Читать книгу Ясеневый турнир - Игорь Носовский - Страница 4

Ведомые лёгкой наживой, в Ясеневый Город стягивались чудаки со всех концов Эндердаля. Кто-то вёз сюда сыр и виноград на продажу, другие стекались поглазеть на знатных дворян, некоторые же прибывали из-за иной выгоды, тёмной и не всегда явной. Одним из тех, кому посчастливилось попасть в разбухший до неприличия от приезжих город, был некий странствующий бард по имени Фарух. Полукровка, в котором текла кровь юхарской содержанки и, как поговаривали, какого-то виконта средней руки из Эндердаля, как и многие прочие, надеялся поживиться во время громкого турнира. Смуглокожий, низкий ростом и располневший к своим тридцати годам Фарух проник в застенки столицы Эшторна, отдав продажным гвардейцам на южных воротах последний серебреник. При нём был узелок с немногочисленными пожитками, старенькая лютня да небольшой лохматый пёс, которого он подобрал, скитаясь вдоль северных границ Альдерфора.

Ясеневый город встретил его контрастами, каких он не видал ни в Дортвере, ни в Эридосе, ни даже в экзотическом Илиндире. Из-за моря прибыли лазуряне, в расписных одеждах, вышитых золотом и серебром. Дунгмарские купцы в тяжелых кожаных дублетах грозно расхаживали по улицам, меряя своим мрачным взглядом праздных гуляк. Горовики с отметками о разрешении торговли выставляли на продажу обработанные камни и дерево. Борхи в железных браслетах на руках тащили за собой повозки знатных господ. Фарух прекрасно понимал нелюдей, ведь он сам был полукровкой, что сказывалось на его жизни изо дня в день. Вот уже с год как умер его наставник – старый бард Тон-Тон, который подобрал скитающегося полукровку на задворках княжества Ринт и приютил его под своим крылом. За этот год Фарух играл для князя Фогота в Дортвере, пил лучшее вино Эндердаля в Эридосе и наблюдал, как дикие скакуны невероятных расцветок гарцуют по полям графства Эйнден, что в Глэндэле. Пожалуй, это были настоящие эмоции, которыми барду не с кем было поделиться. В этом большом мире он был совершенно один – далеко от дома на юге, где умерла его мать, и еще дальше от своего неизвестного отца. Некоего виконта, который спал с его матерью, Фарух уже и не надеялся найти. Возможно, она врала ему, говоря, что он сын представителя знатного эндердальского дома. Вполне вероятно, что бард был отпрыском какого-нибудь моряка или сопроводителя караванов. Почём ему было знать?

Благодаря Тон-Тону он выучился играть на лютне, разучил сотни самых популярных в Эндердале песен и теперь зарабатывал себе жизнь игрой и пением. Заработок тот был скудным, и порой приходилось голодать по нескольку дней, просить милостыню, воровать или же продавать то, что было при себе. Такая жизнь закалила Фаруха, сделав из него человека прагматичного, эгоистичного и недоверчивого. Если можно было набить брюхо бесплатно, присоединившись к столу каких-нибудь дворян, он не брезговал этого делать. Если же был шанс обмануть кого-нибудь и остаться при этом в выигрыше, Фарух всегда использовал такую возможность. Именно поэтому вход в некоторые города Эндердаля был для него строго закрыт. К счастью, в число таковых не входил Ясеневый Город, где теперь он рассчитывал подзаработать с лихвой.

Пестрота красок и буйство образов забавляли идущего налегке полукровку. Облачённый в потрёпанные серые бриджи, лёгкую холщёвую рубаху и шляпу с огромной дырой на полях, Фарух из Когорота весёлой походкой преодолевал квартал за кварталом. Он подмигивал симпатичным девушкам, которых в Ясеневом Городе теперь было хоть отбавляй, сопровождая все ухаживания лёгкой игрой на лютне. Дамы хихикали, прикрывая ротики, и кокетливо улыбались забавному музыканту. В этом было что-то волшебное, и хоть Фарух прекрасно знал, что ни одно из этих прелестных созданий никогда не заговорит с ним, на душе становилось теплее.

В трёх трактирах – Пьяный Заяц, Шишкин Брат и Королевский Дар ему не нашлось места. Все они были забиты под завязку, да к тому же ещё и в большинстве своём знатными персонами. Эти заведения располагались в элитном квартале Ясеневого Города – Серебряном, где проживала знать средней руки, церковники и купцы. В трактирах для них играли и пели самые знаменитые менестрели Эндердаля, имена которых были известны при каждом дворе, а стоимость их выступления исчислялась в золоте. В гвардейском квартале места странствующему барду также не нашлось, ибо строгая военная верхушка напрочь запретила иноземным певцам развлекать их в трактирах и на постоялых дворах. Здесь выступали фокусники с востока, церковные запевалы и скучные музыканты, поющие о былом величии Королевства Эндердаль. В монетный квартал Фарух так и не попал, ибо там творились какие-то бесчинства. Чернь рубилась с гвардейцами, нелюди сталкивались с офицерами из Лиги Ясеня, и всякий, с кем полукровке удавалось побеседовать, отговаривал его от идеи играть в трактирах этих неспокойных мест. В Литейном квартале и вовсе не было трактиров, – кузницы, небольшая церковь и целая когорта столярных фабрик, вот и всё, чем славилось это место.

Оставалось последнее – Худой квартал, место, где обитал различный сброд, как то мелкие воришки, разбойники из Гильдии Отверженных, шлюхи, пьяницы и прочие нелицеприятные личности, коих жизнь отбросила на задворки. К таким компаниям Фарух уже давно успел попривыкнуть, так что его не отпугивали рассказы о постоянных битвах между пьяными крестьянами и озверевшими борхами, о том, что в этих местах можно запросто получить нож в спину, или о том, что после ночи с местными куртизанками можно ещё два года ходить к лекарям, а то и вовсе утратить способность к производству потомства.

Сам Худой квартал расположился в юго-восточной части города и занимал совершенно небольшую его часть. Центральной веной его пронизывала улица Поперечная, а параллельно к ней с двух сторон проходили Побочная первая и Побочная вторая, соединяемые многочисленными переулками. В самом дальнем углу квартала расположился трактир Дивный Пивень с небольшим постоялым двором и конюшней на четыре лошади. Трактир примыкал к городской стене высотой в тридцать футов и был покрыт серой облупившейся извёсткой. По стенам полз полумёртвый плющ, опутывая балкончики с чугунными прутьями, а изнутри доносились крики и галдёж.

Фарух прошёл под своды Дивного Пивня, оказавшись в светлом помещении, пропахшем кислым вином и потом. Люстры покачивались в такт телодвижениям, которые совершали гости, проживающие в комнате над трактиром. Один из постояльцев, слепой старик в обносках, мирно посапывал на подоконнике, скрутившись калачиком. Рядом за столом горланили пьяные монахи в тёмно-коричневых робах – послушники Ордена Его Дети, кроткие в храмах, буйные на воле, где Единый, по их мнению, не видит всех прегрешений. Ещё немного, и они уединятся в комнатах с какими-нибудь продажными девками, сидящими за столами напротив. Ещё один стол занимали приезжие мелкие торговцы. Они тихо о чём-то перешёптывались, потягивали эль и не решались в открытую глазеть на полуголых девиц. Стол у лестницы, ведущей к гостевым комнатам, был занят целой толпой крестьян. На всех у них был один бочонок пива, они пели песни о весне, о благоденствии и о снисхождении Единого. Некоторые из них шептались, и среди всего этого гула Фарух услышал лишь одну фразу: «Проклятый жирный деспот. Скоро ему воздастся».

Бард проследовал к стойке, где крутился привратник, его жена и две молодых дочки. Худой сморщенный мужчинка лет сорока пяти недоверчиво оглядел Фаруха, выказывая своим взглядом всё то презрение, какого достойны полукровки в центральных землях Продола. Он вытер руки о жирный фартук и пробормотал:

– Свободных столов нет, комнат тоже. Могу налить пива или чего покрепче.

Бард почесал затылок и проговорил:

– От пива не откажусь, – пожал он плечами, – но я не гулять сюда приехал.

– Попрошайка, что ль? – нахмурив брови, спросил мужик. – Тогда проваливай ко всем тёмным демонам! У меня тут и так полно прохвостов навроде тебя.

– Я – бард, – гордо проговорил Фарух, вкладывая в свои слова столько значимости, будто бы добрых бардов не было здесь вот уже с десяток лет, – и я вижу, что у вас тут мрачно как в могиле. Я могу задать веселья этой дыре.

– Ты кем себя возомнил, полукровка? – разъярённо зарычал привратник. – Я владею этим трактиром уже двадцать лет, и бродячих певцов здесь отродясь не было.

– Сочувствую, – пожал плечами бард, – но мои услуги стоят недорого – сытный обед и крыша над головой ночью, вот всё, что мне нужно. Девки сами ко мне липнут, так что с этим проблем не будет.

В ответ на это привратник расхохотался так, что добрая половина трактира не преминула обратить к нему свои взоры. Его плечи судорожно сотрясались, и короткая борода с проседью покрылась слюной. Фарух молча наблюдал за смеющимся и терпеливо ожидал, когда закончится его припадок. В один момент привратник резко замолчал и, достав из-за стойки небольшой однозарядный самострел, направил его на барда. У Фаруха в одночасье подкосились ноги. Он почувствовал, как побелел от страха, и нижняя челюсть его затряслась.

– Проваливай отсюда, мерзкий полукровка, – с какой-то невероятной злобой прошипел привратник. – Или я всажу болт тебе в грудь, так и будет, видит Единый.

– Папа! – раздался тихий голосок, который показался Фаруху на фоне всего этого беспорядка глотком свежего воздуха. – Прошу тебя, позволь этому молодому человеку играть у нас. Гостям нравится музыка, я это наверно знаю. Ведь мы ничего не теряем.

Бард сглотнул, глядя, как опускается хозяйский самострел. На какой-то миг в сердце его возникла надежда, и он поверил – не убьют, да еще и дадут поиграть. Что за удача.

Трактирщик смерил дочь отеческим взглядом и спрятал самострел за стойку.

– Можешь сыграть сегодня у нас, – недовольно процедил он, – но с каждых десяти твоих медяков я получу три и ещё пять за комнату на мансарде.

– По рукам, – довольно проговорил Фарух и, сделав шаг вперёд, протянул свою руку привратнику.

– Можешь не набиваться мне в друзья, полукровка, – фыркнул он и скривился, как будто руку ему тянул чумной больной. – Скажи спасибо Анли, если бы не моя любовь к ней, гнить тебе на заднем дворе моего трактира.

Он вернулся к своим обязанностям, а Фарух с почтением и едва заметно кивнул весьма полной и далеко не симпатичной девушке, которая не отрывала от него взгляда. Наверное, она весила раза в два больше, чем сам бард, который был далеко не атлетом. Пухлые розовые щеки наплывали на глаза, волосы прикрывал кружевной чепец, а маленькие глазки были до того азартными, что оторвать от них взгляд было весьма даже не просто. В один момент полукровка понял, что уже слишком долго таращится на дочку привратника, и отвел в сторону свой взор. Он попытался вспомнить, когда последний раз у него была женщина, и не смог этого сделать. Говорили, что у южан была горячая кровь, потому что они происходили от древних племён, где совокуплялись по шесть раз на день. Фарух, хоть и был наполовину юхарцем, а всё же иногда верил в эту легенду. В хорошие времена, когда в карманах водились серебреники, он по трое суток не выходил из борделей, где опробовал по три раза каждую из девушек. Его наставник – старый Тон-Тон всегда осуждал похоть своего ученика, но куда ему, старому эндердальцу, было понять, что творится на душе у полного сил человека, в чьих жилах течёт южная кровь?

Опомнившись от мимолетного забвения, Фарух, раскланиваясь по дороге гостям, отправился на небольшой помост, служивший в Дивном Пивне чем-то вроде сцены. Он отбросил в сторону свой узелок, заглянул в окно, где мирно посапывал его пёс, и принялся играть на лютне, затянув одну из своих любимых песен.

Монахи захлопали, подпевая знакомому мотиву. Куртизанки игриво захихикали. Пальцы Фаруха гармонично плавали по струнам, заставляя гостей покачиваться в такт. Дочери привратника, да и сам он, теперь с улыбкой на лице слушали прекрасный голос барда и его отменную игру.

Когда первая песня была спета, каждый, кто сидел в трактире, громко зааплодировал. «В этих проклятых местах мои песни звучат особенно хорошо», – подумалось Фаруху. Ещё никогда люди не испытывали такого восторга от его песен. Должно быть здесь, на задворках Ясеневого Города, среди всего этого сброда, выступление такого барда, как он, весьма прилично ценится.

На сцену полетели медяки, и Фарух подмигнул привратнику. Собрав плату за выступление, он затянул следующую песню. К ночи, когда Дивный Пивень был заполнен до отказа, в сумке у барда скопилось почти три серебреника. Один он отдал привратнику, которого звали Игнат. Тот попробовал серебро на зуб и, удовлетворённо кивнув, отправил монету к себе за пазуху.

Гости стали расходиться после полуночи. Многие из них собирались назавтра посетить турнир, начало которого планировалось с первыми петухами. Привратник Игнат вместе со своей глухой женой и двумя дочками наскоро убрали столы, вымыли посуду, подмели пол и отправились наверх, где квартировали. В трактире остался один только Фарух, который уютно расположился за одним из столов, раскладывая для подсчёта заработанные деньги. Напротив него стоял штоф с элем, а вокруг была тишина. В голове всё ещё звучал мотив одной из развесёлых песенок, а перед глазами стоял образ Анли – пухлощёкой дочки привратника.

Вечер можно было считать удавшимся. За несколько часов полукровка из Когорота стал любимчиком столичного отребья. Он и сам был ничуть не лучше этих пропойц и воришек, и компания эта ему почему-то очень даже нравилась. Он вспоминал разговоры постояльцев – любителей сплетен и слухов, разносящих вести из одного трактира в другой. Большинство из них говорили о предстоящем турнире, на который собирались лучшие воины Эндердаля. Давеча в Ясеневый Город прибыл герцог Эрстан Фогот, старший сын князя Альдерфора, самого могущественного человека в центральных землях. Говорили, что герцог великолепный боец, воплощение мужества и чести. Уже вечером в столицу пожаловал князь Амильтон, владетель восточного княжества Дорхем, второго по размерам после Альдерфора. Вокруг этого дворянина витали тысячи слухов о его связи с магами, о путешествиях в дальние земли Иригарда и о выдающихся полководческих способностях. Из ближайших земель – графства Рэйнэбор, прибыл граф Торр Бертиран. По заверению многих, именно он был первым претендентом на победу. Грозный соперник для любого противника – орудующий двуручным молотом, великолепный стратег, не проигравший ни одной битвы. Слава графа опережала его.

Фаруху уже доводилось бывать на двух турнирах в Эндердале. Лет шесть назад он вместе с Тон-Тоном посетил турнир в Альдерфоре. Участвовать в нём могли только князья и графы, а поводом к турниру послужило рождение у князя Фогота внука – Вилариана. Тот турнир триумфально выиграл герцог Эрстан Фогот, отец Вилариана и будущий наследник Альдерфора. В финальной битве он победил Железного Князя Эрвина Аергонта, и после того дня никто больше не видел владетеля Арнвила. Поговаривали, что это поражение навсегда оставило след в его и без того непростом характере.

Второй турнир проходил в Глэндэле два года назад. Его организатором выступали купеческие гильдии, и взносы на участие были непомерно велики. В итоге участие в турнире приняли всего двенадцать знатных бойцов, двое из которых были с Лазурных Островов и один – из Нового Дунгмара. Победителем всё же стал эндердалец – один лучших воинов всех Эпох, легендарный Отти Брист. Фарух припоминал, как при виде этого виконта у него в душе что-то встрепенулось. В серебряных латах, которые отражали солнечные лучи, с гербом дома Брист на груди, этот могучий воин одним своим видом внушал страх в сердца своих противников и любовь одиноким (да и не только) дамам. Он был богат, владел обширными землями на юге Альдерфора и ничего не хотел слышать о политике. Отти Брист был верен только своему мечу. За его плечами были блистательные победы, одна ярче другой. Но закат для этого легендарного героя наступил столь же стремительно, как и рассвет. Путешествуя из Эрмара в Эридос, Отти Брист стал жертвой разбойников из Гильдии Отверженных. Он унёс жизни восьмерых нелюдей, однако один из борхов – крупный и умудрённый опытом, сумел вонзить свой клинок ему в сердце. Так закончилась жизнь величайшего бойца Эндердаля – на перепутье дорог, в забытых Единым местах.

Теперь Фаруху предстояло лицезреть третий турнир в своей жизни, и он обещал затмить своим величием все прошлые состязания.

За окном Дивного Пивня уже занимался рассвет. Лёгкое персиковое зарево раскроило ночное небо надвое, и впервые запах хмеля и пота сменился утренней свежестью. Время барда заканчивается утром, кончаются его слава и овации. Фарух брякнул напоследок лютней и отправился наверх, в свою комнату, которую ему выделил привратник Игнат за двойную плату. Пол в узких коридорах ужасно скрипел, и с каждым своим шагом бард чувствовал на себе презрительные порицания спящих за дверями постояльцев. Когда наконец он добрался до своей комнаты на мансарде, силы покинули его в одночасье. Он сбросил с ног сапоги, расшнуровал рубаху, небрежно откинув её в сторону и остолбенел от увиденного. Посреди пыли и облезших ковров, на низкой перине лежала дочка привратника. Пухлое тело Анли покрывало лёгкое одеяло, выдавая нескромные формы юной девы. Она лежала на боку, подставив руку под голову, и как-то нагловато обсматривала напуганного Фаруха.

– Чего ты так испугался, певец? – хихикнув, спросила девушка, и одеяло как бы случайно скатилось с её плеча. – Или женщины не видал?

– Я… – замешкался полукровка, чувствуя, как щёки его наливаются кровью. – Вы, кажется, Анли?

– Да какая разница? – снова усмехнулась она, и белые зубки мелькнули на пухлом лице. – Иди сюда и можешь называть меня, как хочешь. Я слишком долго тебя ждала здесь, так что теперь тебе от меня не отделаться.

Фаруха это позабавило. Он спрятал поглубже все свои сомнения и, скинув бриджи, последовал совету Анли. Последняя его здравая мысль в эту ночь была такова: «Она ещё не знает, что значит дразнить южанина».