Читать книгу Субэдэй. Яростное сопротивление - Игорь Николаевич Евтишенков - Страница 4

– Шаман, готовься к празднику осени! – сурово произнёс вождь. – Завтра солнце снова поднимется над лесом и опустится над высокими горами. А когда оно взойдёт следующий раз, начнётся обряд посвящения. Это – моё слово! – Баргуджин поднял кулак над головой, что означало завершение совета, и туматы радостно загудели. Обряд проходил раз в году. Во всех родах подрастали юноши, которых должны были принимать в охотники. Все они волновались, потому что оказаться в положении Тэлэка, не получившего татуировку в прошлом году, было ужасно.

Впервые участие в обряде посвящения принимали не все охотники. После долгого обсуждения со старейшинами отобрали десять человек из самых многочисленных семей и отправили их к большому глубокому озеру, чтобы они нашли то место, откуда давным-давно пришли туматы. Ещё двадцать человек ушли на смену дозорных, которые теперь должны были постоянно находиться вдоль дороги, ведущей на юг, в земли уйгуров. Но те, кто ушёл, жалели только о том, что узнают об этом дне чуть позже.

Юноши не спали всю ночь. Стойбище покинули на рассвете. К полудню добрались до большого лагеря в лесу. Здесь было много шалашей из веток, сделанных наподобие гэров, с острым верхом. Полян было несколько, между ними росли кусты и редкие деревья. На самой большой располагался гэр вождя. Ветки были покрыты широкими пластами коры и мха. По краям возвышались куски дёрна, который уже сросся и образовывал защиту от подтекания во время дождя. Охотники стали приводить пустые шалаши в порядок, затыкать дыры и собирать ветки для костров. Больше в этот день ничего не надо было делать. Всем, кроме шамана.

Дзэтай разжёг возле гэра вождя небольшой костёр и начал доставать из мешочков травы и корешки. Затем настала очередь цветной глины и красок, сделанных из листьев растений. Шаман раскрасил лицо, шею и руки, посыпал травами костёр и положил несколько корешков с края, на серые угли, чтоб они не горели, а тлели.

Когда всё было готово, «посредник между живыми и мёртвыми» откинул голову назад и завыл. Его странное песнопение прерывалось бормотанием, лаем, визгами и выкриками, но он продолжал раскачиваться из стороны в сторону, постепенно увеличивая громкость этих звуков.

Богдану сказали, что он может отдохнуть вместе с другими юношами. Охотники в это время должны были сидеть вокруг шамана и слушать его причитания. Вождь внимал призывам Дзэтая, но внутри своего большого шалаша. Там, в одиночестве, его посещали духи предков, и никто не смел мешать их общению.

За долгие годы Баргуджин привык к этому и через какое-то время обычно проваливался в полудрёму, где видел свою семью и всё чаще – отца. Иногда они разговаривали. Но совсем не об охоте и обряде посвящения. В последнее время вопросы отца всё чаще и чаще оставались без ответа, заставляя Баргуджина думать над ними больше и больше.

Следующим утром юношей разбудили до рассвета. Родственники намазали им лица глиной, а шаман разрисовал щёки и лоб странными узорами. Богдану помогал Тускул. У них у единственных не было здесь родственников. Потом всех отвели на поляны. Глина высохла и неприятно стягивала лицо, но, похоже, это не мешало никому, кроме Богдана. Поэтому он потихоньку отодрал несколько кусочков на висках и щеках, после чего присоединился к остальным.

Ребята волновались. Они переминались с ноги на ногу, толкались и вели себя более активно, чем обычно. Но для Богдана это было просто соревнование. Он бросал дротики, как и остальные. Потом, когда раздали копья, точно так же спокойно попал во все мишени. Из лука было стрелять сложнее, однако до цели было всего девять шагов, и он точно попал в большой кусок коры, что являлось основным критерием успеха. Затем надо было пробежать по сопкам и снова бросать короткие копья. Проверяли дыхание и точность.

И вот тут произошла большая неприятность. Тэлэк, спускаясь со склона, случайно наступил на камень и подвернул ногу. Из-за этого он не мог второй раз бросать копья по трём мишеням. Для него это означало полный провал. Парень не мог пройти испытание и, следовательно, должен был расстаться с мечтой стать охотником в этом году, как и в прошлом. Такого позора он бы не пережил. Он хотел выхватить нож у одного из охотников, но тот вовремя среагировал и оттолкнул его.

Положение было критическим. Туматы не знали, как себя вести, и вождь уже собирался сообщить всем о неудаче Тэлэка, как вдруг вперёд вышел Богдан. Он прекрасно знал, что испытывает юноша в этот момент. Победы никогда не бывают без поражений. Поэтому Богдан сочувствовал ему. Он не мог бросить парня в беде только лишь потому, что тот нападал на него и хотел быть лучше и сильнее его в глазах своих соплеменников.

Да, отношения не всегда складываются удачно. Особенно у лидеров. Но помощь в трудной ситуации – это другое дело. К тому же у Богдана вдруг возникла идея, как обхитрить остальных охотников. Они знали, что Тэлэк его недолюбливает и всё время обзывает разными нехорошими словами, сравнивая с самыми недостойными животными, поэтому никто из туматов не ожидал, что тот придёт на помощь. Именно этот поступок сослужил Богдану в будущем добрую службу, когда уверенность в порядочности и надёжности чужака помогли убедить всё племя сделать правильный выбор.

– Подождите! – громко выкрикнул он. – Вождь, можно вопрос? – всё это снова прозвучало дерзко и невежливо, но его никто не остановил.

– Говори, – устало произнёс Баргуджин.

– Один человек кидает копьё в одну мишень. Ну в одну толстую палку, так? – Богдан показал на стволы молодых деревьев толщиной в ладонь.

– Так.

– А если сделать эту палку в два раза тоньше, тогда можно сказать, что в неё кидают два человека, так?

– Как это? – не понял вождь.

– Ну смотри, – Билбэт протянул две палки. – Вот видишь, один кидает в одну палку, другой – в другую. А если взять в два раза тоньше, – он взял ствол потоньше и протянул вождю. – Тогда можно сказать, что одно копьё попадает в две цели. Так?

– Ты хитрый, Билбэт, – усмехнулся вождь. – Одна палка – это одно копьё. Толстая или тонкая, она одна.

– Хм-м… – Богдану стало ясно, что так просто предводителя туматов не провести. Математика ему не помогла. – Ладно. Одна палка – одно копьё, – и тут его снова осенило! Вождь сам загнал себя в ловушку. – Тогда две палки – это два копья, правильно? – не в силах сдержать улыбку, спросил Богдан.

– Да, правильно, – ещё не подозревая подвоха, ответил Баргуджин.

Богдан воткнул в землю одну палку, а за ней, сразу впритык, вторую. Затем отошёл на десять шагов и спросил взрослого охотника, правильно ли он выбрал расстояние. Тот подтвердил. После этого он подкинул в руке короткое копьё и, прицелившись, бросил в цель. Обе палки расщепились пополам. Тогда он взял ещё две и поразил их с такого же расстояния. И только когда очередь дошла до третьей пары, вождь, наконец, догадался о его намерении. Но хитрость чужака вызвала у него не гнев, а улыбку. Улыбку радости и даже какой-то гордости. Впервые за многие годы он видел такое проявление помощи.

– Смотрите, – Богдан уже обращался ко всем собравшимся на поляне охотникам и юношам. – Вождь сказал, что две палки – это два копья. Вы все это слышали. Вот, смотрите, шесть палок здесь! – он поднял над головой шесть раздробленных мишеней. – Значит, их разбили шесть копий. Шесть, слышите? Ведь надо было попасть в шесть мишеней? Мы с Тэлэком попали в них. Правильно?

После этих слов над поляной повисло неловкое молчание. Туматы видели своими глазами шесть сломанных палок, они слышали слова вождя, они чувствовали, что чужак обвёл их вокруг пальца, но не могли понять, как это произошло. Более того, им было это приятно, потому что таким образом он спасал от позора одного из их соплеменников.

– Ты хитрый, но на охоте так не бывает, – попытался оправдаться Баргуджин, однако в его голосе прозвучала добрая нотка, и все это заметили.

– Э-э, нет! – радостно воскликнул Богдан. – Очень даже бывает. Мне рассказывали, что ты однажды на охоте попал копьём в двух волков. А Нурэй подстрелил двух зайцев одной стрелой. Это ведь правда? – громко воскликнул он.

– Да, было такое, – согласился вождь.

– Значит, ты бросил копьё за себя и за своего друга, так?

– Э-э… – Баргуджин не знал, что ответить. Согласиться, значило, признать правильность слов чужака. Не согласиться он не мог, потому что всё, о чём тот говорил, было правда. Вождю туматов была недоступна формальная логика, но он интуитивно чувствовал, что Билбэт его обманывает. Однако ему, как и остальным туматам, это было приятно. Он не хотел, чтобы Тэлэк пострадал из-за глупой случайности. И тут чужака неожиданно поддержал шаман.

– Два копья – две палки. Духи леса видели это. Билбэт не нарушил законов охоты.

Дзэтай застыл в торжественной позе, как будто ещё продолжал общаться с потусторонними силами, а вождь с облегчением вздохнул, потому что все охотники сразу приняли его сторону и одобрительно загудели, подтверждая, что шесть мишеней – это хорошо, правильно и так можно было сделать.

– Значит, Тэлэк тоже будет охотником? – вдруг прервал их разговоры Богдан, громко обратившись к вождю. Он, как никто другой, понимал, что сейчас важно добиться признания вслух, при всех, чтобы потом не было пути назад.

– Э-э… Ну…

– Две палки – два копья?! – обращаясь к охотникам воскликнул Богдан, как бы говоря им, скажите, вы же слышали, что ваш вождь говорил это. Туматы почувствовали благородный порыв чужака. Они подхватили его слова и несколько раз прокричали:

– Две палки – два копья! Две палки – два копья! Две палки – два копья!

Баргуджину ничего не оставалось, как признать в душе своё поражение. И впервые в жизни он сделал это с искренней радостью.

– Тэлэк из рода Ныргая будет охотником! – вынес он свой вердикт и поднял над головой кулак.

Взрослые мужчины радовались, как дети, хлопали друг друга по плечам, что-то выкрикивали и даже смеялись. И только Тэлэк сидел под деревом и плакал. Но это были слёзы счастья.

Всех юношей собрали у гэра вождя. Охотники помогали шаману готовить их к последней волнующей процедуре – нанесению татуировки. Хотя на самом, деле, это была непростая татуировка. Туматы делали тату в зависимости от события. Обычно они означали победу над врагом, очень удачную охоту, рождение ребёнка или посвящение в охотники. От других племён их отличали именно эти странные знаки, поэтому туматов часто называли «шитые лица». Её наносили иглой и ниткой, испачканной в пепле костра. Получался тонкий пунктирный узор. При посвящении в охотники юношам делали то же самое, только на левой руке – от кисти до шеи.

Когда подошла очередь Богдана, старшие охотники предложили сразу нанести ему знак на лицо, потому что он, по их мнению, заслужил это своим поведением. Вождь посоветовался с шаманом и отказал, потому что все поступки чужака были совершены до того, как он стал охотником. А знак особой заслуги на лице наносился только после этого ритуала. Остальным пришлось согласиться. Однако это оказалось к лучшему. Почти у половины юношей кожа после этого вздулась и покраснела. Их знобило, поднялась температура. Они потели и тяжело дышали.

Богдану тоже было не по себе, но он вместе с Тускулом несколько раз спускался к реке и там вынимал косточки из ран. Затем они промывали их водой и давали немного подсохнуть. Изобилие трав и растений в этой части леса было очень кстати. Повсюду виднелись высокие стебли тысячелистника с чашеобразными веточками. Цветы в этом месте были жёлтые. Чем-то эти растения напоминали маленькие сосны – такие же тонкие стебли без веток, большая крона вверху, только цветов у сосен не было. Ещё Богдан протирал раны соком полыни. Но не самой травы, а её корня. Так учила мама, когда он однажды в детстве порезал ногу на озере.

Шаман, кстати, знал об этих травах. Но у него были ещё свои рецепты, о которых он не хотел рассказывать. Дзэтаю приходилось следить за ранами других. В этом году воспаление было у большого количества юношей. Богдан понимал, что это – результат попавшей в кровь грязи, и втайне, когда рядом не было шамана, помогал ребятам, вынимая кости из-под кожи и выдавливая сукровицу с гноем из ран до появления крови. Он протирал их тем же самым корнем полыни, что и себе, а потом подкладывал листья тысячелистника. Как ни странно, шаман либо не замечал этого, либо был не против. К счастью, в этом году никто не умер. Говорили, что обычно один или два человека умирали, но для туматов это считалось честью.