Читать книгу Олимпийский переполох: забытая советская модернизация - Игорь Орлов - Страница 3

Взаимосвязь международного спорта, культурной дипломатии и «мягкой силы» в период холодной войны

Американский советолог Фредерик Баргхорн, одним из первых на Западе контекстуализировавший деятельность СССР в направлении культурной дипломатии, понимал под этим понятием «использование материальных культурных ценностей и работников культуры в пропагандистских целях»89. Полвека спустя в работах зарубежных авторов окончательно сформировалось представление о том, что Советский Союз ничуть не уступал США ни по масштабам, ни по многообразию форм культурной дипломатии (понимая культуру в широком смысле этого слова), инициируя различные проекты в этом направлении не менее активно, чем его основной геополитический конкурент90. В условиях глобального противостояния холодной войны именно инструменты «мягкой силы» позволили избежать прямого вооруженного конфликта между сверхдержавами, создав не только военно-стратегический, но и культурно-символический баланс сил91.

Несмотря на то что смысловое содержание самого понятия «культурная дипломатия», а также взаимосвязанных с ним понятий «культурная внешняя политика», «публичная дипломатия» и «народная дипломатия» вызывает определенные дискуссии, в общем виде под этим терминологическим многообразием понимается инициируемая государством или отдельными его институтами деятельность по самопрезентации, призванная создать желаемое представление о стране у зарубежной аудитории с целью влияния на общественное мнение и даже (по возможности) на процессы принятия внешнеполитических решений в другом государстве. Международные спортивные соревнования и закрепившее за собой общепланетарное значение олимпийское движение не могли не стать одним из направлений культурно-дипломатической активности. Причем усилия в данном направлении действительно могли быть высокоэффективными. Проведенные крупнейшей международной компанией Global Market Insite маркетинговые исследования подтвердили тезис о влиянии на формирование положительного имиджа государства его спортивных достижений и национальной культуры92.

При анализе культурной дипломатии можно выявить определенные особенности ее организации в разных странах. Одной из самых характерных черт именно советской культурной (публичной) дипломатии была ее тотальная подчиненность государственно-партийным структурам во всех без исключения сферах. В частности, в послевоенные годы спортивная деятельность курировалась сектором физической культуры и спорта Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС, и ни одно сколько-нибудь важное решение не принималось Спорткомитетом СССР без согласия или одобрения ЦК КПСС. Именно на уровне этой высочайшей «инстанции», как ее часто называли в официальных документах, часто решались самые банальные вопросы участия советских атлетов в спортивных мероприятиях начиная с взимания платы за выделенную из централизованных фондов спортивную форму для атлетов и заканчивая тем, сколько бутылок минеральной воды следует отправить представителям олимпийской сборной СССР во время их участия в Играх за рубежом93.

Но поскольку в реалиях холодной войны противостояние представляло собой «культурное наступление» в условиях противостояния не отдельных стран, а блоков, происходило нивелирование национальной специфики культурной дипломатии. Обращение к истории XXII Олимпийских игр позволяет выявить общие и специфические черты олимпийской (шире – спортивной, еще шире – культурной) дипломатии последнего десятилетия холодной войны. При этом, несмотря на очевидную связь между спортом и культурной дипломатией (достаточно вспомнить очень популярный советский лозунг «Спорт – посол мира!»), термин «спортивная дипломатия» первоначально использовался в СМИ и лишь затем стал постепенно концептуализироваться в работах зарубежных исследователей последней четверти ХХ в.94 Но даже в начале 2000‐х годов этот термин использовался преимущественно в англоязычной академической литературе, тогда как отечественные исследователи, в отличие от журналистов, обращались к нему намного реже.

В нашем исследовании предлагается следующая условная иерархия основных понятий: самым узким из них выступает категория «олимпийская дипломатия» – составная часть понятия «спортивная дипломатия», которая, в свою очередь, является одним из направлений культурной дипломатии. Одновременно вся эта матрешка понятий на любом из уровней служит инструментом реализации «мягкой силы». Спортивная дипломатия включается в сферу культурной дипломатии, поскольку спортивные контакты – одно из проявлений межкультурного сотрудничества. Некоторые исследователи подчеркивают, что спортивная дипломатия – это представительская «деятельность имеющих отношение к спорту индивидов», которая осуществляется «от имени соответствующего правительства и совместно с ним» с целью донесения до иностранной публики положительного образа или бренда государства95. Участвующие в соревнованиях за рубежом спортсмены являются «полпредами» своей страны даже в большей степени, чем гастролирующие деятели искусства или туристы, поскольку спортивные (в том числе олимпийские) правила всегда требуют четкой привязки к конкретной стране и предполагают использование ее флага и гимна во время официальных церемоний. Французский социолог Пьер Бурдьё в своей работе «Олимпийские игры. Программа анализа» отмечал, что, при кажущемся интернационализме и гуманистическом дискурсе Олимпийских игр, они всегда пронизаны духом острой конкуренции наций, проявляющейся в ритуалах шествия сборных различных стран под национальными флагами, в том, что награждение олимпийскими медалями сопровождается подъемом государственных флагов и исполнением государственных гимнов. Любая Олимпиада является более или менее антагонистическим соперничеством между странами за символическую власть и престиж96.

Эту же идею передают многие популярные советские олимпийские песни, например, «Старт дает Москва» (слова Н. Добронравова, музыка А. Пахмутовой), которую в разное время исполняли Валентина Толкунова, Лев Лещенко и Хор ансамбля песни и пляски им. В. Локтева, Сергей Беликов и Группа Стаса Намина, ВИА «Голубые гитары»:

Аналогичное смысловое содержание имела и вошедшая накануне Олимпиады‐80 в репертуар ВИА «Пламя» песня «Молодцы» (слова В. Харитонова, музыка В. Шаинского):

Спортивные соревнования и образы известных спортсменов нередко используются для привлечения внимания к актуальным проблемам современности: правам человека и экологии, насилию и расизму, употреблению наркотиков, гендерному неравенству и т.п. Спорт выполняет и дипломатические функции. Например, установлению китайско-американских дипломатических отношений способствовала так называемая дипломатия пинг-понга. В 1970 г. китайцы пригласили американских теннисистов для участия в соревнованиях по настольному теннису, потом команда КНР прибыла в Америку, а за этим последовали отмена в апреле 1971 г. американского торгового эмбарго и визит в Китай в феврале 1972 г. президента США Ричарда Никсона97.

История советской спортивной дипломатии началась фактически сразу после прихода к власти большевиков. С одной стороны, исключенная из МОК и оказавшаяся в экономической и политической блокаде Советская Россия использовала спортивные связи для преодоления внешнеполитической изоляции. С другой стороны, коммунистический режим рассматривал спорт как форму борьбы мирового пролетариата и способ объединения рабочих всего мира для борьбы с миром капитала. Важной вехой становления советской спортивной дипломатии стало создание в 1921 г. Красного спортивного интернационала (далее также – КСИ), к 1926 г. заключившего соглашения об обмене делегациями с рабочими спортивными организациями нескольких десятков стран. Апогеем тактики «единого рабочего спортивного фронта» стала Всесоюзная спартакиада 1928 г., которая противопоставлялась проходившей в том же году «Амстердамской буржуазной Олимпиаде»98.

Отдельной страницей советской спортивной дипломатии стали международные спортивные соревнования, проводившиеся в 1920–1930‐е годы Люцернским спортивным интернационалом (далее также – ЛСИ)99, получившие название рабочих олимпиад. Задуманные как альтернатива Олимпийским играм100, эти олимпиады декларировали принципы дружбы, солидарности и мира. Но, несмотря на эти декларации, команда Советской России не была допущена на неофициальную Олимпиаду 1921 г. в Праге. Как, впрочем, не были допущены на I Рабочую Олимпиаду 1925 г. представители КСИ, в который входили спортивные организации СССР. Ответным ходом КСИ стала организация турне по Германии футболистов из Харькова, приглашенных рабочими-спортсменами Дрезденского клуба им. 1910 года. Исполком КСИ отметил политическое значение поездки харьковских футболистов, выигравших все восемь игр, удостоив команду звания Первой пролетарской футбольной команды им. Красного спортивного интернационала.

После того как в августе 1927 г. на IV Конгрессе ЛСИ было принято решение о невозможности объединения с КСИ и запрете членам ЛСИ участвовать во Всесоюзной спартакиаде 1928 г. в Москве, отношения между спортивными интернационалами еще больше обострились. В 1931 г. власти Германии запретили проведение в Берлине финала II Международной рабочей спартакиады, в то время как Социалистический рабочий спортивный интернационал провел в июне 1931 г. Венскую рабочую олимпиаду, приуроченную к очередному Конгрессу II Интернационала101.

Ситуация изменилась только после прихода к власти в Германии нацистов. Летом 1934 г. в Париже была проведена совместная антифашистская спортивная встреча, в которой приняли участие представители 19 стран, а в декабре во Франции объединились два рабочих спортивных союза. На второй пражской встрече в октябре 1935 г. удалось договориться о совместных мерах против организации Олимпийских игр 1936 г. в гитлеровской Германии. Оба Интернационала установили связи с парижским бюро Международного комитета борьбы за сохранение олимпийского духа, который в июне 1936 г. по инициативе КСИ принял решение о бойкоте Берлинских игр и проведении Всемирной народной Олимпиады в Барселоне102. Главным подтверждением стремления обоих Интернационалов к единству в рабочем спортивном движении стало проведение в 1937 г. III Международной рабочей олимпиады в Антверпене, участие в которой приняли 14 тыс. спортсменов-рабочих из 15 стран, в том числе из СССР103.

Но своего пика политизация международного спортивного, в том числе олимпийского, движения достигла в послевоенный период. В ряду наиболее эффективных форм советской спортивной дипломатии, активизировавшейся с начала 1950‐х годов, можно отметить: поддержку контактов со спортивными коммунистическими и рабочими организациями западных стран; проведение крупных международных соревнований (например, международного легкоатлетического турнира «Мемориал братьев Знаменских»); совместную организацию международных турниров при поддержке коммунистических или социалистических организаций западных стран (к примеру, ежегодную Международную велогонку Париж – Москва); международные товарищеские встречи; всемирные фестивали молодежи и студентов (в программу которых включались спортивные соревнования). Например, из 34 тыс. участников Фестиваля‐57 в Москве около 4 тыс. прибыли именно для участия в спортивных состязаниях, которые проводились по 13 видам спорта у мужчин и 8 – у женщин104.

Что касается собственно спортивной составляющей культурной дипломатии, то, например, в исследовании Энн Мари Кордас продемонстрировано активное использование женщин-гимнасток в пропаганде периода холодной войны105. В советское время зародилась такая форма спортивной дипломатии, как послы доброй воли. В 1972 г. две советские гимнастки, олимпийские чемпионки Ольга Корбут и Людмила Турищева, совершили турне по США, которое способствовало заключению между СССР и США в этом же году соглашения о контактах, обменах и сотрудничестве (в том числе в спортивной сфере)106.

В современной литературе выделяются следующие основные формы спортивной дипломатии: международные спортивные соревнования; обмен спортсменами, тренерами, специалистами, информацией, литературой и другими материалами в области спорта; заключение соглашений по вопросам сотрудничества в сфере физкультуры и спорта; спортивные конгрессы и спортивные фестивали. Специфическим проявлением спортивной дипломатии также стали различные формы политического протеста: демонстративные акции во время соревнований; бойкоты; отказ от соблюдения норм и правил проведения спортивных мероприятий, от участия в отдельных соревнованиях, церемониях открытия, закрытия или награждения; использование характерной символики в одежде, символических жестов и других демонстративных форм поведения107.

Случаи бойкота спортивных соревнований по политическим мотивам на протяжении второй половины ХХ в. не были единичными. При этом зимние Олимпийские игры значительно реже страдали от бойкотов, чем летние. От участия в Олимпиаде‐56 в Мельбурне ряд стран (среди которых были Нидерланды, Испания и Швейцария) отказались в знак протеста против подавления советскими войсками массовых выступлений в Венгрии, а поводом для бойкота со стороны Египта, Ирака, Ливана и Камбоджи стал Суэцкий кризис. Не приехала на Олимпиаду и делегация Китая из‐за приглашения на Игры олимпийской сборной Тайваня. В 1976 г. 29 африканских стран бойкотировали Олимпиаду в Монреале, протестуя против состоявшегося незадолго до этого официального матча по регби между сборными Новой Зеландии и ЮАР108.

Спортивная дипломатия фактически является своеобразным симбиозом внешней политики и спорта. С одной стороны, спорт целенаправленно используется властями в качестве инструмента дипломатии, а с другой – спорт сам по себе может быть дипломатией, когда речь идет о взаимодействии негосударственных акторов, связанных с организацией какого-либо спортивного мероприятия, оказывающего влияние на международные отношения109. Способность провести у себя крупное международное спортивное мероприятие (прежде всего Олимпийские игры и чемпионаты мира) способствуют позитивному восприятию страны в мире, и в частности – укреплению ее статуса и имиджа110. Применительно к советской спортивной дипломатии зафиксируем некую иерархию целей, на первом месте в которой находится характерная для народной дипломатии задача сплочения населения своей страны и государств-союзников вокруг международных соревнований. Одновременно спортивная дипломатия преследует цель улучшения имиджа и престижа государства и лишь в последнюю очередь рассматривается как гуманитарный проект. Тем не менее изучение относительной внешнеполитической открытости Советского Союза после смерти Сталина позволяет понять причины и механизмы стабилизации социализма в СССР и Восточной Европе111.

Выделению спортивной дипломатии в самостоятельный вид дипломатической деятельности способствовал ряд обстоятельств, и прежде всего рост заинтересованности государств в усилении роли негосударственных акторов международных отношений и появление «новой публичной дипломатии» с характерной для нее диверсификацией дипломатических каналов и методов горизонтально структурированных взаимодействий112.

Таким образом, можно зафиксировать наличие как минимум трех способов использования спортивной дипломатии как инструмента «мягкой силы»: для улучшения имиджа и престижа государства и оказания давления на другие страны (публичная дипломатия); средства сплочения людей вокруг международных соревнований (народная дипломатия); в качестве инструмента объединения людей вокруг проектов гуманитарного, социального и культурного характера (культурная дипломатия).

Рассмотрим подробнее эти подходы. Профессор Гарвардского университета политолог Джозеф Най ввел в научный оборот категорию «мягкая сила» в качестве нового принципа и механизма выстраивания отношений между государствами113. В отличие от традиционных механизмов международных отношений (включая экономическое и военное могущество), названных им «жесткой силой», новая форма внешнеполитической стратегии, использующая культурные, образовательные и аналогичные ресурсы, предполагала способность добиваться результатов путем добровольного участия и привлекательности взаимодействия114. Ряд западных авторов считают, что истинная сила государства проявляется в его способности добиваться собственных целей без применения силы по отношению к сопернику или с ее минимальным использованием115.

Впрочем, сложившееся противопоставление может быть подвергнуто сомнению не только с позиции критики самой концепции116, но и с учетом особенностей «мягкой силы» как механизма реализации внешнеполитических задач. Во‐первых, число акторов в сферах, характерных для «мягкой силы», значительно больше, чем число государств. В нашем случае это касается спортивных союзов, олимпийских организаций и туристских компаний. Во‐вторых, нормативный аспект «мягкой силы» не исключает политической воли государства для реализации сотрудничества в гуманитарной сфере. В‐третьих, опыт показывает, что в обычных условиях к широкому применению «мягкой силы» часто прибегают государства, не способные строить отношения с мировым сообществом на основе экономической или военной мощи117.

В силу вышесказанного понимание этой политики как стратегии несиловых действий, сходных с гуманитарным сотрудничеством, является несколько односторонним. Именно поэтому Дж. Най предложил категорию «разумной силы», подразумевающую баланс между «мягкими» и «жесткими» компонентами. Похожие идеи содержит принятая в Китае концепция комплексной мощи государства, включающая гуманитарное и культурное влияние, привлекательность экономической модели, степень развития науки и техники, состояние окружающей среды и демографической ситуации, а также вопросы обороноспособности и энергетической безопасности118. Олимпиада‐80, особенно в контексте ее бойкота, стала наглядным примером использования инструментария «мягкой силы» как Советским Союзом, так и его оппонентами.

Однако существует также тенденция разграничения понятий публичной и культурной дипломатии. Под первой некоторые современные авторы понимают целенаправленную международную деятельность по формированию долгосрочных отношений между государствами и продвижению национальных интересов путем развития культурных, образовательных, информационных и иных международных контактов119. При этом публичная дипломатия основывается на предположении о значительном влиянии общественного мнения на правительство, политические режимы и системы (что в целом отвечает реалиям именно демократического общества)120. Британский политолог Марк Леонард выделил главные цели публичной дипломатии, тесно связанные с развитием культурной политики: повышение осведомленности о стране; формирование позитивных представлений о стране и ее ценностях; привлечение людей в страну для туризма и учебы; продвижение за рубежом ее товаров; привлечение иностранных инвестиций и политических союзников121.

В то же время культурная дипломатия122 может рассматриваться как обмен разными компонентами культуры между государствами и народами с целью углубления взаимоотношений и одновременно продвижения собственных национальных интересов. Культурная дипломатия стремится использовать элементы культуры для формирования позитивного взгляда иностранцев на население страны, ее культуру и политику. Она призвана стимулировать расширение международного сотрудничества, защищать национальные интересы, предотвращать и смягчать последствия конфликтов между странами123. Культурная дипломатия может использовать все аспекты национальной культуры: искусство (включая кино, музыку и живопись); выставки; образовательные программы; обмен научными, образовательными и иными достижениями; литературу (перевод популярных произведений); трансляцию новостных и культурных программ; религию (включая межрелигиозный диалог); пропаганду достижений социальной политики124.

Зарубежные исследователи проделали большую работу по реконструкции специфических черт советской культурной политики. Например, Софи Кёре и Рейчел Мазюи, анализируя поездки французской интеллигенции в СССР, обратили внимание читателей на тщательную регламентацию подготовки их путешествий по Советскому Союзу125. Майкл Дэвид-Фокс на материалах Всесоюзного общества культурных связей с зарубежными странами (далее также – ВОКС), Отдела пропаганды Коминтерна, Иностранной комиссии Союза писателей СССР, Комиссии внешних сношений ВЦСПС и других организаций среднего уровня раскрыл особую систему приема иностранцев и способов влияния на них и на западное общественное мнение через различных акторов культурной дипломатии – гидов-переводчиков и работающих за границей специалистов, периодическую печать и советские издания, туристские маршруты и образцовые объекты показа126. По мнению автора, в основу советской культурной дипломатии было положено деление аудитории по классовой принадлежности и политическим взглядам. В силу этого целевая установка советской культурной дипломатии включала стремление изменить не просто взгляды гостей СССР, а их мировоззрение в целом (обращение в коммунистическую веру), для чего формировалось умение подогнать идеологическое послание под воззрения множества различных аудиторий и отдельных туристов. При этом советские чаяния не ограничивались сферой внешней политики, а были составной частью борьбы за построение социализма. Сфера культуры тесно связывалась с западной интеллигенцией, которая, наряду с иностранными коммунистами и рабочими делегациями, составляла основной объект культурной дипломатии. Но ее центральным звеном выступал, прежде всего, прием зарубежных гостей. Разрыв между традиционной дипломатией и подготовкой мировой революции, с одной стороны, выводил советскую культурную дипломатию за сферу влияния Народного комиссариата иностранных дел, а с другой – делал ее шире и культуры, и дипломатии, представляя собой целый комплекс задач по воздействию на иностранцев и на территории СССР, и за рубежом. Впрочем, автор корректирует представление об «искусном макиавеллизме коммунистов» оценкой масштаба советских просчетов, в основе которых лежало неверное толкование настроений иностранной аудитории и проецирование советских представлений на культурную и политическую ситуацию в других странах127.

Жан-Франсуа Файе на примере биографии Карла Радека не только реконструировал процесс возникновения культурной дипломатии в Советском Союзе, но и показал ее специфические формы, включая посреднические сети, экономическую составляющую культурного экспорта и острую конкуренцию между внешнеполитическими ведомствами128. В свою очередь, Людмила Штерн, анализируя разработанный Коминтерном механизм международной культурной пропаганды и вовлечения в нее иностранных интеллектуалов, показала, как в середине 1920‐х годов к политической пропаганде добавлялись «культурные методы» в целях завоевания симпатий (соблазнения) западной интеллигенции. Таким образом, идет о программе «советского политического влияния под прикрытием культурных связей» и создания «сети западной интеллектуальной поддержки», для чего использовались такие организации, как Международное объединение революционных писателей, ВОКС и Иностранная комиссия Союза писателей СССР. Штерн расширяет круг акторов культурной дипломатии, включая в них, помимо институтов, гидов-переводчиков, еще и полномочных представителей этих организаций за рубежом и членов обществ дружбы с СССР. Она доказывает, что и после Второй мировой войны, несмотря на «железный занавес», культура оставалась «мощным советским оружием в холодной войне»129. Рассуждая о специфике советско-французских культурных обменов межвоенного периода, Софи Кёре обратила внимание на советский централизованный аппарат культуры, отказ от идеи политического нейтралитета культуры и лингвистический экспансионизм в отношении Запада. Именно после провала польской кампании 1920 г. Советская Россия перешла к политике мирного сосуществования, которая опиралась на гуманитарную, культурную и политическую дипломатию «мягкой силы», которую автор разделяет на дипломатию вмешательства, сосуществования и влияния. По ее мнению, 1960‐е годы стали периодом окончательного совмещения советского политического и русского культурного пространства130.

Если суммировать особенности советской культурной (народной) дипломатии, отличающие ее от культурной дипломатии западных стран, то в сухом остатке выделяется: минимальное влияние общественного мнения на содержание культурной и спортивной политики; приоритет идеологического и политического воздействия перед культурным взаимодействием, и цели сплочения населения стран социалистического содружества перед общегуманитарными задачами; расценивание спортивной (в том числе олимпийской) дипломатии как одной из технологий ведения холодной войны; острая конкуренция между внешнеполитическими ведомствами; особая система приема иностранцев, включающая специальные туристские маршруты и образцовые объекты показа.

Как уже отмечалось, особым случаем использования инструментов публичной, культурной и спортивной дипломатии является мегасобытие. Применительно к сфере международного спорта, наряду с чемпионатами мира по футболу, наиболее ярким мегасобытием второй половины XX столетия были Олимпийские игры. Считается, что инвестированные в проведение мегасобытий средства способны значительно повысить международный статус страны и повлиять на позиционирование государства на международной арене, поскольку дают возможность продемонстрировать организационную эффективность, управляемость и компетентность руководителей страны131. Но одновременно с этим мегасобытия – широкомасштабные культурные мероприятия, обладающие международным значением. Здесь, помимо внутренних признаков мегасобытия (продолжительность, число участников и зрителей, уровень организационной сложности), важную роль играют внешние факторы (привлекательность для журналистов и туристов, влияние на развитие пространства и инфраструктуры города-организатора)132. Исходя из этих критериев, Олимпийские игры вообще и Олимпиада‐80 в частности, несомненно, относятся к числу мегасобытий второй половины ХХ столетия.

Несмотря на то что изучение феномена «мягкой силы» превратилось в динамично развивающееся исследовательское направление, открытым остается вопрос о соотношении и эффективности различных инструментов «мягкой силы». Инструментарий «мягкой силы» может быть уточнен путем обращения к опыту организации мегасобытий (подготовка и проведение которых приобретает форму мегапроектов), настоятельно требующих привлечения всего набора «дипломатий» (публичной, культурной, спортивной и проч.). Кроме того, уточнение взаимосвязи разных видов «дипломатий» на примере Олимпиады‐80 с одновременным экскурсом в историю советской культурной дипломатии позволит уловить специфические черты народной дипломатии на всем протяжении олимпийского цикла.

Исторические этапы советского олимпийского мегапроекта

Для того чтобы выявить сложную конфигурацию каналов и инструментов «мягкой силы», предлагается рассмотреть советский олимпийский мегапроект в исторической динамике, разделив его на основные этапы. Применительно к Олимпийским играм вообще и Олимпиаде‐80 в частности в литературе традиционно выделяются три этапа: предолимпийский, проведение Олимпийских игр и постолимпийский. В свою очередь, предолимпийский этап делят на два подэтапа: борьбы за право принять у себя Игры XXII Олимпиады и непосредственной подготовки к проведению Игр133. Однако авторам представляется целесообразным для решения поставленной выше задачи выделить не три, а четыре этапа, имеющих свои особенности с точки зрения культурной и спортивной дипломатии, особенно в их советском варианте.

Первый этап (борьба за право проведения Олимпиады от начала подачи заявки до положительного решения Международного олимпийского комитета). Советский Союз стал полноправным членом олимпийского движения весной 1951 г., а с 1952 г. советские спортсмены стали регулярно принимать участие в летних и зимних Олимпийских играх134. Советское руководство всерьез задумалось о проведении олимпиады в Москве еще в 1950‐е годы. В апреле 1956 г. Спорткомитет обратился в ЦК партии с просьбой дать разрешение на переговоры с МОК об организации в Москве Олимпиады 1964 г. Записку одобрил секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев, но затем выяснилось, что необходимо соблюсти ряд условий, выполнение которых СССР не мог гарантировать. Речь шла не только об уровне сервиса, но и о свободном доступе иностранной прессы к советским гражданам. И самое главное: Советский Союз должен был принять на себя обязательство пригласить спортивные делегации всех государств вне зависимости от того, поддерживаются ли с ними дипломатические отношения. Вопрос был отложен на два года, однако в декабре 1958 г. Секретариат ЦК КПСС принял решение «о нецелесообразности направлять» в МОК обращение о проведении летних Олимпийских игр 1964 г. в Москве. Советское руководство решило поддержать кандидатуру Токио, ожидая положительную реакцию спортсменов и спортивных деятелей стран Азии и Африки, где Игры еще ни разу не проводились. СССР рассчитывал также использовать избрание Токио как своеобразный плацдарм для успешного продвижения своей заявки на Игры 1968 г. СССР добился проведения сессии МОК 1962 г., где должна была определяться столица Олимпиады 1968 г., в Москве, выиграв конкурс у столицы Кении Найроби. Перенос выбора столицы руководством МОК на 1963 г. заставил Москву предложить на 1962 г. вместо себя Найроби при условии, что сессия 1963 г. будет проходить в Москве. Однако МОК категорически отказался что-либо менять: сессия 1962 г., как и было решено ранее, прошла в Москве, а сессия 1963 г. – в Баден-Бадене. А затем и Н.С. Хрущев изменил свое мнение, отказавшись от идеи проведения Игр в Москве135.

Только в период нахождения Л.И. Брежнева во главе государства Советский Союз подал заявку на проведение Олимпийских игр. Но путь СССР на Олимпиаду оказался тернистым. В конце 1965 г. Спорткомитет в очередной раз выступил с предложением подать заявку на Игры 1972 г. Но этот вопрос был передан в ЦК КПСС на дополнительное рассмотрение, и до 1 января 1966 г. СССР не успел подать заявку. В очередной раз идея проведения Игр в Москве возникла у председателя Спорткомитета СССР С.П. Павлова в апреле 1969 г. Поскольку Брежнев был сторонником проведения Игр в Москве, то уже в сентябре было принято соответствующее постановление Секретариата ЦК КПСС об официальном выдвижении кандидатуры Москвы на проведение летней Олимпиады 1976 г.

Олимпийский проект органично вписывался в масштабные планы советского руководства, поэтому развернулась мощная пропагандистская кампания в зарубежных СМИ, подконтрольных советской стороне, а многочисленные делегации были направлены в различные страны мира для переговоров о поддержке кандидатуры Москвы. К заседанию 69‐й сессии МОК в Амстердаме, где решалась судьба столицы очередных Игр, была подготовлена соответствующая рекламно-информационная продукция – кинофильм, стендовая выставка, макеты спортивных сооружений, книга и альбом «Москва – 1976». Однако этого оказалось недостаточно. В Москве, видимо, считали, что Олимпиада «почти в кармане», поэтому лишь в марте 1970 г., за два месяца до сессии в Амстердаме, Секретариатом ЦК КПСС был утвержден План информационно-пропагандистских мероприятий в связи с выдвижением г. Москвы на проведение XXI летних Олимпийских игр. Понятно, что на реализацию этого плана просто не хватило времени. Кроме того, накануне сессии МОК в западных СМИ развернулась кампания критики советской цензуры, уровня обслуживания иностранных туристов, серьезных недостатков в техническом оснащении спорткомплексов и т.п.136 Несмотря на то что Москва выиграла первый тур у Монреаля и Лос-Анджелеса, во втором туре столицей Олимпиады‐76 все же был выбран Монреаль, забравший голоса выбывшего Лос-Анджелеса137. Скорее всего, МОК в условиях холодной войны не захотел вставать на сторону одной из двух конкурировавших мировых сверхдержав, выбрав компромиссный канадский вариант. Тем не менее поражение было достаточно болезненно воспринято Москвой: советское руководство выступило с предложением реорганизовать МОК, в состав которого входили 22 титулованные особы, на более демократической основе. Кроме того, в противовес МОК был взят курс на усиление поддержки генеральных ассамблей национальных олимпийских комитетов и международных спортивных федераций.

9 сентября 1971 г. Политбюро ЦК КПСС приняло окончательное решение о выдвижении кандидатуры Москвы на проведение Игр 1980 г. Советские делегации в поисках поддержки совершали поездки во многие страны мира, а с руководством МОК, новый президент которого лорд Майкл Моррис Килланин своим выдвижением во многом был обязан Москве138, регулярно проводились консультации и переговоры. Несмотря на озвученные ранее советской стороной призывы к демократизации МОК, в Москву были приглашены лорд Килланин, президент Международной федерации конного спорта (далее также – ФЕИ) герцог Эдинбургский, член МОК, правящий принц Лихтенштейна Франц Иосиф II и другие знатные персоны. Свидетельством готовности советской столицы к проведению Игр стала организация в Москве летом 1973 г. Всемирных студенческих игр, которые оставили у участников и гостей благоприятное впечатление. Это право Москва завоевала со второго раза, так как заявка на Игры в 1969 г. была отвергнута МОК из‐за отказа принять команды Южной Кореи, Тайваня и Израиля. Но в заявке на 1973 г. это требование было снято, и тем самым СССР прошел испытание на «спортивно-политическую толерантность». Кроме того, в этом же году по советской инициативе в болгарской Варне состоялся не собиравшийся 43 года Олимпийский конгресс (десятый по счету), поддержавший идею укрепления сотрудничества МОК с правительствами стран и государственными спортивными организациями. Члены конгресса осудили и так называемый гигантизм игр – предложение ряда членов МОК проводить Олимпийские игры одновременно в нескольких городах и даже странах. В свою очередь, советская сторона добилась разрешения рядом с выставками предстоявших Игр 1976 г. в Монреале и Инсбруке развернуть экспозицию «Москва приглашает Олимпиаду‐80», что позволило набрать дополнительные очки при последующем голосовании139.

Благодаря авторитету С.П. Павлова на международной спортивной арене, возросшему интересу к советской стране и дружеским контактам с членами МОК (особенно с русским эмигрантом и президентом НОК Лихтенштейна бароном Эдуардом фон Фальц-Фейном140 и президентом НОК ФРГ Вилли Дауме), а также поддержке лорда Килланина, ставшего «большим другом Советского Союза», на этот раз удалось добиться успеха. 23 октября 1974 г. на 75-й сессии МОК в Вене члены Комитета 39 голосами против 20 отдали первенство Москве, опередившей в очередной раз Лос-Анджелес.

В 1970‐е годы одной из задач советской внешней политики было расширение советского влияния в исламском мире. Наибольший интерес с этой точки зрения представляли Ливан, Египет, Сирия, Ирак и Алжир, а одной из основных форм сотрудничества с ними стали двусторонние спортивные встречи, спортивные недели или недели дружбы с включением в их программу спортивных мероприятий. Например, в 1970 г. советская спортивная неделя прошла в Египте, а в следующем году египетские спортсмены прибыли с ответным визитом в СССР. Аналогичные спортивные недели в течение 1972–1973 гг. были проведены в Сирии, Алжире, Нигерии, Судане, Ираке и Ливане. К середине десятилетия у Советского Союза сложились тесные спортивные контакты с 37 государствами Азии и Африки (в частности, Среднего Востока)141.

В первой половине 1970‐х годов советская дипломатия вынуждена была демонстрировать «спортивно-политическую толерантность», сняв, как уже указывалось, ради проведения Всемирных студенческих игр 1973 г. запрет на прием команд Южной Кореи, Тайваня и Израиля. Но тайваньская проблема в очередной раз обострилась для СССР в начале 1974 г., в связи с проведением под Минском Чемпионата мира по биатлону. Когда в 1971 г. принималось решение о проведении чемпионата в СССР, никто не предполагал, что спустя год Международный союз современного пятиборья и биатлона примет в свои ряды Тайвань. Через несколько месяцев предстояли выборы столицы Олимпиады 1980 г., и отказ от проведения чемпионата имел бы катастрофические последствия. Поэтому в 1974 г. сборную Тайваня все же допустили к выступлениям на Чемпионате мира по биатлону в белорусских Раубичах, хотя и исключили возможность поездок делегации по стране и контактов с советскими гражданами за пределами мест соревнований. Кроме того, тайваньским спортсменам и тренерам выдали въездные визы на специальных вкладышах, изъяв их при выезде из СССР. Однако прибывший в декабре 1976 г. в Москву с официальным визитом лорд Килланин142 в беседе с Н.В. Подгорным снова поднял тему Тайваня, добиваясь от советских лидеров гарантий приглашения спортсменов из этой страны на московскую Олимпиаду. В Кремле подтвердили данное ранее обещание, но указали на жесткость в этом вопросе позиции КНР. Впрочем, за год до Олимпиады‐80, благодаря прагматичной позиции нового китайского руководства, пришедшего к власти после смерти Мао Цзэдуна, на прошедшей в Монтевидео 81‐й сессии МОК НОК Тайваня стал именоваться Олимпийским комитетом Китайского Тайбэя, и МОК вновь признал НОК КНР143.

В 1970‐е годы руководителям советского спорта все труднее было отказывать спортсменам из Южной Кореи в приглашениях на соревнования в Москву. Советская сторона не прислушалась к требованиям КНДР бойкотировать Универсиаду 1977 г. в Софии из‐за выступления там студентов из Южной Кореи. Было проигнорировано и официальное заявление Пхеньяна о разработке совместной тактики по недопущению Южной Кореи на Олимпиаду‐80. Дело в том, что северокорейская сторона постоянно бойкотировала все соревнования в соцстранах, если там присутствовали спортсмены из Южной Кореи, при этом соревнуясь с ними на территории капиталистических стран. В 1975 г. южнокорейские команды приняли участие в проходивших в Советском Союзе чемпионатах мира по борьбе и тяжелой атлетике, а руководство Северной Кореи было просто поставлено об этом в известность как о свершившемся факте144.

Накануне выборов олимпийской столицы был организован визит в Москву большой группы иностранных журналистов, включая представителей Израиля. «Три недели назад я в этой газете выразил сомнения по поводу того, что местом проведения Олимпийских игр 1980 года станет Москва. Вернувшись из десятидневной поездки в Москву, Ленинград и Баку, я должен заявить, что у русских спортивные объекты гораздо лучше, чем у Лос-Анджелеса», – заявил британский корреспондент The Daily Telegraph Джеймс Кут, которому хватило всего 10 дней, чтобы изменить свою точку зрения по этому вопросу145.

На выбор советской столицы работало и общее потепление политического климата: подписание в 1970 г. Московского договора с ФРГ о нерушимости западногерманских границ с Польшей и ГДР; Четырехстороннего соглашения по Западному Берлину (1971 г.), урегулировавшего международный статус города; посещение в 1972 г. президентом США Ричардом Никсоном СССР и ответный визит Л.И. Брежнева в следующем году.

Второй этап: организационно-подготовительный (с принятия положительного решения и до открытия Игр) . В феврале 1975 г. Постановлением ЦК КПСС «О подготовке к XXII летним Олимпийским играм 1980 г. в г. Москве» был утвержден состав Оргкомитета «Олимпиада‐80» под руководством Игнатия Трофимовича Новикова146, и началась крупномасштабная подготовка к первому в советской истории спортивному мегасобытию такого уровня. В функции Оргкомитета входила координация деятельности министерств и ведомств, общественных и спортивных организаций страны, а также осуществление связей с МОК, международными спортивными федерациями (далее также – МСФ), национальными олимпийскими комитетами и другими зарубежными объединениями и организациями147.

19 февраля 1976 г. И.Т. Новиков направил в ЦК КПСС записку (отчет) об участии делегации Оргкомитета в работе 77‐й сессии МОК в Инсбруке, где с 4 по 15 февраля проходили XII зимние Олимпийские игры. По дороге советская делегация посетила ФРГ для ознакомления с олимпийскими спортивными сооружениями, а в Инсбруке осмотрела олимпийские объекты (прежде всего Олимпийскую деревню) и находившееся в них техническое и спортивное оборудование. Главное, что по итогам отчета Оргкомитета «Олимпиада‐80» 77‐я сессия МОК не только утвердила сроки проведения Игр в Москве, но и в основном одобрила программу Олимпиады и поддержала решение об организации международного молодежного лагеря148.

В июне 1976 г. представители Оргкомитета «Олимпиада‐80» приняли участие в работе 78‐й сессии МОК, в том числе с целью ознакомления с опытом организации и проведения Игр XXI Олимпиады в Монреале. Делегацию СССР принимали на самом высоком уровне (премьер-министр П. Трюдо, министры федерального правительства, генерал-губернатор Канады Ж. Леже и премьер-министр провинции Квебек Р. Бурасса). На этом приеме присутствовала и королева Великобритании Елизавета II, что свидетельствовало о значении, которое придавалось развитию отношений с СССР. В это же время в Монреале проходила международная выставка «Человек и мир», организованная муниципалитетом города, на которой большой популярностью пользовался советский павильон «Спорт и культура на службе человечества». Более того, мэр Монреаля Ж. Драпо предложил продлить участие СССР в этой выставке до 1980 г. Впрочем, несмотря на благожелательное в целом отношение канадской общественности к советским спортсменам, имели место «отдельные антисоветские выступления» со стороны групп украинских националистов. Возникли и иные проблемы. Поскольку команда США заняла только третье место в Монреале (пропустив вперед СССР и ГДР), американская пресса в ходе Игр и после их окончания подняла вопрос о рассмотрении МОК «проблемы распространения политического влияния со стороны некоторых государств, пытающихся использовать Олимпийские игры для получения преимуществ над своими политическими соперниками». В частности, западные СМИ выступили против использования национальных гимнов и подъема государственных флагов, а также против подсчета медалей и очков149. Таким образом, первые признаки информационной войны были налицо. Более того, наметились и признаки спортивного противостояния. В 1976 г. Генеральная ассамблея международных федераций, объединяющая федерации и олимпийских, и неолимпийских видов спорта, приняла решение о проведении в 1978 г. в США Всемирных игр по видам спорта, которые не входили в программу Олимпийских игр150.

В целях снижения остроты информационного противостояния вокруг будущей Олимпиады в Москве советской стороной были активизированы межпартийные контакты в странах Западной Европы. Так, 30 марта 1976 г. заместитель председателя Оргкомитета «Олимпиада‐80» В.И. Коваль и начальник Международного управления Оргкомитета В.И. Прокопов встретились с заведующим спортивным отделом ЦК Компартии Австрии Куртом Часткой, который рассказал об успешном проведении в Вене в июле 1975 г. спортивного праздника органа Компартии Австрии – ежедневной газеты «Фольксштимме» («Народный голос»), в котором, наряду с советскими спортсменами, приняло участие около 110 тыс. горожан. Не обошлось, конечно, без просьб к советской стороне: рассмотреть возможность размещения заказов на издание продукции, связанной с Олимпиадой, в издательстве австрийских коммунистов «Глобус». В знак перспектив расширения сотрудничества Частка передал делегации Оргкомитета информацию о начавшейся в австрийской прессе кампании против Олимпиады в Москве151.

В 1975 г. в структуре Оргкомитета «Олимпиада‐80» было образовано Управление пропаганды, которое возглавил опытный специалист по информационно-пропагандистской работе В.Г. Шевченко, с середины 1950‐х годов занимавший ответственные посты в Комитете молодежных организаций СССР, Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами и Агентстве печати «Новости»152. В обязанности работников отдела пропаганды входило, в частности, изучение материалов западной антиолимпийской информационной кампании. Специальной резолюцией от 26 декабря 1978 г. ставилась задача «усилить сбор информации о характере выступлений по поводу Олимпийских игр в Москве, в том числе о позиции враждебной маоистской пропаганды в отношении Олимпиады‐80»153. Одобренный 14 декабря 1978 г. план мероприятий Главмосолимпиады, помимо традиционных для советского официозного дискурса фраз «повысить», «усилить» и «улучшить», ориентировался на установку XXIV съезда КПСС превратить Москву в образцовый коммунистический город. Видимо, этим обусловлено включение в план «олимпийской» пятилетки задачи изучения произведений Л.И. Брежнева «Актуальные проблемы идеологической работы КПСС» и «О внешней политике КПСС и советского государства», книг «Малая земля», «Возрождение», «Целина» и его выступления на ноябрьском (1978 г.) Пленуме ЦК КПСС154.

Одной из институций советской публичной дипломатии было Агентство печати «Новости» (далее также – АПН)155, принявшее активное участие в информационном сопровождении Олимпиады‐80 за рубежом. Информационные кампании и мониторинг зарубежного общественного мнения – важные составные части публичной дипломатии, обеспечивающие «диалог между правительством страны и сообществами за рубежом» и тем самым отвечающие за эффективность дипломатии156. В системе информационной пропаганды АПН, фактически занимавшее монопольное положение за пределами СССР, выполняло ключевую функцию влияния на международную общественность. Для этого АПН обладало серьезными ресурсами: оно сотрудничало более чем с 4,5 тыс. СМИ в 120 странах, уже в конце 1970‐х годов издавало за рубежом около 30 иллюстрированных журналов и 5 газет, а общее число бюллетеней и пресс-релизов, выпускавшихся ежегодно, превышало 150 наименований157.

21 марта 1975 г. АПН направило в ЦК партии записку «Некоторые особенности выступлений буржуазной пропаганды вокруг Олимпиады‐80 и предложения по контрпропаганде», а в сентябре 1978 г. представило аналитический обзор «Основные тезисы враждебной пропаганды в связи с Олимпиадой‐80 и предложения по контрпропаганде», в которой указывались основные темы антисоветской кампании в западных СМИ: нарушение прав человека в СССР; превращение Олимпийских игр в «политико-пропагандистское шоу»; технологическая отсталость СССР; деформация олимпийского движения в Советском Союзе и странах соцлагеря за счет его профессионализации; нарушение принципов информационного освещения Игр158. На основании всех этих и иных обзоров и справок Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС 17 октября 1978 г. подготовил предложения «О дополнительных контрпропагандистских мерах в связи с Олимпиадой‐80»159.

Московская Олимпиада, по замыслу организаторов, должна была превзойти все предыдущие игры и продемонстрировать всему миру преимущества социалистической системы. В свою очередь, иностранные гости должны были способствовать распространению за рубежом позитивной информации о советской действительности160. Поэтому деятельность по освещению подготовки Олимпиады‐80 за рубежом включала обширный набор инструментов публичной и культурной дипломатии: регулярное проведение мероприятий, рассчитанных на журналистов (пресс-конференций, брифингов, встреч) и более широкую аудиторию (фото- и тематических выставок, различных творческих мероприятий); распространение печатной продукции на иностранных языках (журналов «Олимпиада‐80» и «Олимпийская панорама», книг, брошюр, буклетов и др.); демонстрацию документальных кинофильмов и телевизионных передач, осуществление радиотрансляций, посвященных роли спорта в СССР и подготовке к проведению Олимпийских игр; безвозмездное и коммерческое распространение сувениров с олимпийской символикой.

Своеобразным отделом контроля качества сувенирной продукции Оргкомитета «Олимпиада‐80» стала специальная комиссия, в состав которой вошли специалисты Минкультуры СССР, правления Союза художников СССР, министерств торговли СССР и РСФСР, Центросоюза, Минфина СССР, Государственного комитета цен и других министерств и ведомств. По ее решению Оргкомитет давал разрешение на массовый выпуск товаров с олимпийской символикой: эмблемами самого Оргкомитета, Олимпийского комитета СССР и, конечно, XXII летних Олимпийских игр, а также советского флага в сочетании с олимпийскими кольцами. Процедура получения «почетного права» выпуска продукции и сувениров с олимпийской символикой была разной. Например, через заявку предприятий: таким образом диплом № 1 получил Ленинградский завод художественного стекла. Или путем проведения конкурса на лучший сувенир, как это сделал Эстонский филиал Всесоюзного постоянного павильона лучших образцов товаров народного потребления. Из рекомендованных устроителями республиканского конкурса в Таллине изделий комиссия Оргкомитета «Олимпиада‐80» отобрала более сотни видов бытовых товаров, сувениров и изделий народных художественных промыслов Эстонии. В изготовление сувениров (в том числе символа Олимпийской регаты – серого тюленя Вигри) в республике были вовлечены целые артели народных умельцев: вышивальщицы, резчики по камню, граверы и ювелиры161. В Подмосковье к производству сувенирной продукции активно подключились Федоскинская фабрика миниатюрной живописи, Жостовская фабрика художественной резьбы по дереву, производственное объединение «Гжель», Васюнинская фабрика строчевышитых художественных изделий и Загорская фабрика игрушек162. В общем, гостям Олимпиады‐80 было что увезти на память об Играх.

Если сразу после начала предолимпийского марафона предполагалось использовать зарубежных журналистов, адаптировавших и распространявших полученные из Москвы материалы, то впоследствии советское руководство сделало упор на развитии собственной информационной сети за рубежом163. Общий тираж выпущенных в СССР олимпийских изданий превысил 50 млн экземпляров, в 110 странах мира прошло более 6,5 тыс. сеансов документальных фильмов о подготовке Олимпиады‐80, а выставка «Москва олимпийская» экспонировалась в 162 городах 71 страны мира164.

За период подготовки к Олимпиаде только по линии ВЦСПС в зарубежные профсоюзные организации было отправлено свыше 50 тыс. пропагандистских материалов, 5 тыс. фотоподборок, 125 копий кинофильмов, 13 тыс. вымпелов и значков на общую сумму 86 тыс. руб.165 Международный отдел ВЦСПС совместно с ТАСС подготовил для экспонирования за рубежом 14 больших фотовыставок «Москва олимпийская», первая из которых открылась в начале ноября 1979 г. в Берлине. Выставка также демонстрировалась в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже: здесь было представлено свыше 120 крупноформатных фотографий и цветных диапозитивов, почтовые марки, монеты, плакаты, сувениры с олимпийской символикой. Рабочей группой и Отделом ВЦСПС по связям с профсоюзами и профсоюзом ГДР было изготовлено два цветных слайд-фильма «Олимпиада во имя добра и во славу спорта», озвученных на 22 языка мира. 3 тыс. копий фильма были разосланы в профцентры большинства стран. Центральным рекламно-информационным бюро «Турист» было выпущено более 30 наименований информационно-пропагандистской и рекламной литературы тиражом 1,8 млн экз. на русском и иностранных языках, а также около 10 тыс. рекламных плакатов. Вопросы Олимпиады постоянно освещались международной делегацией ВЦСПС, посетившей в период подготовки к Играм более 80 стран. Не остался в стороне и оперативный штаб БММТ «Спутник» – по этой линии зарубежным молодежным организациям было направлено свыше 20 тыс. плакатов, брошюр, буклетов, тематических фотовыставок о развитии спорта в СССР и подготовке к Олимпиаде166.

Важным направлением информационного сопровождения подготовки Олимпиады‐80 стала контрпропагандистская работа с негативными материалами западных СМИ. Судя по советским информационным обзорам, чаще всего предметом критики в западной прессе становились нарушение прав человека и строгий паспортный режим в СССР, неразвитость сферы услуг, цензура и негласное присутствие сотрудников КГБ в Спорткомитете, Оргкомитете «Олимпиада‐80» и даже среди спортсменов167. Представители отдельных западных СМИ, традиционно рассматривавшихся в СССР как клеветнические (например, радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа»), столкнулись с большими трудностями при попытке аккредитации своих журналистов для освещения Олимпиады168.

Поскольку Олимпийские игры должны были впервые состояться в социалистической стране, советская сторона стремилась позиционировать их как совместный проект всего социалистического содружества. Были предприняты попытки наладить многостороннее олимпийское сотрудничество СССР с другими странами СЭВ по следующим направлениям:

• информационно-пропагандистская деятельность;

• консолидированная деятельность в международных спортивных организациях;

• материально-техническое сотрудничество, связанное с импортом из соцстран как специфического спортивного оборудования, так и универсальных товаров, необходимых для успешного проведения Олимпиады‐80 (пассажирских автобусов, телевизионного кабеля и даже консервированных овощей);

• экономическое сотрудничество в рамках реализации финансово-экономической программы Оргкомитета (проведение совместных лотерей, производство и реализация монет, марок, сувениров с олимпийской символикой);

• олимпийские туристские поездки в СССР169.

Дополнительно во время двусторонних контактов с Болгарией и Румынией поднималась специфическая тема прохождения через эти страны эстафеты олимпийского огня. Очевидным было стремление дополнить этот традиционный ритуал новыми символическими смыслами. Так, во время встречи с болгарскими спортивными функционерами в феврале 1978 г. представители Оргкомитета «Олимпиада‐80» высказали пожелание, чтобы маршрут эстафеты на территории НРБ проходил через самые знаковые места, ассоциирующиеся с болгарско-советской дружбой (Шипка, Плевен)170. Кроме того, при подготовке к Олимпийским играм в СССР в определенной степени использовался опыт прошедшей в Софии Универсиады‐77.

Информационное сотрудничество с соцстранами в рамках подготовки Игр включало регулярные встречи представителей информационных агентств и агентств печати по вопросам пропаганды Олимпиады‐80 и соответственно социалистического образа жизни171. Однако на регулярно проводившихся совещаниях Смешанной комиссии спортивных организаций соцстран по сотрудничеству в области подготовки и проведения Олимпиады‐80, где представители советского Оргкомитета начинали свои выступления с риторических заявлений «о единой семье народов соцстран»172, обозначился целый ряд противоречий внутри и так не монолитного соцлагеря.

Прежде всего, речь шла о стремлении ряда стран (Болгария, Румыния, Чехословакия и ГДР) к расширению самостоятельности в международных спортивных объединениях. Кроме того, делегации НРБ, ЧССР и Кубы предложили создать в каждой стране отдельные рабочие группы для решения конкретных вопросов олимпийского сотрудничества, тем самым стремясь лишить Москву роли «ведущего и направляющего» центра. В свою очередь, Северная Корея затягивала подписание итоговых документов Совещания, настаивая на исключении из них пунктов, имевших «политическое содержание» (об исторической роли КПСС и советского государства в разгроме фашизма, значении XXV съезда КПСС и Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе). Несмотря на поддержку этой позиции румынской делегацией, большинством голосов было разрешено делегации КНДР отразить в коммюнике свое особое мнение, но без опубликования данного документа. Ведь советская сторона на разных уровнях дипломатии и межпартийных связей подчеркивала значение Олимпиады в Москве как «фактора материализации Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе»173.

В этих непростых условиях партийное руководство Советского Союза использовало традиционную тактику «разделяй и властвуй». 10 июня 1977 г. было принято совершенно секретное постановление Секретариата ЦК КПСС о направлении в ЧССР на 79‐ю сессию МОК174 четырех членов Оргкомитета «Олимпиада‐80» во главе с И.Т. Новиковым. По замыслу советского руководства, этой поездкой «убивались сразу два зайца»: помимо участия в самой сессии, пребывание делегации Оргкомитета в Праге должно было «способствовать развитию и укреплению контактов со спортивными делегациями ЧССР». 17 июня Новиков провел встречу с премьер-министром ЧССР Любомиром Штроугалом, во время которой обсуждался вопрос о возможности получения Чехословакией права проведения зимних Олимпийских игр 1984 г. в Татрах175. В Праге прошли и встречи с руководителями партийных, государственных и общественных организаций, изъявивших «готовность оказать всяческую поддержку в подготовке Олимпийских игр 1980 года в г. Москве»176.

Осенью 1977 – зимой 1978 гг. удалось снять многие разногласия и с другими соцстранами. В частности, состоялись переговоры со спортивным руководством ГДР о внесении в МОК предложения о переименовании названия команды «Германия» на официальное «ФРГ», а также об участии спортсменов Западного Берлина в Играх без указания на принадлежность к ФРГ. Кроме того, Секретариат ЦК КПСС проинформировал руководство КНДР о желательности участия в Играх и неизменности принципиальной линии СССР на непризнание южнокорейского режима, а в октябре руководство советского спорта одобрило предложение северокорейской делегации бойкотировать чемпионаты мира по стрельбе (1978 г.) и баскетболу (1979 г.) в Южной Корее. В то же время без ответа остался призыв делегации КНДР снять формулировку об успехе соревнований Универсиады‐77 в Софии из‐за участия в ней южнокорейской команды. Была выработана согласованная позиция относительно поддержки кандидатуры члена Комиссии МОК по олимпийской программе, заместителя председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совмине СССР и первого заместителя председателя Оргкомитета «Олимпиада‐80» В.Г. Смирнова на пост вице-президента МОК177, а также консолидированная позиция относительно допуска на соревнования спортсменов из КНР178, ЮАР и Южной Родезии179. Был признан целесообразным переход в 1979–1980 гг. на двухгодичное планирование спортивного обмена. Положительно решился и инициированный кубинской делегацией вопрос о допуске на совещание руководителей спортивных организаций соцстран представителей Народной Республики Ангола180.

Согласованные действия на практике демонстрировали успехи спортивной дипломатии стран социалистического лагеря. Например, на 80‐й сессии МОК в Афинах (май 1978 г.) удалось добиться предоставления права проведения зимних Олимпийских игр 1984 г. для югославского Сараева. Удалось не только провести кандидатуру В.Г. Смирнова на пост вице-президента МОК, но и ввести в Олимпийский комитет представителя КНДР181.

Но достигнутые договоренности в ряде случаев приходилось нарушать. Например, в 1977 г. Федерация тенниса СССР отказалась от выступления в турнире из‐за участия в нем спортсменов из ЮАР. Хотя Международная федерация тенниса (далее также – ИТФ) разрешила спортсменам из ЮАР участие только в личных турнирах, советская сторона выступила против даже такого половинчатого решения. Однако накануне Олимпиады‐80 ЦК КПСС все же принял компромиссное решение об осуществлении контактов с национальными олимпийскими комитетами Тайваня, Чили и Южной Кореи через МОК. А после включения в 1982 г. тенниса в программу Олимпийских игр советская сторона была вынуждена согласиться с этим решением ИТФ182.

Понимая, что по мере приближения XXII летних Олимпийских игр проблема участия в них представителей ряда государств (в том числе Израиля) будет обостряться, в ЦК КПСС была разработана соответствующая программа внешнеполитических мероприятий. В частности, несмотря на отсутствие дипломатических отношений СССР с Гаити, Израилем, Парагваем, Уругваем и Чили, Москва была вынуждена принять у себя спортсменов, судей, официальных лиц и журналистов из этих государств. Зато осуждающая резолюция Генеральной Ассамблеи ООН по ЮАР и Южной Родезии давала Москве право отказать в приеме не только спортсменам, но даже туристам из этих стран, которые, в свою очередь, присоединились к бойкотировавшим московскую Олимпиаду183.

Холодная война опосредованно влияла на отношения внутри социалистического содружества (об осложнении накануне Олимпиады советско-германских спортивных отношений см. подробнее в гл. 4). Кроме восточных немцев, были и другие «друзья СССР», отношения с которыми в преддверии Олимпиады оказались напряженными. Руководители многочисленных коммунистических партий различных капиталистических и развивающихся стран настаивали на приглашении в Москву своих расширенных делегаций за счет советской стороны. Например, итальянская компартия рассчитывала отправить на таких условиях 60–80 чел., а Компартия Реюньона желала прибыть в Москву едва ли не в полном составе184.

В контексте подготовки к проведению Олимпиады‐80 советская сторона всячески пропагандировала свой опыт проведения спартакиад народов СССР, которые позиционировались как «национальные олимпиады» с международным участием. Впрочем, следует признать, что это был действительно успешный опыт проведения достаточно представительных международных спортивных соревнований. Например, в финале VII летней Спартакиады народов СССР, состоявшейся в июле – августе 1979 г., приняли участие 2306 иностранных спортсменов из 84 стран мира. Ход состязаний освещали 907 зарубежных журналистов из 46 стран. Телерепортажи велись не только по системам Интервидения и Евровидения, но также транслировались для американских и японских телезрителей185. Весьма показателен в этом плане уже упомянутый документальный фильм «Москва ждет Олимпиаду‐80»: после небольшой врезки кадров исторического центра Москвы (Кремль, Москва-река, памятник основателю города Юрию Долгорукому) начинается показ торжественного шествия факела Спартакиады народов СССР. Упоминание о зарубежных спортсменах из 84 стран вписывается во фрагменты состязаний и презентацию будущих олимпийских спорткомплексов186.

В целом советский спорт все в большей степени становился инструментом специфической дипломатии, которую можно назвать и спортивной, и культурной, и народной. Так, решением о привлечении СМИ (в том числе западных) к освещению процесса подготовки Чемпионата мира и Европы по хоккею с шайбой 1979 г. в Москве советское правительство в преддверии Олимпиады‐80 стремилось продемонстрировать всему миру превосходство социалистической модели хозяйствования и советского спорта. С большим успехом в 1979 г. прошло участие женской команды по баскетболу («Спартак», Ленинград) в круизной поездке по бассейнам Балтийского моря. Регулярными стали посещения Японии и США советскими гимнастками, проводившиеся в рамках международного молодежного туризма187.

Кроме того, Оргкомитет «Олимпиада‐80» во второй половине 1970‐х годов реализовал комплекс мероприятий по поддержке проведения XXII Олимпийских игр в странах третьего мира, включая усиление двусторонних спортивных контактов (например, направление тренерских кадров и безвозмездную передачу спортинвентаря), проведение кинофестивалей советских фильмов спортивной тематики, гастроли творческих коллективов, распространение олимпийской печатной продукции, помощь в создании национальных олимпийских комитетов и транспортировке в Москву национальных делегаций для участия в Олимпиаде. Решение МОК о недопущении на Олимпиаду спортсменов и туристов из ЮАР было воспринято положительно большинством африканских государств, осуждавших режим апартеида188. Однако, несмотря на все усилия, мусульманские государства Африки все же бойкотировали XXII Олимпийские игры, а активную поддержку Олимпиаде оказали только страны, входившие в зону агрессии ЮАР. В частности, воздержались от участия в Олимпийских играх в СССР учрежденные в 1976–1980 гг. национальные олимпийские комитеты пяти мусульманских государств Африки и Азии – Мавритании, Бангладеш, Катара, Бахрейна и Объединенных Арабских Эмиратов. Зато удалось привлечь на сторону Москвы президента Всеафриканского верховного совета по делам спорта189 Абрахама Ордиа (Нигерия)190. Хотя решающим фактором при принятии решения об участии в Олимпиаде для ряда развивающихся стран стала полная оплата поездки их спортсменов на Олимпийские игры, что подтверждает использование Олимпиады в формате публичной дипломатии191.

Активно включился в пропаганду Олимпиады‐80 и «Интурист». Весной 1979 г. на пресс-конференции руководства Главного управления по иностранному туризму при Совете Министров СССР было заявлено, что на Олимпийские игры 1980 г. ожидается прибытие около 300 тыс. иностранных туристов, 65–70% из которых будут гражданами капиталистических стран (в основном США, Франции, ФРГ)192. Для столь оптимистических расчетов были все основания. За 1979 г. СССР посетило около 5 млн иностранных туристов, которым, в том или ином объеме, советские гиды-переводчики рассказывали об успехах советского спорта и о Москве как будущей столице XXII летних Олимпийских игр. Накануне Игр Московское Интурбюро изменило состав объектов показа во время экскурсий по Москве, акцентируя внимание гостей именно на олимпийских новостройках193.

Однако последующие события развивались по несколько иному сценарию, нежели рассчитывали организаторы XXII летних Олимпийских игр. С конца 1979 г. наблюдалось постоянное дипломатическое и информационное напряжение вокруг Олимпиады, катализатором которого стал ввод советского военного контингента в Афганистан, воспринятый многими странами не как «дружественная, братская помощь» легитимному афганскому режиму, а как военная агрессия194. Правительства США, Великобритании и Канады тут же связали спорт и политику: направили в МОК предложение о бойкоте Олимпиады в Москве, параллельно выдвинув советской стороне ультиматум о незамедлительном выводе войск из Афганистана. Не прошло и месяца, как действия СССР были осуждены Советом Безопасности ООН, а 14 января 1980 г. на чрезвычайной сессии Генеральной Ассамблеи ООН была принята резолюция с требованием вывести войска из Афганистана195. Впрочем, не дожидаясь принятия резолюции ООН, 4 января 1980 г. президент США Дж. Картер сообщил о дискриминационных мерах в связи с советским вторжением в Афганистан: отложить рассмотрение Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений (OCB‐2); ограничить экономический и культурный обмен, торговлю с Советским Союзом и его кредитование в США и странах-союзниках; сократить привилегии СССР в рыболовстве в водах США; отказать в продаже Советскому Союзу 17 млн т зерна. Под запрет попали и лицензии на продажу в СССР высоких технологий. Но американские санкции против СССР полностью поддержала только Великобритания, другие государства Западной Европы согласились только на эмбарго зерна. Зато не остались в стороне страны мусульманского мира. 25–28 января 1980 г. на чрезвычайной встрече членов организации «Исламская конференция» в Исламабаде по инициативе Пакистана и Саудовской Аравии ее участники осудили «советскую военную агрессию против афганского народа». В знак протеста против ввода советских войск в Афганистан дипломатические представители 15 стран бойкотировали первомайский парад в Москве196.

После того, как на состоявшейся в американском Лейк-Плэсиде 10–13 февраля 1980 г. 82‐й сессии члены МОК единогласным решением сохранили право на проведение XXII летних Олимпийских игр в Москве, американская администрация заявила об отказе национальной команды от участия в Играх. Этот шаг, сделанный перед самым стартом зимней Олимпиады в американском Лейк-Плэсиде, не оставил советскому руководству времени на адекватный ответ. Поэтому советской олимпийской делегации пришлось ехать в США и делать вид, что ничего не происходит. Тем не менее начало олимпийского года ознаменовалось сокращением культурного обмена с США и рядом других стран, за рубежом ширились антисоветские настроения, противоречившие традиционным заявлениям об исключительно дружественном отношении к СССР «всего прогрессивного человечества». Незадолго до Олимпиады‐80 (10 июня 1980 г.) Секретариат ЦК КПСС принял постановление за подписью М.А. Суслова «О мерах по усилению безопасности советских учреждений и граждан за границей», содержавшее, в связи «со сложной политической обстановкой», набор мероприятий по усилению безопасности, «повышению политической бдительности и дисциплины, строгому соблюдению норм и правил поведения»197.

На самом деле в самом американском обществе не было консенсуса относительно бойкота Олимпиады‐80. Это показала, например, опубликованная 13 января 1980 г. подборка писем читателей газеты The Washington Post, где были такие суждения на данную тему:

• «В 1936 году наши олимпийские атлеты присутствовали в Берлине, когда повсюду раздавалось “Хайль Гитлер!” и Германия предпринимала попытки по завоеванию мира… Повторится ли эта история в 1980 году в Москве? Если мы позволим Америке выступать на московских играх, наши права станут посмешищем, и неудивительно, что последует за этим»;

• «Почему бы не создать “Олимпиаду Свободы” в либеральной, демократической стране, где спортсмены с Запада могли бы конкурировать друг с другом? Если СМИ сосредоточатся на этом событии, запланированное советское пропагандистское шоу будет предано забвению»;

• «Я пишу это письмо в знак протеста против американского бойкотирования Олимпиады 1980 как санкции в связи с вводом войск СССР в Афганистан… Олимпиада не должна становиться поводом [для] политических или философских споров. У нас есть множество возможностей разобраться с этим вопросом в другой среде»;

• «Сколько лет тренировок было вложено американскими мужчинами и женщинами для подготовки к этим играм? Не дайте политике отнять у них возможность показать себя, они так усердно над этим работали»198.

Позднее к бойкоту присоединились другие государства (по некоторым оценкам – 65 стран)199. Логику бойкота артикулировал министр иностранных дел Великобритании лорд Каррингтон: «Ничто так не навредит советскому престижу, как отсутствие целого ряда западных стран на Олимпийских играх»200. Таким образом, отсутствие на Олимпиаде в СССР спортивных делегаций ведущих стран Запада должно было стать основным аргументом для того, чтобы лишить ее статуса мегасобытия, объявить второстепенными, «неполноценными» и даже в какой-то степени нелегитимными спортивными соревнованиями. К тому же эмбарго на поставку товаров и технологий в Советский Союз создавало дополнительные трудности для организаторов XXII летних Олимпийских игр, а также должно было потенциально привести к снижению их доходов от рекламы и въездного туризма.

После объявления бойкота советское руководство, с одной стороны, демонстрировало видимую готовность идти навстречу Западу: накануне Олимпиады было объявлено о выводе части воинского контингента из Афганистана201. Не была отложена и подготовка к очередному запуску в космос ракеты с международным экипажем. С другой стороны, принимались определенные контрмеры по отношению к США как главному инициатору бойкота. Советская сторона заявила о более жестком подходе к участию советских спортсменов в международных соревнованиях, проводившихся по линии спортивных организаций США, и более дифференцированном подходе к международным соревнованиям, проводившимся капстранами, с учетом роли этих стран в антисоветской кампании вокруг Олимпиады‐80. В частности, Москва отказалась от участия в матчевой встрече с американскими пловцами и от выступления на международном хоккейном турнире «Кубок Канады», куда не поехала также сборная ЧССР202.

В первой половине 1980 г. Оргкомитет «Олимпиада‐80» провел огромную дипломатическую и пропагандистскую работу, пытаясь убедить правительства, национальные олимпийские комитеты и туристские фирмы не бойкотировать будущую Олимпиаду. После начала бойкотной кампании делегации Оргкомитета посетили с официальными визитами 77 стран, а в более чем 70 странах были организованы специальные рекламно-пропагандистские выставки «Олимпиада‐80»203. Сохранились сведения о том, как якобы накануне Олимпиады в Москве советские руководители пытались задобрить канцлера ФРГ Гельмута Шмидта подарком – «шедевром» отечественного автопрома автомобилем «Нива», который в Германии стоил 16 тыс. марок. Принял или не принял этот подарок руководитель страны, где собирают «мерседесы» и BMW, не известно, но от участия в бойкоте спортсмены ФРГ не отказались204.

Несмотря на колоссальный фон антисоветских настроений, международное влияние СССР и дипломатическое искусство его представителей нельзя недооценивать. Одной из главных побед в борьбе с участниками бойкота было то, что Москве удалось привлечь на свою сторону вице-президента МОК Хуана Антонио Самаранча, который сразу после завершения Олимпиады‐80 стал президентом МОК. Именно Самаранчу удалось убедить национальные олимпийские комитеты Испании, Италии, Великобритании и ряда других стран Запада послать своих спортсменов в Москву под олимпийским флагом205, что можно в определенной степени считать победой советской публичной и спортивной дипломатии. Однако число стран – участниц бойкота, совершенно проигнорировавших Олимпиаду‐80, как уже отмечалось выше, все равно составило несколько десятков206. 16 июля 1980 г. (за три дня до старта Олимпиады‐80) в Филадельфии открылись Олимпийские игры бойкота, в которых приняли участие спортивные команды 29 стран, бойкотировавших игры в Москве, в том числе США, Китая, Канады, Египта, Таиланда, ФРГ, Кении и Судана.

Стремление представить бойкот как исключительно враждебную и при этом бесперспективную затею противников прогресса, мира и дружбы в советском публичном дискурсе не только артикулировалось, но и визуализировалось. Например, на обложке № 20 журнала «Крокодил» за 1980 г. был изображен большой переполненный автобус с едущими «В Москву, на Олимпиаду!» спортсменами (почему-то исключительно мужчинами), в то время как с обочины, из грязной канавы, за ними с ненавистью наблюдали два империалиста на искореженной, разбитой машине под черным флагом с надписью «Бойкот Олимпиады».

В следующем номере «Крокодила» (№ 21), где было опубликовано наибольшее количество олимпийских материалов, разместилось и незатейливое двустишие, судя по подписи принадлежавшее самому С. Михалкову: «Бойкот имеет цель одну – / Разжечь “холодную войну”». Что же касается альтернативных Олимпийских игр бойкота, то авторами «Крокодила» они были представлены как «Капитолиада‐80», главным символом которой называлось изображение «пяти переплетенных наручников», а главным спортивным достижением – «всеамериканская облава на медведей гризли с целью выявления состоящих в любой степени родства с Мишей»207.

Однако, чтобы понять, что процесс идеологической борьбы с противником был двусторонним, и другая сторона совершенно не стеснялась в выборе «очерняющих» выразительных средств, достаточно посмотреть размещенную в Интернете подборку западных карикатур, посвященных Олимпиаде‐80208. На них традиционная олимпийская эмблема из пяти колец обычно изображается с помощью либо наручников, либо колючей проволоки, либо направленных прямо на зрителя орудийных стволов. Олимпийский Миша может быть представлен в армейском обмундировании и с плетью или же как проводник, за которым следует свирепый русский медведь-гигант с дымящейся ядерной ракетой. Предметный же антураж здесь создают либо высокие заборы, либо советские танки.

Третий этап (непосредственно время проведения Олимпиады‐80) – самый непродолжительный, но максимально насыщенный событиями. Организаторы Олимпиады‐80 приложили все усилия для того, чтобы создать у гостей из‐за рубежа образ заботливого и гостеприимного хозяина. В частности, в рамках культурной дипломатии была организована широкая и разнообразная культурная программа (см. подробнее в гл. 3). Культурная программа Олимпиады‐80 в целом соответствовала традициям советских техник гостеприимства, сформировавшимся еще в довоенный период: она предусматривала выборочный показ образцовых объектов социалистического строительства и ранжирование культурного обслуживания иностранных гостей в зависимости от их значимости. Согласно официальному отчету Управления пропаганды Оргкомитета «Олимпиада‐80» от 16 октября 1980 г. культурное обслуживание членов олимпийской семьи было бесплатным, но также дифференцированным в зависимости от категорий вип-вояжеров: президента и вице-президентов, членов Исполкома МОК, членов, почетных членов и директора МОК, членов комиссий МОК, президентов и генеральных секретарей НОК, МСФ и технических делегатов МСФ; почетных гостей, делегаций из городов – будущих хозяев Олимпийских игр и наблюдателей; лиц, сопровождавших членов МОК, МСФ, НОК и почетных гостей; членов апелляционного жюри; аккредитованных журналистов; спортсменов – участников Игр. Для каждой из этих категорий так называемых членов олимпийской семьи была подготовлена специальная культурная программа с учетом их значимости и занятости. Например, для руководителей МОК, НОК, МСФ и сопровождавших их лиц были проведены встречи с известными советскими композиторами, организованы экскурсия «Москва с борта теплохода», посещение Музея древнерусского искусства им. А. Рублева и другие мероприятия. Для членов МОК был организован уникальный закрытый концерт в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, где на фоне выставки шедевров искусства, специально привезенных из Эрмитажа, для них выступили камерный ансамбль «Виртуозы Москвы» и солистка Елена Образцова209.

Для членов жюри и спортивных судей была организована встреча с советскими мастерами циркового искусства, а для журналистов – посещение киностудии «Мосфильм». Впервые специальная культурная программа для спортсменов проводилась непосредственно в Культурном центре Олимпийской деревни (подробнее см. в гл. 8 и приложении 3). По заявкам гостей Игр был организован ряд дополнительных экскурсий по Москве, в музеи и исторические усадьбы, на выставки (особенно на ВДНХ СССР), на различные предприятия столицы, а также в подмосковные колхозы и пионерские лагеря. Наибольшей популярностью у спортивных делегаций пользовались Мавзолей В.И. Ленина, Московский Кремль, Музей-квартира В.И. Ленина, Музей революции, Государственный исторический музей, Центральный музей Вооруженных сил СССР, Литературный музей Л.Н. Толстого, музей-усадьба «Поленово» и др. Около 500 зарубежных гостей и журналистов посетили автозавод им. И.А. Лихачева, АЗЛК, кондитерскую фабрику «Рот Фронт», завод «Хроматрон», Второй Московский часовой завод, колхозы «Ленинский луч» и «Заветы Ильича», совхоз «Московский»210.

Для обслуживания официальных лиц, аккредитованных по категориям А, В, С, ОК и СО, в 21 спортсооружении были открыты 53 салона. Ложи и салоны обслуживали 232 сотрудника отдела протокола в спортсооружениях. В салонах для почетных гостей, помимо обслуживания за плату, была организована бесплатная подача вермута «Мартини», пива «Хайнекен», кофе, канапе, бутербродов и т.п. В свою очередь, судьи могли получить горячее питание как по талонам, так и за деньги211.

Во время проведения Олимпиады в знак протеста против бойкота был организован забег на «олимпийскую милю» американских туристов212 по набережной Москвы-реки, который был воспринят как забег дружбы (элемент народной дипломатии). Во избежание непредвиденных случаев забег был назначен на шесть утра, а попытка нескольких экстремистски настроенных участников акции продемонстрировать во время забега антисоветские лозунги была блокирована неожиданно присоединившейся к американцам группой молодых советских людей – сотрудников госбезопасности. В ходе наблюдения за американцами, проживавшими в гостинице «Украина», выяснилось, что они написали краской на простыне антисоветский лозунг, который собирались использовать во время поездки на автобусе через всю Москву. Однако им удалось проехать с этим лозунгом всего 50 м, после чего сотрудники КГБ изъяли этот «опус», не встретив, по заверениям бывшего начальника отделения 2‐го Главного управления КГБ СССР, никакого сопротивления со стороны американских туристов213. Впрочем, без идеологической составляющей все равно не обошлось. В период Олимпиады в Москве работало три интерклуба (на базе Дома учителя и дворцов пионеров Люблинского и Фрунзенского районов), в обслуживании которых приняло участие 170 чел. А при проведении экскурсий по Москве гиды-переводчики постоянно возвращались к теме превращения Москвы в «образцовый коммунистический город»214.

В целом основой культурной программы в период Игр были показ национальной самобытности народов СССР, презентация фольклорных компонентов материальной и духовной культуры, включая организацию олимпийского питания, выступления ансамблей народного творчества и мотивы народной культуры в интерьерах гостиниц и ресторанов215. И желаемый эффект, по всей видимости, был достигнут: руководители МОК высоко оценили многонациональный концерт во время Церемонии открытия Игр, а также отмечали массовость, доступность и зрелищность олимпийской культурной программы, способствовавшие созданию атмосферы большого праздника и поддержанию международного интереса к Олимпийским играм в Москве216. Однако имиджевый эффект от проведения в СССР XXII летних Олимпийских игр в основном затронул лояльно настроенную аудиторию в социалистических странах и некоторых странах третьего мира. В то же время в большинстве развитых капиталистических государств и в арабских странах этот эффект был нивелирован усиливавшейся под влиянием событий в Афганистане политической конфронтацией с СССР217.

Всего в московской Олимпиаде приняли участие спортсмены из 80 стран218, и по этому показателю Москва уступила сразу пяти предыдущим летним олимпиадам. Меньше участников (67 стран) в последний раз на летних Играх было в 1956 г. в Мельбурне. Это было серьезным ударом по имиджу СССР, так как число участвующих в Олимпиаде стран, по мнению организаторов XXII Олимпийских игр, служит одним из показателей успеха Игр. Четырехкратный олимпийский чемпион, известный советский саблист Виктор Кровопусков спустя 30 лет после Олимпиады‐80 с горечью констатировал, что «за амбициями государств стоят судьбы спортсменов»219.

Всего спортивные объекты в пяти олимпийских городах посетили 4 836 800 зрителей (статистику посещаемости отдельных олимпийских объектов см. в приложении 7). Кроме того, от поездки в Советский Союз отказались тысячи туристов, которые в рамках продававшихся за рубежом олимпийских туров могли приобрести также несколько билетов на олимпийские соревнования по различным видам спорта. В конце 1979 г. и начале 1980 г. «Интурист» докладывал об аннулировании туров и возврате сотен тысяч билетов на соревнования во всех странах, поддержавших бойкот. Вместо предусмотренных для продажи за границей 1,7 млн билетов на олимпийские спортивные соревнования национальные агенты выкупили 1,3 млн, но и эти билеты не удалось реализовать полностью220.

С возвратом билетов на соревнования связана история, больше похожая на байку. Билеты на посещение соревнований, проводившихся на велотреке в Крылатском, были выкуплены заранее западногерманскими, американскими и канадскими туристами. Поскольку никто из них в Москву не приехал, шеститысячная трибуна пустовала. Директор трека принял решение продавать на нее посадочные талоны по 30 коп. Из‐за этого якобы едва не разгорелся скандал: руководители Оргкомитета испугались, что не приехавшие гости, увидев по телевизору свои места занятыми, потребуют компенсации221. И наоборот, желавшие попасть на Олимпиаду находили пути обхода запретов. Например, несмотря на бойкот Игр правительством Канады, около 150 канадских туристов попали на территорию СССР, приобретя путевки через швейцарские бюро молодежного туризма222.

Ощутимым был и отказ от сотрудничества с советской стороной многих фирм-спонсоров и партнеров из капиталистических стран на завершающем этапе подготовки к Олимпиаде‐80. Впрочем, в этом направлении выстраивались индивидуальные траектории сотрудничества с каждой конкретной фирмой. Например, многие американские фирмы в начале 1980 г. под давлением правительства разрывали контракты с СССР, тогда как западногерманская «Адидас» полностью выполнила свои спонсорские обязательства. Правительство Великобритании оказывало поддержку предпринимателям и организациям, которые отказывали в сотрудничестве организаторам Игр в Москве. Примером может служить аннулирование контракта о спонсорской поддержке с компанией Land Rover и разрыв контракта о поставках стиральной техники, предназначавшейся для Олимпийской деревни, с компанией Hoover. Кроме того, британская авиакомпания British Airways отменила рейсы в Москву, а «Аэрофлот», запросивший разрешение совершать чартерные авиаперевозки в период проведения Олимпийских игр, получил отказ от правительства Великобритании223.

Если рассматривать XXII Олимпийские игры в контексте взаимосвязанных и взаимодополняющих механизмов публичной, культурной и спортивной дипломатии, то эффект от их проведения выходил далеко за рамки имиджевого. Так, в информационном противостоянии внимание аудитории акцентировалось не только на количественных, но и на качественных показателях. Представительство по странам, сократившееся по сравнению с Олимпийскими играми в Монреале, было частично компенсировано за счет делегаций новых членов МОК. Впервые в Олимпийских играх участвовали Ангола, Ботсвана, Иордания, Лаос, Мозамбик и Сейшельские Острова. На летних Играх дебютировал Кипр, до этого участвовавший в зимней Олимпиаде 1980 г. в Лейк-Плэсиде. Под новыми названиями впервые на Олимпийских играх выступили Шри-Ланка (бывш. Цейлон), Бенин (бывш. Дагомея) и Зимбабве (бывш. Родезия). На спортивных аренах Москвы также состоялся дебют некоторых новых для олимпийской программы спортивных дисциплин и категорий, таких как тяжелая атлетика (наилегчайший вес), восемь новых весовых категорий дзюдо, турнир женских сборных по хоккею на траве224 и регата яхт класса «Звездный». Вернулась в олимпийскую программу и ходьба на 50 км225. Несмотря на отсутствие спортсменов из США и десятков других стран, на Олимпиаде в Москве было установлено 74 олимпийских (из них 32 принадлежали команде СССР), 36 мировых (14 из них – СССР), 39 европейских (17 из них – СССР) рекордов и 34 рекорда СССР226. Согласно неформальному командному зачету по занятым местам, советская команда получила 80 первых, 69 вторых, 46 третьих, 26 четвертых, 20 пятых и 17 шестых мест. По количеству завоеванных медалей первые четыре места заняли СССР (195 медалей)227, ГДР (126), Болгария (41) и Куба (20). На пятом месте оказалась команда Италии (15 медалей)228.

Настоящим триумфом восточногерманских гребцов стали соревнования по академической гребле, где они выиграли 11 золотых медалей из 14, при этом поднимаясь на пьедестал во всех 14 видах программы. Триумфально выступили в турнире по боксу и кубинские спортсмены, завоевавшие 10 наград (6 золотых, 2 серебряных и 2 бронзовых) и оставшиеся без медалей только в категории до 51 кг. И это при том, что ни одна другая страна не сумела выиграть в боксе более одной золотой награды. Весьма драматично сложился в отсутствие ведущих европейских сборных и футбольный турнир. Сборная СССР, бóльшую часть игроков которой составили игроки московского «Спартака», без проблем вышла из своей группы с первого места, разгромив команды Кубы, Венесуэлы и Замбии, в четверти финала со счетом 2:1 обыграла сборную Кувейта, но в полуфинале со счетом 0:1 проиграла команде ГДР. За розыгрыш медалей, таким образом, боролись только команды стран социалистического лагеря. В итоге сборная СССР в игре за третье место со счетом 2:0 обыграла югославскую сборную, а золото досталось чехословацким футболистам, вырвавшим победу в финале у команды ГДР с минимальным счетом 1:0.

В целом Олимпиада‐80 стала колоссальной по своим масштабам демонстрацией достижений и преимуществ советского спорта. Например, абсолютным рекордсменом Игр по количеству завоеванных наград стал советский гимнаст Александр Дитятин, в восьми видах соревнований занявший восемь призовых мест, в том числе три первых. Из пяти трехкратных олимпийских чемпионов два были представителями советской олимпийской сборной – пловец Владимир Сальников и байдарочник Владимир Парфенович. На турнире тяжелоатлетов советские штангисты завоевали пять золотых и три серебряные медали в девяти весовых категориях. При этом трехкратный (к началу Олимпиады) рекордсмен мира Юрик Варданян стал первым средневесом, которому в сумме покорились 400 кг. Титулы чемпионов вернула себе мужская волейбольная команда СССР, а Людмила Кондратьева выиграла первую в истории советской легкой атлетики золотую олимпийскую медаль в беге на 100 м среди женщин229.

Можно согласиться с рядом отечественных исследователей в том, что бойкот Олимпиады‐80 не принес ожидаемых его инициаторами результатов. Несмотря на отсутствие ряда известных спортсменов, олимпийские соревнования в Москве сохранили зрелищность и привлекательность. По утверждению Л.К. Добосовой, анализ СМИ капиталистических и развивающихся стран показывает, что по крайней мере три пропагандистские установки Олимпиады‐80 (стремление советского народа к миру, желание руководства страны развивать спорт и способность СССР провести мегасобытие на высоком организационном и техническом уровне) были восприняты представителями целевых аудиторий230. Но все же активная и последовательная антиолимпийская позиция государственных кругов США, Великобритании, ФРГ и ряда других ведущих западных держав не прошла бесследно, и на Западе в целом утвердилось представление о том, что Олимпиада‐80 была скорее неудачей, чем победой советской стороны. Для подтверждения этого тезиса можно привести цитату из книги английского историка Майкла О’Махоуни «Спорт в СССР: физическая культура – визуальная культура», которая в данном случае интересна именно как оценочное суждение, характеризующее «западный взгляд» на олимпийские перипетии 1980 года: «В апреле 1980 г., всего за три месяца до открытия Олимпийских игр, Советский Союз испытал значительный удар по самолюбию: его международный авторитет заметно упал, когда Соединенные Штаты и еще 55 стран отказались участвовать в московской Олимпиаде в знак протеста против советского вторжения в Афганистан. Одним махом то, что должно было стать кульминационным моментом спортивной славы Советского Союза, превратилось в интермедию. Советская пресса героически сражалась, не замечая отсутствия США и постоянно твердя об огромном международном успехе. Однако неизбежная победа советской команды на Олимпийских играх была чем-то пустяковым и несущественным, ведь вызова со стороны сильных соперников не было. Политическое фиаско, произошедшее из‐за отказа США участвовать в московской Олимпиаде, показало, с одной стороны, что спорт по-прежнему был исключительно мощным оружием в идеологическом и политическом противостоянии холодной войны, а с другой – продемонстрировало, что долгий и тщательно планируемый успех пропаганды может быть легко уничтожен»231.

И наконец, четвертый (постолимпийский) этап начинается сразу после завершения Игр и не имеет четкой верхней хронологической границы. Он связан с попытками преодолеть последствия бойкота, закрепить достигнутые результаты и сохранить (а в перспективе – расширить) международные спортивные связи. Конечно, последствия олимпийского бойкота первоначально негативно отразились на спортивных контактах СССР за рубежом, но постепенно они восстанавливались (см. гл. 4).

Не вызывает сомнений, что санкции негативно сказались на международных контактах Советского Союза по самым разным направлениям. Например, в знак протеста против событий в Афганистане Национальная академия наук США объявила о прекращении контактов с Академией наук СССР. Правда, протест академиков длился всего полгода, но прохладные отношения между учеными двух стран установились надолго. Бойкот же начала 1980‐х годов не привел ни к выводу советских войск из Афганистана, ни к улучшению ситуации с нарушением прав человека в СССР232. В известной степени проигравшим оказался сам организатор бойкота, американский президент Дж. Картер. Многие из его избирателей оказались разочарованы тем, что не увидели очной дуэли спортсменов из СССР и США на Олимпиаде‐80, в том числе и поэтому на президентских выборах в ноябре 1980 г. ему предпочли республиканца Рональда Рейгана.

Последствия бойкота Олимпиады‐80 не оказали существенного негативного влияния и на развитие советского международного туризма в последующие годы. По окончании Олимпиады ни у кого не осталось сомнений, что СССР – страна массового туризма, способная принимать гостей на высочайшем уровне. Уже в августе 1981 г. в СССР прибыли пять специализированных групп американских профсоюзных активистов, экономистов, социологов и медработников, которые посетили Москву, Ленинград, Баку, Ульяновск, Тольятти и другие города. Перед отъездом домой они встретились с корреспондентами советского радио, телевидения и печати и сделали заявление, что для них в Советском Союзе были открыты все двери233.

В 1981 г. состоялся круиз, в ходе которого 1200 советских юношей и девушек посетили восемь стран Северной и Западной Африки, а в конце года – Латиноамериканский круиз, советские молодые туристы посетили Никарагуа, Коста-Рику и другие страны региона. По утверждению одного из членов политбюро Компартии Коста-Рики, пребывание советской молодежи оказало «существенное влияние на ход выборной кампании в стране»234. В 1980–1982 гг. СССР ежегодно посещало около 5 млн иностранцев235. Участники проходившей 27 сентября – 10 октября 1980 г. Всемирной конференции по туризму при принятии Манильской декларации по мировому туризму включили в нее все инициативы советской делегации. Резолюцией 3‐й сессии Генеральной ассамблеи Всемирной туристской организации был одобрен девиз Всемирного дня туризма на 1981 г. – «Туризм и качество жизни»236.

Популярной формой международного сотрудничества со второй половины 1980‐х годов стали Игры доброй воли237, созданные по инициативе американского бизнесмена и владельца новостного канала CNN Теда Тёрнера III. Задуманные как альтернатива Олимпийским играм после бойкота западными странами Олимпийских игр 1980 г., Игры доброй воли были коммерческим проектом, обошедшимся их организатору примерно в 109 млн долл. Девиз Игр («От дружбы в спорте – к миру на Земле!») точно отражал принципы народной дипломатии. Но распад СССР и завершение холодной войны обусловило спад интереса к Играм доброй воли238.

Прямым последствием Игр в Москве стал бойкот Советским Союзом Олимпийских игр в Лос-Анджелесе. Советская сторона сослалась на нарушение Олимпийской хартии, развернутую в США антисоветскую кампанию и неспособность американской стороны обеспечить безопасность советской делегации239. Однако ряд историков и политологов связывают это с нежеланием СССР мириться с прошлым бойкотом американцев240. Ведь СССР сразу после Игр дал понять, что вопрос о его участии в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе будет открыт до последнего момента. В майском (1981 г.) Постановлении ЦК КПСС «О некоторых мерах по обеспечению подготовки советских спортсменов к Олимпийским играм 1984 года» указывалось, что окончательные предложения по этому вопросу Спорткомитет должен будет внести в мае 1984 г. в зависимости от сложившейся политической обстановки241.

Но политическое руководство страны не сразу приняло решение по этому вопросу. Вскоре после смерти Л.И. Брежнева в декабре 1982 г. Москву с официальным визитом посетил президент МОК Х.А. Самаранч, который провел встречи не только со спортивным руководством, но и с первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР В.В. Кузнецовым и новым членом Политбюро ЦК КПСС Г.А. Алиевым, курировавшим вопросы молодежи и спорта. В ноябре 1983 г. ЦК КПСС одобрил решение направить предварительную заявку на участие в Олимпиаде в Лос-Анджелесе 820 советских представителей, правда, с оговоркой, что предложения по окончательной заявке будут рассмотрены позднее с учетом международной обстановки и гарантий безопасности для советской делегации со стороны американского правительства. Гостелерадио СССР оплатило аренду технических средств и заказало спутниковые каналы для телетрансляции Игр. Но, несмотря на все старания американского миллионера А. Хаммера, не удалось уговорить Москву направить для участия в культурной программе Олимпиады‐84 советские художественные коллективы. Отношения между СССР и США обострились до предела с приходом в Белый дом президента Р. Рейгана, призвавшего к объединению всего свободного мира для борьбы с «империей зла» и поощрявшего антисоветские провокационные акции на территории США. Например, с официального разрешения Белого дома действовала организация «Запретить Советы», занимавшаяся сбором подписей против участия СССР в Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Еще до начала Игр было объявлено о проведении митингов и демонстрации около мест проживания и тренировок советских спортсменов. Разрабатывались и специальные программы по психологической обработке участников Игр из соцстран с целью добиться отказа от возвращения на Родину. Заместитель председателя Национального совета по физическому воспитанию и спорту Румынии Стан информировал Москву, что ведущие спортсмены западных стран подкуплены и будут проигрывать американцам, а представители США ищут возможности для подкупа спортсменов и судей из социалистических стран. Руководитель советского Спорткомитета М.В. Грамов пугал ЦК партии тем, что спецслужбы США будут влиять на физическое состояние советских спортсменов путем электронного облучения и подмешивания фармацевтических препаратов в пищу и напитки242.

Поскольку советское руководство не имело твердых гарантий победы (проигрыш стал бы серьезным политическим ударом), то 5 мая 1984 г. Политбюро приняло решение о нецелесообразности участия СССР в Играх243. И это несмотря на то, что МОК и Оргкомитет Олимпиады‐84 поддержали в конце апреля 1984 г. практически все требования советской стороны: безвизовый въезд советских олимпийцев в США, транспортировку их самолетами «Аэрофлота», теплоходами, беспрепятственное право советских журналистов на посещение олимпийских объектов, отказ в аккредитации на Играх радиостанциям «Свобода» и «Свободная Европа», обещания дать письменные гарантии безопасности советских спортсменов за подписью Р. Рейгана. Советское руководство решило просить другие соцстраны также присоединиться к бойкоту244, а для участников бойкота – организовать параллельные Играм соревнования в СССР по олимпийской программе. В качестве компенсации была организована серия международных соревнований «Дружба‐84», где было зафиксировано в общей сложности 48 мировых рекордов (для сравнения: в Лос-Анджелесе только 10, из них 9 – в плавании). При этом советское руководство постоянно подчеркивало, что эти соревнования не являются альтернативой Олимпиады: они проходили до и после Олимпиады в Лос-Анджелесе в нескольких странах – в СССР, ГДР, Венгрии и на Кубе. Кроме того, Москве удалось привлечь к участию в соревнованиях ряд представителей развивающихся стран, которые участвовали в Олимпиаде в Лос-Анджелесе245.

Показательно, что спустя годы в беседе с пресс-атташе Олимпийского комитета России Александром Ратнером бывший госсекретарь США Генри Киссинджер сказал, что в 1980 г. он «был за бойкот и считал, что Советский Союз надо было наказать за войну в Афганистане. Сейчас же, когда я познакомился с атлетами и понял, что для многих из них участие в Олимпийских играх – главная цель в жизни, осознал, что был не прав. Наказали мы не только и не столько Советский Союз, сколько спортсменов. Надеюсь, раскаиваются в содеянном и те, кто предпринял ответные меры в 1984 году»246.

Успешность проведения Олимпиады на общем фоне падения авторитета СССР на международной арене в связи с афганскими событиями можно рассматривать как сохранение хорошей мины при плохой игре. Можно говорить о несомненном повышении осведомленности об СССР как на Западе, так и в странах третьего мира. Судя по откликам участников и гостей Олимпийских игр, а также материалам доброжелательных и нейтральных СМИ, в целом формирование позитивных представлений о стране и ее ценностях шло успешно. В меньшей степени сработала задача привлечения иностранных туристов. Не приходится говорить о продвижении за рубеж советских товаров, если не считать таковыми олимпийские сувениры. Наконец, хуже всего обстояло дело с привлечением иностранных инвестиций и обретением новых политических союзников.

Олимпиада‐80 не смогла стать общим консолидирующим проектом даже для стран социалистического лагеря, не сумев устранить недоверие к советской политике со стороны СФРЮ, Румынии и КНДР. В печати Венгрии и Польши также «впервые открыто обнаружились признаки сдержанности в связи с акциями Советского Союза в Афганистане»247. Более того, Румыния использовала свое присутствие на Олимпийских играх 1984 г. в Лос-Анджелесе как своеобразный вызов Советскому Союзу и свидетельство самостоятельности своей позиции.