Читать книгу Единокровные - Игорь Павлович Соколов - Страница 2

Сцена 1.

Меланхолическая музыка. Каменистый берег моря. На берегу стоит высокая статная женщина. Ее видно только со спины. Розовое платье из шелка и густая копна рыжеогненых волос.

Героя не видно (и вся сцена снята его глазами).

Так мы видим, что женщина, стоящая на самой кромке берега, выше его.

Среди волн морских

и в сумерках осенних

я буду ждать тебя.

Это Хакимада, XIV век, – говорит женщина и сразу же оборачивается к камере лицом.

И мы видим, что это моложавая старушка 60—70 лет.

Крупным планом ее игриво улыбающееся лицо.

– Вы только не подумайте, что это для меня флирт, – слышен мужской голос, – просто последнее время я был слишком одинок. Ведь у меня совсем нет друзей… Так, одни партнеры… Вы наверное понимаете, как все безжизненно и пусто в мире бизнеса?!

– А кто вас просил быть капиталистом?! – смеется старушка. – Или вас жадность замучила?!

– О, только не это, – глубокий вздох.

Крупным планом – молодая мужская рука на сморщенной руке старушки.

– Ваши касания вызывают во мне безумную жажду, – смеется золотыми фиксами старушка.

Крупным планом – лицо старушки постепенно приближается к экрану и наконец полностью закрывает его собой.

Черный экран. Слышен вскрик, и после судорожные всхлипы.

– О, мой мальчик, – лицо старушки постепенно возникает и удаляется от камеры, – простите, я не знала, что вы меня пригласили сюда только из чувства уважения.

Старушка опять смеется.

Постепенно ее силуэт удаляется и вместе с берегом моря становится ниже. Слышны удаляющиеся шаги.

– Вы меня здесь бросаете одну?! – кричит в машинальном испуге старушка.

– Да, теперь уже навсегда, – слышится в отдалении голос героя.

Сцена 2.

Поезд. Камера опять смотрит глазами героя.

Купе. За окном мелькает море и горы. Напротив камеры, (т.е. героя) сидит молодая женщина. Она держит ребенка, который сосет у нее грудь.

– Вам не стыдно?! – слышен мужской шепот.

– Чего?! Вас?! – улыбается молодая мать.

– Извините, я просто стесняюсь, – говорит мужчина.

В этот момент камера перемещается снизу вверх. Крупным планом глаза удивленной женщины, все купе и закрывающаяся со скрипом дверь.

Голос: Вы все еще кормите, извините!

Опять скрип закрывающейся двери.

Через минуту снова скрип двери.

Голос: Ну ладно, я буду смотреть вниз.

Камера вместе с глазами героя плавно перемещается вниз, с раскрытой груди, к которой жадно присосался младенец, к широко расставленным ногам женщины.

Поэтому камера с глазами героя стыдливо поднимается вверх к груди.

– Какой-то вы странный, – смотрит вверх задумчивая женщина.

– Это не странный, а мир, в котором я живу, – слышен мужской рассерженный голос.

– Вы чем-то обижены?! – спрашивает с любопытством женщина.

– Да, я обижен вами, вы так просто раскрываете мне свою грудь, что я чувствую себя совершенно раздавленным, вы просто не представляете себе, как угнетает меня вид вашей обнаженной плоти. К тому же я очень одинок.

– У вас никого нет? – спрашивает женщина.

– Есть одна любовница, но ей нужны только деньги, есть приятель, но он работает на меня и воспринимает меня, как хозяина, в общем можно сказать, что по настоящему у меня никого нет.

– И кто же вам мешает кого-нибудь завести?! – улыбается женщина.

– Вот вы все мне и мешаете! – неожиданно слышится сердитый голос.

Опять крупным планом удивленное лицо женщины и закрывающаяся дверь купе.

– Псих какой-то, – шепчет она и крестится…

Женщина укутывает уставшего сосать грудь младенца и внимательно смотрит на пустое сиденье…

Сцена 3.

Крупным планом – цветущие сады за окном в поезде. Тамбур. Рука с зажженной сигаретой и сидящая на мусорном ящике кошка. Другая рука ее гладит.

Тихий шепот: Почему я все время только пытаюсь приспособиться к людям?! Неужели я не умею или совсем устал жить?! Или я всего лишь клоака для грязи всей вселенной и в меня можно плевать всем, кому угодно?!

Истерические всхлипы.

Открывающаяся дверь туалета.

Камера глазами героя входит туда. Грязные обрывки бумаги, пустая бутылка из-под водки.

Потом рука обнажает другую руку до плеча, сдвигая рукав рубашки и лезвие, резко прочертившее полосу на вене… Кровь, стекающая тонкой струйкой в унитаз…

– О, Господи, вознеси меня, – слышится глухой, булькающий в хрипах пронзительный голос, – вознеси и очисти душу мою сиротливую!

Стук в дверь. Учащенное дыхание и опять всхлип.

– Отпусти меня бедного от мира и с миром, – слышится сдавленный шепот.

– Открывай сейчас же, скотина! – слышен за дверью грубый крик. – А то я счас в штаны наложу!

Слышится опять меланхоличная музыка.

Цветущие поляны за окном сменяются обгоревшими склонами.

– Скоро я буду с тобой, – слышится плачущий шепот.

– Слушай, ну какая же ты свинья, – надрывается за дверью все тот же голос.

На этом фоне меланхолическая музыка Дебюсси набирает невероятный оборот и перерастает в смятение.

Сцена 4.

Опять купе глазами героя.

Крупным планом: внимательный и настороженный взгляд молодой матери.

– Вам хочется есть?! – обращается она к нему.

– Спасибо, – шепчет он.

Крупным планом рука, перевязанная бинтами, пропитавшимися кровью.

– Вы хотели умереть?! – грустно спрашивает она.

– Нет, я только хотел вылечиться…

– И как, получилось?! – ее грустная улыбка.

– Нет, не хватило сил, – смущенная улыбка героя.

– Возьмите хлеб, – крупным планом рука, протягивающая хлеб с куском мяса.

Рука героя бережно берет кусок хлеба с мясом.

– Спасибо.

– Вы плачете, – удивляется она, – а зря, в жизни всякое бывает. Вот родители мне говорят, не рожай, что ты одна будешь делать, а я все равно родила, – улыбается женщина, – хоть матерью себя чувствую, да и жизнь не зря проживу.

– Вы так думаете? – задумчивый голос героя.

– Я так говорю, – смеется женщина, – а думать мне теперь некогда.

– Может, так и надо жить, – неуверенно шепчет герой.

– Конечно, – радостно прижимает к себе ребенка женщина.

Дверь купе отворяется и в купе входит пожилой проводник с молодым милиционером.

– Вот этот псих и резанул себя, – указательным пальцем тычет в камеру (т. е. в глаза героя) проводник.

– Ну-ка, встать! – кричит милиционер.

Его лицо искажено какой-то неестественной злобой.

– Возьмите, пожалуйста, – рука героя протягивает милиционеру сто долларов.

– Ах ты, курва, купить меня захотел?!

Крупным планом ускоренная съемка – и кулак закрывает с налета всю камеру.

– Пожалуйста, прекратите, – плачет молодая мать.

Милиционер с удивлением оборачивается на нее.

Женщина кормит ребенка. Опять грудь и пухлые губы младенца – крупным планом.

– Простите, простите, – шепчет милиционер и осторожно взяв из ладони героя сто долларов, выходит с проводником из купе.

Сцена 5.

Крупным планом лицо героя. Из разбитой губы течет кровь.

– Спасибо вам, – шепчет он.

– Да, ну, глупости, – женщина улыбается сквозь слезы.

За окном мелькают грязные, выжженные с чахлыми деревцами бугры.

– Уже видна Россия, – говорит герой.

– Такая грязная убогая, – задумчиво говорит женщина.

– Все это временно, – улыбается герой, вытирая кровь с разбитой губы, – рано или поздно все воспрянет ото сна, как сказал поэт, просто мы попали с вами во времена перемен, исчезновения одних эпох и возникновения других и все мы были просто не готовы к этому.

– А хотите, я вам дам попробовать своего молока, – женщина расстегивает платье, раскрывая правый сосок. Младенец рядом спит и блаженно улыбается во сне.

Молчание. Широко раскрытые глаза героя и женщины. Скрип сиденья от поднимающегося тела героя и приближающийся к камере набухший сосок.

Темнота на экране и только тихие, прерывающиеся молитвенным шепотом голоса.

Женский голос: Будь добрым и умей всех за все прощать,

Мужской голос: Какая ты живая и добрая, почти как моя собственная мать.

Женский голос: А я и есть мать, мать всех живых на земле!

Скрип двери купе. Настороженное и хмурое лицо заглянувшего к ним старого проводника.

Лицо героя и женщины обращено в окно. Он сидит рядом с женщиной, одной рукой обнимая ее, а другой поддерживая спящего ребенка.

– Эй, жмурик, водки не хочешь? – неожиданно смеется проводник.

Герой оборачивается. По его резко выделяющимся на лице скулам видно, как он обозлен и хочет грубо ответить проводнику, но отвечает он удивительно спокойно и тихо:

– Спасибо, не хочу!

Проводник подозрительно смотрит то на героя, то на женщину и быстро выходит из купе.

Сцена 6.

Вокзал. На перроне среди убегающих пассажиров герой и женщина с ребенком.

– Алексей, – говорит она, – вот телефон моей тетки. Я буду с нетерпением ждать вашего звонка!

– Хорошо, – отвечает Алексей и целует ее в губы.

Женщина уходит с ребенком и чемоданом, который катит с ней на тележке грузчик.

Алексей остается стоять на перроне, он курит, глядя, как силуэт женщины быстро исчезает в толпе. Потом рассматривает в своей руке клочок бумаги с телефоном и тут же разрывает его на куски.

Маленькая девочка проходит рядом за руку с мамой и глядя на Алексея говорит матери:

– Мам, погляди, там дяденька плачет!

Алексей слышит ее звонкий голос и улыбается ей сквозь слезы.

Сцена 7.

Офис фирмы Алексея. Алексей сидит за столом в кабинете и перебирает на светящемся экране компьютера финансовые операции своей фирмы.

Напротив него сидит пожилой, худощавый мужчина в черных очках.

– Ну, как отдохнули, шеф?! – улыбается мужчина.

– Просто поразительно! – с заметной иронией кисло улыбается Алексей.

– А женщины были?!

– Видимо-невидимо!

– И воспоминания остались?!

– Среди волн морских и в сумерках осенних я буду ждать тебя, – грустно вздыхает Алексей.

– Что, стали уже стишки пописывать, – усмехнулся мужчина.

– Это Хакимада, Сэм, тебе не понять. Ты вот вечный охранник. Ты служишь мне, как верный пес, и поэтому всегда обижаешься, когда я уезжаю куда-нибудь отдохнуть один, но ведь это так просто понять, что у меня всегда есть необходимость побыть одному.

– И даже без Наташи, – вздыхает Сэм.

– И даже без Наташи, – отвечает Алексей, смущенно и виновато улыбаясь.

– Эх, Алекс, Алекс, – хлопает Сэм по плечу Алексея, – а она так тосковала без тебя. Ты ведь знаешь, как она тебя любит и как ты нужен ней! И ладно бы у тебя кто-то был, какая-то любовница!

– Иногда мне кажется, что я старше тебя на сотни лет, – Алексей грустно смотрит на Сэма.

– Наверно, так оно и есть, – смеется Сэм.

– И еще, Семен, давай оставим эти американизмы, а то эти клички мне действуют на нервы!

– Как угодно, шеф, – развел руками удивленный немного Сэм, – хотя, – (улыбнулся не без злорадства), – если не трудно, зовите меня все-таки Сэмом, ведь собакам клички все же не меняют!

Алексей вытащил из стола глиняную бутылку армянского коньяка и аккуратно разлил по золотым стопкам.

Они выпили с Сэмом по две, закусывая конфетами.

– Кстати, как ваше здоровье?! – подозрительно сощурился на него Сэм.

– Спасибо, все в порядке, – спокойно ответил Алексей, но тут же неожиданно изменился в лице, и резко встал, подойдя вплотную к Сэму, и неожиданно схватил его за галстук:

– Я же просил тебя не спрашивать про мое здоровье, – наклонился он над Сэмом.

– Прости, шеф, забыл, – Сэм резко оторвал руку Алексея от своего галстука, и поднялся, встав к нему лицом к лицу.

– В общем, я прошу тебя не делать этого, – шепнул Алексей, – Христом-Богом прошу…

– Конечно-конечно, – с улыбкой поднял кверху руки Сэм, – я могу идти?!

– Нет, ты сначала объясни, что вы насчет казино надумали?! И чем будет со мной расплачиваться инвестиционный фонд?!

– Честно говоря, насчет казино мы пока что ничего не придумали, но вот инвестиционный фонд расплатится с нами полностью!

– Это уже не плохо, – подмигнул ему Алексей.

– А ты ведь, Алекс, притворяешься, – неожиданно тихо заметил Сэм.

– Что я притворяюсь?! – поморщился Алексей.

– А то, что в жизни ты не такой, Алекс, совсем не такой!

Молчание. Алекс молча разливает по стопкам армянский коньяк и выпивает свою стопку один, глядя в окно.

Идет дождь. Сумерки за окном сгущаются. Сэм тоже выпивает и смотрит Алексу в затылок.

– Иногда, Алекс, я хочу тебя убить, особенно когда ты меня так без причины унижаешь, но все же самое странное, что я подсознательно чувствую, что ты совсем не такой, понимаешь?!

– Ты просто пьян, Сэм, ты давно уже стал хроническим алкоголиком, и если бы ты так ловко не обделывал мои дела, одновременно плавая в своей хмельной луже, то я бы уже давно избавился от тебя! И не будь твоих старых дружков со связями, той самой силы, которая проистекает из глубин нашей грешной Москвы, ты давно бы отвалился от меня куда-нибудь на дно и тебя бы сожрали крысы, самые настоящие – русские, еврейские, армянские, американские крысы…

Постепенно голос Алекса переходит в самый настоящий истерический плач…

Сэм отводит его руки за спину и осторожно кладет на диван.

Крупным планом – дергающееся в конвульсиях тело Алекса. Его расширенные от непонятного ужаса зрачки. В зубах Алекса зажата бамбуковая палочка, заботливо вставленная Сэмом.

Постепенно припадок проходит, но Алекс продолжает плакать, Сэм кладет его голову на колени и гладит с жалостью по разметавшейся в разные стороны волосам одной рукой, другой держит пистолет и целится в портрет президента, висящий над столом.

– Когда-нибудь мы простим его, и нам всем будет хорошо, просто безумно хорошо, – шепчет Сэм, – на островах всегда хорошо, там есть бабы, хорошая выпивка и безмолвные мертвые мишени… По ним стреляют, а они только разевают от счастья свой беззубый рот, – приглушенно хохочет Сэм.

Сэм стреляет в портрет Гитлера и попадает ему в рот…

– Ну, я же говорил, – еще громче смеется он.

В стене раскрывается полукруглое большое зеркало и оттуда выходит обнаженная блондинка.

– Меня вызывали?! – она нахально вытягивает в воздушном поцелуе свои припухшие губы.

– Убирайся, прошмандовка! – ругается за Алекса Сэм и машет перед ее носом пистолетом.

– Да, убираюсь я уже, успокойтесь, – испуганно моргает приклеенными ресницами блондинка, и тут же скрывается за крутящимся в стене зеркалом.

– Сэм, – шепчет Алекс, – найди мне девочку.

– Проститутку, – усмехается Сэм.

– Нет, девочку лет восьми-десяти…

– Старушку, что ли, – смеется Сэм.

– Я серьезно, я хочу кого угодно удочерить, но ты же знаешь, что у Наташи ребенка никогда не будет!

– А как на это посмотрит Наташа? – усмехнулся Сэм.

– Ну, она мне не жена, а любовница, и к тому же моя же прислуга!

– Ну, не знаю! – пожал плечами Сэм.– А тебе и знать ничего не надо! С моей эпилепсией, хрен, мне кто позволит удочерить!

– Даже за бабки! – удивляется Сэм.

– Даже за бабки!

Сцена 8.

Казанский вокзал. Сэм и двое коротко остриженных парней ходят по залу ожидания, выглядывая среди пассажиров детей без родителей.

– Здесь мы врядли что-то найдем, – вздыхает Сэм.

– Уж это точно, – улыбается один из парней, брюнет в черных очках.

– Ладно, пойдем, проедемся еще куда-нибудь, – говорит Сэм.

Они выходят из вокзала и садятся в белый «мерс», и пьют в машине пиво.

– Большинство брошенных детей содержатся в интернатах, – говорити брюнет.

– А оттуда никак нельзя?! – обращается к нему Сэм.

– За бабки все можно! – смеется брюнет в черных очках.

– Нет, я все же немного прокачусь по городу, – вздыхает Сэм и пьет пиво из банки.

К машине подходит инспектор ГИБДД:

– Ну что, гражданин, пьем прямо за рулем? – обращается он к Сэму.

– Почему за рулем?! – удивляется Сэм. – Двигатель же не работает, а водитель еще не подошел!

– Тогда давайте документы, – хмурится инспектор.

Сэм выходит из машины и тут же садится вместе с инспектором в патрульную машину. Сквозь стекло автомашины видно, как Сэм отсчитывает деньги инспектору.

Сердитый Сэм садится в белый «мерс» и едет.

– И на много оштрафовал?! – спрашивает его брюнет.

– Да, ерунда, – хмуро отзывается Сэм.

– Из-за чего же тогда расстроился?!

– Да из-за девчонки, будь она неладна!

– Да уж, нормальные дети на улицах не валяются! – согласился брюнет.

– Да, у Алекса просто крыша поехала! Папашкой решил стать!

– А то ему мало своих проблем! – усмехнулся брюнет.

– Вот-вот, и я о том же! Ну, ладно, поехали! – и Сэм махнул рукой.

Сцена 9.

Вечер. У станции метро к киоску подходит усталый Сэм. Он разглядывает в витрине разноцветные детские очки и шоколадки с сигаретами.

– Мне, пожалуйста, детские розовые очки, шоколадку «Топик» и сигареты «Мальборо» легкие, – говорит Сэм продавцу.

Продавец протягивает Сэму очки, шоколадку и сигареты в окошко.

– Можно, дяденька, я померяю, – обращается к нему рыжеволосая девчонка в грязной розовой куртке, и, не дожидаясь его ответа, нахально одевает на переносицу очки и улыбается ему.

Сначала Сэм снисходительно смотрит на нее, потом постепенно в нем пробуждается интерес к этой, похожей на беспризорницу, девочке и его губы растягиваются в осмысленной улыбке.

– Хорошие очки, – говорит девочка и с сожалением кладет их на прилавок в окошке и быстро уходит, постоянно с улыбкой оборачиваясь на Сэма.

Сэм идет следом за девочкой. Временами девочка останавливается и нарочито развязно откидывает свою ножку в стоптанном старом башмаке.

– Хочешь шоколадку, девочка, – обращается к ней Сэм и протягивает ей «Топик».

Девочка берет и тут же раскрывает обертку и ест, медленно подходя к скверу, и словно угадывая мысли Сэма, садится на лавочку, хитро поглядывая на него.

– У тебя родители есть? – присаживается рядом на лавочку Сэм.

– Можно сказать, что нет, – опускает вниз голову девочка.

– Что значит – «можно сказать»? – раздраженно спрашивает Сэм.

– Отца моего недавно посадили, а мать умерла, – отвечает девочка, нахмурив лобик.

– Значит, плохая наследственность, – глубоко вздыхает Сэм и закуривает.

– А что такое плохая наследственность?! – спрашивает девочка.

– Это когда общее невезение родителей передается их детям.

– А, ну, тогда понятно, – слабо улыбается ему девочка.

– А как тебя зовут?! – наклонился еще ближе к ней Сэм.

Девочка неожиданно хватает Сэма за шею и впивается в него жадным поцелуем.

– Эй ты, сукин кот, ты чего совращаешь мою дочь?! – слышит над собой хриплый бас Сэм.

Подняв голову, он увидел жалкого пьяного и оборванного мужика (такие постоянно бродят возле питейных заведений и просят на бутылку).

По лукавому взгляду девочки и слегка нагловатому выражению лица бродяги Сэм сразу же понял, что эта сцена была ими с самого начала разыграна как по нотам.

– Папа, он, кажется, хотел меня отыметь, – театрально воздевая руки, заревела девочка, сразу же отодвигаясь от Сэма.

Сэм оглянулся по сторонам и, никого не заметив, спросил у мужика:

– Что вы хотите?!

– Как что, возмещения морального вредительства, – сглотнул слюну мужик.

– И сколько?! – хитро прищурился Сэм.

– Ну, тыщ так тридцать, – внимательно оглядев его с ног до головы, прохрипел мужик, – а то счас милицию позовем!

– В общем, шуму не оберешься, дяденька, – хихикнула девочка и проглотила остатки «Топика».

– Ну, что молчишь-то?! – занервничал мужик.

– Не суетись, папаша, – усмехнулся Сэм, и неожиданно вытащив из-за пазухи пистолет, ткнул им мужика в пах, – а теперь по-тихому убирайся отсюда, пока я тебе яйца не отстрелил!

– Ты чего это, – растерянно прошептал мужик, пятясь назад, и мусоля в руках грязную кепку.

– Я два раза не повторяю, а ты, цыпа, останешься со мной, – сказал Сэм и прижал к себе девчонку.

– Вот псих-то, – нервно хохотнул мужик, и тут же развернувшись, выбежал из сквера.

– Ай, – вскрикнул Сэм.

Девочка укусила его за палец, но он еще крепче прижал ее к себе. Потом он что-то шепнул ей на ухо, после чего она послушно с ним встала, и вышла из сквера к автостоянке.

Сцена 10.

Алекс лежит в кровати с Наташей и курит.

– И почему ты отключил свой телефон?! – она обиженно вздыхает и смотрит на него.

– У меня его украли, – виновато улыбается Алекс.

– Но ты мог бы купить себе новый телефон!

– Послушай, – уже более небрежно и, отстраняясь от нее, говорит Алекс, – ты не можешь быть со мной понежнее?!

– Могу, – она сразу же успокаивается и с жадностью целует его.

– У тебя, наверно, там были женщины, – спустя минуту говорит она.

– Ну, а если и были, то разве это что-то меняет?! – криво улыбается Алекс.

– Ты относишься ко мне, как к какой-то бесполезной вещице, – плачет Наташа.

– А разве ты не вещь?! Ты вещь, только купленная мною, – Алекс поглаживает ее ладонью по распущенным волосам и по спине, – моя рабыня и моя служанка, – шепчет он, и тут же набрасывается на нее зверем, и они кубарем скатываются с кровати, завернутые в одеяло, и они уже смеются и целуют друг друга.

Потом молча гладят друг друга руками, пока Наташа не встает с пола и не откидывает одеяла. Крупным планом ее юное стройное тело.

– Какая ты красивая, – шепчет Алекс.

– А что это за затея с девчонкой-беспризорницей?!

– Черт! – ругается Алекс, тоже поднимаясь и обнимая за плечи Наташу, – выходит, тебе Сэм проговорился!

– Не проговорился, а просто все рассказал, он и сам очень волнуется за тебя, – улыбается обиженно Наташа, – ну, и что ты такое затеял?!

– Ничего я не затеял, просто хочу иметь свою дочку! – Алекс тоже рассердился и часто задышал.

– Ну-ну, милый, у тебя опять будет припадок, – Наташа нежно обняла Алекса и покрыла поцелуями сначала шею, лоб, потом лицо.

– Я всегда хотел иметь девочку, – прошептал Алекс, прижимаясь к Наташе, – но ты же не можешь иметь детей, а искать другую женщину вместо тебя я не в силах.

– Не проще ли тогда взять ребенка из роддома или из Дома ребенка? – взглянула на него с улыбкой Наташа.

– Чтобы несколько лет ковыряться в этих пеленках и распашонках?! – усмехнулся Алекс.

– Ну, ладно, пусть будет все по-твоему, мой хозяин, – глубоко вздохнула Наташа и обвила его шею руками.

– Конечно, будет только по-моему, – самодовольно улыбнулся Алекс и, взяв Наташу на руки, быстро закружился с ней по комнате.

– Сейчас уронишь! – закричала она. – Отпусти!

– Если уроню, то лишь с собой, – засмеялся Алекс и повалился с нею на кровать.

Сцена 11.

Сэм держит в руках девочку, раскрывает белый «Мерседес» и бросает ее в машину, как пушинку, потом садится за руль и резко трогается с места.

– Куда мы едем?! – спрашивает его встревоженная девочка.

– На кудыкину гору воровать помидоры, – оборачивается к ней с улыбкой Сэм и дергает ее за косичку.

– Ой, больно, – сморщилась от боли девочка.

– Это тебе за комедию, – усмехнулся Сэм, – и что это был за тип?!

– Это был мой папа, – вздыхает девочка.

– Рассказывай сказки кому-нибудь другому, лично я бы таких пап за одно место подвешивал бы к столбу и раскачивал вместо маятника!

– Вы всегда такой злой?! – глядит на него через зеркало девочка.

– Нет, только когда меня больно ужалят или укусят, – хитро сощурился на нее Сэм.

– Это вы обо мне?!

– А о ком же еще?! Нет, ты мне все-таки скажи, где твои родители и есть ли они вообще?!

– А зачем вам это?!

– Мне это абсолютно не нужно, – задумался Сэм, – но есть один человек, малость тронутый, который просто мечтает удочерить такую грязнулю, как ты!

– Как интересно! – засмеялась девочка.

– А ты молодец, – похвалил ее неожиданно Сэм, – сразу видно, что ты по натуре оптимистка! Кстати, оптимистка, как тебя зовут?!

– По разному, кому как нравится, у меня ведь родни-то нет!

– У меня ее тоже не наблюдается, – добродушно усмехнулся Сэм, – так что мы с тобой родственные души, хотя без родителей порою даже легче, не так психика перегружена!

– Уж это верно, – вздохнула девочка.

– Ну-ну, не унывай, Констанция.

– Как, как вы меня назвали?! – удивилась девочка.

– Констанция, очень красивое английское, прямо-таки королевское имя, – снисходительно улыбнулся Сэм.

– Значит, Консация?! – переспросила девочка.

– Эх, Господи, даже имени своего запомнить не можешь, – с сожалением взглянул на нее Сэм и остановил «мерс».

– Что, уже приехали? – спросила девочка, выглядывая в раскрытое окошко автомобиля.

– Да нет, надо для спокойствия пересесть в другую машину, – подмигнул ей Сэм, – а то, как бы твой папашка не нажаловался.

– Да нет, что вы, он не мой отец, отец мой сидит в тюряге, я же вам говорила, а это так, мой дальний родственник, и как бы его самого не сцапали, – беззаботно махнула рукой девочка.

– Да уж, – усмехнулся Сэм и вышел из машины и раскрыл ей дверь, – ну, выходи скорее, Дюймовочка! Теперь сядем в этот вишневый «Опель».

Сцена 12.

– Какая великолепная машина! – на удивление Сэму обрадовалась девочка новому автомобилю и теперь с какой-то неожиданной нежностью трогала корпус автомобиля.

– Куда вы торопитесь?! – спросил Сэма неизвестно откуда взявшийся милиционер.

– У нас важное дело, – занервничал Сэм, инстинктивно трогая в кармане свой пистолет.

– Отпустите моего папу! – вдруг громко закричала девочка, размахивая перед носом милиционера руками.

– Успокойте свою дочь и предъявите документы, – сказал милиционер, не трогаясь с места, – предъявите ваши документы и пожалуйста побыстрее!

Сэм стал нервно рыться у себя в карманах, поглядывая то на милиционера, то на девочку, прижавшуюся боком к нему.

– Побыстрее! – прикрикнул на него милиционер.

– Что вы так кричите на моего папу, – опять закричала на милиционера девочка, – он добрый, он меня из детдома взял!

Наконец Сэм вытащил свое водительское удостоверение и документы на машину.

– А где ваш паспорт, – строго взглянул на него милиционер.

– Дома забыл, – постарался более убедительно взглянуть ему в глаза Сэм.

– Ну, тогда вам придется проехать со мной в отделение, – пристально поглядел ему в глаза милиционер.

– Извините, но я не здешний, испуганно пробормотал Сэм.

– А номера-то у вас наши, лукаво усмехнулся милиционер.

Наступило неловкое молчание.

– Папа, ты что, забыл, что мы недавно только переехали, – опять неожиданно громко закричала девочка, даже топнув от злости левой ногой, подняв вокруг столб пыли.

– Ах да, ну конечно, – нервно засмеялся Сэм.

– Что ж вы такой забывчивый, папаша, – улыбнулся милиционер и протянул ему документы, – возьмите и будьте аккуратней! А девочку свою приоденьте, а то, что она у вас ходит как Золушка?!

– Да, да, обязательно, – кивнул головой Сэм и стал нервно открывать дверцу машины, потом, когда не смог открыть дверцу, с недоумением взирая на милиционера, отключил на брелке сигнализацию, и дверца открылась.

– Да не нервничайте так, папаша, – милиционер помахал им вслед своей фуражкой. Девочка из своего окна высунула милиционеру язык и помахала кулаком.

– Что за глупый мент?! – весело спросила у Сэма девочка, когда они немного отъехали.

– Ничего удивительного, – вздохнул Сэм, – у нас вся милиция такая, впрочем, другие тоже не лучше! Все лишь зависит от обстоятельств!

– И еще от денег, – заметила девочка.

– Надо же, – рассмеялся Сэм, – какая ты не по годам мудрая!

– О, вы еще не знаете меня, – со смехом ответила девочка.

– И надеюсь, никогда не узнаю, – поспешил ответить Сэм.

Сцена 13.

Ночь. Полная луна. Вишневый «Опель» подъезжает по липовой аллее к высокому двухэтажному особняку.

Сначала раздается заливистый лай, потом из ворот выходит Алекс с мраморным догом.

– Ну, как дела, Сэм? – спрашивает он Сэма, уже захлопнувшего за собой дверцу машины.

– Все в порядке, – улыбнулся в ответ Сэм, – спит, как убитая, на заднем сиденье!