Читать книгу Беседы шалопаев или золотые семидесятые - Игорь Отчик - Страница 4

– Да ладно тебе! Вопрос серьезный. Работа это судьба человека.

– Не работа, а профессия. Выбирая профессию, выбираешь судьбу. А работа может быть и временной…

– Э, нет! В случайной работе можно застрять на всю жизнь. Бывает, человек берется за первое попавшееся дело, полагая его временным, а оно незаметно затягивает. Пока освоил, пока дождался отдачи − время пролетело. И оказывается, что это единственное, что ты знаешь и умеешь, и менять что-либо уже бессмысленно.

– Да, пожалуй. Это как с женой − познакомился со случайной девушкой на танцах и незаметно прожил с нею всю жизнь. Случайную жизнь со случайной женщиной и случайной работой…

– Я тут недавно прочитал одну книгу, она так и называется: «Работа». Журналист собрал рассказы американцев о своей работе. Там были металлург, стюардесса, профсоюзный деятель, детектив, сборщик автомобилей, официантка, уборщик мусора и много других. Реальные жизненные истории людей разных национальностей, социального уровня, образования. В полной дословности, с сохранением лексики, лишь с небольшими комментариями. Поразительная сила жизненной правды! Но меня больше всего удивило отношение американцев к своей работе. И как ты думаешь − какое?

– Ну, американцы известны своим позитивизмом, деловой активностью. Работают много и хорошо. У них высокая производительность труда…

– Американцы ненавидят свою работу!

– Да ну?!

– Большинство занимается тем, за что им платят деньги, а не тем, чем хотели бы. Только несколько из опрошенных положительно отозвались о своей работе. Кажется, это были хоккеист, стюардесса и официантка. Там интересно описана история курьера одной чикагской газеты. Он рассказывает, что раньше работал в разных местах, но больше всего ему понравилось в какой-то социальной организации. У него там не было каких-либо конкретных обязанностей, он просто получал деньги и жил на них. Он не хуже других справлялся с такой работой, но его все равно уволили. Тогда он устроился курьером в редакцию. Он пришел туда с позитивным настроем, делился с сотрудниками своим духовным опытом и угощал натуральной пищей − орехами, изюмом, семечками. Он ходил по редакции и убеждал людей задуматься о смысле своей жизни. Но скоро выяснилось, что коллектив погряз в эгоизме и конформизме. Его гоняли по редакции и по городу с какими-то бессмысленными поручениями и не разделяли его прогрессивных взглядов. Не всем нравилось, что он в рабочее время сидел на полу и предавался медитации. А начальник прямо спросил, что это за омерзительное пугало?

– Вот он, звериный оскал империализма. Эксплуататоры проклятые!

– Да, он это понял сразу. Когда в редакцию звонили читатели с какой-то проблемой, он им отвечал, что зря они сюда обратились. Потому что это капиталистическая газета, которая должна приносить деньги ее владельцам, а не помогать всяким бедолагам. И советовал обратиться к «Черным пантерам» или в какую-нибудь другую благотворительную организацию. И люди были ему за это благодарны. В отличие от руководства редакции…

– И его выгнали?

– Нет, не посмели. Но заявили, что такое поведение неприемлемо, и перевели в другой отдел. Но и там он столкнулся с душевно черствыми людьми. Которые стали придираться к его внешнему виду. Советовали постричься, принять душ, купить приличный костюм и обувь. Особенно их раздражали его ботинки с отрывающимися подошвами, которые он примотал изолентой…

– Да какое им дело!

– Вот именно. А он страдал от лицемерия окружающих и хотел нанести удар по развращенному капиталом обществу. В котором людей заставляют работать обманом, хитростью или насилием. Он мечтал раздобыть пулемет и для начала перестрелять всю редакцию. Или поджечь ее…

– Вот так растут революционные настроения в массах.

– И все-таки его уволили, придравшись к нарушению трудовой дисциплины. Представляешь? В Америке, оплоте демократии, человек пострадал за либеральные взгляды! Так закончилась карьера курьера. Но это был хиппи, свободная личность, презревшая ценности буржуазного общества. А другим приходится выживать в жестоком мире капитала, кормить семьи, поднимать детей. И люди цепляются за любую работу, ради заработка. В книге приводятся просто драматические истории. Например, металлург прямо говорит, что никому не пожелает такой судьбы, как у него. Он проработал всю жизнь в горячих цехах, потому что приходилось обеспечивать семью и выплачивать кредиты за дом, обстановку, машину. За годы, проведенные у доменной печи, он заработал профессиональную болезнь легких и понимает, что ему недолго осталось жить, но гордится тем, что выучил сына, которому не достанется такая участь. Или рассказ уборщика мусора о том, где и как он работал в своей жизни, как пытался устроиться на более престижные места, но у него не получалось или не везло, и его увольняли. И ему пришлось, в конце концов, заняться этим грязным делом. И он признается, что неудачник, а в тексте идет комментарий: плачет…

– А что, у нас не так?

– Нет, не так! У нас хуже.

– Да какая разница? Мусор, он и в Африке мусор. И неудачников тоже хватает. С детства мечтавших стать космонавтами…

– Или хотя бы пожарниками.

– А кто действительно вкалывает по-черному, так это японцы. Бывает, даже умирают на рабочих местах, от усталости. Потому что оставить работу невозможно, даже если нет сил. Работают без выходных, без отпусков. И спят в комнатах-пеналах.

– Нет, самая невыносимая работа − на конвейере. Потому что превращает человека в часть сборочного механизма. Не столько физически изматывает, сколько морально. Мало кто выдерживает.

– А разве в шахте легче? С отбойным молотком, в пыли, мраке, сырости. Как в могиле. А кому-то она и становится могилой − то взорвется, то завалит…

– А что, на свежем воздухе лучше? На лесоповале, по пояс в снегу, под минус тридцать? Выдержишь?

– А хотя бы один день Ивана Денисовича прожить сможешь?

– А как Беломорканал строили? Скалы вручную долбили − и в зной, и в мороз…

– А у доменной печи не хочешь погреться? Или возле ревущего парового котла?

– Да зачем далеко ходить! Вон, в электросетях, оперативно-выездная бригада − в дождь со снегом у них самая работа. Хоть днем, хоть ночью выезжай на аварию, лазь по кустам да оврагам, ищи, где обрыв, где коротнуло…

– Электрики, как и саперы, ошибаются один раз в жизни. Из нашей общаги мужика недавно зашибло, насмерть. Не слышал? Каждый год сдают экзамены по технике безопасности, а все равно гибнет народ…

– Нас в главке1 тоже заставляют сдавать, хоть и за столами сидим. А самая ответственная работа − в ЦДС2. Диспетчера круглосуточно дежурят, обеспечивают покрытие электрической нагрузки. Не дай Бог, если начнутся отключения потребителей. Потери бывают невосполнимые. Если операция на сердце, например. Или отключился какой-то режимный объект. И даже на птицефабриках…

– А там что за беда?

– Там ведь инкубаторы огромные. Если остывают, убытки бывают неслабые.

– Ну, в энергетике хоть резервирование какое-то можно организовать. А есть такие должности, где ошибки вообще недопустимы. Мы с тобой что-то не так сделаем, этого и не заметит никто. А если ошибется авиадиспетчер? Или оператор атомной электростанции? Мало не покажется…

– У военных тоже много таких объектов. Ответственность такая, что задание нужно выполнять любой ценой. Даже ценой жизни.

– Специфика профессии. В армии сам человек − функция, элемент системы. Можно сказать, расходный материал.

– А еще, я слышал, большие стрессы у тех, кто связан с высшими эшелонами власти. Там тоже нельзя ошибаться.

– В политику лучше вообще не лезть. Политика − грязное дело, обязательно испачкаешься. Еще Монтень заметил, как много вокруг занятий и должностей, по самой природе своей порочных…

– Грязной работы везде хватает. Вон, на колхозных фермах. Каждый день выгребать навоз из-под скота. А вернувшись с работы, заниматься тем же дома. И так всю жизнь, без выходных и отпусков. А эти бесконечные поля с неубранной картошкой? Осенью, под дождем. Тоска смертная. Не зря все, кто может, бегут из деревни…

– А разве с человеческим скотом работать легче? В тюрьмах, в зонах. С уголовниками, рецидивистами, выродками всякими, отбросами общества…

– А в милиции? Выезжай на драки, разнимай всякую тварь, подбирай алкашей. Или трупы полуразложившиеся…

– А на скорой помощи? Бывает, что больной в блевотине и в поносе с головы до ног, а ему надо помогать. Или маньяк какой-нибудь набросится…

– На врачей еще и нервный стресс давит: и приехать успеть, и диагностировать, и помощь оказать. Тут ведь не железка, а человеческая жизнь в руках.

– Медицина вообще своеобразная область деятельности. Я не представляю, как нужно любить человека, чтобы специализироваться в проктологии…

– Помилуй Бог!

– При том, что можно выбрать гинекологию.

– С анатомической точки зрения разница невелика.

– А с эстетической? Подозреваю, что гинекологи, в отличие от проктологов, искренне любят свою профессию. С удовольствием идут на работу, с интересом ждут очередною пациентку…

– Еще бы! Весь день погружаться в мир прекрасного. Причем совершенно бесплатно.

– Почему бесплатно?

– Как?! За это еще и платят?

– Конечно, зарплаты у врачей небольшие. Многим приходится подрабатывать…

– На дому? Это вообще круто! Но в коммунальной квартире вряд ли получится. Соседи неправильно поймут.

– Наоборот! В добровольных ассистентах недостатка не будет.

– Нет, номер не пройдет. Жены ассистентов не позволят.

– И все равно профессия уникальная.

– А каким волнующим должен быть дебют молодого специалиста! Наверное, первая пациентка остается в памяти на всю жизнь. Как первая учительница и первая любовь…

– А если это будет пенсионерка?

– Тем более.

– Но какую выдержку надо иметь! Чтобы оставаться мужчиной и профессионалом одновременно. В таких щекотливых условиях.

– Не представляю. По-моему, чистая шизофрения.

– А в семье? Откуда взять вдохновение на жену? После напряженного рабочего дня. Как они вообще исполняют супружеские обязанности?

– Еще как! Пулей летят домой. Чтобы наброситься на супругу…

– Не снимая ботинок и пальто? Ну, не знаю. Работа очень специфическая. Наверное, со временем вырабатывается привычка. Иначе точно свихнешься.

– Да, в каждом деле своя рутина. Говорят, работницы конфетных фабрик после смены пьют уксус.

– Похоже, и у врачей так же. Видят в пациенте биологический механизм, подлежащий ремонту.

– А иначе невозможно. У терапевтов в простудный период настоящий конвейер.

– А санитарки в больницах работают вообще за копейки. Вот кому не позавидуешь. Таскать вонючие судна, ворочать дряблых, неподъемных старух. Убирать дерьмо из-под мерзких стариков…

– Жуть!

– А канализацию ремонтировать не приходилось?

– Это что! Золотарями люди работают…

– И адвокатами. Кто-то руки пачкает, а кто-то душу.

– Специфика профессии. Их не справедливость интересует, а кто больше заплатит.

– А общественные туалеты мыть не пробовал?

– На сборах как-то довелось, когда дневалил по казарме. Мне не понравилось.

– То-то же! Разве можно любить такую работу?

– Но ведь кто-то соглашается.

– От безысходности. Кому-то кажется, что временно, а кто-то уже смирился. А женщины берутся, чтобы подработать, хоть как-то помочь семье. Семья важнее всего, остальное можно перетерпеть.

– Да, если вдуматься, сколько народу каждое утро выходит на работу с тяжелым сердцем, преодолевая отвращение…

– А ты чего хотел? Свободного посещения?

– Но есть же вольные художники, люди творческих профессий…

– Конечно, есть. Те, которых, как и волка, ноги кормят. Беда в том, что кормят не всех и нерегулярно.

– Зато им не нужно по утрам спешить к станку. И спать они могут хоть до обеда…

– И часто позволяют себе это. Просыпаясь с головной болью в захламленной комнате, заставленной пустыми бутылками и никому не нужными «шедеврами». И с похмелья пытаются найти что-то в пустом холодильнике и в столь же пустом кошельке. А потом начинают собирать в авоську накопившуюся посуду.

– Да, есть время разбрасывать бутылки и время их собирать…

– А когда и они заканчиваются, выбирают что-то из оставшихся картин, чтобы продать за бесценок. И это завидная участь?

– Кому как. Может, голодный волк и позавидует сытой собаке, но все равно не выберет ее судьбу.

– В любом случае жизнь это будни, а не праздник. Не воскресенье, а понедельник. Еще Воннегут воспел черный понедельник.

– Нет, он сказал: «Прощай, черный понедельник!».

– И как ты с ним простишься?

– Запросто! Нужно «понедельники взять и отменить». Чтобы после воскресенья начинался вторник. Представляешь, какое будет облегчение народу? А если еще ненавистные будильники разбить…

– Давно пора. Неси кувалду!

– Как они портят жизнь простому человеку! Бывает, что с постели встать невозможно, спать хочется просто мучительно. Глаза закрываются сами собой, голову от подушки не оторвешь. Поднимаешься только на волевом усилии…

– А я включаю робота. Отдаю сам себе команды: «Встать! Умыться! Одеться! Шагом марш на работу!». И сам же их исполняю. Главное, делать это механически, без мыслей, без сомнений. Кстати, метод универсальный. Помогает в любом неприятном деле. Только важно не расслабляться до конца, до результата. Составляешь план работ и включаешь робота. А он все делает за тебя.

– И все равно тошно. Особенно осенью, в плохую погоду. Выходить в промозглую темень, мокнуть на остановке, тащиться в переполненном автобусе, среди таких же угрюмых людей с серыми лицами. А на работе выясняется, что на твоем участке прорвало трубу, и нужно срочно выезжать на аварию. А там придется ее раскапывать под дождем, лезть в эту канаву, в холодную грязь…

– Да, есть такое дело. Такую работу делают суровые, крепко выпивающие люди. Настоящие мужчины!

– Не в этом дело! Убивает то, что это навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Что ничего другого больше не будет…

– А это и значит, что дело − труба! Дело всей твоей жизни − труба. То есть, труба − твое призвание на этой земле. Неси ее со смирением.

– Дать бы тебе по башке! Этой самой трубой.

– Но понедельника это не отменит. Потому что после любой ночи наступает утро. И после праздника, и после тризны. Солнечное или дождливое, снежное или морозное, но неизменно материальное, отрезвляющее. И все наши вечерние разговоры, жаркие споры, мечты и желания тают, как туман, в его сером, реальном свете…

– Да уж. Как ни веселись, а на работу вставать нужно.

– А это и есть вечный поток жизни. Болезненная, но целительная материальность бытия. И своего − все того же! − места в нем. Вечная, неодолимая сила обыденности, необходимость ее продолжения, в тех же неизбежных будничных заботах. Праздник окончен, господа, займемся же делом!

– Ну, ты просто поэт!

– И этот вечный поток жизни несет нас в будущее, которое каждую секунду становится настоящим и в тот же миг превращается в прошлое. Потому что каждое утро жизни это очередная волна времени, смывающая следы предыдущего дня, уносящая с собой все лишнее, ненужное, надуманное и наговоренное. Но оставляющая изредка на нашем берегу камешки истинных ценностей…

– Вряд ли этот твой гимн черному понедельнику вдохновит людей, сидящих в грязной канаве.

– А никто никому и не обещал легкой жизни. «Это производство все-таки, как-никак». И будешь делать то, за что тебе платят.

– Что да, то да. Как говорят в таких случаях украинцы: «Це дило − гимно, но его трэба розжуваты». И тут выход один: жевать побыстрее, чтобы оно быстрее закончилось.

– Не хочешь растягивать удовольствие? Напрасно. Чем быстрее жуешь гимно, тем больше его тебе навалят. Потому что жизнь коротка, а запасы гимна неисчерпаемы. Всемирный закон.

– Есть мнение, что все в этом мире гимно.

– Кроме мочи!

– Иногда анализы показывают, что моча тоже гимно.

– Не дай Бог! А как само гимно? Что показывают анализы?

– Отличное! На уровне мировых стандартов.

– Хоть что-то получается как у людей.

– Но это еще не все радости черного понедельника. Да и не в понедельнике дело. Бывает, и в выходные накатит такое − хоть вешайся. Тут вот недавно проснулся − за окном непогодное утро. Серое, сырое, тоскливое. На календаре суббота, а на душе понедельник. Какой-то птицы черной тень мелькнула в окнах на рассвете. И родился холодный день. И мир предстал в реальном свете. Был горек истины глоток. И стало вдруг до боли ясно: неутешителен итог. И то, что жизнь прошла напрасно.

– Ну, это преувеличение! Такая вселенская скорбь свойственна только очень молодым поэтам. К пенсии ее запасы иссякают.

– В том-то и дело! Лучшие годы проходят впустую.

– А Лермонтов в твоем возрасте уже…

– А Гайдар полком командовал! Да чего далеко ходить! Вон однокурсники как продвинулись: один уже остепенился − диссертацию защитил, имеет публикации за рубежом; другой в министерстве отделом заведует, министру доклады готовит; третий, хоть и уехал по распределению в сибирскую глухомань, а уже начальник крупного объекта. Большим коллективом управляет − и кабинет у него, и служебная машина, и квартира…

– А ты болтаешься в общаге − ни кола, ни двора. И ведешь онегинский, «рассеянный» образ жизни.

– Вот именно. А имя одного ничем не выделявшегося раньше одноклассника, как говорят, уже вошло в «Мировую энциклопедию всех времен и народов».

– Ни фига себе! А что, есть такая?

– Значит, есть.

– И чем он удостоился?

– Прикладным искусством. С детства делал шкатулки в народном стиле, как его отец. И достиг в этом невиданного мастерства. Мы раньше посмеивались над ним, а теперь у него выставки по всему миру. Говорят, даже у президента США есть его поделки.

– Не надо завидовать чужому успеху. Еще Монтень говорил: «Судьба осыпает своими дарами отнюдь не самых достойных».

– В том-то и дело, что достойных! А ведь ни в школе, ни в институте звезд с неба не хватали, ни один особо не блистал…

– А ты думал, что все самое лучшее в жизни достанется счастливчикам, вроде тебя? Ты ведь, небось, и отличником был, и в комитете комсомола состоял, и диплом у тебя красный?

– Ну, было дело.

– Так ты и сейчас блистаешь. В прошлую субботу, у Ленки на дне рождения, ты всех просто обаял. Ты был звездой вечера: блестящие тосты, остроумные шутки, искрометный юмор. А как ты танцевал! Женский контингент был в восторге. А мужской зубами скрежетал. Если бы тебе еще морду набили, был бы полный триумф!

– Ладно, хватит!

– А чего ты хочешь? Персональную «Волгу» и кабинет с секретаршей? Так для этого нужно уехать в глухие, некомфортные места и начинать там с самых низов. Много и усердно трудиться. Врубаться в технологию производства, изучать скучные чертежи, читать нудную документацию. Эти самые пресловутые СНиП3ы. Причем не только в рабочее время, но и дома, борясь со сном и усталостью…

– Опять за парту? Я еще от института не успел отдохнуть.

– Отдохнуть? Ну, тогда на твоей карьере можно ставить крест. Перестал грести, значит, уже отнесло назад. Учиться придется всю жизнь. И учиться не за страх, а за совесть. Не знаю, как там пробился твой сибирский приятель, но если хочешь продвигаться по служебной лестнице, это должно быть твоей каждодневной целью. А для этого нужно не только досконально знать свой участок работы, но вникать в тематику работы соседей, да и всей организации. Проявлять активность, вносить дельные предложения. Чтобы все видели, что ты имеешь интерес к делу, способности и амбиции к руководству. Если хочешь стать начальником, ты должен мыслить как начальник.

– Плох тот инженер, который не мечтает стать главным инженером?

– Вот именно. Но для этого придется пройти по всем ступеням служебной лестницы. И на каждой проявить способности, профессионализм и преданность делу. Заслужить авторитет, доказать, что ты лучше других, что ты самый достойный. Но сначала нужно решить это для себя − нужно ли тебе это? Вот ты, например, как себя позиционируешь? Мечтаешь сделать карьеру в своей конторе? Еще не определился? Ну, это уже ответ. Причем отрицательный.

– У нас коллектив молодой, перспектив особых не видно.

– Перспектив масса! Если ты разбираешься в работе соседних отделов, тебе будут доступны и эти вакансии. А можно перейти с повышением в другую контору. Было бы желание. Но имей в виду, что из хорошего специалиста может получиться плохой начальник. И прежде чем согласиться на руководящую должность, нужно очень хорошо подумать. Потому что это будет выбор судьбы.

– Да ну?

– Да, это так. Придется кардинально изменить образ жизни, от многого отказаться. С первого же дня на тебя обрушится масса срочных дел, неотложных вопросов. Ты должен будешь знать, что происходит на каждом участке объекта, понимать все технические детали. Планировать ход работ, обеспечивать стройку материалами, техникой, людьми. И думать об этом проклятом объекте постоянно, и быть готовым днем и ночью выехать на место, если что случится…

– Но не все же сам! Есть и замы, и специалисты, и аппарат.

– Но вся ответственность на тебе! Каждый день тебе придется принимать важные решения. И это должны быть правильные решения, вот в чем дело! Потому что не имеешь права на ошибку. Иначе недостоин, не справляешься. Ты ведь у всех на виду. Только расслабься, дай маху − сразу заметят, заговорят за спиной…

– Акела промахнулся. Не по Сеньке шапка.

– Вот именно. В любой ситуации нужно будет нести нагрузку и держать удар. А в трудные моменты не дать слабину − и самому не дрогнуть, и людей мобилизовать. Но и это не все. Тот, кто занимался серьезным делом, знает, что не все в руках человеческих. Есть и объективные обстоятельства, и природа, и человеческий фактор. И Его Величество Случай. Так что молись Богу и надейся на лучшее. Потому что ничем не оправдаешься, если что случись. Потому что именно ты обязан сдать этот проклятый объект, и сдать в срок. И даже досрочно − в подарок съезду. А если подведешь − партбилет на стол! А в былые годы и расстрел.

– Ну, запугал!

– А это действительно так. Кресло начальника − раскаленная сковородка. Телефоны звонят беспрерывно, одно совещание наползает на другое, люди рвутся на прием. И проверки тебя достают, и отчетность, и начальство все время долбит: как дела, успеваешь, не подведешь? И сам ты должен давить на подчиненных. И раздражаться от того, что они не работают так, как на их месте работал бы ты сам…

– Об этом еще Толстой писал, в «Анне Карениной». У него там Левин тоже строил планы эффективного хозяйствования и приходил в отчаяние, когда упирался в стену человеческой инертности. А бывало, сам начинал вкалывать на молотилке, на покосе…

– Ну, просвещенный помещик мог себе это позволить. Для развлечения. А крупный руководитель не может. Как бы у него ни чесались руки. На это просто нет времени. И воздействовать на объект приходится опосредовано, чужими умами и руками. Поэтому главным инструментом начальника является язык.

– С набором соответствующих выражений.

– Естественно. Потому что иногда приходится требовать от людей невозможного. Как этого требуют от тебя вышестоящие начальники. И постепенно сволочеть от этого. И если все это положить на одну чашу весов? Не слишком ли дорогая плата за персональный кабинет с «Волгой»?

– Дороговато будет.

– То-то же!

– Но ведь дело не только в секретарше. А самоуважение? Знать, что занимаешься большим, стоящим делом. Кто-то ведь строит заводы, электростанции, плотины. Металлургические комбинаты размером с город. Небоскребы, ракеты-носители, авианосцы! Представляешь? Каждый день видеть, как по твоей воле поднимаются корпуса цехов, прокладываются дороги. Ты приказываешь: «Надо делать так!», и оно делается так! Ревут самосвалы, ворочаются бульдозеры, суровые мужики работают днем и ночью, выполняя твои указания. И постепенно то, что было проектом в твоем мозгу, становится реальностью. И ты понимаешь, что это сделал ты!

– Успокойся! Во-первых, ты не такой уж и хозяин этим экскаваторам. В лес, за грибами, послать их не сможешь. Разве что тещу отвезти на дачу…

– На бульдозере?

– Это зависит от того, чем руководишь. Если конторой ритуальных услуг, будет еще интереснее. А во-вторых, объект сделал не ты, а большой коллектив специалистов и рабочих. Каждый из которых на своем участке внес вклад в общее дело.

– А престиж? Осознавать, что ты на самом верху, среди избранных. Как говорит Виктор Федорович, среди Товарищей, Которые Решают Вопросы. Которые обладают реальной властью. Согласись, что между теми, кто может решать задачи, и теми, кто может решать вопросы, огромная разница…

– Это правда. Власть очень заманчива. Но нужно ли тебе это?

– А почему нет?

– Во-первых, попасть в круг этих Товарищей очень непросто. Это еще нужно заслужить − личной преданностью и правильным поведением. То есть, унижением. И допускаются в этот круг только проверенные люди…

– И что, обязательно быть лизоблюдом?

– Не обязательно. Честные исполнители тоже нужны. На них удобно свалить основную работу и ответственность за свои ошибки. Как в армии все держится на лейтенантах, так и на производстве всю нагрузку несут бригадиры. Ну и пусть несут, до самой пенсии. А на теплые места будут продвигать своих. Своих насквозь, до самого нутра. А для этого нужно разделять их систему ценностей, их образ жизни. Они предложат тебе, как великую честь, участие в их убогих развлечениях − во всех этих охотах, рыбалках, банях с девками, пьянках, обжираловках…

– И это тоже обязательно?

– А ты как думал! В этих парилках решаются самые важные вопросы. Отказаться никак невозможно. Иначе ты не свой, выпадаешь из обоймы. Отторгнут, а при удобном случае подставят и спихнут с должности. А то и посадят, назначив козлом отпущения. Так что придется соответствовать. И незаметно это станет твоим образом жизни, и ты превратишься в номенклатурное животное − помесь хама и подхалима. И оно тебе надо?

– За такую цену − нет.

– А ты не думал, что этот молодой начальник, твой однокурсник, завидует твоей свободе и беззаботности?

– Честно говоря, нет.

– Мне вспомнилась одна карикатура. Идут навстречу друг другу два мужика. Один гладко выбрит, аккуратно пострижен, в костюме и сверкающих ботинках, при галстуке и с портфелем. А другой − бородатый и волосатый, в футболке, кедах и драных джинсах, с бусами на шее и гитарой за спиной. И каждый думает: «Подумать только! Совсем недавно и я был таким же чучелом!».

– А тебе это все откуда известно? Ты что, стройкой коммунизма руководил?

– По отцу знаю. Я его в детстве дома почти и не видел.

– Понятно. И какой вывод из этой лекции? Знай свой шесток? Сиди и не чирикай? И не бери лишнего в голову?

– Нет, эти отрезвляющие мысли очень нужны. Они неприятные, но их нужно додумывать до конца. И делать из них выводы. И принимать решения.

– Делать мне больше нечего!

– Можно и так. Спрятать голову в песок…

– Ладно, без плейбоев разберемся!

– Опять грубишь. А зря. Помочь тебе хочу. Чувствую, погряз ты в своих комплексах. Придется разгребать эти авгиевы конюшни.

– А как же! Вот прямо сейчас этим и займемся.

– А чего откладывать? Случай запущенный, но попробовать можно. Только давай начистоту, как перед священником. Что на сердце таишь, какой дурью маешься? Давай, колись, грешник!

– Исповедовать меня хочешь?

– Скажите, вы играете на рояле?

– Играю, но плохо − карты скользят.

– А фронтом командовать умеете?

– Не знаю, не пробовал.

– А вот Жуков попробовал, и у него получилось!

– Не сразу. Много народу положил, пока отточил мастерство.

– А Илья Муромец вообще тридцать три года на печи сиднем просидел. А как раскрылся в трудную минуту!

– Но для этого тоже понадобились условия: война, глад и мор.

– К сожалению, Илья на печи сидел не один. А другие, кто с нее слез, оказались не Муромцами. Можно всю жизнь так просидеть, считая себя гением. И мечтать, что когда-нибудь раззудишь плечо и покажешь всем таланты богатырские. Вот только с печки слезать неохота. Это и есть комплекс Ильи Муромца. Есть такое дело?

– Ну, как сказать…

– Вот оно! Вот этого ты и боишься. Что нечего будет предъявить, слезши с печки. Боишься раскрыть карты, которые тебе сдала природа. Боишься увидеть, что там не козыри, а шестерки.

– А я думаю, что никто не знает всех своих способностей. Может, во мне умер великий художник? Или гениальный философ. Или музыкант…

– А хоть кто-то остался в живых? Где они, твои таланты? Давай, выкладывай на стол. Пересчитаем, проведем инвентаризацию. Думаю, много времени это не займет.

– Еще чего!

– Но ведь других карт все равно не будет. Так играй хотя бы этими! Чего ждешь, чего прячешь голову в песок, чего влачишь существование? Вместо того чтобы жить в полную силу, на всю катушку. Бывают игры, в которых шестерки сильнее тузов. Найди свою игру! Или придумай ее для себя, под свои козыри.

– Придумать? Это интересно…

– Так не теряй времени! Даже проигравшему достается награда − сама игра. Слушай, а давай плюнем на эту гениальность! Ну ее к черту! На хрен она нужна? От нее одни комплексы. Ну, допустим, нет у человека никаких талантов − что, ему пойти и утопиться? Этак мы кучу народа угробим. Останемся с тобой вдвоем на белом свете. И кто тогда будет нами восхищаться? Скажу тебе по секрету: бездарность − это даже хорошо! Ты никому ничем не обязан, никому ничего не должен. Ни себе, ни тем, кто в тебя верил. Ты всем все прощаешь. И тебя все простят.

– За что? За бездарность?

– За бездарность пожалеют. А простят за гордыню твою глупую. Вон Леонид Филатов пишет, что чуть не умер от мысли, что он не гений. По дурости юношеской. Ты и сам до этого допрешь, только, может, слишком поздно. Давай, отбрасывай иллюзии, присоединяйся к большинству. Будь проще − говори стихами!

– Мне с детства не хотелось изучать науку жизни в этом бренном мире. Манило небо, я хотел летать, плыть над землею в клине журавлином. Но годы шли, и был все дальше он, их зов небесный, горькая потеря, и все сильнее действовал закон зависимости духа от материи. В руках синица − вариантов нет. Своей заботой я ее согрею. Спокойно доживу остаток лет, как будто ни о чем не сожалею. И все реальней под ногой земля. Хочу коснуться крыльев журавля!

– Ну, ты даешь! Ведешь себя как Подающий Надежды Молодой Человек. Серьезные люди заняты делом и этими глупостями вообще не заморачиваются. Им плевать, как они выглядят, и что о них думают. Даже Эйнштейн всем язык показал. Только ты делаешь умный вид. И не стыдно?

– Ладно, кончай выступать! Нашелся тут, учитель танцев…

– Но ты же сам знаешь, что не станцуешь, как Эсамбаев. Не споешь, как Магомаев, не обыграешь Фишера, не поднимешь больше, чем Юрий Власов. Тебя же это не достает?

– Не достает.

– Так же и все остальное. Забудь эти глупые комплексы! Твоя судьба − в твоих руках. Ты свободен, как птица! Лети, живи, дыши полной грудью! Ничего не бойся! Вот прямо сейчас, перед лицом товарищей торжественно клянись, что ты не гений.

– Простите, братцы. Я не гений.

– Молодец! Поздравляю! Теперь ты с нами.

– Спасибо. Просто груз с плеч, камень с души…

– Вот и все! Живи и радуйся, плодись и размножайся. Ну что, полегчало?

– Хорошо-то как, Господи! Словно крылья выросли. Да я теперь горы сверну! Мне любое дело по плечу! Хоть на рояле сыграть, хоть фронтом командовать. Неси скрипку, сейчас сбацаю! Тебе Моцарта или «Мурку»?

– Ну, не надо так горячиться. Давай пожалеем скрипку и Моцарта. Лучше начать с малого: навести порядок в голове, в работе, в личной жизни. И понедельники в этом смысле очень даже помогают. Отрезвляют, возвращают на грешную землю, заставляют задуматься над своим поведением. А потом уже можно и фронтом командовать. Кстати, как там твои дела с трубой, в грязной канаве?

– Да ничего особенного: раскопали, нашли место протечки, заделали. А в конце дня раздавили с ребятами пузырек. Для профилактики организма.

– В бытовке, в антисанитарных условиях…

– С нашим большим вам удовольствием! Дело привычное. А ты не замечал, что самый большой кайф приходит после самой трудной работы? Простейшие радости: выпить, закусить, расслабиться…

– Чем ниже человека опускают, тем меньше ему нужно для счастья. Нет, это не жизнь. К такому счастью нельзя привыкать.

– А тебя не учили, что каждый труд почетен? Что труд облагораживает человека?

– Облагораживает? Я бы того, кто это придумал, самого загнал в эту грязную канаву! Чтобы он там облагораживался всю жизнь. Как может облагородить человека тупой физический труд? Наоборот, он убивает в человеке человека. Еще Горький об этом писал. Что вся дикость человеческая, все «свинцовые мерзости русской жизни» происходят от тяжкого, безрадостного труда. От этого люди напиваются до беспамятства, калечат и убивают друг друга. И сами вешаются. Потому что такой жизни не жалко − ни своей, ни чужой…

– Нет, погоди! У Горького есть и другие рассказы. Про то, как он ходил с артелью по Руси. И там он описывает совсем другой труд. Который не в тягость, а в радость. Когда ладится дело, когда играет здоровая сила, когда хочется горы свернуть…

– Удаль молодецкая? Раззудись плечо, размахнись рука? Бывает.

Молодой жеребец резвится, пока не укатают крутые горки…

– А зачем жилы рвать? Опытный каменщик работает без устали, хоть весь день. Это такой же навык, как ходьба пешком. Вот и мастера так работают − без спешки, в своем ритме. Но успевают сделать много.

– Но каждый день одно и то же! Однообразный отупляющий труд, из года в год, всю жизнь. И как они эти пирамиды строили?

– А Великую китайскую стену?

– Разве что под угрозой смерти.

– А таких объектов и в наше время хватает. Вот, например, тянуть железную дорогу. Десятки, сотни километров. Мы в стройотряде сорок дней этим занимались, но запомнилось на всю жизнь. Некрасова там, на насыпи, часто вспоминали…

– Ну вот! И что в этом хорошего?

– Но и такую работу кто-то должен делать! В любом деле нужно находить какой-то интерес. Человек − самое выносливое существо в природе. Адаптируется ко всему, ухитряется оживить самое бессмысленное занятие. Помнишь Башмачкина, Акакия? У Гоголя, в «Шинели». Он всю жизнь переписывал казенные документы. Бумагу за бумагой, слово за словом, букву за буквой. И так каждый день.

– Свихнуться можно!

– А для Башмачкина каждая очередная буква была как живая. Одни ему нравились, другие нет. Он терпеливо писал обычные буквы, дожидаясь встречи с любимыми. Он с ними разговаривал…

– Точно, сумасшедший.

– Да нет же! Это именно человеческое отношение к труду. Я подозреваю, что в этой потребности одушевлять любую работу и лежат истоки искусства. Древний гончар, изготовляя одни и те же горшки, специально их украшал − для собственного развлечения. Это и покупателям нравилось. И постепенно превратилось в живопись и скульптуру.

– Сомнительно. Древняя наскальная живопись не имела прикладного характера. Все-таки искусство это самовыражение.

– Ну, почему? Ремесло тоже может достичь уровня искусства.

– Ладно, это отдельная тема.

– Но ты меня удивляешь. И где ты набрался такого негатива? На стройках коммунизма, что ли?

– Да нет, Бог миловал. Но шабашить приходилось. На лесосплаве. Бревна ворочал, в верховьях Камы. Там задача простая: зачистить реку от застрявшей на берегах древесины. Идешь себе с багром вдоль воды и стаскиваешь бревна в реку. Работа здоровая, на свежем воздухе. Для крепкого мужика − лагерь труда и отдыха. Я туда ради этого и поехал.

– Ну и как, поздоровел?

– Само собой. Конечно, были и неприятные моменты. Особенно когда какой-нибудь болотистый затон выпадало разбирать, восьмиметровые чушки на руках выносить. Ну, еще комарье и оводы доставали. И жратва была однообразная. А так нормально − и подзаработал, и фигуру поправил. Кстати, был там у нас один чудик, из какого-то НИИ. Привез с собой учебник Фихтенгольца. Пытался совместить умственный труд с физическим. Математический анализ с раскряжевкой топляка.

– И как, получилось?

– Ну, народ, конечно, повеселил. Хорошо, что бревном не придавило. Нет, это нереально. Если идет серьезная работа, размышлять о постороннем невозможно. Какой там Юлий Цезарь! Посмотрел бы я на него на лесоповале. Или когда бетон идет.

– Значит, получил удовольствие от физического труда?

– Ну, это если поехать на месяц-другой, для развлечения. А всю жизнь этим заниматься − упаси Бог! Там население сапог весь год не снимает. И в огородах у них, кроме лука и картошки, ничего не растет. Зимой снег по пояс, весной и осенью грязь непролазная, летом гнусь заедает. А главное развлечение − пьянство.

– А ведь я тоже бывал на северах. Правда, у меня сложилось другое впечатление. Собрались как-то пять человек, и рванули в город Мирный, за длинным рублем…

– Алмазы добывать?

– Ты что! Это режимный объект. Туда нужен специальный допуск, шабашников не берут. Алмазы добывают в карьерах и шахтах, в тех самых кимберлитовых трубках. Ковыряют руду экскаваторами и отвозят на комбинат для переработки. Весь город эти алмазы обслуживает. Работают в основном завербованные, по многу лет зарабатывают деньги и стаж. Те, кто выдерживает, конечно. Там даже природа тоскливая. Буро-зеленая тундра, а из нее торчат чахлые елки, вкривь и вкось. А зимой вообще сурово. Как они сами говорят, у них холодно девять месяцев в году, а остальные три месяца − очень холодно.

– А летом, я слышал, бывает и тридцать градусов жары.

– А это еще хуже. Безветрие, влажная духота. Из тундры поднимаются тучи кровососущей твари. И тогда в самое пекло приходится надевать плотную одежду. И все равно заедают, особенно мелкая мошка. Эта мразь пролезает в любые щели. Так что местное население не чает дождаться похолодания…

– Значит, зимой ждут тепла, а летом холода?

– Выходит, так. Кстати, там однажды с вечера подул северный ветер, так наутро в воздухе снежинки летали. В середине лета. То ли прежняя зима не закончилась, то ли новая началась. Сезон короткий, поэтому там в летние месяцы рабочие руки нарасхват. Мы тоже легко нашли работу. Просто пошли по улице, заходя в разные конторы, и буквально за пару часов подобрали объект по деньгам и по силам. С нами тут же оформили договор и разместили в полуразрушенном здании бывшей школы. Полов в ней уже не было, но комнату с невыбитыми стеклами найти удалось. Там даже функционировала электропроводка, и мы заваривали чай огромным кипятильником, в трехлитровой банке. Завтракали и ужинали у себя, консервами, с хлебом, маслом и повидлом, а обедали в столовой.

– А чем занимались?

– Взялись за капитальный ремонт двухэтажного здания комбината бытового обслуживания, С утеплением, внутренней и внешней отделкой и художественным оформлением салона. Конечно, по ходу дела приходилось решать много разных вопросов, в основном из-за дефицита материалов. А времени было в обрез − по договору нужно было сдать объект «под ключ» в установленный срок.

– Аккорд?

– Он самый. А премия за это чуть ли не в размер основной оплаты. Так что было за что бороться. Расписали этапы работ по датам и старались выполнять план-график. Каждый вечер, за ужином, проводили совещания, обсуждали дела на следующий день. Старались разрешить проблемы, предусмотреть и устранить препятствия…

– Brainstorm на шабашке?

– Да, это было совмещение умственного и физического труда. Сложнее всего было оценить реальную трудоемкость работ, и мы все время находились в цейтноте.

– А как распределяли работы?

– Как правило, кто-то сам вызывался. Кто имел какой-то опыт или хотя бы представление. Я, например, сразу взялся за отделку, цветовое оформление и окраску служебных помещений. Учитывая женский контингент персонала, подобрал нежные розово-голубые тона. В других случаях задания давал бригадир. Но если на каком-то участке возникала заминка, мы сами старались подключаться. А бригадир вообще редко бывал на объекте…

– Интересно! А он чем занимался?

– Обеспечивал фронт работ. В основном лазил по местным товарным складам, искал нужные стройматериалы и инвентарь, добивался от заказчика их получения, обеспечивал доставку.

– Выходит, из пяти человек работали только четыре?

– Фактически, да. Мало того, мы ему за это выплатили дополнительную премию. Кроме того, по ходу дела, он сумел решить несколько нетривиальных задач. Например, одним из пунктов сметы было устройство электропитания для профессиональных швейных машин. Проводку мы проложили, трехфазную, а силовой шкаф, не имея квалификации, подсоединить не решились. Тогда он нашел профессионального электрика, который сделал все как положено.

– Субподряд?

– Ну да, заплатили из своего кармана, зато обошлись без задержки. И еще был случай. Когда нужно было обрабатывать пиломатериалы, бригадир буквально за пару дней, не отвлекая нас от работы, соорудил станок с циркулярной пилой.

– Да ну? Трудно представить.

– Да, это был высший пилотаж. Нашел на какой-то свалке старый, но работоспособный электромотор, изготовил прочный стол, присоединил к нему мотор, насадил диск и вывел в прорезь стола. И пила заработала с первого включения! Кроме того, он же разрешил болезненную проблему художественного оформления салона. Сначала было много предложений с традиционными северными сюжетами: с полярным сиянием, оленями, нартами, оленеводами в малахаях и сверкающими алмазами. Но никто не решался взяться за эту творческую задачу. Кособокий сеятель облигаций из романа Ильфа и Петрова все время стоял у нас перед глазами. Но Остапу было проще, потому что у него был натурщик в лице Кисы, а среди нас модели для жизненного образа оленевода не находилось. К тому же товарищ Бендер ухитрился получить деньги авансом.

– А нанять художника?

– Было и такое предложение. Но не удалось найти подходящего исполнителя. Да и ненадежны эти люди творческого склада − неизвестно, что их посетит − вдохновение или запой. А у нас сроки. Вот эта неопределенность угнетала больше всего. И тогда бригадир выдал неожиданную идею. На одном из складов он заметил, среди прочего пыльного инвентаря, партию двухметровых зеркал, непонятно зачем завезенных в эти отдаленные края. И у него возникла мысль украсить ими зал, расположив на фоне мозаики из бордовых и светлых прямоугольников. Никаких оленей с рогами и копытами, никаких нарт, унт, юрт и тынзянов…

– Не юрт, а яранг.

– Тем более. Короче говоря, отказались от якутской экзотики, обошлись дизайном бродвейского бара.

– Среди вечной мерзлоты? Смелое решение.

– Но оно оказалось единственно верным. Получилось изящно, строго и красиво. В многочисленных зеркалах отражались светильники, геометрический рисунок стен, примерочные кабины с малиновыми занавесками. Мы сами были приятно удивлены результатом.

– А в срок уложились?

– День в день. Приехавшая принимать объект начальница, войдя в приемный зал, была поражена его видом. Бегло осмотрев остальные помещения, она без особых претензий подписала акт приемки работ. Как потом выяснилось, нам крупно повезло. У руководства с самого начала было сомнение в возможностях нашей бригады. И эта самая начальница ехала на приемку объекта с большим предубеждением. Она ожидала увидеть традиционных оленей и прочую дурацкую атрибутику под местный колорит, и готовилась разнести нас в пух и прах, а заодно срезать премию.

– Выплатили сполна?

– Даже с благодарностью. И мы уехали оттуда с хорошими деньгами и чувством глубокого удовлетворения.

– И ты хотел этим примером воспеть физический труд?

– Это был не только физический, но и творческий труд.

– А ведь успех дела обеспечил человек, который вообще не работал. Точнее говоря, работал мозгами…

– Но саму работу делали мы!

– Слушай, мы, кажется, ходим по кругу. А время уже позднее. Давай согласимся на ничью. Обсудим как-нибудь в другой раз. А ты пока подготовишься, и с полной аргументацией разнесешь меня вдребезги пополам.

– Да, поздновато уже. Ну, ладно, пока.

– Отдыхай.

Как это часто бывало, я вышел от него в смешанных чувствах. Уверенность в собственной правоте перемежалась сомнениями и досадой. Больше всего доставало чувство стыда, словно обнажился на глазах у людей. И зачем позволил влезть в душу? Какое ему дело до моих комплексов? Стыдно. Хоть в глаза теперь не гляди. Но ведь прав он, прав! Провел хирургическую операцию, вскрыл опухоль в моей башке. Да, неприятно. Чего там говорить, такие процедуры мало кому нравятся, и благодарности обычно не вызывают. Большинство из нас предпочитает находиться в уютном мирке устраивающих нас иллюзий. Вид голой правды смущает людей, и они стремятся прикрыть ее наготу хоть какой-нибудь ложью. И я ничем не лучше других, как это ни обидно. Ладно, придется все это обдумать, зализать раны.

Мы жили на соседних этажах общежития электроэнергетиков. Это было стандартное пятиэтажное здание коридорного типа. На каждом этаже был общий туалет с умывальником и небольшая кухня с мойкой и газовыми плитами. В подвальном помещении находился душ и что-то вроде прачечной. Помнится, в то время постоянно возникали проблемы с водоснабжением. Бывало, что внезапно прекращали подачу горячей воды, и домываться приходилось холодной. В подвале также было помещение кастелянши, где жильцам дважды в месяц меняли постельное белье и вафельные полотенца с черной размытой печатью. На первом этаже, в вестибюле, был устроен культурный уголок, там стоял телевизор, два десятка дерматиновых стульев на металлических ножках и огромный фикус с темными глянцевыми листьями. Сами жилые комнаты были меблированы шкафами для одежды и пружинными железными кроватями с традиционными ватными матрасами, плоскими перьевыми подушками и казенными байковыми одеялами. Дополняли обстановку прикроватные тумбочки, стол и пара стульев. Меня, привычного к спартанским условиям студенческих общежитий, это вполне устраивало. Тем более, что я своего напарника по комнате видел очень редко. Многие из жильцов только числились проживающими, а фактически имели семьи на стороне.

Окружавший нас в общежитии контингент был довольно пестрым − и по социальному, и по национальному составу. В основном это были молодые рабочие, приехавшие в город из сельской местности: электротехники, слесари, водители. Проживали также иногородние молодые специалисты и несколько закоренелых холостяков среднего возраста. Привычного для мужских рабочих общежитий повального пьянства, как ни странно, здесь не наблюдалось. На юге вообще это не принято. Конечно, выпивали, но как-то в меру, без лишнего шума. В целом обстановка была спокойной, а общение бесконфликтным. В отличие от меня он легко находил общий язык с людьми, и имел репутацию своего парня у всех обитателей нашего общего дома.

Известно, что в мужских рабочих коллективах без мата общения не бывает. Он является естественным отражением межличностных отношений и адекватной реакцией на специфику производственных процессов. Когда шпиндель никак не хочет вставать на положенное ему место, какими еще словами можно его уговорить? А как охарактеризовать поведение коллеги, который уронил разводной ключ тебе на ногу? Или оценить умственные и физические способности нападающего любимой команды, промазавшего с пяти метров по пустым воротам? В таких случаях соответствующие выражения непроизвольно рождаются в глубине души и сами собой изливаются наружу. Столь же естественно нецензурная речь перетекает и в бытовую среду. А некоторые превосходные анекдоты вообще теряют свой смысл без конкретной терминологии. Но в те наивные времена грубый, вульгарный мат еще не обогащал речь актрис, поэтесс и старшеклассниц, и не считался отличительным признаком свободы и раскрепощенности интеллектуальной элиты, каким стал в наше просвещенное время. Площадной лексикон, вошедший в моду в начале нового века и ставший нормой общения в театральной и художественной среде, в те годы был прерогативой малообразованной части населения. Конечно, матерились не только в цехах и на фермах. Грязный мат был обычной формой общения партийных и советских руководителей всех уровней, и звучал даже в самых высоких кабинетах, что можно считать признаком ментальной близости партии и народа. Мы тоже не были белыми воронами в неоднородной среде нашего общежития, и общались с окружающими в соответствующем стиле. Однако в его исполнении это был отнюдь не тот примитивный жаргон грузчиков и алкашей, который мы порою слышим на улице и который вызывает у нас досаду, как будто нас испачкали. Он обогащал общеизвестный лексикон весьма необычными словообразованиями. В результате соединения ненормативной лексики с научными и литературными терминами, а также префиксами латинского происхождения вроде «поли-», «моно-», «мега-», «супер-», «гипер-», «мини-», «макси-», «псевдо-» и так далее, рождались очень нетривиальные термины и словосочетания. Этот его изысканный мат имел успех в любых мужских компаниях.

Нет, он не был белой вороной. Он был золотой вороной.

Невзирая на идеологическое давление и скудость быта, те далекие годы вспоминаются мне в светлых тонах. Я знаю, что на этот счет существуют прямо противоположные мнения. Восприятие одних и тех же событий очевидцами бывает совершенно разным, а человеческая память вообще субъективна. И все же, прожив сознательную жизнь во второй половине двадцатого века, полагаю, что именно семидесятые годы были лучшими в истории того государственного образования, которое называлось Союз Советских Социалистических Республик. Это десятилетие, часто называемое периодом застоя, фактически стало высшей фазой социализма, вершиной воплощения социалистической идеи. В предыдущие, послевоенные годы страна восстанавливалась после разрухи, бедствовала, мучительно строилась. В пятидесятые, после смерти тирана и двадцатого съезда КПСС, словно очнулась от страшного сна, оглянулась по сторонам, провела молодежный фестиваль, запустила в космос спутник, но жила по-прежнему очень бедно. Потом, в шестидесятые, разворачивала огромные стройки, поднимала промышленность, энергетику, напряженно трудилась, стараясь выйти на передовые позиции в исследованиях космоса, в науке, технике, в культуре, спорте. Мощный импульс развитию СССР придала космическая экспансия − полет Гагарина и неистовая воля великого Королева. Это были годы промышленного подъема, энтузиазма, раскрывшихся перспектив в науке и культуре. Но людям по-прежнему не хватало самых обычных потребительских товаров и продуктов, а в начале шестидесятых возникали даже перебои с хлебом. Я сам помню как люди падали в обморок в многочасовых очередях у продуктовых магазинов. Пришлось срочно закупать зерно за границей, и это вошло в практику советской экономики. И все же положительная начальная динамика шестидесятых, волюнтаристски-наивно экстраполированная в будущее, дала малограмотному Хрущеву основания заявить о планах построения коммунизма. Конечно, даже в те годы трезвомыслящие люди не верили в эту утопию. Но в стране по-прежнему строились заводы, фабрики, электростанции, автомобильные и железные дороги, развивались космонавтика и оборонка, воздушный, железнодорожный и морской транспорт, внедрялась вычислительная техника и многое другое. Советский Союз имел все, что требовалось для самостоятельного существования и развития. Однако население по-прежнему жило скудно, а все ресурсы направлялись на развитие индустрии и оборону. И только в семидесятые годы появились возможности для более-менее сносной жизни. Это относительное благополучие обычно связывают с ростом цен на нефть и поступлением валютной выручки от ее экспорта. Так или иначе, жить действительно стало лучше и веселее, а завершающим аккордом семидесятых стала Олимпиада 1980 года в Москве. К сожалению, в дальнейшем этот подъем замедлился и усугубился афганской авантюрой. Из-за сохранявшейся агрессивной идеологии, от которой не хотело отказываться косное партийное руководство, СССР оказался втянут в изнурительную гонку вооружений. Военно-промышленный комплекс, составлявший основу советской экономики, требовал все больше ресурсов. Большая часть общественного продукта тратилась впустую, на малоэффективные проекты и устаревающую военную технику, производимую в избыточных количествах. В восьмидесятые годы международная обстановка и экономическая конъюнктура ухудшились, наступил окончательный застой, и СССР во главе со своими престарелыми, закосневшими лидерами и ортодоксальной идеологией зашел в общественно-политический тупик. В итоге политическая и экономическая система социализма рухнула, а Советский Союз развалился. Именно то, что усилия людей не приносили реальных результатов для личного благополучия, и стало одной из причин того, что население великой страны без особого сожаления рассталось с социализмом и его неизбежными атрибутами − очередями, скудным бытом, оскопленной культурой и опостылевшими сказками о светлом будущем. Но мало кто предполагал, что вместе с грязной водой партийно-бюрократической системы перестройка выплеснет и ребенка − общественные блага социализма. Качественное бесплатное среднее и высшее образование, доступная медицина, финансирование науки и культуры были безусловными ценностями социалистического строя. Но в те годы все это, как и все хорошее в жизни, казалось естественным, поэтому не замечалось и не ценилось. Конечно, мы однозначно проигрывали Западу в уровне жизни, в количестве и качестве предметов потребления и продуктов питания. Но прав был и лирический герой Визбора: «Но все же строим мы ракеты, перекрываем Енисей, а так же в области балета мы впереди планеты всей». Страна действительно имела высокие цели и была устремлена в будущее, ставила перед собой большие задачи и добивалась их решения, а надежность и стабильность советского государства в чем-то была даже уютной. Советский Союз был вполне конкурентоспособен на мировой арене. Даже морщась от фальшивости официальной пропаганды, мы чувствовали себя гражданами великой страны и гордились ее успехами.

Но тогда, в середине семидесятых, никто и мысли не допускал, что социализму осталось существовать каких-то полтора десятка лет. Система казалась незыблемой и вечной. Как раз в том году во всех газетах, на радио и телевидении бесконечно пережевывали новую редакцию Конституции СССР. В ней была официально утверждена руководящая роль КПСС во всех сферах жизни страны Советов, то есть, идеологические гвозди были окончательно вбиты в гроб общественной жизни. Тошнотворный привкус официозной фальши был привычен, ее терпели, потому что родились в этой среде и жили в ней с детских лет. Любая информация из-за пределов страны тщательно фильтровалась, и население страны было надежно изолировано от так называемого «тлетворного» влияния Запада. В газетах обычно писали о том, как страдают трудящиеся под гнетом капитала, о расовой дискриминации, о гонке вооружений и колониальной политике империализма. О достижениях западной цивилизации говорилось сквозь зубы, когда умолчать было совсем невозможно, как, например, о полете американцев на Луну или о совместном проекте «Союз-Аполлон». Это же касалось и событий в зарубежной культуре, музыке, спорте. И все же лучшее из мэйнстрима мировой культуры прорывалось и к нам. Молодежь находила любые возможности услышать новинки западной музыки. В это время продолжались сольные карьеры распавшихся Beatles, блистали гитаристы Эрик Клэптон, Сантана, создавали свои лучшие хиты Rolling Stones, Deep Purple, Pink Floyd, Led Zeppelin, Queen, The Who, Slade, Uriah Heep, Smokie и другие рок-группы, всех и не перечислишь. Это были лучшие годы музыкального творчества АВВА, Джо Дассена, Демиса Руссоса, Челентано, Кутуньо, других итальянцев и французов, начало расцвета Boney M. В это же время вспыхнул яростный и прекрасный «Иисус Христос − суперзвезда» Уэббера. Волшебник гитары Франсис Гойя, оркестры Мориа, Ласта, Каравелли играли волшебную музыку Лея, Рота, Морриконе. Семидесятые дали мировой культуре беспрецедентное разнообразие музыкальных направлений и стилей. А какие великие мелодии родились в эти славные годы! Много ярких явлений было и в советской эстраде. Блистали Магомаев, Ободзинский, выходила на пик популярности Алла Пугачева. Это был период максимального расцвета советских вокально-инструментальных ансамблей (ВИА), а лидером андеграунда была «Машина времени». Семидесятые были звездными годами Высоцкого и Окуджавы. В это же время творили корифеи авторской песни Визбор, Городницкий, Кукин и многие другие барды, а популярность клубов самодеятельной песни (КСП) достигла своего апогея. Появлялись новые интересные радио- и телепередачи, выходили прекрасные фильмы, ставшие золотым фондом нашего кино. Театралов радовали новыми постановками московские и ленинградские театры. Невероятной популярностью пользовались Таганка − своими новаторскими спектаклями, а Ленком − знаменитыми рок-операми. Незабываемы спортивные события тех лет: Олимпиады, чемпионаты мира и Европы по футболу и хоккею, драматичные шахматные поединки за звание чемпиона мира, знаменитые встречи наших хоккеистов с канадскими профессионалами. И этот исторический первый матч, в котором столкнулись не только хоккейные школы, но и противоположные идеологические системы. Это была великая игра, и ее с разгромным счетом выиграли наши парни, осчастливив весь Советский Союз. В те годы советская хоккейная сборная была безусловным лидером любительского хоккея, в ней блистали великий Харламов, вратарь Третьяк и знаменитая армейская тройка нападения. Множество ярких звезд блистало в мировом и советском футболе. Еще играли легендарный Пеле и наш Стрельцов, но уже взорвали футбольный мир летучие голландцы во главе с Круиффом, мощно работала немецкая футбольная машина с супербомбардиром Гердом Мюллером, вспыхивали звездными именами итальянцы и французы. А трагическая фигура гениального Бобби Фишера! А семикратный чемпион по плаванию Марк Спитц, а неземная Ольга Корбут, а великий Мохаммед Али! А еще были те незабываемые три баскетбольные секунды, которые впервые принесли нам победу над американцами на Олимпиаде в Мюнхене. Какие события, какие имена, какие кумиры! Да, славные были годы.

А еще это были годы нашей молодости.

Известно, что молодой организм сам по себе рождает оптимизм. Это происходит на физиологическом уровне, поэтому в молодости хорошее настроение возникает беспричинно. Так же как в старости беспричинным кажется плохое настроение. Молодость оптимистична всегда, в самые трудные, в самые жуткие времена. Известна история о том, как во время экскурсии в Освенциме экскурсовод заметил на лице одного из мужчин улыбку. И на его возмущенный вопрос, что смешного тот находит в рассказе о мучениях и смерти тысяч ни в чем не повинных людей, мужчина ответил, что узнает знакомые места, потому что сам был заключенным этого лагеря смерти, и чудом в нем выжил. Но это были годы его молодости, о них он и вспоминает. И еще один эпизод всплывает из глубин памяти − фрагмент какого-то французского фильма о любви женщины средних лет и совсем молодого человека, юноши. Они были страстными любовниками, но людьми разных поколений. Она работала, а он бездельничал. Просыпаясь утром в общей постели, они расходились в разных направлениях: она − на работу, он − по каким-то своим, неизвестным ей делам. И не делам даже, а развлечениям, встречам с такими же беззаботными друзьями и подругами. Конечно, она ревновала его к этой веселой молодежной компании. Однажды она спросила его, что он делал сегодня. Он ответил, что ездил с друзьями за город. «И что вы делаете там?» − спросила она. «Смеемся» − ответил он.

Именно такими беспечными шалопаями были и мы в те годы. Мы находились в том прекрасном возрасте, когда кажется, что все в твоих руках, все по плечу, а впереди большие дела и долгая счастливая жизнь. Бурные студенческие годы и тяготы обучения уже позади, а семейные обязанности еще не навалились, не опутали бытовыми заботами, и можно заниматься, чем хочется. Без сожаления тратить время на увлечения, на случайные влюбленности, на бескорыстную дружбу и ни к чему не обязывающе общение. Так мы и жили, безоглядно догуливая последние годы уходящей молодости, резвились, как необъезженные жеребцы, тогда как вокруг нас многие сверстники уже везли, напрягаясь, телеги семейной жизни. И предчувствие этого неизбежного многолетнего жизненного труда делала нашу вольную жизнь еще более сладостной.

Задумывались ли мы о своем будущем? Я − нет. Представлял его себе весьма смутно. К тому моменту я уже не имел ни карьерных, ни научных амбиций, не строил никаких жизненных планов. Ну, будет работа, будет семья, будет обычная жизнь советского инженера. Чего я могу достичь? Это можно было оценить по старшему поколению окружавших меня сотрудников. Начальник нашего отдела, сорокалетний, лысоватый мужчина, казавшийся мне совсем пожилым человеком, со своими семейными заботами, мелкими бытовыми интересами, копивший деньги на «Москвич», чтобы ездить на свою дачку, которую он достраивал уже много лет, был фактически образцом моего будущего. И это все? И больше ничего не будет в моей единственной и неповторимой жизни? Нет! Об этом и думать не хотелось. А что еще? Успешным человеком считался руководитель всей нашей службы АСУ, управлявший большим коллективом и вычислительным центром энергосистемы, пятидесятилетний вальяжный красавец с гордой посадкой головы, гривой седеющих волос, любимец женщин и руководства главка. Завидовал ли я его профессиональной и личностной успешности? Нисколько! Скорее, он сам, как многие обремененные семейными и карьерными заботами сотрудники, завидовал моей молодости, свободе и беззаботности. Ну, так зачем мне думать об этом банальном и не слишком радостном будущем? Оно придет само собой, своим чередом. А молодость быстротечна: «Коротки наши лета молодые, миг − и развеются, как на кострах». Так будем же веселы, пока мы молоды!

Обычно мы встречались в свободное время по выходным. В летнее время такое случалось не часто, но в ту июльскую пятницу он был у себя. Косые лучи заходящего солнца освещали комнату. Обстановка ее была непритязательной. Кроме привычной казенной мебели можно было заметить гитару, висящую на стене, повыше небольшого прикроватного коврика, а под кроватью − гирю и пару гантелей. На вешалке, рядом с одеждой, висел пружинный эспандер. На тумбочке стояла настольная лампа с зеленым абажуром, будильник и радиоприемник, а в глубине верхней полки виднелась электробритва и туалетные принадлежности. На столе, рядом с посудой, стоял магнитофон «Астра» и стопка кассет, валялись несколько журналов и книг с закладками. Стены комнаты были голыми − никаких привычных в холостяцких жилищах пошлых картинок с красотками, вырезанных из журналов, или столь же типичных портретов Хемингуэя с трубкой или Эйнштейна с высунутым языком. Единственным украшением комнаты можно было назвать окаймленную орнаментом, слегка обожженную по краям и покрытую лаком деревянную разделочную доску, на которой был выжжен профиль индейца с веером перьев на голове и ожерельем звериных клыков на шее. Сам по себе образ краснокожего, висевший над изголовьем кровати, был довольно схематичным, но свирепое выражение его лица в боевой раскраске производило сильное впечатление. В закатных лучах солнца изображение казалось почти живым. Он, как обычно, лежал на кровати с журналом «Наука и жизнь» в руках. На магнитофоне крутилась кассета с записями Beatles. Звучала знаменитая «Yesterday» Пола Маккартни.

– Ну, привет! Балдеешь?

– А, подающий надежды молодой человек! Привет от поддающего!

– Кончай хамить! Разлегся тут, в нерабочее время…

– Имею полное право. После напряженного трудового дня.

– И каковы его итоги? Докладывайте, в устной форме! Скольких нарушителей пропускного режима на единицу площади склада задержали за отчетный период? Сколько попыток выноса кабельной продукции с охраняемой территории пресекли?

– Докладываю: план по нарушителям выполнен на сто семь процентов. Без потерь личного состава. А как вы исполняете решения XXV съезда КПСС? Какие методы оптимизации внедряете, и каков их экономический эффект? Сколько перфокарт сэкономили с начала года?

– На десять процентов больше. А как вы участвуете в социалистическом соревновании к славному юбилею? В которое в едином порыве включилась вся страна. Знаете ли вы, сколько зернобобовых сверх плана намолотили хлеборобы Кубани?

– Догадываюсь, что немало.

– А известно ли вам, с каким неподдельным энтузиазмом обсуждают трудящиеся новую Конституцию СССР, основной закон нашей страны? Страны победившего социализма, которая семимильными шагами идет к победе коммунизма. Под руководством КПСС, ее Центрального Комитета и ленинского Политбюро.

– Я себе это представляю.

– А вы слышали, как неспокойно нынче на берегах Потомака и Капитолийском холме? Как злобствуют вашингтонские ястребы, поджигатели войны, стоящие на службе у военно-промышленного комплекса США?

– Мы их за это решительно осуждаем. Но я вижу, ты вдумчиво читаешь передовицы. Заучиваешь наизусть.

– А ты, как тот самый Абрам, уже прочел завтрашнюю газету?

– А чем она лучше вчерашней? Разве в ней будут новости? Как говорил Станислав Ежи Лец, окно в мир можно закрыть газетой.

– Так нужно уметь читать! Мне тут недавно показали одну хохму. Представь себе, что в советской газете опубликована фотография полового акта…

– Ни фига себе! Это в какой же? В «Известиях» вряд ли. В партийных органах тоже. Скорее всего, в каком-то женском. Какой у женщин главный орган?

– Сам не догадываешься? «Работница и крестьянка».

– Нет, это невозможно. Разве что при полном коммунизме.

– Нет, коммунизм наступит, когда из кранов потечет водка.

– Ладно, будем следить. А в чем, собственно, хохма?

– Погоди, для этого нужна газета. Вот, тебе «Правда», а мне «Известия». А теперь я зачитаю варианты подписей под этой пошлой картинкой. Вот, прямо на первой странице: «Идеи овладевают массами».

– Неплохо.

– А вот еще: «Занятия в университете марксизма-ленинизма». «Партийная работа на местах»…

– Постой! У меня тоже есть: «Агитаторы пришли в коллективы». «Молодежь продолжает дело отцов». А вот еще сильнее: «Освоена сверхглубокая скважина»!

– А вот еще: «Уникальный агрегат введен в действие»!

– «Мастера машинного доения передают опыт молодежи». «Злобинский метод на Брянщине». «Без отрыва от производства»…

– «Эксперимент на орбите»!

– «Новая услуга населению»!

– «Актеры в творческом поиске»!

– «Оригинальная трактовка классического сюжета»!

– «Мастера сцены в гостях у ивановских ткачих»!

– «Дебют молодой балерины»!

– «Новая программа московского цирка»!

– Слушай, я давно так не ржал…

– Ну вот, а ты говоришь, что у нас скучные газеты. Нужно уметь читать между строк. А радио слушать между слов…

– А телевизор смотреть между кадров?

– У нас в общаге жил один студент, родом из Коми. Так он постоянно смотрел телевизор. Когда ни заглянешь в «красный уголок», он всегда там, в полумраке, освещаемый отблесками экрана. Идет программа «Время», рассказывают о материалах очередного пленума ЦК КПСС, о росте урожайности свеклы, увеличении поголовья скота на Смоленщине − он все это смотрит. Все его считали идиотом.

– И зря. В Древней Греции таких людей уважали. А идиотами называли тех, кто не интересовался политической жизнью страны.

– Да у нас полстраны таких! В древнегреческом смысле.

– А полстраны природных. Которые верят газетам.

– А ты в числе каких?

– Надеюсь, древнегреческих.

Он постоянно выдавал какие-то дикие и дурацкие идеи. Однажды, когда мы проходили мимо магазина школьно-письменных принадлежностей, в витрине которого стоял глобус, он заявил, что ось вращения земного шара расположена неправильно:

– Слишком большие территории непригодны для жизни. Якутия с Чукоткой по размеру больше всей заграничной Европы, а что там хорошего? Нужно сместить ось так, чтобы Сибирь и Канада оказались в экваториальной зоне.

– Но ведь кому-то обязательно станет хуже!

– Не проблема. Желающие смогут переехать на новые земли.

– А может, проще раскрутить Гольфстрим в сторону Чукотки?

– Вряд ли. Это как-то связано с вращением планеты.

– И как ты собираешься это сделать?

– Сначала нужно решить задачу оптимизации. Полюсы должны находиться в самых удаленных точках мирового океана.

– Но ведь так оно и есть!

– Нет, не так.

– А давай прямо сейчас и проверим!

Мы зашли в магазин и попросили посмотреть глобус. К моему удивлению, варианты оптимизации нашлись, и мы стали выбирать лучший из них. Конечно, тыкая пальцем в глобус, определить точные координаты было невозможно, но мы решили, что один полюс должен находиться где-то в Тихом океане восточнее Японии, с координатами 160 градусов восточной долготы и 20 градусов северной широты. Другой − в Атлантическом, между Африкой и Южной Америкой, с координатами 20 градусов западной долготы и 20 градусов южной широты. В этом случае экватор прошел бы через Северную Америку, Гренландию, Скандинавию и Сибирь. А что? Нормально! Наконец продавщицам надоело наблюдать, как два великовозрастных оболтуса вертят наглядное пособие:

– Так вы будете покупать глобус или как? Заплатите в кассу и играйтесь дома.

– Нет, спасибо. Этот глобус нам не подходит.

Выходя из магазина, мы услышали обрывок, видимо, давно начатого разговора. Одна из продавщиц, женщина средних лет, сказала той, что помоложе:

– Глобус им не подходит. А где я им возьму другой глобус?

– Мне мой Сема тоже всю плешь проел: надо ехать, люди едут. Он таки решил получить медаль за освобождение города. А я ему говорю: там хорошо, где нас нет.

– А что ты здесь видишь? Правильно он говорит: надо ехать, пока молодые. На мне родители-пенсионеры да еще этих балбесов надо выучить, чтоб они были здоровы, а так бы я давно свалила…

– Я тебя умоляю! Третий год слышу одно и то же.

На улице он рассмеялся:

– Но ты заметил, какая образная речь? Что ни фраза, то анекдот.

– А если сказать им, что ты задумал поворот земной оси, они изменят свои планы?

– Думаю, что их проблемы не в комфортности климата.

– А ты сам не задумывался, чтобы свалить?

– Не вижу необходимости.

– А идеология не давит?

– Все это мелкая рябь на поверхности океана. Я, конечно, могу понять тех, кому действительно здесь невыносимо. Или кого вынуждают. Или человека распирают таланты, а ему не дают реализоваться. Это как в плохом браке: лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Но это все не про меня. А за колбасой и джинсами я так далеко не поеду. А ты?

– А у меня и в мыслях такого нет.

– Ну что же, тогда давай двигать земную ось. Как тебе сама задача? Может, возьмешься посчитать на ЭВМ?

– Да зачем ерундой заниматься? Ну, будешь ты знать эти координаты, и что?

– Наша историческая миссия поставить саму задачу. А потомки что-нибудь придумают. Для прогрессивного человечества это дело техники. Геоинженерии.

– А если и правда долбанут чем-нибудь, и земная ось войдет в прецессию?

– Плавающие полюса? Будет забавно. Кстати, заодно можно будет установить ее оптимально − под углом сорок пять градусов.

– А сейчас сколько?

– 66,6.

– Нехорошее число. А почему сорок пять лучше?

– Потому что все нужно делать под углом сорок пять градусов.

– И что это даст?

– Увеличится угол подъема солнца над горизонтом. Значит, лето будет более жарким, а зима − холодной. Здоровый континентальный климат будет на большей части планеты. Весна и осень станут более короткими и бурными. Зачем лишнюю слякоть разводить?

– Но тогда увеличится территория, закрываемая полярной ночью. И морозы будут сильнее, будут растительность вымораживать. Может, лучше установить ее перпендикулярно?

– Тогда никаких времен года вообще не будет.

– Зато будут комфортные условия в средних широтах. А жизнь на планете будет абсолютно стабильной. И в мире, наконец-то, установится порядок, мир и покой.

– Это будет полный застой. Интереснее уложить ось вращения в плоскость эклиптики. Вот тогда на Земле будет действительно нескучная жизнь.

– Тогда вообще никакой жизни не будет! Везде будут запредельные морозы, и вся живность повымерзает.

– Ничего подобного! Климат зависит не только от высоты солнца над горизонтом − вспомни Британские острова. А еще есть температурная инерционность. Так что жить будем. Но это будет совсем другой мир. И растения, и животные, и мы сами…

– Даже представить невозможно.

– Ну, почему? Думаю, в Голливуде найдутся ребята с фантазией. Придумают сюжет про какого-нибудь учёного-изгоя, вроде Теслы, который задумает таким образом отомстить девушке, отвергнувшей его ухаживания. А заодно всему этому бездарному миру, не оценившему его гений. Но хорошие парни разгадают его коварный замысел и поставят на место и его самого и земную ось…

– Ты кому-нибудь еще рассказывал об этих осях?

– Пока нет.

– И не надо. А то попадешь в соответствующее заведение. Где в некоторых палатах обсуждаются такие проекты.

Многие его предложения, казавшиеся поначалу нереальными, оказывались самыми правильными. Ему говорили:

– Да ладно тебе, это сделать невозможно…

– Именно эту фразу осмелился сказать один из наркомов товарищу Сталину. На что тот мудро ответил: «А я вас и нэ аграничиваю прэдэлами вазможного. Разрэшаю дэлать нэвазможнае!».

Чем меньше человек знает, тем меньше понимает размеры своей ограниченности. Именно это позволяет нам жить безмятежно. Ибо блаженны нищие умом. И только достигнув определенного уровня, можно, не без щегольства, сказать: «Я знаю, что ничего не знаю». Но, вообще-то говоря, это тема неприятная. Даже думать об этом не хочется.

Однако приходится. Хотя бы по долгу службы. Работая в энергетической отрасли, я имел довольно смутное представление о главном предмете этой деятельности. Считал это для себя простительным, поскольку образование имел непрофильное. Однако спросить об этом коллег-специалистов мне казалось совершенно неприличным. Да и в текущей работе этот вопрос во всей своей первородности не возникал. Но неожиданно возник в быту. Когда знакомая узнала, что я работаю в энергетике, она задала давно удивлявший ее вопрос: почему электроэнергия течет по проводам, как ее учили в школе, но не вытекает из розетки? Пришлось кое-как объяснить. Постепенно я и сам успокоился, поскольку заметил, что и мои более опытные коллеги тоже не углубляются в эту тему. И я даже стал подозревать, что это неспроста.

И все же заноза в памяти сидела. Ведь энергия буквально пронизывает нашу жизнь, движет ее, без энергии жизнь вообще невозможна. Она везде, во всем: в электрической лампочке, в двигателе автомобиля, в чашке кофе, в звездном небе и в недрах земли, в наших мышцах и в наших мозгах, в морском прибое и в туристическом костре. Кинетическая, потенциальная, тепловая, электромагнитная, химическая, ядерная. Какая еще? Я чувствовал, что этот зверинец нужно как-то классифицировать, но руки (точнее говоря, мозги) до этого не доходили. И вот под боком появился живой справочник по всем вопросам. Правда, тема эта всплыла случайно.