицинской гос. академии. С 1997 – внештатный

и штатный автор областных и московских СМИ. Член Союза журналистов, член Союза писателей России, автор 13—ти книг поэзии и прозы, лауреат и дипломант ряда международных, всероссийских и региональных конкурсов, автор сценариев нескольких документальных фильмов.